Хао просыпался тяжело, облизывая потрескавшиеся от напряжения губы. Встреча с Великим Духом по определению не может пройти легко, неважно, сколько у тебя сил и опыта в запасе, неважно, знаешь ли ты, чего ожидать, или не знаешь. Синий кит в сотни раз больше полевки, но перед необъятным многомерным знающим космосом все они были песчинками, которые по счастливой случайности прицепились к его шершавой морщинистой ладони. Хао лежал долгое время с закрытыми глазами, пытаясь восстановить свой странный и беспокойный сон. Что там было?
Пуповина. Младенцы. Близнецы, сложенные валетом. Это ясно.
Он вспомнил чувство облегченной благодарности. Чувство, будто бы он вернулся домой после долгих лет — сотен лет — дороги, и неважно, что дома у него никогда не было. Что могло заставить его испытывать такие сильные эмоции? Хао вздрогнул от воспоминания.
Трон. Грубый и грузный, из серого камня, испещренного трещинами и увитого плющом. Этот трон выглядел, как самая древняя вещь во всей Вселенной, — и именно так оно и было. Но это было неважно. Важно было, что он пустовал.
Мир никогда не оставался без присмотра, и даже сейчас нынешний Король лениво косился на Турнир, ведомый болезненным любопытством. Король — один из его убийц! — смотрел на Хао, пока Хао смотрел на Великого Духа. А тот показывает ему пустой трон: прозрачный намек о своем решении.
Победитель Турнира был выбран еще до основного этапа. Хао и до того момента читал знаки о своем будущем, но одно дело гадания, а совсем другое получить одобрительный кивок от самого Великого Духа напрямую. Разница была колоссальной.
Хао открыл глаза в полной уверенности, что увидит обшарпанный потолок одной из хибар патчей, но вместо этого увидел предрассветное серое небо. Он некоторое время рассматривал мелкие утренние звезды с тонким серпом прозрачного месяца, а потом встал.
Перед ним сиял сам Великий Дух. Он был так близко, что Хао мог рассмотреть скопления душ — как созвездий — танцующих в глубине его великолепной искрящейся мощи. Давящая на виски, но успокаивающая сила была совсем рядом: протяни руку и сольешься.
Великий Дух пожелал, чтобы он проснулся именно здесь, в бьющемся сердце деревни, в сердце всего мира, и Хао даже знал причину.
— Тебе тоже надоело человечество.
Великий Дух продолжал водить хороводы из людей, слонов, котов, трав, обезьян и каракатиц. Все души показывались на миг и тут же исчезали, примеряя другую роль в непрекрающейся пляске. Смертельно красиво и притягающе. Стоило хоть на мгновение отвлечься, и сознание бы тут же расслоилось, вбирая в себя всю глубинную мудрость и странные образы, которую бы не выдержал слабый человеческий мозг.
Во сне было что-то еще. Его вторая смерть — кровоточащая рана в груди. Матамунэ дрожал, когда занес катану в ударе милосердия, и у Хао на устах навсегда застыла грустная улыбка. Матамунэ залез ему за шиворот и лежал там, по-кошачьи рыдая и молясь, пока труп не остыл. Никто не посмел его беспокоить.
Предательство. Его предадут. Вонзят нож в спину, но будут жалеть об этом после.
О духи, кто? Нет, не так. Сколько можно?!
Хао скорее почувствовал, чем услышал шевеление сзади. Он повернулся назад одним корпусом, лукаво скосив глаза.
— А, Пейот. Доброе утро. Рад, что ты выжил.
Блудный шаман был без своего мексиканского пончо, без сомбреро и без гитары. Он пришел безоружным, в простой одежде, футболке с одним лишь рукавом, не поддерживая привычного образа. Он даже не заплел волосы и бороду в одну косу, как это делал обычно. Пейот вернулся в команду на рассвете, но узнал, что господина нигде нет и никто не знает, где его искать. И он — он один — догадался.
