Сокджин был хорошим хёном. Он Гука с Наму регулярно угощал обедами, особенно когда у хакеров наступали тяжёлые времена. Безропотно одалживал денег, если те вламывались к нему в контору с воплями «хён-спасай-срочно!» Пару раз вытаскивал из полицейских участков и регулярно посылал к ним хороших денежных клиентов. Они в долгу не оставались: деньги возвращали с подарками, угощали выпивкой в клубах и не забывали помочь там же с какой-нибудь тёлкой поупрямее.

Но ещё Джин называл их «мои геюги!», всячески издевался над их этнической составляющей и неостроумно шутил по поводу «украсть коня», «позолоти ручку, яхонтовый» и «а давай погадаю». Регулярно проходился насчёт кочевой жизни, их старенький микроавтобус обзывал кибиткой, а вполне приличную квартиру – юртой, а то и иглу.

В общем, доставучим Джин был ровно в той же степени, что и хорошим, пока как-то раз в стрип-клубе не напился в лоскуты и не полез на сцену. Шест остался в стороне, зато пара девушек с полного согласия раздели его под вопли и аплодисменты публики. Джин и так мало чего в этой жизни стеснялся, под такой дозой вообще краёв не видел и до Кэлвин Кляйна разоблачился легко, непринуждённо и с удовольствием от шаловливых женских ручек. Он, впрочем, совсем публику шокировать не стал, позволив утащить себя за кулисы, к вящему кайфу всех троих.

О том, что за стойкой в тёмном углу на него чуть ли не дрочит пара геев тире хороших друзей, Джин не знал.

А Намджун с Чонгуком с тех пор каждую его гетеро-геистую шутку воспринимали в штыки, то и дело намекая на милый уютный тройничок. Джин, как обычно, ржал и продолжал их уверять, что пардоньте, он по девочкам и сваливал из очередного клуба с очередной козой.

В общем, бесил он их просто по-страшному. Как-то раз откровенно обсудив нахального гетеро тире хорошего друга, пришли к выводу, что оттрахают его, как только получат возможность: хоть по одному, хоть оба, и изменой у них это считаться не будет.

И после подставы милой до полной увувушности агаши с веснушками и заказом украсть коня, Джин, кажется, напросился всерьёз.

Проснулся Джин от массажа задницы. Массировали мягко, нежно, легко разминая ягодичные и тазовые мускулы, иногда скользили по внутренней стороне разведённых ног, вызывая приятное томление и тяжесть в паху. Внятная мысль про нимфу, которой он так вчера удружил и которая будит его таким вот приятным способом вместо обычного кофе, расплылась по телу томной волной, канула в негу под проминающими движениями. Видимо, вчерашняя ночка удалась. Парень сонно ленился, позволив себе погрузиться в приятную дрёму и отдав инициативу в чужие руки, даже не пытаясь вспомнить, что вчера было и откуда эта рукастая да инициативная вообще взялась, не желая кайф перебивать лишними мыслями.

 Массаж переполз на шею, разминая её и иногда ласково касаясь щеки. Было немного странно, потому что на заднице массаж тоже вроде бы продолжался. Двух нимф со вчера Джин не помнил, а четырёх рук у одной быть не могло ну никак, и парень списал всё на сонное состояние. Томление всё усиливалось, медленно и плавно становясь напряжением. Сонливость уступала просыпающемуся желанию. Джин попытался подтянуться и перевернуться на спину, чтобы нимфе удобно было дотянуться до потяжелевшего достоинства.

И не смог.

Руки были где-то за его спиной: то ли затекли, то ли были чем-то прижаты, и никак не реагировали на мысленную команду. А ещё он разом осознал, что лежит не на уютной кровати, а опирается животом на что-то, выпятив задницу, которую массируют и нежат. И щека его не на подушке, а на чьём-то бедре – перед распахнувшимися широко глазами появилась коленка, обтянутая чёрной кожей, мелькнули смутно чужие пальцы второй пары рук, что ласкали его голову, то и дело бережно отодвигая падающие на лоб завитки волос.

