Через некоторое время Сокджин вкатил кресло с Чонгуком в здание офиса. В это время Куки пришлось изрядно попотеть, потому что с инвалидной коляской жить оказалось действительно трудно, да и заживающие кости не приносили приятных ощущений. Сонбе, которые время от времени проведывали его в больнице, радостно поприветствовали вернувшегося хубе, гурьбой подвалив к его рабочему месту и наперебой справляясь о самочувствии. Что ни говори, а хотя его коллеги были теми ещё занозами, Чонгук был рад их видеть, и такое внимание было для него приятным.

— Это ненадолго, — объяснил он ещё раз, показывая на свою коляску. — Просто иначе мне пока никак, видите, все ноги в бинтах. Врачи сказали, что мне повезло — я очень опасно ударился головой, когда падал, и мог свернуть шею, а ноги — они точно заживут. Когда снимут гипс, придётся ходить на занятия по реабилитации, чтобы снова ноги разработать, и потом буду как новенький.

— Какой же кошмар, что нашего Чонгука так машина сбила, — вздохнула Кюнмин, деликатно избегая темы родителей Джина. — Но ничего, организм молодой, значит, всё заживёт быстро!

— Точно, точно! Наш Чонгук так любит молоко, кости должны срастись в один миг!

— Хорошо, тогда понемногу вливайся в рабочий ритм, — Сокджин погладил его по голове и похлопал по плечу. — Если вдруг утомишься, скажи мне, и я отвезу тебя домой. Мы договорились, что когда я уеду, Хосок-а будет возить тебя везде.

— Да, хён, — кивнул Чонгук, не замечая нацеленных на него пар глаз. — Это ничего. Я уже получил почту, пока был в больнице, и немного разгрёб её. Надеюсь, я смогу поучаствовать в проекте, который мы обсуждали… если мне снимут гипс побыстрее.

— Ну вот и хорошо. Я на связи, — Сокджин улыбнулся ему и пошёл в свой кабинет. Теперь он оставлял стены прозрачными почти всегда.

— Ах, вот бы мне такую же любовь, — мечтательно вздохнула Джухён, складывая ладони. — Чтобы он проводил ночи в моей палате, возил меня, встречал везде и заботился…

— Могу тебя переехать машиной, — предложил Сынхун. Чонгук закатил глаза. Есть вещи, которые просто никогда не меняются, ну, может быть, это не так уж плохо.

— Придурок, как ты можешь говорить такие вещи! Наши саджаним и хубе такие милые и славные, проявил бы хоть немного понимания к таким чувствам, а? Вот лишь бы всё испортить, — скривилась Джухён.

— Ну посмотри, завелась, как будто я опорочил честное имя. Сама небось завидуешь и хочешь получить такие отношения, но сама та ещё стерва, — ответил Сынхун.

— Ах вот ты как? А вот и получу. В таком случае, встречайся со мной, раз не хочешь видеть меня завидующей! — выпалила та.

— Окей, буду встречаться, — отрезал Сынхун, — если будешь со мной так же нежна, как саджаним с хубе.

— А вот и буду, — прорычала Джухён.

— В шесть у главного входа!

— Отлично!

— Отлично!

Хосок громко хрюкнул в появившейся после этой перепалки тишине.

Вот тебе и на.

— Эй, псст, — Хосок шикнул ему, показывая на телефон. Чонгук проверил входящие.

«Я вижу у тебя на пальчике обновку, которую никто не заметил, Чонгук-а. Вы что, решили действительно поиграть в папочку и сахарного малыша?»

Чонгук закатил глаза.

«Не совсем… Расскажу за обедом, обещай не кричать на меня, ладно?»

Он очень хотел рассказать Хосоку, поэтому с трудом дождался перерыва, и верный друг аж приплясывал от нетерпения, уже догадываясь, к чему дорогостоящая бижутерия на пальце Чонгука.

— Как, как, как он это сделал, — не откладывая в долгий ящик, спросил Хосок. — Это было романтично?

