Крис не мог и предположить, что когда-нибудь возвращаясь домой в Рифтен по главной торговой дороге, он наткнется на шайку головорезов, нанятых каким-то козлом, как в последствии выяснилось, имя которого он видел, наверное, впервые, а если и свистнул у него что-нибудь, то точно не особо ценное. Тем более, что и кинулись его искать так скоро, что Крис уже успел и позабыть чем он насолил этому вельможе, будь он трижды проклят.

Пропустив пару ударов мечом, прошедших по касательной и оставивших неглубокие порезы на незащищённой броней коже, он со всей присущей самоуверенностью подумал, что сможет с этим справится. Пока запоздавшее проклятье юного колдуна, пошедшего по кривой дорожке на радость родителям, не влетело ему прямо в грудь.

Кое-как доползая до ворот Рифтена и теряя сознание, Крис подумал о том, что Август наверняка сейчас устроился на диване перед камином и читает очередную зануднейшую дребедень, и о том, что возможно больше никогда не растрепает его идеальную прическу и не устроится головой на коленях, отбрасывая книгу и утягивая за собой на диван.

Август в этот момент вылетал из своих покоев — по которым бродил последний час — потому что стража сообщила, что его возлюбленный немножко пытается умереть в данный момент прямо перед главными воротами, и городу, у которого и так отвратительная репутация из-за растущей семимильными шагами Гильдии воров, смерть второго после ярла человека отнюдь не добавит привлекательности.

Конечно же, Август определил истекающего кровью возлюбленного в чертоги ярла — если бы Крис очнулся не в родных тёплых стенах крепости Миствейл, а где-нибудь в подвале храма Мары или своей Крысиной норе, то скорей всего не разговаривал бы с Августом, в лучшем случае, месяц.

Крысята, как-то пробравшиеся в комнату, скорбно столпились вокруг своего еле живого Главы, как осиротевшие дети, и тихо всхлипывали время от времени. Август, махнув рукой, приказал пойти вон — истерики ему здесь ещё не хватало. Достаточно, что он и сам в шаге от того, чтобы завыть от бессилия.

Он впервые пожалел, что не нанял себе придворного мага. Даже у Марисоль, которая особо не жалует Коллегию — по личным причинам, которые не принято рассказывать младшим братьям, — был свой маг: то ли Чуйз, то ли Чес, в общем имя он не особо запомнил, потому что здоровенный каджит совсем капельку его пугал и переспрашивать было уже как-то неудобно.

Жрецы в храме Мары только разводили руками, мол это категорически не их профиль, и ничем помочь они не могут, а вот если решите брак заключить — тогда милости просим, дорогой ярл, обставим все в лучшем виде. Август подумал, что если они не найдут целителя в ближайшее время, то брак заключать ему будет не с кем.

Даэдра его разбери, если Крис умрет — Август сам его прикончит. Отыщет самого лучшего некроманта во всём Тамриэле, поднимет этого безмозглого придурка из могилы, выскажет всё ему в лицо и чем-нибудь проткнёт. Обязательно. Но лучше бы ему, конечно, не умирать.

Найденный в городе единственный алхимик кое-как залатал раны от меча, и хоть Крис и перестал пытаться истечь кровью на шелковые простыни, он до сих пор не приходил в сознание. Старый алхимик предположил, что, возможно, дело в каком-то проклятье, но что это за проклятье он не знает и не узнает, так как зелья для того, чтобы выявлять такие ньюансы не существует, а если бы и существовало, то он не смог бы его сварить из-за катастрофической нехватаки всех ингредиентов. И вообще, раз проклятье магическое, значит и лечить его должны магией.

С каждым сказанным словом, голова Августа опускалась всё ниже, и после того как старик уже закончил и ушел, попрощавшись, у него перед глазами так и стоял образ мертвенно-бледного Криса на кроваво-красных одеялах, с потускневшими веснушками и белёсыми шрамами, бездыханного. Август до крови закусил губу. Боль отрезвляла.

Он никогда не был религиозен, но настойчивое чувство поднимающейся внутри паники подгоняло быстренько сбегать в храм и вознести молитвы всей Восьмёрке — и не важно, что храм находится в Солитьюде, а сам он, растерянный и жалкий, на другом конце страны в полном отсутствии понимания, что же ему теперь делать.

Боги, да он сейчас готов был молиться даже Талосу, лишь бы с этим дурнем стало всё в порядке.

