Живые узнаются потому, что они пахнут, зевают, спят и смеются. Мертвецы всего этого не делают.

Владимир Пропп, «Исторические корни волшебной сказки»

Тара оказалась молодой женщиной — лет тридцати-тридцати пяти на вид, хотя кто мог сказать, сколько ей на самом деле? С другой стороны, если уж выбирать себе новое лицо, думала Ви, глядя на нее, можно было бы найти посимпатичнее, не такое носатенькое. Тара же выглядела… обычной. Среднестатистической. Встреть такую на улице — голову не свернешь, чтобы проводить взглядом. Вообще, может, и не заметишь в толпе.

Тара вошла в домик Ви с таким видом, точно на деле она недавно купила себе эту халупу: провела пальцами по стене с ироничной усмешкой, внимательно побарабанила по деревянной панели, будто ей и впрямь был важен звук.

— Котик? Это ты правильно. Таким, как ты, пристало иметь животное, — загадочно обронила она, проведя рукой меж ушей Нибблза. Тот принял ласку на удивление спокойно, словно знал Тару и прикосновение ее ладони было ему привычно.

Ви показала кабинет: наполовину мастерскую, наполовину приемную рипера. Тара осталась довольна. Это не значило, что она перестала иронически ухмыляться.

— Таким как я — это каким?

Тара перекинула с плеча на спину длиннющую ярко-рыжую косу.

— Ты послала Альт Каннингем. И была очень, очень непочтительна.

— Откуда ты знаешь?

— Нет секретов inter la revenantoj, подружка. — Тара села в кресло за компьютером-сканером, где обычно работал Хелльман. — У вас тут курят?

Ви развела руками, сама не зная. Махнула рукой — пусть её. Тара достала изящную «электронку» лимонного цвета, однако дым выдохнула розовый, с запахом киви.

— Предупреждая твои вопросы: да, я могу сделать не только вполне рабочий cerbo для твоего amanto knabo, но и для того bela bastardo, что ныкается у тебя в голове.

Встроенный переводчик Ви пасовал перед словесным винегретом, который Тара производила со скоростью победительницы конкурса скороговорок.

— За отдельную плату.

— Разумеется. — Ви почувствовала, что, несмотря на непримечательную внешность Тары, как-то странно робеет перед ее взглядом. Если бы Ви хоть раз видела себя в моменты, когда чувствовала, что становится Оленихой, она поняла бы, почему. Тара слишком долго жила в «после», чтобы в ней можно было хотя бы угадать какое-то «до».

Ви заметила, что Тара смотрит куда-то ей за плечо. И улыбается. Ви обернулась — отодвинув пластиковую занавеску, в дверях стоял Хелльман.

— Ваш коллега. — Ви неловким движением указала себе за спину.

Тара кивнула и оставила голову чуть наклоненной, глядя слегка исподлобья. Края губ приподнялись, но весь рот ее напрягся, точно Тара собиралась пить через соломинку или затянуться сигаретой — и стала похожа на японскую куклу.

— Будет еще один. — Пробормотала Ви, не уверенная, что будет услышана. — Лучший нейрохирург из известных мне.

— Сойдет, за неимением лучших из известных мне, — согласилась Тара. Но на деле оказалось, что с Харуёши у них тем для разговоров на целый вечер.

Однако это было после.

А пока что они стояли втроем в лаборатории, меж шкафов — по крайней мере, непрозрачных, за что Ви благодарила бога — с искусственными органами, из которых предстояло собрать человека. Ви боялась даже мысленно сказать себе, что это будет Джеки. И потом. Возможно, сперва это действительно пригодится не ему.

— Мне нужно просто вынуть чип, Альт Каннингем разделила нас с Джонни. Но он все еще внутри.

Что тот и подтвердил бесплотным смешком, слышным только Ви одной. Она проигнорировала Джонни, как уже наловчилась, ожидая реакции от Тары. В меньшей степени — от Хелльмана.

— С нами в команде еще Вик. Но что касается меня, он сделал уже все, что было в его силах, а он… профессионал изрядный.

Ви услышала еще один смешок, на сей раз вполне себе существующий в реальности. Хелльман. За ее спиной. Ну конечно, какое у него могло быть уважение к риперу из подвальной клиники.

— Давай я буду честна. Выглядишь ты паршиво. Разваливаешься, это ясно. Не спорь.

На мгновение Ви показалось, что Тара откажется. Нужно было соглашаться на сделку с Альт. Но Тара лишь погасила сигарету и вместо этого достала из переброшенной через плечо сумочки резиновые перчатки. И с демонстративным видом, как риперша в китчевой рекламе, надела их. Натянула край и отпустила, чтобы в тишине мастерской раздался щелчок. Затем второй. Махнула Хелльману: ассистируй. Указала Ви на кушетку: ложись.

Ви стянула куртку. Она чувствовала себя скованно в нетраннерском комбезе. Ткань холодила кожу и слишком уж ее облегала — Ви чувствовала себя голой. Под взглядом Хелльмана лучше не становилось.

