В час, когда сойдутся в небе две звезды

За долгие века лишь раз, возродится наш король.

Чтоб путь нам осветить, чтоб не оступились мы в круговороте жизни.

Песня племени патч

Первая ночь в деревне выдалась суетливой. Просыпающихся шаманов становилось все больше, а что было с теми, кто так не проснулся, патчи не говорили.

У самого Хао не было никаких иллюзий по этому поводу. Патчи никогда не были милосердны, у них и без того было полно работы. Нужно было переправить участников к месту проведения основного этапа как можно быстрее, чтобы горячие сердцами таланты не разрушили священную деревеньку под основание, выделываясь перед друг другом силой.

В этом смысле Хао даже понимал Голдву. Опасения вождя, что он захочет отомстить племени за давние обиды, были небеспочвенны. Если бы Хао был таким мелочным, он бы уничтожил племя еще пятьсот лет назад! Он весело фыркнул, представив лицо Голдвы, когда Силва передал ему ответ, и завершил медитацию.

Только она помогла на некоторое время унять ворох чужих мыслей, бьющихся в его голову. Вокруг было слишком много беспокойных умов.

Под ним была шероховатая каменная крыша, а перед ним — вся Вселенная в Великом Духе, и от грандиозности масштабов разворачивающейся чистейшей силы тем нелепее звучали чужие крикливые голоса в голове о том, куда делись счастливые трусы. Невероятно сильно Хао позавидовал Тао Рену. Человеку, стоящего от него на противоположной стороне деревни и не ведающему ничего более знаний Великого Духа. Проснувшимся первым из компании Йо, он провел всю ночь здесь, борясь с плавящей мозг мощью и, наконец поймав волну, как заправский серфер, Рен смог сохранить равновесие между явью и сном.

Этот шаман не был силен. Рен быстро достигнет своего предела, но, как и Мухаммед, он быстро учился и ориентировался в ситуации. Именно из таких получались лучшие воины, вне зависимости от количества фуреку. Будет интересно наблюдать за ним.

Тем временем Хао окончательно сбил правильный настрой и спустился в дом. Рассвета еще не было, и приспешники ловили последние оставшиеся минуты в тишине, отчаянно нежась в кроватях. На мгновение ему даже стало жаль этих людей, впервые за столько лет уснувших с минимальными удобствами, не отмахиваясь от москитов, муравьев, скорпионов, змей и изредка медведей. Но Хао обещал, что сегодня будет тренировка, — а значит она будет.

Если он обещал, что сожжет любого, от кого будет запах, — значит сожжет.

Уловив краткую сонную мысль о залежах специально заготовленной мятной жвачки, Хао едва не расхохотался. Манера Люциуса смягчать его гнев самыми неочевидными путями, всегда веселила. И именно с таким веселым настроением он спустился на кухню.

 — Доброе утро, господин!

 — Жанна. Ты тоже решила стать ранней пташкой?

Она стояла стуле, пытаясь достать до верхнего ящика, чтобы проверить припасы. Жанна тянулась босыми носочками вверх так, что сухожилия на ее костлявых щиколотках резко выделились под задравшимся подолом и трогательная кисть с силой ухватилась за ненадежную полку.

 — Нет, я… — ее шепот звучал скрипуче из-за напряжения. Жанна подтянулась еще сильнее, зачем-то приподняв одну ногу, и наконец ухватила что-то с полки. Слишком длинное на вкус Хао платье закрыло очаровательный вид на прехорошенькие миниатюрные лотосовые<footnote>Автор ни в коем случае не одобряет китайское бинтование ног женщинам и считает это крайне нездоровой вещью. Однако у древнего Хао могли возникнуть именно такие ассоциации, поскольку истинный вид изуродованной лотосовой ступни тщательно скрывался от мужчин того времени. 

Если вы не понимаете, о чем я говорю, то гуглите, только если у вас стальные нервы. Люди очень жестокие и мерзкие твари. Я предупредила. </footnote> ступни. — Я так и не сомкнула глаза в эту ночь. Кровати слишком мягкие. Наверное, это с непривычки.

Жанна спрыгнула со стула, крепко сжимая в руках сахарницу, как драгоценнейшее сокровище. На столе рядом стояла горячая заварка с плавающими чаинками. Хао посетил вопрос, насколько бережно относились патчи к своим кулинарным традициям, потому что он резко вспомнил, что не пил кофе уже долгие годы.