— Нет, совсем не романтично, — улыбнулся Чонгук, когда получил свой поднос с едой — ему теперь в столовке орудовать было не сподручно. — Он сделал мне предложение в тот же день, когда я очнулся. Сам понимаешь, мы были уставшие, перепуганные, побитые жизнью, всё такое, да и больничные стены — не прекрасный вид Майорки.

— Но почему? — расстроился Хосок. — Немного смазанный хэппи-энд, разве нет? Но всё равно! Я так рад за тебя. Так здорово, что все наши опасения не сбылись! Конечно, жаль, что так получилось с его родителями, но я до сих пор помню, как ты пускал слюни на смски и верещал, как влюблённая школьница, — он вздохнул. — Всё хорошо, что хорошо кончается. Что насчёт свадьбы?

— Ну… мы пока не думали. Не до этого было, — Чонгук набил рот едой и сжал палочки в свой кулак, любуясь тем, как мерцает его кольцо. — Мы с Сокджини-хёном только квартиру общую подобрали, и больше ничего. Он сказал, что займётся перевозкой вещей, а потом сразу в Америку, разводиться с Френсис. Она уже передала мне мои поздравления и сказала по секрету, что ждала этого. Наверное, для неё это тоже счастье, стать наконец свободной, — он вздохнул тоже, улыбаясь. — Не знаю, романтично или нет, но когда ты просыпаешься в больнице, а твой любимый ждёт, пока ты откроешь глаза, следит, чтобы с тобой ничего не случилось, тащит ноутбук туда и спит на гостевом диванчике, и делает тебе предложение, как только ты, перебинтованное чудовище, просыпаешься, и ты ревёшь в три ручья от счастья, не стесняясь, потому что ты всё равно самый любимый… это куда больше значит, чем красивый пейзаж вокруг и всё такое. Я чувствую себя любимым, и я не могу поверить, что я буду его мужем… — он выронил палочки и закрыл лицо руками. — Боже, я буду его мужем!..

— Я беру свои слова назад, вы очень трогательные и романтичные, — Хосок стиснул Чонгука и заискивающе проворковал на ухо: — Я надеюсь, ты пригласишь меня на свадьбу, Чонгукки? Пригласишь? Ты должен пригласить и меня, и Чимина с Тэхёном тоже. Я буду твоим шафером! Ведь я твой любимый хён, верно? Скажи мне это, Чонгукки.

— У него один любимый хён, и это не ты, — раздался голос сверху, и Чонгук, всё ещё смущаясь, поднял глаза на улыбающегося Сокджина.

— О, но саджаним, — взмолился Хосок. — Я имел в виду хёна-друга…

— Все мои хёны любимые, — поднял ладошку Чонгук, призывая не спорить. — А Сокджини-хён самый любимый… саджаним, вы опять пришли подслушивать?

— Каюсь, грешен тем, что слежу за самыми любимыми сотрудниками, — извинился Джин, присаживаясь рядом. — Уже поделился новостями с хёном, да?

— Это же мой лучший друг, — проворчал Чонгук. — Не сердись… всё равно однажды сонбе заметят кольцо на моём пальце, и лучше я им скажу сам, чем они начнут сплетничать и навыдумывают неизвестно чего…

— И то верно, — закивал Хосок. — Не сегодня, так завтра. А какие у вас планы на свадьбу, саджаним? Ведь в Корее такие браки не заключают.

— Я думаю, мы можем поехать, например, в Данию или в Аргентину. Или ты хочешь в США? — обратился Сокджин к Чонгуку. Тот, и так уже покрасневший, запунцовел с новой силой и попытался скрыть пылающие щёки руками.

— Х-хён, нельзя так просто обсуждать нашу свадьбу, мы же н-ничего не решили ещё, и тебе надо слетать в США для начала…

— Это просто поразительно, как он может вести тот блог, который ведёт, и при этом краснеть от обсуждения своей собственной свадьбы, — покачал головой Хосок.