Она легла на кушетку — точнее, приняла полусидячую позу. Понадеялась, что Тара, когда подключится, не поймет, как Ви взволнована. А сердце у нее билось ого-го, да что там, Ви не была уверена, что ее не потряхивает так, что было видно невооруженным взглядом. Чего она боялась? Что кто-то опять лезет к ней в голову? Что Тара будет более безжалостна в своих прогнозах, чем Альт?

Ви была готова к тому, что не услышит ничего хорошего. Однако как менялось хитренькое, чуть надменное лицо Тары — от изумления к отвращению и ужасу, пока она пробовала то один разъем на голове Ви, то другой — ей совершенно не нравилось. Уж Тара, казалось, любую плохую новость могла бы воспринять спокойно, разве нет?

Хелльман подошел к ней, и Ви схватилась за его протянутую руку, не сразу поняв, что тот наклонился только для того, чтобы расправить клеенку под спиной Ви. Да, после того, как с нею закончат, тут предстояла грязноватая работа. Ви смущенно уставилась в потолок, не зная, куда еще деть глаза. Медленно разжала пальцы, судорожно сжавшие было ладонь Хелльмана.

Тара клацала кнопками сканера, пока провод от него тянулся к виску Ви. То ли из-за ее действий, то ли по совпадению, но голову Ви точно прошил электрический разряд, на мгновение перед ее мысленным взором возникло воспоминание, как она стоит у захлопнутой двери такси, еще видя в окно силуэт мертвого тела Джеки. Тогда она еще не понимала, что он мертв. Нет, знала, но ее сознание отвергало эту мысль.

Ви невольно ахнула и покосилась на Тару. Та в ответ посмотрела на пациентку. И, не деликатничая, вырвала провод из одного разъема, еще менее аккуратно воткнув его в другой, рядом. Реальность мигнула и обратилась киберпространством. Точно по щелчку пальца. Ви почувствовала, как ее прошивает волна страха. Не должен быть переход быть так легок, ох не должен… Во всяком случае, не для нее.

Да и пространство… все текло. Искрясь, мелькало, как в окне скоростной электрички.

— Это что, брейнданс? Мы на самом деле не?..

— Нет, моя la bela malgranda reĝino, просто мы с тобой слишком оторвались от той жизни, что еще чуть-чуть, и проще будет остаться в этой. — Тара оказалась сбоку от Ви, так же внезапно, как все случалось в сети. Просто раз — и переместилась, мгновенно.

В сети Тара оказалась вдруг выше, чем в реальности. Не как Альт, конечно, но что-то в ней было… не то. Неправильное. Нарушенные пропорции, и Ви поняла: дело не в ее восприятии. Наоборот, по словам Альт, ее мозг пытался собрать перед собой подобие человека. И с Тарой это почему-то очень херово получалось. Она искажалась, как отражение в неспокойной воде. Точно подернутая дымкой, как если бы Ви смотрела на нее поверх буйного высокого  костра.

— Думаю, ты меня поймешь. То, что осталось от твоих мозгов, годится только на помойку. Наверное, ты сама сталкивалась с таким: открываешь капот машины, а там все спеклось. Серьезно, я удивлена, что ты не порываешься мыло есть.

— Ха-ха, — дрожащим голосом произнесла Ви. На деле ее колотило, да так, что она это чувствовала даже здесь и сейчас. Эта дрожь долетала до нее эхом, но все же неприятно отчетливо. — Мне не нужны пессимистичные прогнозы, Тара. Я их в достатке слышала. Каковы оптимистичные?

Тара скривилась. Вытянула палец, то и дело искривляющийся, изрезанный помехами, повела им туда-сюда.

— Я могу разделить вас с Сильверхендом, оставить его в виде чипа, каким он прежде и был, а затем обеспечить подходящее вместилище. Таков же был план?

Обернувшись, Ви заметила, что за ее спиной стоит Джонни. И, что для него нетипично, молчит. Не потому, что изучает Тару. Молчит темным, давящим молчанием, в котором смешиваются «я так и знал» и «я же говорил». И предельная, едва выносимая усталость.

— Готов стать «Адамом»? — Ви на деле не думала, что слава Тары незаслуженна. Особенно тут, в киберпространстве она не рискнула бы сомневаться.

— Хочешь размять руки и набросать черновик? — Джонни фыркнул. Он тоже изучил Тару. Но ему не понравилось то, что он понял.

— Я второй раз предлагать не буду. — Сказала Ви, но не враждебно. И без подначки. Просто предупредила, как уже стала привыкать говорить: ровно, весомо.

— Я подумал. Но нет. — Джонни достал воображаемую зажигалку из воображаемого кармана. Снял с уха сигарету. — Мужик рано или поздно должен выбрать между двумя бабами.

Ви склонила голову набок, и Джонни поднял палец, предупреждая ее феминистское возражение. По поводу лексики, как минимум.

— Ты делаешь то, что мне надо было сделать для Альт.