Не дойдя с десяток шагов, Пейот молча преклонил колени. Хао со вздохом повернулся к нему, читая мысли.
— Ты просишь прощения у меня или Великого Духа?
— А есть разница? — глухой, надрывистый голос. Плакал, громко и долго.
Рука Пейота отсвечивала клеенкой и то, что он сначала принял за рукав футболки, смотря краем глаза, на самом деле оказалось свежей татуировкой-рукавом. Японские иероглифы, совершенно точно выбитые не-японцем, складывались с ошибкой написанное слово "друг". Рядом Хао увидел свой не самый лучший портрет с рыжим котом чуть поодаль.
Просто очаровательно.
— Есть. Пока есть, — ответил Хао, чуть дрогнувшим голосом. Не от татуировки, а от жеста. Он даже знал, кто именно из патчей согласился бить это недоразумение.
Пейот всем своим видом выражал искреннее раскаяние. Так было каждый раз, когда он возвращался, и повторится, когда он отречется, чтобы вернуться снова.
Если не выкинет чего-нибудь похуже, а после будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
Внезапная догадка осенила Хао. Он сделал несколько размеренных шагов навстречу Пейоту, рассматривая его, словно впервые. Быстрая мысль — призвать Духа Огня и осквернить человеческой кровью это священное место. Убить человека, который с чистым сердцем пришел к нему сейчас и который предаст его потом; покарать за грех, которого он еще не совершал.
Но был ли смысл? Предсказания Великого Духа всегда были точны, а самосбывающиеся пророчества никто не отменял.
Хао остановился, кидая длинную тень на коленнопреклоного Пейота, не смевшего даже поднять голову.
— Тебе удобно? Вставай. Пойдем домой.
Пейот поднялся на ноги и впервые посмотрел своему господину в лицо, даже не подозревая, за что именно его заранее простили.
— Ты расстроен. Что-то случилось?
Хао никогда не понимал, как Пейот так легко считывает все его эмоции. Даже те из них, о которых он и сам едва ли догадывался.
— Просто устал, — соврал он с досадой. — Беседы с Великим Духом очень выматывают.
Они пошли по пустой деревне, укрытой ласковым взглядом Великого Духа. Пейот показывал ему дорогу. Все еще было свежо, роса и утренний сквозняк неприятно холодили ноги.
Рассветную тишину, когда сон слаще всего, нарушил чересчур громкий спор двух людей в бесформенных коричневых одеяниях, издалека напоминающих взъерошенных воробьев. Перья в их прическах только поддерживали эту ассоциацию.
— Я не позволю тебе!
— Тебе стоит пересмотреть свои приоритеты.
Хао подошел ближе и обвел двух притихших патчей взглядом. Пейот остановился за его левым плечом.
— Нихром. Силва.
— Господин! — радостно воскликнул Нихром. — С прошедшим испытанием! Твои люди все на месте, ты не ошибся ни в ком из них.
— Господин? — прохладно переспросил Силва, скривив рот, будто в его глотке застрял килограмм-другой лимонов. — Как это понимать?
Нихром самодовольно усмехнулся, окинув Силву дерзким взглядом, подтверждая все его худшие догадки.
— Спасибо, — Хао кивнул Нихрому и перевел взгляд на Силву. — Йо уже проснулся?
— Нет, — возмущение Силвы стушевалось беспокойством. Когда речь шла о Великом Духе, нельзя быть ни в чем уверенным. — Но еще очень рано.
— Достаточно, — весомо отрезал Хао. — Ему бы стоило быть порасторопнее. А теперь можно узнать, чем я обязан честью встречать сразу двух жрецов рядом с домом моей команды?
Нихром указал взглядом на Силву. Тот вздернул подбородок, пытаясь скрыть за гордо выпрямленой спиной страх перед ним.