Немногочисленные придворные опасались, как бы ярл не приказал идти войной на соседние владения — уж слишком он безумно выглядел: красные глаза, растрёпанные волосы, по которым он то и дело проводил пятерней; беспокойно шатается по всему замку, кому-то что-то строчит на длиннющих пергаментах, отсылает и ругается вслух — в общем, выглядит и ведёт себя похуже любого привидения или драугра.

Оказалось, что в их провинции дефицит целителей — Август за два почти бессонных дня, тревоги, метаний из угла в угол и кружек зелья, которые поставлял ему тот же алхимик, не нашёл ни одного лекаря. Даже колдуны не откликались — то ли попрятались по своим домам и пещерам, то ли действительно в Рифте никого не было — и гонцы в итоге возвращались ни с чем. Август был готов лезть на стенку от отчаянья и грызть лепнину на потолке — Крису с каждым днём становилось все хуже.

Ночью второго дня, только задремавшего сидя Августа разбудил взмыленный гонец — пошли слухи, что в Камне Шора остановился волшебник. Не то чтобы стоит доверять деревенским сплетникам, но, как правило, слухи о магах всегда подтверждались — норды особенно их презирали и с рвением обсуждали и осуждали, если предоставится возможность. Август незамедлительно приказал тащить его в Рифтен, если понадобится, силой.

— Скажи, что ярл обещает награду в двадцать тысяч септимов — этого ему хватит чтобы купить самый богатый дом даже в Солитьюде.

— Но, ярл. Если он откажется...— гонец мялся на пороге, сомневаясь в своём ли уме их правитель, раз он разбрасывается запредельными суммами ради услуг какого-то вшивого волшебника.

— Тогда приставь ему нож к горлу, — Август безразлично махнул рукой, — Не мне тебя учить, как правильно уговаривать людей. Свободен.

К счастью, никому не пришлось угрожать: маг прибежал сам, только услышав о вознаграждении. Заявил — ему, Августу IV Отважному, ярлу Рифта, младшему брату самой Верховной Королевы — что без особы его святейшества Мага, самого гениального в школе восстановления за последнюю Эру, Истребителя Даэда, Великого Лекаря — и так далее, и так далее — они бы ни за что не справились. Август с тяжёлым, обречённым вздохом с ним согласился — глупо спорить с тем, кто является практически единственным шансом вылечить любовь всей твоей жизни. Все равно, в случае неудачи, он сможет казнить выскочку.

Конечно же, Август остался наблюдать — ещё чего, он не позволит какому-то незнакомому мужику бродить у него по дому и глазеть на его бессознательного жениха — маг, странно размахивая руками и крутясь волчком вокруг постели больного, прочитал свои заклинания. Несколько ужасных мгновений ничего не происходило, — Август начал мысленно составлять указ о повешеньи некомпетентного колдуна, — но постепенно цвет лица Криса начал выравниваться из землисто-серого до нормального смуглого, дыхание и сердцебиение успокоились, а с Августа будто сбросили тяжёлый груз и в груди лопнул пузырь со всеми подавляемыми за эти три дня чувствами — у него хватило сил только осесть в стоящее рядом кресло и наблюдать как в его возлюбленного возвращалась жизнь.

Он не заметил как выскочка-колдун ушел, естественно, забрав с собой обещанные двадцать тысяч септимов — совершенно варварски завышенная цена, но Август о них даже не думал. Единственное, что приковало его внимание — это медленно подрагивающие ресницы на усыпанном веснушками лице, как будто он видел их впервые, как будто не было сотни или тысячи дней, когда Крис просыпался рядом с ним, сонно улыбался и предлагал полежать в кровати подольше.

Август готов был прыгать по комнате, радостно хлопать в ладоши и, возможно, даже догнать этого оказавшегося не таким уж плохим мага и расцеловать в обе щеки. Но смог только встать с кресла и подойти ближе к постели.

Последнее, что помнил Крис — заваливающиеся на бок городские ворота. Следующее, что он увидел перед собой это бледное лицо Августа с нездорово красными глазами, как будто он плакал в лучшем случае час, и почувствовал нежные руки, которые перебирают его волосы, пропуская пряди сквозь пальцы. Август смотрел куда-то в стену и вид у него был такой потерянный, что Крису захотелось его обнять и не отпускать несколько дней. Но сначала было бы славно узнать, что же все таки произошло — почему у него болит все тело, как будто его пинали ногами великаны, как он оказался в их комнате в замке, сколько времени прошло, и почему, черт возьми, его возлюбленный выглядит так, будто сейчас сорвётся в истерику. Крис чувствовал, что ни один ответ ему не понравится. И — очень отважно — кашлянул, привлекая внимание.