— Тогда было совсем не то время.

— Пожалуй. Но теперь оно вот такое… Так что я подумал… отправь меня к ней. Я хочу быть с Альт: мы теперь одного поля ягоды. Но растворяться, даже в очень любимом человеке, я не хочу. Это всегда было не по мне. — Джонни зажал губами сигарету, но не прикурил, жестикулируя. Воображаемый огонек зажигалки, не угасая, трепетал, точно настоящий. — А что касается Бестии… Ей и так прекрасно, я смотрю.

Он помолчал.

— Ну надо же. Мелкая воровка научила меня ценить любовь прежде всего остального. Басня рассказана.

— Очень лестно, но… Это в тебе было всегда. Ты ее всегда любил, просто боялся себе признаться. Ну, знаешь, заморочки большого крутого мужика.

— Ой, пошла ты.

Ви смущенно ухмыльнулась. Неужели после стольких дней вражды они действительно пришли к мирному соглашению?

— Я вам не мешаю? Тук-тук, кхе-кхе и всё такое.

Ви обернулась на Тару. Джонни, не двигаясь с места, смотрел поверх ее плеча.

— Вы оба покойники, если не забыли.

— Я чувствую себя нормально. — Ви покачала головой.

— Ой ли? Подогреваешь себя стимуляторами. Искусственными, — Тара поджала губы. — И натуральными. Твоя дилерша… тетушка тебя сдала. Но это не значит, что ты в порядке. Вы разваливаетесь.

— Я умираю, знаю. — Ви почувствовала, что у нее плечи холодеют, не сразу понимая, что это не страх за себя, но горечь от воспоминаний. Они снова заскользили перед ее внутренним взором неостановимым потоком. Она вдруг поняла, что Тара все видит. Да что там, только подключившись к компьютеру, та, видимо, зарылась в воспоминания Джеки, как щенок в осенние листья.

—  У вас где-то сутки-двое. Да, Ви. Нет времени думать.

— Дайте мне час.

Джонни пощелкал зажигалкой, наконец, прикуривая. Ви крутнула ключ на пальце, и звуки слились в один в этот момент. Она опустила взгляд на свою ладонь, слегка изумленная, что ключи при ней в киберпространстве. Как было с Альт.

— Я не философски говорю, mia princino. Вы покойники не в будущем, а в прошлом. Вы просто игнорируете это чистым усилием воли.

Тара повела рукой.

— Это опасная дорожка. Когда думаешь, что у тебя есть еще варианты кроме смерти. У тебя. У твоих близких.

— Если бы их не было, ты бы не приехала.

Ви едва не добавила жалкое «правда?». Тара медленно, точно пантера, приближалась к ней. И Ви вспомнила, каково бояться. Не за себя, не чего-то — но кого-то. Она дала неверный ответ и знала это.

— Когда вы ехали на Деламейне в Ноу-телл мотель, ты ведь сидела и думала: я это переживу. Отболит, и я найду, как двигаться дальше. — Сказала Тара.

И не соврала. Однако Ви почувствовала, как у нее сами собой сжимаются кулаки. Это было ее воспоминание. Она пожертвовала им ради дела, и теперь и без того слишком многие разделяли его, кому она иначе и не позволила бы дотронуться... до чего-то столь личного, столь драгоценного. Тара не имела права…

— Я думала о том, что Джеки привалился к моему плечу, и он еще был теплый, и такой же тяжелый, как при жизни. — Задыхаясь, выплюнула Ви. — Я слышала, что мертвые люди то ли тяжелее, то ли легче — потому что отлетает душа. Он был такой же.

— И пока вы доехали, он успел остыть.

Да. И Ви думала, что она это переживет. Как в другой раз, когда трое «стилетов» пытались изнасиловать ее на заправке, и на мгновение ей показалось, что у нее нет шансов отбиться. Она подумала: если не убьют, я встану, отряхнусь и переживу это. Как-нибудь я справлюсь с этим.

Но Джеки… Ее догнало много после. Когда ее собственная жизнь была не в мгновенной опасности. Первое знакомство с Джонни — и пуф! Стоило ей закрыть за собой дверь квартиры, как знание, понимание рухнуло тяжестью на плечи. Такой же тяжестью, какую она чувствовала, когда на повороте к ней привалилось мертвое тело Джеки. В глубине души она еще не верила тогда, игнорируя факт, что его шея изогнулась так, что живому человеку стало бы больно, нос вмялся в плечо Ви…

Она сжала кулаки так, что воображаемые ключи до боли впились в ее ладонь, словно настоящие.

— Ты думала то же самое, когда в метре от тебя умирал Винсент Пинсиотти?

Ви выдернула шнур, и реальность ударила ее наотмашь. Несколько мгновений она не могла подняться — понимая, почему выходить из сети нужно так постепенно и аккуратно. Но как только Ви почувствовала свои ноги, она сползла с кушетки на пол, оттолкнула Хелльмана, оказавшегося на пути, и пошла.