— Хосок! — прорычал Чонгук, уже почти багровый.

— Ну всё, всё, успокойся, — Сокджин положил руку на плечо Чонгука, — доедай свой обед, и я прокачу тебя вокруг офиса, чтобы ты проветрился. Хосок-а, пойдёшь с нами?

— Да, пожалуй, — закивал тот. — Я тоже могу покатать Куки!

***

— Когда ты улетаешь? — Чонгук неторопливо распаковывал одну из коробок в их новой квартире. Как Джин и обещал, они переехали в одну квартирку попросторнее, недалеко от работы, и можно было выбрать, пока Чонгук лежал в больнице. Было что-то уютное в том, что Джин катал его в коляске, возможно, только потому что это не навсегда. Хотя всё равно хотелось поскорее встать на ноги.

— Через пару недель, когда можно будет без страха оставить работу. Мне нужно договориться с Намджуном. Я постараюсь не задерживаться надолго, — улыбнулся Джин, забирая одну из коробок и распаковывая её. — О, здесь твоя посуда. Я пойду поставлю её, — он понёс коробку на кухню.

Чонгук поставил свою на колени и начал раскапывать её. Тут был всякий хлам, который было жалко выкинуть при переезде; самое необходимое они уже вытащили, не хватало только докупить кое-чего из мебели и немного утвари. Чонгуку очень нравилась их большая кровать, и он ждал, когда же он сможет поспать на ней целиком, а не только верхней половиной, и к тому же на этот размер они накупили несколько комплектов мягкого постельного белья, и… наверное, Чонгук чувствовал себя немного глупо по этому поводу, но он был слегка одуревший от осознания: «Наша квартира. Наша кровать. Наше постельное бельё…» и улыбался, как дурак, при этом. Кольцо поблёскивало на его пальце, и он так же ждал того дня, когда он поменяет его вместо помолвочного на обручальное и наденет такое же на палец Джина.

— Котёнок, ты хочешь есть? — Джин высунул голову из дверного проёма. — Я могу приготовить что-нибудь или заказать на дом?

— Хочу, — живо отозвался Чонгук, ставя коробку на бок и резво перебирая руками колёса, чтобы подкатить на кухню. Новый дом был просторным, и ездить было удобно.

— Ты моя улиточка, — умилился Джин. — Когда тебе обещают снять всё это?

— Через месяц-полтора, — пробурчал Чонгук. — У нас есть лапша? Я хочу лапши…

— Окей, я приготовлю для тебя. Пиво или вино?

— Только не пиво. Ты хоть знаешь, как мучительно ходить в туалет со всем этим? — Чонгук развёл руками. — Клянусь, я больше никогда в жизни не буду ломать себе ноги. Это невозможно. Жду с нетерпением, когда всю эту гадость снимут с меня.

— Я боюсь, тебе ещё придётся некоторое время восстанавливать подвижность, — ответил Джин, доставая продукты. — Я позанимаюсь с тобой. Иди ко мне.

Чонгук подкатил ещё чуть поближе, и Джин наклонился, чтобы поцеловать мягкие губы. Глаза Куки закрылись, как всегда происходило в такие моменты, когда нежность затапливала его с головой; ладонь Сокджина коснулась его щеки, а затем пальцы пощекотали шею, заставляя Чона хихикать в чужие губы.

— Я помню наш первый поцелуй, — промурлыкал Сокджин. — Сладкий, нежный, милый и трогательный чмок в щёку. Такой стеснительный. Ты такое чудо.

— Ну хён, — Чонгук опять засмущался, смешно морща нос. — Я буду смотреть на тебя, когда ты будешь страдать в ожидании, пока мне снимут гипс.

— Я тебе и в гипсе отсосать могу, у тебя же не член сломан, — ухмыльнулся Джин, показывая язык, и повернулся к плите под возмущённое пыхтение Чонгука.