Мягко.

Нежничая.

Подушечками легко обводя скулы и щёки, касаясь невесомо губ, задерживаясь на розовой пухлоте.

Да почему он пошевелиться то не может?

Пиздец.

Джин дёрнулся: резко, сильно, всем телом, пытаясь убраться из-под рук и осознать себя в пространстве.

Первое не получилось, зато второе осозналось настолько хорошо, что лучше бы нет.

Его зафиксировали в коленно-локтевой: ноги разведены и согнуты в коленях, опирались на что-то мягкое. Кисти за спиной скованы, потому что пошевелить ими невозможно. Под животом что-то твёрдое, вроде бы кожаное, но не жёсткое. Джин ошалело краем взгляда зацепил странно изогнутую белую штуку с расписным дорогим рисунком. Член с яйцами висели себе свободно, тяжелея от приятности массажа, вот только от испуганных мыслей мигом начали съёживаться, стремясь хоть так свалить из непонятной ситуации.

Джина накрыло одновременно паникой и яростью – выпяченная задница позорно открыта и доступна, и этим, блять, кто-то нагло пользовался! Этот кто-то стоял между его раздвинутыми ногами, сильно и ласково массируя. Да так, что у него давно бы встал, если бы не накрывающая паника. Сзади пользовались его открытостью, ласково оглаживая и щекоча яйца, отчего те наливались томящей тяжестью. Да так, сука, правильно по ощущениям, что Джин почти готов попросить ещё, несмотря на то, что он вроде как против всей ситуации в целом.

Что ни говори, а трахать его без его согласия он пока ни одной рукастой нимфе не разрешал.

В поле зрения снова мелькнули пальцы, протянув по скуле. Сонная дрёма слетела окончательно. Нимф было действительно две: вторая массировала шею и горло, тёрла за ушами, ласкала мочки, оглаживали скулы и щёки, и нежно-нежно перебирала пряди, иногда тревожа их тёплым дыханием.

Раздражение и злость перебили панику. Джин только приоткрыл губы для гневного окрика, как в них ткнулись кончики чужих пальцев. Раздвинули аккуратненько, но настырно, по чуточке пробираясь в мокрый рот. Джин ошалел от эдакой наглости с утра пораньше, снова дёрнулся, попытался закричать, но пальцы живо оказались глубоко во рту. Точно не меньше трёх – парень почувствовал, как губы растягиваются вокруг них. Хорошо так растягиваются, вроде даже с ноткой боли, обхватывают плотно крупные пальцы.

Слишком толстые для девушки.

– Приве-е-ет, хён, – пропел низкий баритон ему прямо на ухо.

Господи, спаси и помилуй. Кожаная тряпка на крепком бедре под его башкой – точно Чонгука. Это белое, странно изогнутое – то самое седло, которое «его геюги» случайно забыли вернуть в конюшню, и фотку которого скинули ему с загадочным предложением прокатить с ветерком. Этот смешок сзади – Намджуна, ни с чем не перепутаешь. А он перед ними голый, раскрытый и раскоряченный.

Дошутился, блять.

Ему точно пиздец.

Сердце бумкнуло и зашлось в бешеном ритме. Кровь прилила к голове, окрасил щёки красным так, что он загорелся: от стыда и от осознания беспомощности. И жуткой мысли, что кайфово ему сейчас в равной степени, как и стыдно.

Он завырывался, забился отчаянно, старясь уйти от ласковых рук. Но одна из них жёстко вдавилась между лопаток, не давая даже пошевелиться.

– Значит, коня, – раздался за его спиной задумчивый голос Намджуна. Руки погладил задницу, раздвинули половинки, легко пощекотали между ними, цепанув анус. Джин сжался весь мгновенно, стиснулся, сколько мог, но тот, сзади, только рассмеялся негромко и шлёпнул ладонью по напряжённым мышцам. А потом и по второй для симметрии. У Джина от двух шлепков нутряк диким вихрем предвкушения сжался тугой спиралью, грозя рвануть и выдать его с потрохами этим двоим. Он напряг каждый мускул, но Намджун тут же воспользоваться, тиская упругую крепкую попу от души.

