— Нам нужно поговорить, — сказал Хосок, сидя за обеденным столом и прижимая пальцы к вискам. Чимин, в домашних шортах и футболке, повернулся к нему, сжимая лопатку — он готовил омурайс.

— Что случилось? — спросил он, облизывая деревянный краешек.

Хосок поднял голову и уставился на мягкую невысокую фигурку с красивыми бёдрами и тонкими лодыжками; эта футболка, что была на Чимине, скрывала сильное, изящное тело, и его волосы, выкрашенные в русый, были немного взъерошенными и падали на лицо чуть влажными от пара прядями. Чимин успел стать хозяином здесь, домашним королём. Хосок хотел ещё раз посмотреть на него, прежде чем он получит справедливый гнев. Они успели прикипеть друг к другу, и Хосок возненавидел себя за ту ошибку, допущенную им. Видит небо, он ненавидел себя.

— Я виноват перед тобой, Чимин, — проговорил он. У него всё никак не поворачивался язык взять и сказать это.

— Ты не помыл посуду вчера, — заметил тот, переворачивая омлет. — Опа!

Сердце Хосока сжалось от этого детского и довольного возгласа.

— Я почти изменил тебе, — скомканно промямлил он, чувствуя, как его язык отвратительно немеет, непослушным куском ворочаясь во рту. В ушах зашумело.

— …Нет, — Чимин отложил свою лопатку и замер, смотря на Хосока. Тот не осмеливался поднять взгляд снова и посмотреть на него, но он мог угадать, каким сейчас был Чимин: его маленькие, лучащиеся глазки станут огромными и потерянными, потому что он перестанет улыбаться, как только поймёт, что разбитый вид Хосока — лучшее доказательство тому, что его слова — не шутка.

— Боже, — Чимин нервно хихикнул. — Зачем?.. Что значит «почти»? Я думал, я думал, что нравлюсь тебе. Зачем?

— Ты нравишься мне. Ты нравишься, Чимин, очень нравишься, — лицо Хосока исказилось, так как он больше не мог сдерживать стыд и боль внутри себя. — Я не знаю, что на меня нашло, я не знаю. Это была глупость, пожалуйста, прости меня… Я был просто пьян, это…

Он прижал руку к лицу, отворачиваясь.

— Что произошло? — тон Чимина, когда он был разозлён и опустошён, полностью отличался от его обычного голоса, и Хосока от него выворачивало наизнанку, и внутри всё как будто заполнялось льдом.

— Поцеловался с подругой, которую встретил там, — глухо пробормотал Хо, — и в том, что мы не зашли дальше, нет моей заслуги. Меня просто оттащил другой парень и напомнил мне, что я… — он хлюпнул носом и заплакал, — что у меня есть ты, и ты ждёшь меня здесь, а я…

— Значит, я тебе не могу доверять, — проговорил Чимин, усаживаясь на стул. — Ты мне очень сильно нравился. Но я тебе, видимо, не нравлюсь так же. Это нормально, если ты не чувствуешь того же ко мне, но… ты мог бы просто сказать, знаешь.

— Пожалуйста, не уходи, — взмолился Хосок. — Я ошибся… я клянусь, я люблю тебя, я действительно очень люблю тебя! Я что-нибудь придумаю. Я больше не… больше не возьму ни капли алкоголя, и… хочешь, будешь ездить со мной? Я просто…

— Я что, твоя нянька? — холодно спросил Чимин. — Может, мне ещё Чонгука попросить, чтобы он контролировал тебя? Ты взрослый человек. И знаешь, что? Я в принципе не особенно ревнивый. Я доверял тебе, серьёзно. Я никогда не был против того, чтобы ты летал на Майорку, ходил в одиночестве, гулял по своим местам, мы же друг к другу не пришиты. Я думал, что мы обо всём можем договориться, но я не хочу сажать тебя на поводок, чтобы ты, как собака, не ебал всё подряд. Серьёзно? Это не тот тип людей, который мне нравится. В любом случае, спасибо, что сказал. Нам с тобой не по пути, Хосок.