 — Это ненадолго, скоро нас здесь уже не будет.

К его вящей радости, традиции были не вечны и кофе нашелся быстро вместе с расписной туркой. Кухня наполнилась приятной горечью, а турка через минуты — густой коричневой пеной с радужно-блестящими пузырями. Он даже начал подозревать в этом участие Нихрома, как почувствовал на руке смутно знакомую щекотку, будто от кисточки по коже.

Хао припомнил, что вчера отрабатывал новую технику для Мухаммеда без своих перчаток, и сейчас замер, едва отняв желанную чашку ото рта. Пальцы, держащие ручку, обрастали новой нежно-розовой кожей, утоляя раньше им незамеченную боль, как когда-то в церкви. Жанна повернулась к нему лицом, и на секунду они встретились взглядами. Мир померк.

Притворное смирение дерзкой девчонки сводило его с ума, хотелось ее покусать или покалечить, или только прогнать, чтобы не смела больше. Не смела больше так смотреть: со смесью ужаса, восхищения и неловкости. Как будто бы не она была причастна к этой выходке!

 — Я по привычке, господин, простите, я не х…

Наивный детский лепет! Поздно, ангел. Демоны, короли и боги, шаманы, люди и духи, поздно кричать и поздно молиться, слишком поздно. Она дрожала в руках не от жара фуреку и не от страха. Сегодня утром его милый ангел пала, беспощадно почувствовав свою телесность.

Жанна пала будто бы не всерьез, а весело и как бы мимоходом, под теплыми глазами Хао и его угрожающей уничтожить силой, под его внезапной душистой кофейной слюной в ее собственном рту и чужим языком на своих зубах. Хао рассмеялся вглубь нее, не отрываясь, и мстительно чуть куснул за нижнюю губу на прощание. Жанна осталась стоять на месте, когда он отпустил ее до сих пор дрожащие плечи и взял свою чашку со стола.

Хао бы предпочел, чтобы она хоть как-то отреагировала, хоть криком, хоть пощечиной, но не все могло быть идеально.

 — Господин, я не…

 — Да что ты? А я думал, что у нас здесь фестиваль вламывания в личные границы. Видишь, как неприятно, когда сначала делают, а потом спрашивают?

Жанна держалась за пунцовые щеки, тщетно пытаясь унять бьющееся сердце и разобраться, что такое новое с ней было. Он ее не торопил, только снова пригубил кофе.

 — Я больше не буду, — шепнула Жанна зацелованными губами.

 — Славно, спасибо.

На улице запели первые петухи. До рассвета было далеко, и все-таки приспешники, ведомые старым режимом, уже просыпались и ворочались. Каждый думал, что нужно успеть занять ванную первым, но при том продолжал лежать.

 — Он вкусно пахнет, но слишком горький. Я бы добавила туда сливок и сахара, — Жанна облизала губы, думая, что ее не видят.

Хао улыбнулся в чашку.

 — Мне нравится вкус кофе таким, какой он есть. Иначе смысл пить то, что хочется подсластить?

Оба думали не о кофе. 

Жанна, обычная девушка, лишенная обычной жизни, иногда, стыдясь, представляла свой первый поцелуй, прося прощения за развратные мысли у всех святых сразу. Ни разу она не думала, что он будет таким. Мечты ее были разными, но почти всегда там был ревущий ветер, развевающий кружева, штормящее море и чьи-то раскосые зеленые глаза.

Хао отставил кофейную гущу, не переживая ни о чем, лишь мысленно смеясь, когда Жанна снова мимоходом облизала губы, желая снова почувствовать отвратительную горечь, хотя бы ее отголосок, хотя бы иллюзию на кончике языка, подобно тому, как люди снова и снова давят на больное место. Молодые девушки становились отвратительно боязливы, когда он выполнял то, о чем они мечтали по ночам. Другого Хао не ждал. Еще он думал о Пейоте, спускающегося по скрипящим ступеням. Встал раньше всех, потому что проснулся или хотел выслужиться?

 — Доброе утро! — он остановился у входа и трогательно протер глаза. Его скулы и щеки раздраженно горели на непривычно голой коже, а на шее отливал совсем другой, блестящей краснотой ожог.