— По воле Великого Духа мы должны выселить вас из деревни. Мы не исключаем твою команду из Турнира, но время до начала следующего этапа вы проведете в пустыне.
Хао на некоторое время оторопел от такой наглости, но удивление быстро сменилось сарказмом.
— Господин, я пытался... — начал было Нихром, но Хао прервал его, вскинув руку.
— Воля Великого Духа, говоришь? Интересно, почему же он напрямую не поведал ее мне.
Силва сдвинул брови на переносице, не понимая.
— Только патчи могут...
— Я тоже патч. Да-да, не морщься, мой дорогой потомок! Я умею читать его знаки не хуже любого из вас, а еще отлично понимаю всю подноготную племени. Приятно знать, что даже после стольких лет вы остаетесь верны доброй традиции выдавать прихоти вождя за волю Великого Духа.
Силва замолк. Он с самого начала знал, что неправ, и совесть не позволила ему спорить дальше. Он знал, что Голдва отправил его к Хао как неугодного жреца, пожертвовать которым не жалко. Хао читал его растерянный грустный образ легко, словно написанную своим же почерком книгу.
— Мы никуда не уйдем, а ты лучше стереги Йо. Мы оба с тобой не хотим, чтобы он сошел с ума, по незнанию засмотревшись на Великого Духа. Каждый должен заниматься своим делом.
Хао прошел между Нихромом и Силвой в двухэтажный дом. Внутри было шумно, душно и пыльно, что прекрасно характеризовало все племя патчей, но даже такая, более чем аскетичная обстановка, радовала его команду после долгих скитаний. Пейот уважительно кивнул ему и нырнул в соседнюю комнату, Хао же пошел на звук развеселых голосов по скрипучим ненадежным ступеням.
Команда собрала из ящиков и деревянных бочонков подобие стола и разместилась в обширной комнате. Большинство сидело на полу, Мари уютно залезла с ногами на подоконник и впервые за все время улыбалась. Зен Чин методично скрежетал по консерве ножом, пытаясь открыть ее. Блокен и Мухаммед, предостерегающе переглянувшись, пытались незаметно от него отодвинуться. Все были бледны и выглядели разбито — Великий Дух умел потрепать нервы — но счастливо. Когда Хао зашел, все замолкли, а Канна сделала очень быстрое движение. Ее руки оказались под импровизированным столом.
— Доброе утро! Как спалось?
Среди команды послышались нервные смешки.
— Спасибо, что живой, — ответил за всех Блокен.
Хао едва удалось спрятать озорную улыбку. Он решил пока не обращать внимания на напряжение и многозначительные переглядывания явно что-то скрывающих приспешников.
— Мухаммед. — Араб вздрогнул даже от мягкого тона, но пересилил себя и оторвал взгляд от пола. — У нас не было случая поговорить, но я рад, что ты выжил после атаки Сариэля. Это дорогого стоит.
— В этом нет моей заслуги. Если бы не Жанна...
Хао властно зыркнул на него, и Мухаммед запнулся.
— Не нужно мне объяснять, что я видел и так. Сверхдуша Сариэля была ослаблена, иначе бы от тебя не осталось и мокрого места. Я вижу, мои тренировки хоть для кого-то не прошли даром. Фуреку тебе не хватило, но это дело наживное. Выбор техники и ее исполнение были прекрасны. — Хао замолк, дав возможность Мухаммеду переварить сказанное. — Шанс выжить был у всех, но только ты воспользовался им.
— Благодарю, господин, — Мухаммед склонил голову от переполнивших чувств и широко улыбнулся от неожиданной похвалы.
— У меня есть пара мыслей насчет тебя и твоего джинна. Напомни мне позже, иначе я забуду. У вас прекрасный тандем. — Хао еще раз оглядел своих людей. — А где Жанна? У меня к ней серьезный разговор.
— Гуляет в пустыне с Опачо, — ответил ободрившийся Мухаммед, — она хотела потренироваться.