— Эй, ты куда? — Изумилась Тара. Она сидела за компьютером, с проводом в затылке, ей потребовалось несколько мгновений, чтобы отсоединиться самой.

Ви направилась из кабинета в коридор. Не разъяренно. Не готовая зарыдать. Прямо и спокойно она поднялась и вышла на двор.

— И после смерти люди способны любить, — Тара подмигнула, и Хелльман озадаченно на нее посмотрел.

Сидя на некрашеной ступеньке, Ви глотала горячий сухой воздух Пустошей. Июнь. Она думала, что не переживет мая, но вот она — успела увидеть лето семьдесят седьмого.

Джонни стоял за плечом Ви, точно действительно мог выйти к ней на крыльцо из дверей дома.

— О чем думаешь? — Спросил он.

— Ты знаешь.

О Винсенте.

— Ты сама понимаешь, что не могла ему помочь. — Джонни поддернул брюки на коленях и сел рядом с Ви на корточки. Ни одно из этих движений не было ему по-настоящему нужно.

— Я думаю, почему… — Ви с трудом сглотнула пережатым сухим горлом. — У Джеки будет шанс. У Винсента нет.

В Пустошах и так вечно палило солнце, особенно на закате. Но Ви было душно и жарко от чувств, не от поднимающегося от земли марева.

Винсент был ей тоже не чужой. И он позволял ей называть себя по имени, как мало кому. Интересно, подумала она, что теперь станет с «Джамбулингом»? Это был хороший клуб. И очень важный для нее: они танцевали там с Джеки не раз. Праздновали и заливали алкоголем проигрыши. Это было особенное для них место.

На мгновение она подумала, что, возможно, неправа. Не стоило это и начинать. Нужно было оставить все, как есть, потому что — вот, она видела на примере Винсента. Ты не победишь судьбу. Только получишь от нее в зубы, а вздумаешь отвернуться, делая вид, что что-то решаешь — еще и поджопник. Она только что крепко получила, и чувствовала, что реальность рассыпается у нее в руках. Столько трудов и смерть Винсента как плата. Возможно, ни за что. Возможно, только ради напоминания, что впереди ждет крах.

Ви больше не чувствовала себя Оленихой. Только Ви. Даже — только Валелой. Она возвращалась к себе, только когда понимала, насколько ее сердце разбито.

И Тара это заметила.

Тара догнала ее через минуту. Бросила на ступени крыльца ключи Ви. Ей некуда было прицепить их на нетраннерский комбез, и Ви забыла их на столе. Тара понимала, что эта свзяка — нечто большее, чем ключи от всех помещений в доме. Скипетр прекрасной королевны.

— Я теряла не только Джеки. — Пробормотала Ви, подбирая ключи. Ей не удавалось выкинуть из головы Винсента. Ему она помочь не могла. Тот был потерян для мира навечно. И ей, а также многим другим приходилось к этому привыкать.

— Я тоже, — ответила Тара. Она встала рядом с Ви. — Постоянно кого-то теряю. Никто не возвращается.

Кроме меня самой, проглотила Тара слова. Она стыдилась этого. Что когда-то не умерла. Применила свои знания, была пронырлива и изворотлива — для чего? Только чтобы остаться жить. Те, кто был с ней в то время, теперь давно кормили червей. А кому-то и этого не досталось: развеялись пылью.

Может, именно поэтому она теперь находилась здесь.

— Я думаю о том, сколько людей умирает каждый день, каждое мгновение. — Ви обернулась на Тару. — Почему я дерзаю этому противиться?

Тара покачала головой:

— Зря тревожитесь. Вы должны понимать, что штуку эту дважды не провернешь. Даже если сделать копию.

— Почему?

— Знаете что-нибудь о японской технике кинцуги? Разбитую посуду склеивают заново при помощи золота. Получается невероятно красиво. Но разбей такую вазу или чашу еще раз, и осколки уже не собрать. Можно только отлить ее заново из золота. Однако это будет уже совсем иная чаша.

— Что вы в точности имеете в виду?

— В лучшем случае, вы получите упыря.

— Я не верю в сказки.

— Начинайте. Потому как Вы сама в том же положении. — Тара наклонилась к сидящей на ступенях крыльца Ви. — Я выну чип, как бы глубоко он ни вплавился в разъем, в самый мозг. Но попытка будет только одна. Принцип сознания нельзя копировать из раза в раз. Это вам не буддийское переселение душ.

— «Душа». Похоже, что ли, что у меня она есть?

Буддисты называют то, что остается от человека после смерти, «принципом сознания». Нет, это был неточный перевод, но ближе к тексту не получалось. И душу, пожалуй, нельзя поймать и вернуть в тело. А принцип сознания… что ж, это было частью их религии — путешествие через посмертие к новому рождению.

Тара это знала ещё лучше, чем Ви. Она могла бы ответить на заданный вопрос, но предпочла — на тот, что не был произнесен вслух. Почему она не уверена, хоть и приехала, пересекши весь штат.