 — Все-таки вчерашняя попойка даром не прошла. Сначала Мухаммед волосы остриг, теперь ты. Где борода?

 — Во вчерашнем дне, господин! — Пейот сделал движение ртом, будто разминал лицо. — Теперь только Жанне осталось под каре подстричься, и можно начинать новую жизнь!

Хао лениво покосился на нее. Жанна стояла напряженной спиной к ним обоим, не издав ни звука.

 — У дверей ждет Цинк, — Хао с удовольствием потянулся. Нужно было начинать работу. — Давай посмотрим, какие новости он нам принес на хвосте сегодня. Жанна, а ты буди остальных. Я предупреждал о тренировке.

«Ведет себя так, будто ничего не произошло», — ее мысль, недовольная, наглая, обиженным до слез тоном. Жанна не посмела высказать ее вслух и направила поднимающуюся злость в себя. Она вырвется лишь ночью, когда подушка станет мокрой от оскверненных девичьих слез, а глаза опухшими.

Сложнее всего было не реагировать на хлопнувшую сверху дверь. Нельзя. Не сейчас.

 — Что это с ней? — удивленно спросил Пейот.

 — Возраст, — ответил чистую правду Хао. — Как твоя коллекция кактусов?

Пейот только вздохнул грустно и поскреб ногтями ожог на шее. Эмоциональная встреча с Опачо, а потом и с Духом Огня даром для его сбритой бороды не прошла, но говорить об этом он не стал.

 — В следующий раз буду прятать лучше.

 — В следующий раз, когда уйдешь? — уточнил Хао и насладился его виноватым видом. — Ладно, оставь, я знаю, что следующего раза не будет, — он хлопнул его по плечу и пошел к выходу.

На улице их действительно ждал Цинк, прислонившись к шершавой желтой стене. Путаные мысли говорили, что никто из патчей не спал в эту ночь, а протяжный зевок в кулак только подтвердил догадку Хао. Было все еще прохладно от ночных сквозняков, и Цинк кутался в свою традиционную накидку, призванное защищать скорее от жары, чем от холода.

 — Господин. Нихром передал мне благую весть, поздравляю. — Цинк перевел глаза на Пейота и радостно кивнул ему. — Вижу, все разрешилось.

С порога спрыгнула Опачо в сине-белой звездочной пижаме. Она показала язык Пейоту и молча обняла Хао за ногу, чтобы не перебивать его.

 — Да, я оценил твои художества и знания японского, — Хао не стал вдаваться в подробности и, не отвлекаясь от разговора, потрепал Опачо по кудрявой голове. — Ты еле на ногах стоишь. Пришел просто, чтобы поздравить?

 — Нет, — Цинк кивнул за спину. — Мы с единомышленниками собрали тебе и твоей команде кое-чего, пока вы у нас в деревне. Шутка ли, столько лет без цивилизации!

Хао выглянул из-за Цинка. Позади него стояла телега. В телеге высились ароматными холмами персики, яблоки, инжиры и виноград; ниже тонко резанное на пряные ломти вяленое мясо и сушеная речная рыба с серой чешуей; цветные пакетики с американскими сладостями и разноцветной полосатой карамелью; пахнущая ранним утром выпечка. Только то, что он смог увидеть отсюда, под неудачным углом, а дальше…

Опачо внизу громко сглотнула слюну.

 — Вам следовало бы знать, что господин не ест мяса, а наши лишения сделали нас сильнее духом, — прохладно заметил Пейот. — Патчи и так живут бедно, вам не стоило напрягаться.

Плечи Цинка под накидкой ссутулились, он с печальным разочарованием мимолетно оглянулся на богатую телегу, которую на своем горбу тащил сюда с другого конца улицы.

«Господин, а можно?!»

«Иди, бери, что хочешь».

Опачо оторвалась от его ноги и цепко схватила местный мелкий, чуть подбитый персик с нежным пушком. Она мимолетно провела по бархатной желтизне пальцем, за два укуса съела его, оставив только разваленную косточку, и тут же взяла второй. Хао вспомнилась вчерашняя Жанна, дрожащая над талым мороженым.

 — Пейот, не расстраивай моих соглядатаев, они же от души, — Хао повернулся к Цинку. — Спасибо. Мы и правда немного одичали. Даже шаманам нужно иногда давать слабину.