– Та фы... – Джин от накатившего ужаса напополам с похотью подавился пальцами во рту. Те уже не ласкали – трахали возвратно-поступательно, придерживая за затылок, чтобы не отстранялся.

Джин сомкнул зубы в укусе.

Чонгук разъярённо зашипел, отдёргивая руку. Шлёпнул ладонь Джину на щёку, крепко прижал голову к бедру, не давая пошевелиться.

– С конём вот, знаешь ли, был перебор, – укоризненно произнёс Чонгук. Мышцы под Джином заходили, будто младший куда-то поворачивался или за чем-то тянулся. Пальцы ловко вдруг зажали Джинов нос, а перед глазами мелькнуло что-то непонятное, красное и с завязочками. На задницу полилось тёплое, затекая между половинок и обволакивая анус. Пальцы Намджуна закружили вокруг, растирая и проминая как следует, и от прилива крови Джин почувствовал, как запульсировало тугое колечко мышц. Он не выдержал, задыхаясь, раскрыл рот, чтобы хапнуть воздуха, и туда влипла оральная пробка. Силикон мягко обнял зубы, раздвинул жёсткой распоркой челюсть, широко растянул губы. Джин завыл, захрипел, забрыкался изо всех сил. Намджуну на него лечь пришлось, обхватить руками талию, удерживая на месте.

– Ты, хён, нам нами до-олго прикалывался, но вот к нам агаши послать – это точно лишнее, – зашептал Намджун ему на ухо. У Джина уши и так покраснели, а от знойного дыхания их жгло совсем невыносимо. Руки под животом вдавились ниже пупка, промяли кожу по блядской дорожке до члена. И начали его гладить: едва-едва касаясь, медленно, ласково и успокаивающе. Джин заткнулся, подыхая от беспомощности. Его разрывало напополам: убраться отсюда и попросить, чтобы Намджун протянул по всей длине кулаком, огладил бы пальцами туго головку – член стоял каменно, несмотря на весь ужас ситуации. – Мы бы тебя, может, и отпустили бы, но ты только глянь, какой ты твёрдый, хоть гвозди забивай, – палец едва-едва коснулся уздечки, и Джина дёрнуло, накрывая жаркой волной под чужим телом. – И сладкий, когда беспомощный. Молчишь, не треплешься, шутеек своих не отпускаешь… Так что уж извини, не отпустим. Юнги сдал тебя с потрохами. Гетеро из тебя так себе, он сказал, и с мальчиками ты иногда позависать совсем не прочь. Придётся уж потерпеть сегодня нас… а вдруг даже понравится?

Намджун отлип от спины, поднимаясь. Размял заботливо связанные руки, чтобы не затекли.

А Чонгук голову Джина осторожно приподнял за подбородок, наклонился, жадно рассматривая широко распахнутые пухлые губы, заглядывая в глаза. Дотянулся до баночки с клубничным лубрикантом, обмакнул пальцы, толкнул вперёд, смазывая густо всю полость рта, лаская каждую складочку внутри. Вязкое сладковатое желе текло в горло, от сильного запаха першило в носу.

Джин попытался что-то промычать, но слушать его не собирались.

– Я тебя в рот отыметь со знакомства мечтаю. А тут такой случай подвернулся – думаешь, откажусь? – негромко и тягуче произнёс Чонгук, проводя по раскрытым губам пальцами, от возбуждения сам приоткрыв рот и прикрыв глаза. По взгляду было понятно, что мечта макнуть член между этих губ нестерпимо жжёт у макнэ пах, и шансов отвертеться у Джина нет.