— Ты станешь такой, как я. У тебя все задатки.

— Как по мне, Тара, Вы прикольная девчонка и достойная леди. Почту за честь.

— А, вот об этом я и говорю, — Тара усмехнулась. Ви не распознала сперва этот взгляд, только отметила, что он смутно беспокоящий, такой, какой не хочешь видеть дважды… и знакомый. У Тары имелись свои варианты ужимок Оленихи. — Так что, думаешь, этот мир выдержит еще больше Посмертий?

— Миру придется как-то справиться самому.

— О, будь спокойна. Он гораздо больше тебя. Он знает, что делать, если энтропия выходит из-под контроля.

Тара развернулась и демонстративно молча вернулась в дом. Ви обернулась, чтобы посмотреть ей вслед, и наткнулась взглядом на Хелльмана. Он стоял в дверях. Наверняка все слышал.

— Я принес Вам воды.

— Что? — Тупо спросила Ви. Но — да, вдруг почувствовала, что неистово хочет пить.

Однако когда Хелльман протянул ей стакан, поставила его рядом, возле ключей, не притронувшись губами. Продолжая смотреть на горизонт.

— Скажите, Андерс… Когда мы сделаем все возможное… Вы сделаете. Это будет человек, не алгоритм?

— А есть разница? — Ви нахмурилась, и Хелльман поднял руки. Ви он боялся, Олениха приводила его в ужас. Превращать первую во вторую своими словами он не собирался. — Просто неудачная шутка. Но да, это будет естественное человеческое сознание. И навыки останутся. Но память… Буду честен. Воспоминаний столько, что Ваш друг будет напомнать, эм-м… Получившего пулю в голову.

— О, с этим можно работать, Андерс. Продолжайте в том же духе.

Он сел на крыльцо рядом с нею.

— Вы должны понимать. Это не навсегда, вы не победили смерть. Импланты изнашиваются, и такое количество имплантов, собранных в кучу, будут изнашиваться еще быстрее, без оригинальной иммунной системы. Но что еще важнее… они, сами понимаете кто, — это значило «все». — явятся, чтобы убить вас.

— Мне не впервой.

— Может случиться все, что угодно, и гораздо раньше. — Хелльман чувствовал себя обязанным объяснить. — Полностью искусственный организм… какая высокая вероятность киберпсихоза…

— У Смэшера его не случилось. Не считая того, что он явно был мудаком с детства.

— И все же…

— Что стрясется? Еще одна смерть? Ну, это мы проходили, попугайте меня чем-нибудь новеньким, неизведанным.

Хелльман неловко протянул руку, не зная, стоит ли опустить ее на плечо Ви. Подумав немного, он решил, что все-таки не стоит. Ви видела его скованное движение в отражении сияющего бока собственной машины, припаркованной перед крыльцом.

— Я думал, мы больше не увидимся, потому что Вы не протянете и пары недель. И ошибся, но это, — он указал на Ви, себе за плечо, на дверь в лабораторию. — Это больше в несколько раз, и все равно немного. Несколько лет. Пять. Если очень повезет, десять. Что вы будете делать потом?

— Умирать, очевидно, насколько я слышу в Ваших намеках. Но за десять лет много можно придумать. Даже за пять. — Она повернулась к Хелльману и взглянула в глаза. — Посмотрите, что мы сделали за сорок девять дней.

— Да, работа уникальная, — Хелльман улыбнулся, и Ви поймала себя на мысли, что, кажется, он не такой плохой человек. Мягкохарактерный и без деловой хватки — во всяком случае, уж точно не того масштаба, какой требуется при сотрудничестве с «Арасакой». Но не злодей. Как известно, ножом можно очистить картошку, а можно пырнуть в печень соседа, и не вина того, кто сделал этот нож, что решишь именно ты.

— Я научилась любить в огне и под градом камней от разрушающегося мира, Андерс. Это умение много мне стоило, но я довольна результатом.

— Вы еще будете счастливы. — Кивнул Хелльман. — Периодами.

— Я просто… просто боюсь, что все это зря.

— Понимаю.

Она посмотрела на него, и Хелльман невольно смутился, понимая, что Ви ждала от него утешения. Ему нечего было ей ответить. «Вы его любите,» — мог бы он спросить или сказать утвердительно, полагая, что не ошибется.

— Он Вас любил. Очень сильно любил, — произнес в итоге Хелльман. — Я вижу по воспоминаниям. Вы были очень ему дороги.

Ви отвернулась, моргая, чтобы не пустить слезы. Что она могла сказать? «Я знаю»? А знала ли она?

— Думаете?

— Полагаю. — Хелльман пожал плечами. Его сомнения таяли от понимания, что эта девчонка, возможно, психованная. И часто неправая. Но… совершавшая все это не ради себя. Без надежды на взаимность. Хелльман подумал: это аргумент. — Вы делаете все, что от Вас зависит. Я сделаю то, что зависит от меня.