В дверь протиснулся хмурый и тучный Зен Чин, едва не сбив с ног Блокена.

 — При господине бы постеснялась, — с мягким укором сказал Люциус, — он, конечно, в курсе, но не так же нагло.

Канна осеклась, не ожидая увидеть Хао прямо у порога, но поняла, что прятать сигарету поздно. Первой увидела телегу Мати. Она, замерев, смотрела на нее, потом моргнула, как будто попыталась развеять иллюзию.

«Тень есть, значит настоящая».

Цинк просиял от его слов и сделался очень довольным собой. Даже фуреку его стало легчайшим и невесомым по ощущению души.

 — Для нас честь, Ваше Вел…

 — Рано, — строго оборвал его Хао. — Всему свое время.

Цинк кивнул ему с легчайшей улыбкой и удалился.

 — Это то, о чем Мари думает? — робко спросила младшая из Ханагуми, прижимая к себе куклу.

 — Да. Но после тренировки.

 — А-а! — немелодично, но зато, как обычно, хором закричали братья Боз. — Глазам не верим!

 — Два круга вокруг деревни.

Канна подавилась собственным дымом.

 — Два круга?!

Она в немом возмущении обвела сигаретой обширную территорию.

 — Не хотите два, можно три, — дружелюбно отозвался Хао. — Сегодня замыкающий Люциус.

 — Господин, а… — начал было Билл.

 — А я тем временем пойду вздремну. Четыре, — Хао взял с телеги белое восковито-блестящее яблоко и с хрустом, от которого у всех рот тут же наполнился слюной, откусил его. — Давайте-давайте, быстрее двинетесь, быстрее закончите.

 — Два, так два, — быстро сказала Мати. — Мы не против.

 — Повезло вам, что у меня сегодня настроение хорошее, — Хао махнул в их сторону надкусанным яблоком, прихватил с собой свежего хлеба, объевшуюся персиками Опачо и вошел в дом. Нужно было оторвать ее от еды, пока не поздно. Едва не умерший голодной смертью ребенок совершенно не умел себя контролировать.

 — Впервые за столько лет вижу, чтобы он пропускал утреннюю пробежку, — задумчиво сказал Люциус, у которого внезапно перестала разрываться голова. — Здесь что-то не так. Что-то случилось.

 — Инопланетяне, — уверенно сказал Блокен. — Его подменили инопланетяне.

 — Он же тоже человек, он может устать, — не слишком уверенно Мати покосилась на Люциуса. — Человек же, да?

 — Устать, он? — с еще большим сомнением переспросил Билл. — Я скорее поверю в инопланетян!

 — И что нам сейчас мешает разойтись по своим делам? — практично спросил Зен Чин.

 — Это проверка! — горячо воскликнул Пейот. — Я уверен! Он хочет понять, можно ли нам доверять!

 — Непохоже, — Канна докурила и выбросила сигарету прямо на землю. — Непохоже, чтобы ему вообще нужно было кому-то доверять.

 — И все-таки в этом есть тайный смысл! Господин Хао ничего не делает просто так!

 — Ну, значит, побежали, — вздохнул Люциус.

Процессия двинулась вокруг деревни против часовой стрелки, как единый, не очень слаженный, но неотвратимо движущийся организм, а Хао тем временем поднялся к себе в комнату. Эта комната отличалась ото всех остальных комнат в двухэтажной хижине лишь наличием длинного комода, стоящего напротив широкого окна, а кроме него имела в себе пружинистую железную кровать со старым, но, слава духам, хотя бы чистым, бельем и стул, стоящий все у того же окна. Хао поставил разомлевшую от раннего утра и полного живота Опачо на шершавый пол.

«У господина есть дело, о котором никто не должен знать».

«Верно, маленькая моя. Никому не говори, ладно?»

«А вдруг кто-то спросит? Опачо совсем-совсем не умеет врать!»

Хао присел на корточки, чтобы стать вровень с ней и улыбнулся.

«Тогда ты покажешь мне этого человека».

«Он умрет?»

«Скорее всего».

Некоторое время он раздумывал над тем, чтобы правильно оформить свою мысль на такой сложный простодушно-детский вопрос, как почувствовал, что его крепко обхватили за шею липкие от персикового сока пальцы и потянули вниз. Ему пришлось опереться на колени, чтобы не упасть.