Хао кивнул, вкрадчиво подходя ближе. Все неотрывно следили за его движениями. Он остановился напротив Канны.
Канна затравленно поежилась и покосилась на Люциуса, отчаянно прося о защите. Он оторвался от стены и хотел было что-то сказать, как Хао наклонился и достал из-под ящиков спрятанную ею начатую бутылку вина. Еще с дюжину закрытых бутылок с алкоголем покрепче, целую кучу банок из-под пива и еще какой-то современной яркой дряни он решил проигнорировать.
Под общее немое изумление Хао сделал пару глотков дешевого кислого суррогата прямо с горла и вытер рот ладонью.
— Вы правда думаете, что я такой ханжа? — с умилением произнес он, смотря на алые щеки Канны. — Отмечайте. Повод более, чем весомый. — Хао выдержал театральную паузу. — Сегодня Великий Дух избрал меня Королем.
Команда ликующе взревела и зааплодировала. Матильда взвигнула от счастья и отобрала бутылку у Хао. Зен Чин оперативно доставал консервы и полуфабрикаты, спрятанные за бочками, и даже какой-то вкусно парующий котелок, в котором уютно уместился Дух Огня.
— Это победа! — возликовала Мари тоненьким голосом.
В дверях застыл Пейот, которого тут же увлек за собой Билл и усадил рядом с собой. Он, видимо, голодный, раньше всех потянулся к разогретой тушенке. Хао обратил внимание, что он, несмотря на жару, снова надел свое цветастое пончо, скрывая татуировку. Это зрелище предназначалось не для всех.
— Господин, — Люциус посторонился, чтобы он мог сесть с остальными.
Хао покачал головой.
— Не буду вас смущать, — он остановился возле двери. — Но учтите, что завтра возобновляются тренировки, и если я почувствую с утра от кого-то запах — сожгу заживо. Все уяснили? — команда одобрительно улюлюкнула, не обращая внимания на его суровый тон, и Хао вышел, ухмыльнувшись.
Хао направился на поиски Жанны.
Она нашлась на окраине деревни, сидящая на камне напротив встающего солнца, сжимающая в руках яркую упаковку с аляповатым снеговиком. Опачо не было нигде видно, но он слышал ее восторженное детское сознание где-то неподалеку. Жанна сидела к нему спиной.
Хао знал из ее мучительных мыслей и терзающей совести, что мороженым ее угостил Мухаммед. Хао запрещал своим людям использовать деньги, и, конечно же, Мухаммед сказал ей, что его угостили, а сам он сладкое не ест. Но Жанна, хоть и была до безобразия наивна, не была глупа. Она понимала, что не нашлось бы ни одного человека на этой планете, которому внезапно и вдруг захотелось бы угостить сливочным мороженым высокого бородатого араба, сверкающего черными по-разбойничьи беспокойными глазами с розоватым белком.
Жанна прекрасно понимала, что мороженое было краденым; так же она понимала, что пользоваться краденым такой же грех, как воровать самой. Но лучше всего она знала и видела — голодное воображение рисовало ей — как под блестящей оберткой стремительно тает сладость и размокает вафельный стаканчик, и хрустящая сахарная корка становится нестерпимо вязкой. Вся ее напряженная суть сейчас испытывала потребность в этом стремительно портящемся под нещадным солнцем мороженом. Она уже не помнила последний раз, когда ела сладкое. В их бесконечных скитаниях вкусная еда была нечастым праздником, а сладости и вовсе были ускользающей мечтой избалованных цивилизацией шаманов.
Хао следил за ее метаниями, скрываемый черными, как сама его душа, утренними тенями хижин. Его посетил экспериментательский интерес, какой наверняка испытывал Господь из библейских сказок, в которые верила Жанна, когда наблюдал за искушением Евы. О, подлому Змию было далеко до отеческой заботы Мухаммеда, который желал только лишь отблагодарить их милую целительницу и более ничего; над запретным плодом не тикал невидимый таймер, отсчитывающий секунды.