Ви снова повернулась к нему. Глаза ее влажно блестели, но щеки остались сухи.

— Я так и не могу поверить, что Джеки умер. Для меня он жив — просто отсутствует.

— Так и есть… То есть, так и будет. Нет, так и есть. Если принцип сознания сохранен, он понимает, кто он и где находится. 

— Звучит ужасно.

Хелльман равнодушно пожал плечами. Ему так не казалось. Он бы предпочел подобное бессмертие, чем вовсе никакое. И это была главная причина, во всяком случае, из осознанных им самим, отчего он вообще возился в Пустошах с какой-то оборванкой в душной хибаре. Уж не из-за ее посулов «подарить патент» или осыпать деньгами. Хелльман стелил себе соломку на всякий случай.

— Не могу выбросить из головы, что у Винса, может, тоже была подружка. Или пара подружек. — И совершенно точно у него есть сестра, если сама еще жива, насколько Ви помнила — это у нее она спиздила крутое прозвище. — И ни одна из них не дерзнула сделать то же, что и я.

— Ни одна не сообразила… — Хелльман понял, что говорит не то. Ви требовалось не похвала, а утешение. — Ох, слушайте… Вам нужно отплакать по нему. Станет легче.

— Я не умею плакать.

— Это все умеют. — Хелльман произнес это тише, и оттого как-то мягче. — Просто не все себе позволяют. Подумайте о самом лучшем, что было в Винсенте.

— Мы не были так уж близки… — Ложь. — Мы росли вместе. И хоть я всегда считала, что его сестра куда круче, Винс постоянно маячил где-то рядом. Как деталь пейзажа, но он был неотъемлемой частью каждой сцены, которая… приносила мне радость.

«Джамбулинг».

— Он был хороший, — пискнула Ви, не в силах прогнать вставшее перед глазами видение Джеки. Заменить его лицо, расчерченное неоновым светом танцпола, на видение Винсента. — Он был самый лучший. Боже, я так скучаю по нему.

И Ви поняла, что Хелльман прав. Слезы сами собой как-то побежали, стоило ей подумать о Джеки. Она все вытирала и вытирала лицо, не хныкая, не сотрясаясь в рыданиях. Просто то ладонью, то тыльной стороной руки проводила по щекам под глазами.

— Вы не знаете, что делать с плачущими женщинами, так? — Спросила Ви, кривовато улыбаясь. Слезы все текли.

Хелльман неловко пожал плечами. Он поднял руки, точно готовый поймать Ви, если она будет падать. Но она просто смотрела на него, пока слезы бежали у нее по щекам, как у статуи на фонтане викторианской эпохи. Так плачут от лука, от попавшего в глаза дыма, но не от горя. Вот поэтому Хелльман и не знал, что с нею делать.

Он невольно подался к ней, надеясь, что ее плач станет человечнее, если она… и, да, она ткнулась ему в плечо, все так же немо и скованно. Тяжелая, как статуя. Ее едва гнущиеся пальцы сжали лацкан его пиджака, точно каменные.

И в этот момент Ви вдруг почувствовала, что ей, наконец, становится лучше. Она на мгновение стала Валелой. И, вопреки обыкновению, не возражала на этот счет.

— Скажешь кому-нибудь, что я так расклеилась, я тебя убью. — Сказала она, через минуту отрываясь от его плеча. Но на этот раз звучала она так, что никто бы в ее угрозы не поверил.

И Хелльман не стал.

— Не убьете. Я вам нужен.

Ви вытерла запястьем под глазами. Слезы иссякли. В них больше и не было нужды.

— Почему Вы мне помогаете, Андерс?

— Вы платите.

— Этого разве достаточно? — Она вдруг поняла, что с ее стороны было дальновидно задаться вопросом еще раньше. Да, она платила. Да, она подкинула неплохой выход для карьеры Хелльмана. И все-таки она не могла поверить, что он всерьез работает на нее, не собираясь продать и перепродать.

Он ведь согласился ей помочь куда раньше. В задрипанном номере мотеля в самой жопе Пустошей, избитый, истерзанный и украденный. Она пробудила его пощечиной, а он сказал, что она умрет. И посочувствовал.

— И все же, Вы в жизни не забудете, что я служил «Арасаке», верно?

Ей понравилось, что он сказал это в прошедшем времени.

— А Вы — что я устроила на Вас натуральную охоту. Мы союзники, но мы не друзья. — Ви потерла паз, в который вплавился чип с конструктом Сильверхенда. — О, эту дверцу мы открыть не сможем, каждый из нас подпирает ее со своей стороны. Но что насчет «Кан-тао»? Служите? Или «служили»?

Он поднял на нее измученный взгляд.

— Я человек науки. Но иногда приходится… вам не понять.