Намджун толкнул палец в колечко мышц. Стенки поддались, разглаживаясь, пропуская, даже чуть засосали. Намджун от этого зрелища сглотнул нервно, сдерживая возбуждение, толкнулся членом между бёдер. Налил ещё смазки и присоединил второй палец, замер, давая хёну привыкнуть. Юнги не врал – колечко мышц расходилось легко, и этот «я только по девочкам» дискомфорта не чувствовал точно. Намджун осторожничать перестал – скрёб живот, то и дело задевая ствол, отчего спина Джина покрывалась мелкой россыпью капелек пота. Пальцы в заднице разошлись ножницами, вышли, ввинтились и раздвинулись внутри снова. Под ними хлюпало и чавкало, то открывая дырку, то закрывая, осторожно, но неостановимо растягивая.

Готовили его эти сволочи почти профессионально.

Джин сквозь оральный кляп мычал, пуская слюну, которую Чонгук ловил губами, целуя хёна в открытый рот, облизывая его язык и прикусывая немного губы. Те покраснели, вспухли ещё больше, заставляя сердце младшего биться чаще в предвкушении того, как он эту красоту на себя натянет. Член Джина наливался чем дальше, тем больше, и от ласк сразу с двух сторон и невозможности взять своё хозяйство в кулак он зарычал горлом прямо в приоткрытый рот макнэ.

А тот только тихо засмеялся, вставая, приспустил штаны, и замаячил прямо перед лицом нефиговым своим поршнем.

– Ты меня всего примешь, хён,– негромко шепнул он сверху, раскатывая по макушке бархатистый голос, прошёлся там пальцами, едва касаясь волос. – Сначала тяжко будет, но ты лучше не сопротивляйся. Чем больше сопротивляешься, тем сильнее рвотный рефлекс, но мне от этого приятно только будет. Я просто буду чувствовать, как твоя глотка сжимается вокруг моей головки. Мне будет хорошо. Потому не бунтуй, расслабься, открой себя тонсэну, когда я тебя глубоко буду трахать. Просто иногда сглатывай, обнимай меня там внутри своим сладким горлышком, и увидишь, тебе понравится.

У Джина небо окрасилось безумным паттерном. Он всхлипнул, слюна наполнила рот, и туда скользнула упругая крупная головка. Заполнила полость рта, упёрлась, туда-сюда проехалась по ребристому нёбу.

Намджун снова нырнул рукой под живот, протянул по стволу, ласково большим пальцем огладила по головке, подразнила дырочку уретры. Джин дёрнулся опять, толкнулся в руку, мысленно воя от стыда и вожделения, но Намджун сверху только хмыкнул и кулак убрал. На кожу задницы вновь полилась смазка. А затем туда стало проталкиваться что-то намного крупнее пальца.

 Клубничная смазка смешалась с вязкой слюной, заполняя рот и вытекая наружу. Жара накрыла, объяла всё тело, в которое вторгались с двух сторон, контрастно вздрагивая от лёгкого сквозняка и поджимая мускулы.

– Носом, хён, дыши носом, – Чонгук ласково за ушами проехался пальцами, чуть надавил, отчего челюсть Джина разошлись ещё больше. Он против воли поднял глаза и Чонгук затрепетал от сладкой сбывшейся фантазии. – Блять, хён, это пиздец. У тебя губы так правильно на моём члене смотрятся и взгляд... я о нём уже хрен знает сколько мечтал.

За щеками сёрбало слюной, текло по подбородку от того, как Чонгук медленно двигался, пробуя Джинов рот.

Джин попытался заверещать. Чонгук толкнулся глубже, забивая вопль обратно в горло. Дырка под членом Намджуна разошлась, впуская в тугое нутро напарника. Намджун прихватил за бока, натянул, ткнулся в простату и долго-долго заскользил по ней внутрь.

Джину касания хватило: поясница, пах, живот запылали, тело обмякло, стало чувствительным и податливым, а голова пошла кругом. Он бурно и часто задышал, против воли слабея. Нос ткнулся в пах младшего, сзади по промежности шлёпнули тяжёлые яйца.

Его насадили с двух сторон. Двое замерли в моменте полного, чистого обладания, откинули головы, синхронно выдыхая в потолок, чувствуя, как под ними размазывает от жара чужое тело.