Бой был неравен. Он был проигран тогда и проигран сейчас. Жанна с отчаянным раскаянием разорвала пыльно блеснувшую на солнце бумажку. Пальцы неаккуратно впились в размягченную сладость. Раскрасневшиеся от моральных переживаний губы припали к разрыву, ловя срывающиеся капли.
В лучах восходящего пустынного солнца ее кожа окрасилась в золотую бежь, а на лице, с длинной тенью от дрожащих белых ресниц, отпечаталось то самое запретное наслаждение, которое не заменит ничего боле в этом мире. Жанна была красива в тот момент, с липкими руками и пыльным платьем. Красивей, чем влюбленная в него резкая Канна и веснушчатая громкая Матильда. Красиво она достала белый волос изо рта. Красиво сутулилась на камне, чтобы текущее по локтям мороженое капало на песок, а не на нее. Красиво отпрянула, мимолетно сморщившись от сводящей боли в зубах, но тут же с рвением оторвала размякшую вафлю.
Хао с удивлением понял, что любуется этой, в своей сущности, заурядной сценой. Что-то теплое дрогнуло в его теле, и он понял причину. Хао выровнял дыхание. У него был возраст, воспетый лживыми поэтами и ненавистный им самим, когда холодный разум уступал место бушующим гормонам, которым было плевать на то, сколько на самом деле ему лет. Его молодое жаждущее тело уже давно красноречиво напоминало ему об этом по утрам и пришел момент, когда оно решило это сделать сейчас.
В бесконечных перерождениях были свои минусы.
Хао еще раз глубоко вздохнул и исцеляющей силой успокоил сердцебиение. Зарождающийся сгусток внутри него угас, едва успев возникнуть. Тогда он решил подойти к Жанне с тем, зачем он пришел, чтобы больше не испытывать самого себя.
Он шел, нарочно громко шаркая. Жанна услышала его и воровито дернулась, словно ее застали на месте преступления.
— Господин?
— Не отвлекаю?
— Нет, я...
Жанна зарделась стыдливым румянцем, сама не зная, чего смущаясь. По ее подбородку потекла белесая тягучая дорожка. Было что-то донельзя очаровательное в том, что она с порывистыми движениями вылупившегося черепашонка, ползущего к воде прочь от хищников, бросилась искать салфетку, чтобы стереть ее.
Если бы Жанна знала, какую власть сейчас она имела перед ним, с ее отражающимися в глазах лучами, легкая, сотканная из света, с грязной бумажкой в худенькой руке, которую теперь она не знала, куда деть. Урн в пустыне не водилось. Хао забыл на мгновение, зачем пришел. Ему пришлось еще раз использовать силу, чтобы вспомнить.
Если бы Жанна знала, то наверняка бы лишилась всей воистину чистейшей прелести. Она смотрела на него по-ангельски распахнутыми глазами, даже не предполагая, какие бесовские ассоциации приходили Хао в его подростковый мозг, подкрепленные личным опытом прошлых жизней.
— Я видел твой бой.
Жанна сосредоточенно складывала капающую обертку, пытаясь не испачкать платье. В мыслях она лихорадочно перебирала все происходящее и пыталась понять причину его недовольного тона. Ее догадки его не удовлетворили.
— Я... я не смогла убить, господин. В тот момент мне показалось правильным помочь, и...
— Я не об этом.
Тень Хао накрыла Жанну, и ее кожа из золотисто-бежевой стала казаться мертвенно-пепельной. Он дал ей шанс еще подумать, но она молчала.
— Пожалуй, это лучше показать, чем пытаться объяснить на словах.
Жанна вскрикнула, когда бумажка в ее руках вспыхнула пламенем, хотя Хао даже не пошевелился. Обертка затлела бездымным огнем и растаяла, не опалив ее.