Ви не ответила, но подумала, что, на самом деле, узнает это чувство. Не то же самое было с ней в армии? Забавно… обычно с людьми случается так: ты полагаешь, что будешь верен себе до конца, но вот тебя поманило богатство или власть, и ты уже готов на все. Ви же растили не так. Ее родители, наполовину статики, наполовину изгои, разочаровавшиеся в кочевой жизни, учили ее, что иногда важнее промолчать. Даже прогнуться. Даже изменить себе. Но зато остаться при своих. Спать еще одну ночь под крышей, есть хлеб — а лучше, что-нибудь пожирнее. И Ви полагала, что сможет это, если постарается. Оказалось, что хрен там плавал. Если приходилось идти против себя, резьбу у нее срывало быстро. И бурно. Она сама удивлялась, как ее не обнулили по-тихому, а уволили без особого скандала. Может, ждали, что она в ноги упадет и попросит ее вернуть. И она едва этого не сделала. Бабушкин голос в голове так и говорил: заткни свою гордость, делай по-умному. Но ее так замутило, что рта раскрыть не удалось.

Ну, а после, у Баккеров, Ви и пытаться не стала, зная, чем кончится.

— Позвоните мистеру Вектору. — Сказал Хелльман, поднимаясь, пока Ви не вздумала задавать ему еще каверзных вопросов. — Пусть приедет завтра же с утра. Времени у нас в обрез.

Разводы от ее слез так и темнели на его рубашке.

Когда Хелльман ушел, Ви осталась наедине с Джонни.

— Рева-корова, ну и устроила ты тут спектакль! — усмехнулся он. — По мне-то поди и слезинки не проронишь.

— Посмотрим. — Ви пожала плечами. — Ты же не умираешь. Просто уходишь в киберпространство. Будешь писать мне письма.

— Только на Рождество. Точно не чаще.

— Ты уверен? — Ви цокнула языком. — Я в том смысле… Ты хочешь оставить все попытки обрести тело?

— А тебе что, выгодно меня отговаривать?

— Нет. — Ви пожала плечами. — Просто утишаю свою совесть.

— Видишь ли, Ви… — Джонни облокотился на перила крыльца. — Ты моим заверениям не веришь, понимаю. Ты би, так что наверняка куча парней тебе говорили «дорогая, я изменился». И пара девчонок, наверное, тоже. А потом оказывалось, что это пиздеж. Но ты поверишь, если я скажу: просто я понял, что ты этому миру нужнее, чем я?

— Вот в это? Никогда! — Она рассмеялась, впрочем, без особенной враждебности. — Брось, Джонни, ты еще не все дела на этом свете переделал.

— То-то и оно. Ты их раскачаешь лучше, чем могла бы сотня бомб, маленькая Тигровая Лилия. Ты думаешь, что просто борешься за свое счастье, а на деле исполняешь мою мечту: сотрясаешь, блять, устои. Видимо, мне остается только исполнить твою — присоединиться к хаосу.

Ви смотрела на Джонни, вдруг осознав, что ей стоит запомнить его таким — пронизанным закатным солнцем в тайном уголке Пустошей. Каким его никто не видел кроме нее. А скоро и она сама этого лишится.

— Не знаю, герой ты или злодей, но ты рыцарь. В каком-то роде. Борешься против Левиафана во имя прекрасной дамы. — Джонни ответил смешком, но Ви это не смутило. — А я скорее злая королева. Не важно, что я чувствую, что права. Но не так ли начинаются сказки?

Она покачала головой. Да, на прекрасную царевну она не тянулая, начиная уже с «прекрасной».

— Блокбастеры по сказкам. Королева так хотела вернуть суженого, что расхерачила весь мир. Это я сделать и собираюсь.

Вот только не был Джеки ее суженым. Усложняло ли это дело? Нет. Ее чувства? Да. Но не влияло на решения.

— Киберпространство тем и прекрасно, что я даже смогу за этим наблюдать.

— О, Джонни. — Ви покачала головой с материнским умилением. Но и не без грусти. — Если ты решился… когда ты уйдешь, я выпью за тебя стопку «олд-фэшн» и поставлю «Песню расставания».

— «Таких больше не пишут».

Ви подняла руку с воображаемым бокалом, хотя рядом стоял вполне настоящий стакан с водой, и Джонни сделал то же самое. Они притворились, что чокаются.

— «Таких больше не пишут».

И еще несколько минут они сидели молча, пока от солнца не осталось тонкой багряной полосы над горизонтом. Наконец, примирясь.

«Передать что-нибудь Бестии?» — собиралась спросить Ви, но внезапно закашлялась. Вдруг как-то много горячей жидкости поднялось у нее в горле, и через рот, через нос хлынула кровь. Ви привыкла к тому, что у нее то и дело зубы красные, а на языке металлический привкус, но столько… столько не было никогда. Кровь лилась и лилась, мешая ей дышать, не позволяя позвать на помощь…

Смазанной тенью на краю бокового зрения дернулся Джонни.

Ви рывком поднялась, держась за перила, но поняла, что ноги ее больше не держат. А дощатый пол стремительно приближается. Однако сознание она потеряла раньше, чем упала.

