Раннее португальское утро медленно просачивается в душную комнату на замену ночи. Тускнеют тени листьев и веток, дрожащие на потолке в неярком золотистом мареве фонаря, замолкает где-то вдалеке глухой собачий лай, и только ветер по-прежнему свистит за окном.
Ира, обитательница комнаты, просыпается резко, как от толчка. Еще толком не разлепив глаза, сбрасывает одеяло и встает на пол. Машинально направляется в сторону туалета, ежась от утренней прохлады, по дороге запинается о чемодан, так и не разобранный со вчерашнего дня — копившаяся двое суток дорожная усталость взяла свое…
Обратно в комнату она, взбодрившись, не столько входит, сколько вбегает. Неуемное беззаботное счастье и предвкушение расцветают в груди — впереди две недели отпуска в полюбившейся стране, практически наедине с природой и океаном… океаном… а она вчера вечером даже не пришла поздороваться с ним, как так можно было-то?!
Ира торопливо сдергивает со спинки стула и накидывает на плечи кофту, вытаскивает из-под кровати потрепанные сандалии. Обувается, выскальзывает из квартирки, захлопнув за собой дверь и едва не забыв ее запереть, и стремительно слетает по лестнице вниз.
Дверь подъезда распахивается, впуская в коридор пахнущий солью и южными цветами холодный воздух. Пышный олеандр под порывом ветра роняет вниз несколько белоснежных лепестков, кучка суккулентов на соседней клумбе жизнерадостно скалится розетками шипастых листьев.
Она на ходу опускает ключи в карман. Под ногами хрустит пыльный гравий дороги, белые стены домов нависают хорошо знакомыми призраками. Шуршит на ветру запыленная злаковая поросль выше человеческого роста — Ира здоровается с ней на свой странный лад, невесомо касаясь тонких стеблей.
Сердце бьется все быстрее — не в силах дальше сдерживаться, она переходит на бег. За несколько лет на привычном маршруте ничего не изменилось: с забора свисает безудержно цветущая бугенвиллия, обычно не слишком оживленное шоссе и вовсе безжизненно, магазинчик у обочины сейчас закрыт, переход через железную дорогу украшен жутковатым плакатом в стиле «они не смотрели по сторонам»…
Через заросли бурьяна, отделяющие широкий и длинный пляж от городской окраины, перекинуты деревянные мостки. Скрипучая мелодия занозистых досок знакома каждой своей нотой, и ей все так же, как и годы назад, аккомпанирует стук сандалий по дереву и свист соленого ветра в ушах.
Сразу за мостками щиколотки вязнут в мягком, как мука, песке с редкими вкраплениями ракушек. Дальше он должен быть плотным, слежавшимся под давлением… впрочем, отлив еще только начался.
Одинокая чайка на секунду отвлекается от расклевывания дохлого краба, удивленно глядя вслед.
Забыв разуться, Ира шагает в воду. Накатившая волна, полная сдержанной мощи, толкает в колени, обжигая холодом, тянет назад за собой, откатываясь. И еще одна… и еще… Руки тоже холодит.
— И тебе здравствуй, Океан, — смеется она, и кажется, что вода смывает с кончиков пальцев не только ставшую привычной усталость, но и слова.
Далеко-далеко, над светлеющим мысом, приветственно мигает маяк.