Тем временем к ним подошла Опачо.
— Да, я звал тебя, — ласково кивнул ей Хао.
Жанна иногда забывала, что Опачо тоже слышит мысли, и их ментальные разговоры с Хао порой ставили в тупик. Они некоторое время смотрели друг на друга безотрывно, а после Опачо серьезно сказала:
— Как пожелаете, господин. Нет, я не боюсь.
Хао улыбнулся ей и повернулся к Жанне.
— Атакуй ее.
Жанна замерла на месте испуганным зайцем, не зная, в какую сторону сбежать от резкого звука. Она стояла так до тех пор, пока не поняла, что ей не послышалось.
— Я не... я не смогу, она же...
— Под моей защитой, — злобно сказал Хао, приподняв бровь, — или ты думаешь, что я не совладаю с тобой?
Стушевавшись, Жанна помотала головой так резво, что ее светящиеся волосы разлетелись в стороны. Опачо не выглядела встревоженной. Она продолжала смотреть на Хао, явно читая его, и волновалась насчет Жанны не больше, чем о назойливой мухе. Не желая еще больше раздражать Хао, Жанна призвала Шамаша. Он несколько помедлил, почуяв ее неуверенность.
— Шамаш! — она подняла кинжал. — Гильотина!
Лезвие остро и пламенно сверкнуло на свету, прежде чем опуститься вниз. Жанна взмахнула рукой, задавая направление полету, но в последний момент движения раздался звук, будто бы внутри нее оборвалась струна. Рука, не подчиняясь ей, резко свернула в сторону.
Она дернулась, но было уже поздно. Железная сверхдуша нависла над Хао. Он не шевелился. В легких не было никакого воздуха, чтобы крикнуть, и Жанна сделала лишь инстинкивно один шаг ему навстречу.
Хао не издал и звука, но белое фуреку, принявшее форму летящей железной смерти, обуглилось и осыпалось дымной крошкой.
— Мама! В волосы! — закричала Опачо и боднула Жанну в живот витыми бараньими рогами.
Она охнула, откинутая назад мощной силой, и так и осталась лежать на теплом шелковом песке. Между ее телом и стоящей Опачо проходила длинная борозда.
— Спасибо, милая.
— Пожалуйста! — звонко сказала Опачо. — Я пойду? У меня там важное дело!
— Это какое же? — с интересом поинтересовался Хао, не обращая внимания на замершую на земле Жанну.
— Несколько миль назад я увидела на дороге такие же кактусы, как у Пейота в коллекции, только больше! — восторженно сверкала глазами Опачо, размахивая руками, чтобы показать, насколько большие кактусы она видела. По всему выходило, что размером они были примерно с Духа Огня. — У Пейота дети этих кактусов! Я их пересаживаю в песок, чтобы семьи смогли соединиться!
— А Пейот об этом знает?
Опачо насупилась и покачала головой.
— Люциус говорил, что добрые дела нужно делать тихо! Поэтому это сюрприз!
— Да-а? — протянул Хао. — А вот я думаю, что добрыми делами очень даже нужно хвастаться. Как же Пейот, он же расстроится?
Опачо надула по-детски пухлые черные с розовыми точками губы и виновато закусила ноготь на большом пальце.
— Я об этом не подумала. И что теперь делать?
— ¡Es un coñazo! — взорвалось в голове. — Что здесь произошло?
Хао мимолетно отвлекся на источник мыслей и снова повернулся к Опачо:
— Помоги Пейоту все убрать. Дух Огня! С ней иди.
Раскидывающий искры клубок жара появился возле плеча Опачо и щелкнул острыми зубами в сторону деревни. Только после этого Хао подошел к Жанне.
Она уже оправилась и поднялась на локтях, откашливаясь от песка, скрипящего на зубах.
— Господин, — Жанна вздрогнула от его перемены.