— Пожалуйста, не говори так, — разбито прошептал тот. — Я клянусь тебе, я сожалею. Я ведь не... я не занимаося с ней сексом. Это того не стоило, ничего не стоит, умоляю, прости меня…

— Прекрати! — крикнул Чимин и вытер лицо трясущимися руками. — Я так зол!.. ты не делаешь ничего лучше. Все твои оправдания не делают ничего лучше. Ты это инициировал, и ты даже не остановился. Я ужасно зол, расстроен, разочарован. Ну и что, что не занимался? Займешься в следующий раз, когда рядом не будет кому присмотреть за тобой? Зачем ты вообще ответил на мои чувства? Сейчас такое впечатление, что только для того, чтобы сделать больнее. Не трогай меня! И не надо говорить, что любишь и сожалеешь. С теми, кого любят, не поступают так. Даже мысли такой в голову не приходит.

— Я не говорю, что я заслуживаю прощения, я виноват перед тобой, пожалуйста, — Хосок подскочил, следуя за Чимином, убежавшим в комнату. — Это было просто какой-то глупой шуткой, я ведь действительно… я же гей, я не могу тебе изменить с женщиной!..

— А с мужчиной можешь? — Чимин всплеснул руками. — О боже, отлично! Это был не мужчина, какое облегчение! Шутка! Отличная шутка надо мной, Хосок, ты обманул меня! Почему ты такой бледный и дёрганый? Тебе больно? Поэтому хочешь, чтобы я остался, потому что тебе больно? Хочешь почувствовать себя прощённым? Нет, ты виноват, и ты получаешь по заслугам, я собираю свои вещи и ухожу, потому что я не собираюсь дожидаться, пока ты разобьёшь мне сердце. Тебе стоит принять то, что ты не гей, а бисексуал, Хосок. Я не хочу скандалить, поэтому, пожалуйста, просто дай мне уйти, хватит заставлять меня кричать. Я больше этого не хочу. Пожалуйста, прекрати. Ты не можешь меня держать, Хосок.

Хосоку только оставалось смотреть, как Чимин собирает свои вещи, которые поселились у него в квартире, и с каждым предметом, который перемещался в рюкзак Чимина, внутри как будто что-то отмирало и растворялось.

Что он наделал.

Чимин переоделся, сидя на постели Хосока, затем закинул рюкзак на плечо и ушёл — всё это время он не мог сдержать слёз, и сердце Хосока разрывалось, но так как он не мог искупить свою вину, ему оставалось только молчать. Ключи от квартиры Чимин оставил на полке под зеркалом, и Хосок поднялся, чтобы закрыть за ним, а затем снял пригоревший омлет с огня и открыл окно, чтобы проветрить.

Ему стоило промолчать? Утаить всё от Чимина, запереть всё в самый дальний уголок памяти, и никогда не видеть, как ставший родным облик исчезает за закрывшейся дверью.

Или может, Чимин прав, и Хосок никогда не любил его, просто воспользовался симпатичным парнем под рукой, а потом сам себе внушил мысль о чувствах? Ещё и перед Чонгуком хвастался и учил его уму-разуму.

От одной мысли Хосока охватил стыд. Ему было и больно, и горько, но после получения наказания стало немного легче. Возможно, он сможет поговорить с Чонгуком и помириться с ним, потому что Чонгук был прав. Но Хосоку было настолько тошно признавать себя виноватым, что он предпочёл наврать и оттолкнуть от себя всех, однако в глубине души он знал — Чонгук был прав. И он не бойкотировал Хосока, не ставил ему условий, он просто справедливо дал понять, что с человеком, который обманывает близких, общаться не намерен.

— Боже, на что я надеялся… что он поплачет и простит меня?

Чимин был достаточно горд, чтобы уйти. Это всё была вина Хосока.

Квартира чувствовалась душной и опустевшей, хотя Чимин начал проводить время здесь не так давно. Можно было легко привыкнуть к его шуршанию под боком или мурлыканью, пока он чем-то занимался, напевая себе под нос, к тому, что он где-то рядом и сейчас засунет свои маленькие лапки в штаны Хосока, под его рубашку, чтобы пощекотать его. Хосок был поражён своей потерей, и в ушах звенело от своей глупости.

Зачем он это сделал, зачем?

***

— Я поговорил с ним, — сказал Хосок. — Рассказал ему всё. И он ушёл.