К его удивлению, Август не стал на него кричать, — по крайней мере сразу — только отвлёкся от стены, которую разглядывал с таким видом, будто там нарисовал план Обливиона, и спросил какого даэдра он вздумал отрубаться посреди дороги в страшных ранах и пришибленный каким-то тёмным проклятьем. Потом съязвил, что если он не может о себе позаботиться, то стоит нанять ему личную няньку, или сделать поводок. Потом, наконец, замолчал и ожидающе на Криса посмотрел. Ну, или он подумал, что ожидающе — такого ледяного взгляда Крис не видел с того момента, когда попытался Августа обокрасть при самой первой встрече, и не хотел бы видеть ещё столько же. Поэтому, прерываясь на кашель из-за пересохшего горла, ему пришлось рассказать все, что он помнил до своей позорной отключки. Лицо Августа всё больше каменело во время увлекательнейшого повествования-образца-полного-слабоумия, а в конце он безмолвно поднялся и вышел из комнаты. Придется Крису задавать вопросы кому-нибудь другому, если он, конечно, сможет подняться с постели и не отправится к праотцам.

С Августом он побеседует позже — тот сейчас находится в своей стадии холодной ярости и срывает злость на прохожих, которые, по своей недальновидности, осмелятся что-нибудь ему сказать, пока он мрачной тучей бродит по Рифтену.

Для начала Крис решает заскочить в Буйную флягу и узнать все последние новости, желательно про то, сколько он вообще провалялся в постели в виде свежей мумии, и, конечно, обрадовать подопечных, что у них ещё остался Глава гильдии. Если они за это время не выбрали другого.

Крысята, обступившие его со всех сторон на входе, выли не своими голосами — оказывается, до них уже дошла новость, что Глава пришел в себя и направляется в Крысиную нору, поэтому они были все в сборе и вместе создавали такую невыносимую какофонию, что хоть Крис и рад был их видеть, но предпочел бы сейчас заткнуть уши, закрыть глаза, и удрать на максимальной скорости как можно дальше.

Он, в конце концов, смог добиться от них членораздельной речи и узнать, что ранен он был три дня назад, и все три дня ярл его обхаживал, говорят, ночами не спал, кричал на всех и искал целителей по всему Тамриэлю. Крису не было нужды спрашивать откуда они знают такие подробности — всем известно, что воры всё видят и всё слышат, особенно то, что происходит у них в городе, и особенно, если это касается его — Криса.

— Вот и минус иметь личную жизнь, — цыкнул он себе под нос. — С такими-то подопечными…

Наконец, всеми правдами и неправдами отделавшись от гомонивших и виснувших на руках крысят, он выбрался из Норы через черный ход рядом с храмом Мары и побрёл навстречу своему року — то есть, попытался найти Августа самостоятельно, обшарив весь Рифтен, чуть ли не заглядывая в каждую бочку. И в самом деле, город не такой большой, а по сравнению с Солитьюдом так вообще деревня, а он не может найти одного единственного человека, которого ещё и знает как пять своих пальцев. Наверное, Август, всё таки, как-то перенял воровское мастерство сливаться с тенями и теперь старательно его избегает.

Крис нехотя спустился к каналу, ближе к затхлой воде и шуршащим по углам крысам. Августа там точно быть не должно — королевское воспитание не дало бы опуститься до того, чтобы бродить по самому захолустному району города, но проверить стоило. И можно, заодно, спрятаться от чужих глаз и поразмышлять как он умудрился вляпаться в такую исключительно дерьмовую ситуацию. Жених из него, конечно, так себе, если говорить мягко — суженого своего напугал до чёртиков, сам оплошал ужасно, да и Август теперь видеть его не хочет.

Криса начали посещать настолько безрадостные мысли, что он даже не обратил внимания на свой дорогой костюм и уселся прямо так на мостовой, свесив ноги к воде. Как некстати вспомнился ледяной взгляд, которым перед уходом наградил его Август. Криса передёрнуло — этим взглядом он как будто ставил его на табурет, перед всем городом, и говорил как сильно в нём разачарован. Врагу не пожелаешь.