 — Господин все равно самый добрый человек из всех! — уверенно сказала Опачо вслух. В полупустой комнате ее голос отдавал странным эхом.

Хао не нужно было читать мысли, чтобы узнать, искренна ли она.

 — Только мне очень-очень жаль, что у тебя совсем нет друзей, — чуть тише добавила она. — Как будто боишься.

Хао покачал головой. Он бы хотел, чтобы Опачо чуть меньше лазала в его сознании.

 — Чем меньше ожиданий сейчас, тем меньше боли от разочарований потом. Я ничего не жду, а, значит, и бояться нечего.

Опачо отцепилась от него и потерла лоб маленьким кулачком.

 — У-у-у, — насупилась она. — Это слишком сложно для Опачо. Господин иногда говорит очень странные вещи.

Хао мимолетно надавил на ее ширококрылый умилительно-маленький темный нос, будто бы на кнопку в лифте, и заставил себя перестать относиться к происходящему всерьез.

 — Можешь поискать для меня соевого соуса на кухне? Боюсь, мы где-то потеряли его в дороге.

 — Да! — глаза ее превратились во взрывающиеся звезды. — Я сейчас же найду его!

Дверь в комнату хлопнула быстрее, чем он успел моргнуть, а деловито-радостный тыг-дык по лестнице длился не дольше пары секунд. Вот это скорость!

Хао встал с колен.

 — Ну что, послушал мое нытье, Шамаш?

Невидимый, но очень явственно давящий своей мощью и неоспоримой ослепительностью, бог правосудия дожидался своего часа молча — и дождался его. Шамаш разлегся на длинном комоде, подперев кулаком пухлую щеку и обернув вокруг себя хвост, наподобие того, как это делали коты. Напротив него лежала массивная книга, по всей видимости законов, но Хао не видел точно, и мог только догадываться. На его запястьях безжалостно горели кандалы техники оммедзи.

Шамаш посчитал ниже своего достоинства что-то отвечать на это.

Хао невидящим взглядом смотрел в окно, слепо вглядываясь в плоские картонные крыши, напоминающие лего.

 — Чего ты хотел добиться своей утренней выходкой? Ладно Жанна! Неопытная наивная девчонка, пораженная вполне невинным поцелуем, даже не заметила, что не развеяла сверхдушу после исцеления и что ты использовал ее фуреку для атаки. Но ты всерьез хотел застать врасплох меня? Меня, Хао Асакуру?

Он обернулся, смотря все тем же слепым взглядом, ведомый скорее вальяжным интересом, чем злостью. Шамаш снова молчал. Из гордости духа Божественного уровня он смотрел на Хао, как лев смотрел на дрессировщика с кнутом.

Требовательное молчание накалялось подобно тому, как металл накалялся в кузнечном горне перед ковкой. Можно даже было заметить искры в воздухе, или так искрило рвущееся на волю рейку Духа Огня. Он голодно скалил зубы с кипящей слюной.

 — Погорячился, — наконец соизволил ответить Шамаш с неохотным достоинством, делая одолжение.

Внизу на кухне послышался грохот, будто бы целеустремленный слон вломился в неосмотрительно построенную на его пути посудную лавку.

«Опачо в порядке! Я чувствую, что соус уже близко!»

Хао снова отвернулся к окну и продолжил:

 — Не так давно выяснилось, что Великий Дух играет на моей стороне. Это означает, что красивая легенда о том, как молящейся девочке был дарован хранитель специально для уничтожения мирового Зла в лице меня, трещит по швам. Ты здесь неслучайно, Шамаш. Кому ты служишь?

 — Святой деве Жанне.

Хао резковато дернулся, но Шамаш не отвел черные глаза-дыры с отраженным космосом. Впервые за много лет у него появился достойный соперник.

 — Да уж скорее она тебе, как я погляжу! — с раздраженным разочарованием фыркнул Хао. — Хватит артачиться, Шамаш. Ты ведь знаешь, кто я, и знаешь мою репутацию.

Шамаш издал что-то между горьким смешком и хмыканьем.

 — При звуке твоего имени даже великие демоны в самых глубоких безднах Ада вздрагивают от ужаса. И не только демоны.