– Блятьблятьблять, какой ты тугой, хё-о-он, – раздался позади стон.

– Узкий, – поддакнули с этого конца. Чонгук вышел, давая вздохнуть, плеснул себе на головку сладкого и вязкого, и снова ввёл.

Намджун сзади не жалел, загоняя целиком. Горячий конец раздвигал анус, растягивал, ласкал стенки изнутри, и Джин, если бы мог, попросил бы проехаться снова по точке, от которой звёзды перед глазами.

– Хороший хён, – густым шёпотом подбадривал Чонгук, лаская щёки и потрахивая рот, не входя глубоко, а затем приказал. – Вдохни.

Джин послушался. Член скользнул глубоко, раздвинул узкую глотку. Чонгук выдохнул резко, почти застонал от того, как Джин сжимался вокруг, пытаясь сглотнуть.

У макнэ крышу сносило нахрен, хотелось трахать жёстко и глубоко, наплевав на его личный комфорт. А от картины напротив трахающего хёна напарника голова кружилась, как от крепкого алкоголя. Намджун, его Намджун напротив закатывал глаза и постанывал от того, как ему было хорошо, дрожа от возбуждения.

Джин сдался. Жар от елозящей по простате головки растёкся по организму, закрутил в тугой похотливый узел.

Язык лёг покорно под крупную упругую головку, скользя по бокам, от чего Чонгука встряхивало до пяток. Пленник расслабил напряжённую спину, перестал сопротивляться Намджуну, и у того разом снесло крышу оттого, как изгиб позвоночника покорно прогнулся ещё больше. А Чонгук с ума сходил, когда Джин, приподняв чуть шею, втянул сосательным движением его член, беря глубже. И тут же застонал, наглухо заткнутым чужой плотью горлом – Намджун его член взял в кулак, одновременно проезжаясь по простате. В жутком напряге находилась абсолютно каждая клетка. Все зудело, горело и требовало немедленной разрядки. Одного касания хватило, чтобы Джин кончил, прикрыв глаза, размазываясь, раскатываясь по седлу безвольной податливой массой.

– Ох, хён… какой же ты, когда кончаешь, – задыхаясь, произнёс Чонгук. Джин только застонал обессиленно, пуская вибрацию по его члену. Чонгук захрипел, крепче сжимая пальцы в его волосах. И тут же извиняющимся движением приласкал, за ушами погладил, проводя нежно по щекам ладонью. Он не мог оторвать взгляд от того, как губы, налитые тёмно-розовым, раскатываются по члену, как его ствол скользит по блестящей смазке и прозрачным ниточкам слюны. У Джина снизу взгляд блядский и с поволокой, до горячечных струек по затылку, кончить от одного этого можно.

Намджун наяривал сзади, его теснота хёна тоже с ума свела, и он не выдержал первый. Застонал, увеличивая темп и Чонгук тут же отозвался. Они синхронно втрахивались в безвольное тело Джина с двух сторон, не давая ни пяди пространства, ни грамма воли. Принимай всё, что есть, хён, за дурацкие шуточки.

Он расплылся в желе на твёрдой поверхности седла, а его с двух сторон залили горячим. И (вот же суки!) дали друг другу пятюню, изображая ёбаную Эйфелеву башню, сцепляя пальцы на пике.

Намджун упал ему на спину, беря его член в кулак, и Джина вторым оргазмом вывернуло на сухую. Он поджался, и Намджун сладко застонал от того, как крепко его хён обнял внутри. Чонгук вытащил с тихим и сытым «бля-а-а» опавший член изо рта и наконец-то снял силиконовую дрянь.

– Вам пиздец, – вместо «спасибо» тут же оповестил их Джин, задыхаясь и еле ворочая языком.

– Хён, не гневи двух цыган, – Чонгук снова приласкал его щёки и улыбнулся пьяно, скользя по лицу расфокусированным довольным взглядом. – Это ты тут перед нами такой податливый, открытый и связанный. А вдруг мы сейчас захотим поменяться и второй заход?