Он ещё представил как Великодушный Ярл — как прозвали его жители Рифтена — разворачивает длинный свиток и зачитывает, опять же всему городу, в чём именно виноват Кристофер Фредерик Бартон, глава гильдии воров и его — уже бывший — жених, по пунктам перечисляя каждую оплошность, которую совершил вышеупомянутый за всю свою короткую и ныне безрадостную жизнь. Фантазия у него была что надо и, как обычно, взыграла в самый неподходящий момент. Конечно, в реальности всё не так мрачно, как успел себя накрутить Крис за последние пять минут, но глухое молчание и тот факт, что он не может найти Августа, — а в нахождении нужных людей он мастер — всё равно напрягали.

Предаваясь мрачным размышлениям, он не услышал стук сапог по деревянной мостовой и поднял голову только тогда, когда взмыленный и взбешённый ярл был на расстоянии трёх метров от него, и не оставил Крису времени быстро ретироваться куда-нибудь подальше от такого крайне пугающего настроения, — например, под воду.

— Напыщенный самоуверенный идиот! — Август подлетает к нему так быстро и угрожающе, драматично взметнув за собой тяжёлый, подбитый мехом плащ, что Крис начинал всерьёз беспокоится за свою безопасность — мало ли, ещё добьёт на радостях своего благоверного. Лёгкая оторопь и инстинктивное желание спрятаться прошли — он был очень рад видеть Августа, не смотря на то, что тот был в одном шаге от совершения тяжкого преступления, судя по воинственному виду.

— Я подумал, что на тебя напали! Что ты как-то спасался, а тебя подло ранили во время этого! А ты отбивался от семи, Обливион их раздери, наёмников! Один! Вместо того, чтобы удирать, сверкая пятками, как ты обычно делаешь! — Серые глаза разъяренно загорелись, — Я тебя придушу.

И Август действительно бы накинулся на него с кулаками, если бы у Криса не была такая хорошая реакция, которая хоть и не помогла избежать из ниоткуда взявшихся темных заклинаний, но зато пригодилась в вещах более тривиальных, например, не быть избитым собственным возлюбленным.

— Эй, полегче, — Крис, улыбаясь уголками губ, поймал руки, которые сразу же расслабились, и повисли бы безвольными верёвками, если бы он не держал их. Без особых усилий разжав напряжённые кулаки, он удобнее перехватил чужие руки, и принялся выводить на них большими пальцами узоры, похожие на руны.

— Меня недавно практически вытащили с того света и я чуть не попал в ваш пресловутый Совнгард. Будь со мной чуточку по-нежней, — по-прежнему легко улыбаясь, Крис даже не пытался спорить со сказанным и, не отрывая глаз от своих хитрых манипуляций, продолжал рисовать на ладонях успокаивающие заклинания, которые говорили бы «Я здесь. Я живой и никуда не денусь».

Да, он идиот и полный кретин. Да, он действительно полез на кучу вооруженных до зубов противников с одним кинжалом, вместо того чтобы бежать прочь. Да, он мог умереть, причем очень глупо, но не жалел о своём дурацком решении до тех пор, пока не увидел бледное, практически обескровленное, отчаянное лицо напротив, изгрызенные губы и мелко дрожащие руки. В этот момент Крис готов был проклясть самого себя за всё, что он совершил в течении пары часов, предшествующих трёхдневной отключке.

Август из последних сил — воинственный запал пропал, осталось только облегчение, как будто с сердца упал тяжкий груз — и железного упрямства сообщил, что Крис ни при каких обстоятельствах не сможет попасть в Совнгард, потому что тот не родился нордом. Крис в ответ его заверил, что к тому моменту ему будет уже всё равно.

Рунические символы и нежные прикосновения помогали. Август медленно расслаблялся под касаниями пальцев — опускались напряжённые, кажущиеся каменными плечи, разжимались сцепленные мертвой хваткой зубы — он с удивлением обнаружил, что все это время сжимал челюсть чуть ли не до хруста — и из глаз пропало тревжно-угрожающее марево, теперь там отражалась только резко накатившая усталость.

Август так и застыл, вглядываясь в мутную воду рифтенского канала. За последние пару дней он как будто постарел на пять лет и будет чудо, если сейчас он сможет дойти до своих покоев и, наконец, упасть на кровать — потому что, судя по ощущениям, из него выкачали всю энергию под чистую и оставили ржаветь на солнце — как заброшенных автоматонов в Маркарте. Он представил себя таким же одиноким дубиной, брошенным где-нибудь в катакомбах разрушенной цивилизации, и поёжился — не завидная и очень одинокая судьба.