 — И не только в Аду, — надменно добавил Хао. — Я прекрасно знаю, как мне будут рады на небесах. Я вижу, что ты относишься к Жанне не теплее, чем к инструменту для моего уничтожения. Задам вопрос по-другому: «Какой из Королей послал тебя?» — Хао задумчиво закусил фалангу указательного пальца и тут же отдернул руку от лица, потому что новая розовая кожа оказалась слишком чувствительной. Эта глупая привычка появилась у него с тех пор, как он начал носить кожаные перчатки, избегая ожогов. — Зная Жанну, я предположил бы Христа, но это не его стиль. Точно не Ра и не Зевс, им давно плевать. Будда действует тоньше, подозреваю, что он причастен к Гандаре, но с ними я разберусь позже.

Шамаш закрыл свою книгу и сел, по-турецки скрестив лапы. Техники оммедзи загнали его в угол. Пока Хао был расслаблен и не давил на него, но Шамаш не лелеял иллюзий. Если он захочет затянуть удавку, он затянет.

 — Нынешний Король, — приняв решение идти по пути легкой гибели, ответил он. — Он привязал меня к святой ауре Жанны. Я не могу покинуть ее, пока ты не уничтожен.

 — Так ты здесь не по своей воле, — Хао мягко перекатился с пятки на носок и удовлетворенно кивнул своим мыслям. — Этот подлый мошенник не меняется: что в прошлый раз убил меня чужими руками, что сейчас пытался. Но он нервничает, ревнует к Великому Духу и делает ошибки.

Пребывая далеко, он бездумно отколупывал щепку в рассохшейся деревянной раме, а Шамаш гадал, сколько времени у него осталось, чтобы придумать, как отсрочить близкий конец.

 — Беда твоя поправима, Шамаш, — наконец снова заговорил Хао. — Не пройдет и месяца, как мой добрый ангел отрастит черные крылья, и ты будешь свободен от своих обязательств.

Он, будто бы вспомнив о надкусанном, сочащемся, уже слегка подвявшем и изрядно потемневшем яблоке во второй своей руке, под изумленно-распахнутым взглядом Шамаша откусил его, тщательно прожевал и проглотил.

 — Не строй себе иллюзий, — добавил он, мрачнея, и комната заполнилась зловещей силой. — Ты жив лишь только потому, что Жанна привязана к тебе и для нее я стал бы врагом номер один, а это в мои планы не входит. Так что здесь наши цели полностью совпадают, — чуть унял напряжение Хао и снова откусил яблоко.

Края его мысли хватило, чтобы оковы связывающей техники опали. Шамаш машинально потер запястья.

 — Хао Асакура, — выдохнул он, осмелев, — я слышал, что тебя невозможно предугадать, но чтобы настолько… — Хао издал смешок с игривым прищуром дикой лисицы. — Откуда ты узнал, из мыслей?

 — Уволь, если бы я еще в мысли духов углублялся, моя голова напоминала бы незамолкающее радио. Я блефовал.

 — Ну ты, конечно...

 — Та еще расчетливая сволочь, и именно поэтому со мной можно иметь дело.

Хао ухмыльнулся, и Шамаш ухмыльнулся ему в ответ. Они оба отвернулись к окну, и в глубине туманного утра Хао заметил странные пыхтящие силуэты.

 — Они что, правда вокруг деревни бегут? — он хлопнул себя по лбу и покосился на Шамаша. — Ты представляешь, с кем приходится работать? Люциус! — крикнул он вниз. — Я же намекал, как мог, чтобы вы по своим делам расходились!

Люциус внизу остановился и вытер пот со лба.

 — Пейот настоял, — с небольшой отдышкой начал он, — что ты нас проверяешь!

 — Да, на наличие здравого смысла и чувства юмора! Хватит меня позорить, заканчивайте! И техниками моими в деревне не светите! А сам-то Пейот где?

 — На четвертый круг пошел! Вернуть?

Лоб Хао сморщился от представления скорости и рвения, с которыми блудный шаман взялся за тренировку. Правда, что ли, выслуживается?

 — Нет, не надо. Он и подарков от патчей не хотел, так что не расстроится.

Люциус кивнул ему и поспешно скрылся из виду. Хао знал, что Жанна еще больше разозлится на его невинную выходку.

«Господин, я нашла!»

«Умница моя, спасибо».