Чонгук был достаточно сострадателен, чтобы не начать с фразы «я же говорил» или чего-то подобного. Он пододвинул к Хо огромный стакан с чайным латте и проговорил:

— Это было правильно, Хо. Хотя это был только поцелуй, мне показалось, что Чимин… отреагировал слишком сильно, по твоим словам. Но это всё равно было правильно.

— Мне стало легче, когда я признался, но это… ужасно, — тускло проговорил он. — Я всё ещё виноват, и… ты был прав. Прости меня за то, что поругался с тобой. И за то, что оставил тебя, когда был нужен. Я виноват, и я это заслужил.

— Но всё-таки, Хо, — Чонгук постарался быть мягче. — Почему тебя вдруг потянуло сделать это, почему ты… я не понимаю. Что было импульсом? Ты же думал о чём-то в тот момент. Не говори, что в тебе вообще ничто не откликнулось, и ты просто бездумно сделал это.

— Я… — взгляд у Хосока был таким же пустым, как у зомби или только что умершего человека — кажется, он просто не моргал последние пару минут. — Я люблю его… я думал о том, что он мне сказал, что он мне не нравится, и поэтому…

Он рвано вздохнул.

— Это не так. Я не знаю, что мне делать. Мне показалось тогда, что я хочу ро… романтики. Все постоянно со своими половинками, и ты вечно был с Сокджином, я видел, что у вас что-то назревает, а я — один. Это было тупо. Я хотел думать, что Чимин рядом, что я могу танцевать с ним, целовать его прямо у всех на виду, и все бы, знаешь, завидовали нам, и я просто… да, знаю. Это ужасно тупо звучит, — Хосок потёр виски пальцами. — Мне от себя и тошно, и смешно. Это была просто жалкая показуха. Думаю, если бы я остался с Жаклин наедине, я бы одумался. Теперь я думаю, что это так. Но откуда мне знать, если у меня моча в мозг бьёт, Чонгук? Чимин правильно сделал, что ушёл, я просто жалок.

— Я не знаю, Хо, — Чонгук закусил губу, осторожно подползая ладонью к его руке и накрывая пальцы. — Я не особо смыслю что-то в отношениях, но я скажу пару вещей. Во-первых, я правда рад, что мы помирились. Мне было очень-очень тоскливо без тебя, но, видя, как ты сожалеешь, я сразу же хочу тебя обнять. Ты мой лучший друг, Хосок. Я очень сильно тебя люблю, и я очень сильно переживал, что мы поссорились. Я, конечно, не Чимин, но я рад, что ты сожалеешь и признаёшь свою ошибку. Наверное, мне не следует так говорить сейчас, но это всё равно к лучшему. А во-вторых, если ты его любишь, ты найдёшь способ это выразить. Подожди немного, дай ему остыть. Я не знаю, простит ли он тебя, поэтому не буду ничего говорить, но, может быть, он даст тебе второй шанс.

— Спасибо… — Хосок немного отмер и судорожно всосал в себя чайный латте, вцепившись в кружку пальцами. — Мне правда жаль, что я наговорил тебе все эти гадости в отеле. Я никогда не хотел такого, правда, но я был рассержен, и мне было стыдно и страшно, и я не знал, что мне делать с этим, потому что в глубине души понимал, что ты прав, и от этого бесился ещё больше, загоняя себя в угол…

— Ничего, — проговорил Чонгук. — Ты меня тоже прости. Я даже не стал слушать тебя, и вот…

— Сомневаюсь, что это бы было лучше, — вздохнул Хосок. — Чимина нет…

— Зато есть я, — Чонгук показал два больших пальца. — Не сдавайся. Подожди немного, подумай над тем, что ты можешь предпринять. Если он скажет тебе чёткое «нет», придётся остаться так, но, я думаю, тебе не следует терять надежду. И, я надеюсь, если ты заслужишь свой второй шанс, ты впредь не будешь так относиться к своему любимому человеку.

— Мне кажется, что я травмирован, — невесело пошутил Хосок. — В жизни больше не посмотрю ни на кого.

— Вот, ты же говорил, что любишь его, — Чонгук потёр его лопатку. — Если тебе больше никто не нужен, он поймёт это.

Чонгук не был уверен, что Чимин простит Хосока, а также не был уверен, что Хо действительно «ни на кого больше не посмотрит», но говорить это ему сейчас казалось жестоким, и он просто остался утешать друга спустя эти несколько тяжёлых дней.