Его земной якорь лёгким и быстрым поцелуем в губы вернул Августа из душных подвалов обратно на поверхность.

— Я так и вижу как ты от меня уплываешь в далёкие дали, — Крис ласково улыбнулся растерянному взгляду напротив и объяснил:

— Иногда у тебя становится такое лицо, как будто ты сознанием находишься совершенно в другом месте. Не замечал?

— Мне кажется, что рядом с тобой у меня просто замедляется работа мозга.

— Ты, вроде бы, на меня ругался? Пожалуйста, продолжай.

— На сегодня с тебя хватит. Завтра закончу.

Криса порывисто притягивают ближе, как-то отупленно обнимая, впиваясь задеревенелыми пальцами в одежду.

— Я так рад, что ты живой, — тихий шёпот рядом с ухом. — Не знаю что случилось, если бы я не успел, не нашёл. Наверное пошел бы и спрыгнул с Башни Белого Золота.

Почти неслышные слова сейчас звучали как самые откровенные признания, которые обычно произносятся в темноте комнаты и тепле разгоряченной кожи. Крис в ответ обхватывает Августа за плечи и зарывается носом в его волосы. Он глубоко вдыхает — пахнет серебром, мылом, которого Август пртихватил из Солитьюда, летними садами и виноградом.

Крис закрывает глаза. Пахнет домом.

Он затягивает Августа в глубокий и медленный поцелуй, перебирает его волосы, прихватывает родные, знакомые до каждой трещинки губы зубами, хватается за шею — для равновесия, потому что чувствует, что ещё секунда и он свалится прямо в канал — ноги, почему-то, дрожали.

Август сдувался на глазах — накопившееся напряжение за последнюю пару дней выходило с каждым коротким выдохом, с каждым украденным поцелуем, прикосновением губ к холодной коже. Крис проходится поцелуями-бабочками по всему лицу, целует в родинку за ухом и в шею — получает в награду судорожный вдох и сжатые до боли пальцы, которые слишком быстро оказались в волосах.

Возможно, им стоит остановится пока их никто не увидел и они не полезли друг другу в штаны прямо на улице. Возможно, им стоит никогда не останавливаться.

Августу было все равно, что подумают о нём люди, пока он стоит в обнимку с самым разыскиваемым преступником, как минимум, в четырех владениях, чуть ли не вися на его шее и выцеловывая его веснушки. По крайней мере, «все равно» до того момента, пока слухи не дойдут до его сестры — тогда Рифтену срочно придется принимать Верховную Королеву, потому что ей понадобится узнать все подробности личной жизни горячо любимого младшего братца и даже дракон её не остановит в этом стремлении.

Крис, по ощущениям, неловко чешет затылок одной рукой и скорбно выдыхает в шею:

— Прости, что я так тебя напугал.

Август в ответ покачал головой. Напугал это слабо сказано — он впервые за всю жизнь испытал инфернальный ужас, и если Крис заставит его пройти через это ещё раз, то он точно прикончит поганца.

— Прости, что накричал.

И кажется что-то неприлично комментировал про безрассудство, поводок и няньку — если его попросить повторить эту фразу, то скорее всего у Августа не получится, потому что он вообще мало что помнил о чём там говорил, когда сраная любовь всей его жизни, которая была на пороге сраной смерти, наконец-то, очнулась. Но за это тоже стоит извинится. На всякий случай.

— Я уже привык. Ты всегда такой эмоциональный, — Крис, не отстраняясь из объятий, смеётся прямо ему в губы, и пальцы Августа пропускают его кудри, делая беспорядок на голове ещё выразительнее. Возможно, Крис сейчас самый счастливый человек на всём Нирне. Возможно, Август никогда в жизни не чувствовал себя таким живым.

— О, знаешь что? Катись в Обливион, — противореча своим словам, он притягивает Криса ближе и устраивает подбородок на его плече. Сильные руки крепче обнимают Августа, оборачиваясь вокруг его талии, распространяя тепло по всему телу, немного раскачивая в медленном темпе.

— Конечно, дорогой, — Крис немного поворачивает голову и запечатывает свой ответ очередным нежным поцелуем, не оставляя времени, чтобы сыпать саркастичными ответами.