— Ты до сих пор жива только потому, что я видел, как Шамаш перехватил контроль. Все остальное я даже комментировать отказываюсь.
Жанна не вынесла этого взгляда и зажмурилась. Ее красота и вскипающее внутри желание обладать заставляли Хао быть с ней строже, чем он хотел бы на самом деле. Бессилие ее, сильной, перед ним, еще более сильным, опьяняла, как кислое вино.
— Прости, — вымолвила Жанна, продолжая нежно жмуриться. — Шамаш бог правосудия, он не мог атаковать невинного ребенка.
— Но зато смог атаковать твоего лидера, — из голоса Хао можно было цедить змеиный яд. — В следующий раз такая его выходка может стоить тебе жизни. Не от рук врагов, так от моей.
Она кивнула с неохотой, признавая его правоту, по-прежнему не открывая глаз. Своеволие Шамаша мешало, но она не могла возразить хранителю. Его аура власти давила на нее не меньше, чем сейчас давила аура Хао. Жанна могла бы воспротивиться Шамашу, но он слишком хорошо знал ее. Его удары всегда были острые и точные, как шипы железной девы.
Жанна наконец посмела открыть глаза и увидела протянутую руку. Оперевшись на нее, она встала на ноги, рыхля ногами скользящий шелковый песок. Хао дождался, пока она найдет в себе силы снова смотреть на него.
— Шаман и его дух должны быть единым целым, Жанна, — продолжил он чуть мягче. — По крайней мере, на поле боя. Но это идеал, и, как всякий идеал, для некоторых он просто недостижим. Меняй хранителя.
— Но я не найду другого духа такой же силы посреди Турнира! — сказала Жанна, влажно блестя глазами. В мыслях она добавила, что Шамаш дарован ей самим Великим Духом, и она не посмеет прогнать его, но не решилась сказать вслух.
— Шамаш не Великий Дух, а всего лишь его слуга. Маленькая и не самая привлекательная часть его необъятной сущности. Если не хочешь лишаться хранителя, я могу научить тебя искусству оммедзи, чтобы ты смогла подчинить его. Тебе хватит на это сил.
Возникший за спиной Жанны Шамаш, явно недовольный тем, что его обсуждают, прищурил глаза с отражающимися в них космическими черными дырами и сложил свои белые лапы на груди. Хао улыбнулся ему и приветливо махнул рукой.
Жанна мимолетно оглянулась на него, почувствовав себя между двух огней.
— Я не буду подчинять Шамаша, — твердо сказала она, и Шамаш победно воссиял. — Он мой друг. Я многим ему обязана.
— Я указал на проблему. Как ты ее решишь, меня совершенно не интересует, но ты должна ее решить. — Хао посмотрел поверх ее плеча на Шамаша. — А мое предложение остается в силе. Из тебя бы вышла прекрасная оммедзи, а из Шамаша — могучий раб.
Жанна упрямо помотала головой. Ее щеки раскраснелись от стыда и возмущенного гнева, которые она стеснялась показывать.
— Тебя гложет еще что-то. Говори, чтобы я не тратил время, копаясь в мыслях.
— Я знаю, что ты рассердишься, но я жалею о Кодзи и Борисе. Они были слабы и безразличны тебе, и все-таки мне очень жаль их.
— Ты бы не спасла их, — ответил Хао. — Даже с Биллом ты всего лишь отсрочила его гибель, и не более того. На Мухаммеда напали со спины, но он смог защититься, в отличие от Билла, у которого вдвое больше фуреку и который, к тому же, наблюдал битву перед глазами. У Мухаммеда, если он продолжит в том же духе, есть шанс выжить на Турнире, а у Билла — нет.
Оставив Жанну в неловких раздумьях, он вошел обратно в деревню патчей, следуя всемогущему сиянию. В его голове уже некоторое время звучали не совсем цензурные мысли Пейота на испанском языке.