Она открыла глаза и увидела потолок. В голове стоял шум, как после обморока. Рассеивайся, сука, рассеивайся, взмолилась Ви, надеясь, что это не значит, что она совсем того — помирает. Она вспомнила, как сказала Джеки: «не смей умирать» и почувствовала своей рукой, прижатой к его шее, что пульса у него больше нет. Ви закусила губу, надеясь почувствовать боль, чтобы отвлечься. И боль пришла: больше, чем она просила. Все тело казалось занемевшим, как от долгой неподвижности, но голова горела огнем. Ви попробовала поднять руку — завела ладонь за затылок, напрягая шею… ничего из этого не усилило ее страданий. Но подушка была мокрой, и волосы тоже. Кровь, крови больше, чем Ви привыкла. Сердце у нее пропустило удар.

— Я что, умираю? — Спросила она у тени, которую видела на грани зрения справа.

— Больше нет. — Тень приблизилась и оказалась Тарой. За ее спиной Ви видела Хелльмана, снимавшего окровавленные перчатки. И Виктора. Очень встревоженного.

— Вик, — Ви невольно улыбнулась. Тот не ответил ей тем же. Ничем не ответил, отвернувшись. Хелльман тоже смотрел в сторону, недовольный. Ви могла бы сказать, что он в гневе, если б допускала, что Хелльман вообще способен на столь бурные чувства. — Я… я все еще Ви?

Она задавала этот вопрос столько раз, подсознательно уверенная, что на него будут отвечать: «да». Та ее часть, что стала Оленихой, берегла ее от полного слияния с Джонни. Отрезала ему путь к самой сути ее личности. Но Тара взглянула на нее виновато и развела руками. У Ви упало сердце.

— Так я…

— Нет… не вполне. — Хрипло сказал Виктор. Он так и стоял в стороне, не приближаясь. Ви поняла: только что приехал. Когда все оказалось уже кончено.

Опоздал.

— Но Джонни…

— Прости. Про Джонни придется забыть. — Тара выглядела странно неприкаянной. Не знала, куда деть глаза, руки. — По крайней мере, он не хотел, чтобы ему сделали тело.

Это не означало, что он не хотел жить.

— Блять, — сказала Ви. Она медленно села, что ей вполне удалось, несмотря на ноющую боль во всей голове от лба до затылка, хотя тело казалось тяжелым, неповоротливым. Она потрогала под волосами выше шеи, но кровь от тепла ее кожи уже слепила волосы в жесткую корку, хотя кончики еще оставались влажными и пристали к лопаткам. Что там, новый шрам? Она не могла нащупать. — Ну блять! Все труды в пизду. Какого хуя?!

— Я должна была решать, как сохранить тебе жизнь, — Тара злилась. — И выбор этот лег на мои плечи. Я сделала то, что было разумно в этой ситуации… Я не Альт Каннингем, я не могла разделить вас — больше нет. Когда ты начала уходить, биочип среагировал…

— И снова спас мне жизнь, — хрипло пробормотала Ви. — Снова впаялся мне в мозг.

Тара пожала плечами. Что это за жест-то такой?!

— Так ведь? Джонни пожертвовал собой, чтобы я могла жить?

— Он… эм-м… вы слились, — Тара закончила полувопросительно. — Слушай, не знаю, как это объяснить… Но теперь биочип чист. Данные уничтожены. Можешь загнать «Арасаке» и поржать. Но то, что было на нем записано… теперь навечно часть тебя. Энграмма Сильверхенда переплетена с той, что из тебя сделала Альт. Вы просто один человек — и все.

— Ох, это… — Ви озадаченно приложила руки к щекам, затем к груди (именно так бы Джонни и сделал, едва попав в ее тело). Но все ощущалось родным, знакомым. Пока что Ви не чувствовала, что как-то переменилась. Но, может, это и значит, что они теперь «один человек»?

Она должна была горевать, спрашивала себя Ви. Но слез не было. Напротив. Такой свободной она давно себя не чувствовала. И такой полной сил.

— Ты вообще как, все еще девушкой себя чувствуешь или на этот счет что-то уже поменялось? — Спросила Тара осторожно.

— Иди ты… — Ответила Ви. Ей нужно было переварить новости.

Она встала с кушетки, в точности, как… а сколько, собственно, часов назад? И точно так же побрела по коридору, но на сей раз — в свою комнату. За окном чернела полночь.

Остановить Ви никто не попытался. Крикнуть что-то вдогонку — тем более.

Уже в своей спальне Ви скинула вещи со стола, уперлась в столешницу руками и замерла, тяжело дыша. Спину у нее свело от напряжения, позвоночник похолодел. И не было больше Джонни, чтобы сказать что-то по этому поводу. Хотя бы «радуйся, дура».

Но она не могла. И плакать тоже не могла, потому что Джонни не умер, во всяком случае, не сейчас. Не ушел, чтобы она могла по нему скорбеть. Но и найти его внутри себя она уже не могла.

Может, ей следовало попробовать заглянуть глубже.