Хао приготовился ждать. Шаманы возвращались домой, кидая на него раздраженно-виноватые взгляды. Винить в произошедшем сумасбродный характер Хао было приятно, но боязно. Все знали, насколько быстро смех в этих глазах сменяется сталью, а потому не стали задерживаться. Только Зен Чин перенес дары патчей к своим припасам, но потом тоже поспешно смылся.

Злая и несчастная Жанна вернулась последней. Даже не заметила отсутствия хранителя. Канна ее больше не беспокоила, а больше сражаться ей было не с кем.

«Он забавляется с нами. Ему просто плевать».

Рассерженный ангел изъедала себя изнутри едкой болью, от которой щипало в глазах.

«Я не вещь».

Жанна громко топала ногами по лестнице, думая, что здесь одна, что-то бубнела себе под нос. Точно не молитву.

«Он не может просто так взять и…»

Смешная и красивая, с зардевшимися от жары и досады щеками, она хмурила брови, глядя на скрипящие доски. Хао с трудом прятал улыбку.

«Вообще-то может, он сильнее».

Ее белобрысая растрепанная макушка рывками — в такт скрипу и топанью — поднималась над лестницей. Ослеплепленная собственными громкими мыслями, она не сразу поняла, что ее ждали.

Хлопнули два красных глаза-мака с узкой черной сердцевиной. Жанна попятились, но остановила себя. Бежать бессмысленно.

«Сердце так громко бьется, что мешает думать».

Хао заговорил первым.

 — До сих пор боишься меня? — задал тот же вопрос, что и много лет назад.

Он оторвался от стены, но приблизиться не пытался. Они так и стояли напротив в пустом узком коридоре, пахнущим деревом и пылью, в паре метров от друг друга. В паре бесконечностей метров.

 — Нет.

 — Тогда говори, что думаешь, вслух.

 — Что говорить? — не поняла Жанна.

Хао с иронично изогнутой бровью покосился наверх, будто на доброго приятеля, которому собирался привычно пробурчать что-то вроде: «Каждый раз одно и то же». Весь его вид был насмешливо-ленивый, но ее пугала горящая тьма в этих жутких глазах.

«Господи, помоги ему».

 — Жанна, если ты намерена проглотить весь свой клокочущий гнев и носить его в себе, как Пейот, то ты, конечно, можешь. Но, как твой наставник, скажу, что техникам это на пользу не пойдет. Гораздо лучше сказать мне в лицо, что тебе не понравилось.

Жанна приняла сердито-несчастный вид. Все внутри нее бурлило от непонимания и готовности все стерпеть молча, и от этого бурления она не могла стоять спокойно. Ее руки то теребили влажную прядь волос, то касались шеи с блестящими бисеринками пота, то находились у нахмуренных в тихом гневе бровей. Мысли ее метались так же, Хао лишь изредка цеплял то, что мог понять.

 — Ты украл мой первый поцелуй. Это нечестно. Это должно было быть по-другому.

 — Как? — с искренним интересом спросил Хао.

Жанна с досадой мотнула головой и прикрыла глаза, как это делали обычно люди, вынужденные объяснять очевидные вещи.

 — Ну не так же! — отчаянным шепотом вздохнула она. Не на пыльной кухне, без горького кофе, противного языка и тихого смеха. — По любви. — Она и не думала, что когда-нибудь будет говорить об этом с Хао, и почему-то ей стало невыносимо стыдно. 

Хао решил, что смеяться вслух не стоит, но про себя расхохотался. Любовь! Как отвратительно избито прикрывать несуществующим высоким чувством смесь привязанности и похоти. Жанне об этом знать пока не стоит. Ее кукольный замок рухнет потом, когда она будет к этому готова; когда будет верно держать его за руку.

 — Как ты поймешь, что это по любви?

 — Я… — она непонимающе хлопнула ресницами. Разве можно, можно не почувствовать любви? — Наверное, по любви приятно.

 — А тебе не было приятно?

Жанна громко сглотнула внезапно набравшуюся слюну и облизала губы. Зардевшись еще больше, она тут же прикрыла рот все еще беспокойной рукой.

«Господи, помоги мне».

Хао горько усмехнулся ее мысли. Он выждал некоторое время, и когда она была уже готова согласиться с ним, произнес, почти перебив ее:

 — Хорошо, я постараюсь больше так не делать.

Он направился на крышу, но его остановило разочарованное восклицание Жанны:

 — Вот так просто?

 — Кажется, мы уже говорили об этом. Ты когда-то попросила подать тебе воды, и я подал. В чем разница?

Не говоря ни слова больше, он оставил Жанну внизу, а сам снова поднялся на крышу. Там ничего не изменилось, даже тени привычно не укоротились, сияние Великого Духа всегда было одинаково для всех. Даже жаль, что они скоро оставят его.

Хао считал про себя. Раз, два, три… Десять, одиннадцать, двенадцать… Тридцать шесть, тридцать семь, тридцать восемь…

 — Господин! — сорок три секунды. Жанна поднималась на крышу. — Что ты имел в виду, что больше не будешь?

 — Больше не буду целовать тебя не по любви, — спокойно отозвался Хао, оборачиваясь. — Как я понял, именно в этом заключается твоя просьба.

В зрачках Жанны отражался его черный силуэт напротив священного сияния, и, пожалуй, величественней этой картины не было ни в одной из Вселенных. Хао протянул ей руку и сказал кристальную правду:

 — Ты мне нравишься, Жанна. Ты, Люциус и Опачо — единственные, кому я могу доверять. Но если эти чувства невзаимны, я не стану заставлять тебя. Ты по-прежнему останешься моей лучшей ученицей, но я хотел бы, чтобы ты была не только ей.

Ладони с нежно-розовой кожей вопросительно коснулась другая, маленькая и почти прозрачная. Жанна думала, что принимает решение в то время, как она уже приняла его: перед тем как подняться на крышу. Она смотрела на их сцепленные руки, потому что поднять глаза на Великого Духа ей было страшно.

Хао заметил это.

 — Иди ко мне.

 — Господин?

 — Называй меня по имени, — отчего-то хриплым шепотом попросил он и мягко потянул ее на себя. Жанны мимолетно коснулось чужое исцеление. Фуреку Хао жгло. Руки его оказались на дрожащем девичьем животе, прижимая ее спину к своему торсу. Они оба смотрели на Великого Духа. — Не отводи взгляд.

Погрузиться в необъятную бесконечность ей не давал его нос, щекотно дышащий в левое ухо, и его стучащее сердце, которое она внезапно услышала, и свое, больше напоминающее трепыхающуюся дикую птаху, которую внезапно засадили в клетку. Она чувствовала его жилистые руки — всегда наполненные жаром от близости Духа Огня, и почти всегда в ожогах, потому что Хао забывал о перчатках. Жанна чувствовала, как крепко стоит на ногах, и как распределяется ее вес от крепких объятий.

«Значит, нужно смотреть на всезнание Великого Духа, но при этом не терять связь с реальностью».

 — Умница.

 — Госпо… — начала Жанна, но он шутливо приложил свой указательный палец к ее губам. Она поняла намек. — Хао, я не знала, что я твоя лучшая ученица. А как же Пейот? Он сильнее меня.

 — Пейот полон сомнений, от которых он пытается показушно избавиться, но это не тот путь, и они его погубят. К тому же, у него нет таких очаровательных глаз, как у тебя.

Над ними звенел лазурный космос, под ними шумела деревня патчей. Они стояли в тишине и слушали биения общих сердец.

«Поцелуй меня еще раз», — ведомая любопытством попросила она.

Такая беззащитная перед ним, такая обманчиво невинная, такая сильная и умная девочка в его руках — сокровище. Бриллиант, который он должен огранить. Хао еще раз использовал исцеление на себе. Осторожно огранить, чтобы не сломать своим диким желанием.

У них будет вечность. Потом.

Жанна извернулась ему в загорелую ключицу, гадая, слышал ли он ее. Лучше было бы сказать вслух, но язык не поворачивался.

 — По любви или нет? — уточнил Хао, играясь.

 — По любви, — серьезно ответила она.

Смотри же, Михаил! Смотрите, Рафаэль, Уриил, Сариэль, Габриэль, Рамиил, Метатрон! Смотри, Люцифер, хлопай в металлические ладоши! Смотрите на его будущую Королеву. Вы думали, вы гадали, будто бы несносный, зловредный, жестокий Хао Асакура сломает святую деву, отрубит ей крылья, изорвет белоснежные перья, измарает их в своей ужасной тьме?

О ангелы, Змию не пришлось искушать Еву! Она сама попросила его!