На одной из перемен профессор, собравшись с духом, направился к директору. Оказавшись перед дверью, он замешкался и понял, что признаться не хватит духу. Накануне он готовился, даже репетировал, однако сейчас рука не поднималась постучаться к Бампу. Развернувшись, профессор двинулся обратно, не зная, что идёт навстречу ещё более худшему, чем беседа с директором.
Начало очередного занятия не предвещало ничего дурного, даже Эмити вела себя, как обычно, разве что казалась глубоко сосредоточенной на чём-то, помимо темы урока. Профессор не обращал на это внимания, старался не пересекаться взглядами, но тревожное предчувствие не давало покоя. Он списывал это на своё бегство от беседы с Бампом и не придавал значения. Кроме Эмити, и другие ученики, причём со всех факультетов, вели себя слегка распущенно и взволнованно, а он совсем позабыл, что сегодня у них День издевательств друг над дружкой. Раз в год ученики Хексайда придумывали по одному безумному заданию для одноклассника и анонимно пересылали ему. Кто-то получал сразу несколько, кто-то – ни одного, поэтому из нескольких заданий выбиралось одно, наиболее отвязное, остальные ученик мог раздать тем, кто заданий не получил. Выполнять приходилось при свидетелях, запись на видео не принималась. Руководство школы не признавало это развлечение, но милостиво позволяло дурачиться, пока кто-нибудь не придумает чересчур опасное задание, и тогда веселью конец. Навсегда. Помня об этом, ученики никогда не переступали границ дозволенного.
Ведя урок, профессор, конечно, не вспоминал об этой дурацкой традиции, до сего дня это вообще его не затрагивало – никто не смел с ним шутить, замахиваться на его авторитет, вовлекая в школьные шалости. Но не на этот раз.
В записке, что получила Эмити, о профессоре не было ни слова. «Подари настоящий поцелуй тому, кто тебе симпатичен», - гласила записка. А по правилам Дня издевательств, это означало вовсе не невинный поцелуй в щёчку, а взрослый поцелуй по всем его правилам. Вот почему Эмити задумалась. Задача усложнялась тем, что её моментально оттолкнут, и ничего не получится. Оставалось только одно: эффект внезапности. И когда её вызвали к доске, юная ведьма вновь заметила лёгкую гримасу профессора. Неужели ему больно каждый раз при её приближении? Из-за чего он так изменился? Может, это и вправду болезнь, но как это связано с ней? Вероятно, именно это, её жалость к нему, стремление понять, что происходит, и пробудили те чувства, что испытывала юная ведьма к своему учителю. Знала бы она, на что обрекает его этим поцелуем!
Наблюдая, как решительно приближается Эмити, профессору стало не по себе, но, доверяя ей вопреки всему, он остался на месте. А после долго жалел, что не послушал внутренний голос.
Последние метры юная ведьма не прошла – пробежала. Ухватив профессора за предплечья, чтобы выиграть время, она впилась губами ему в пасть, заставляя её приоткрыть, принять нежданный поцелуй. От неожиданности он не среагировал, как надо, даже не смог вызвать магию, а самое постыдное – на миг он будто сам захотел податься навстречу и ответить Эмити тем же. Впрочем, замешательство быстро сменило возмущение, профессор с силой выдернул руку, его палец очертил магический круг, и Эмити, увидев это, отскочила сама. Хоть их поцелуй и длился всего ничего, задание, судя по ехидным и слегка обалдевшим лицам в классе, она выполнила.
- Что ты натворила… - с трудом придя в себя, возмутился профессор, когда на смену шоку пришло понимание, что отныне они связаны. Дискомфорт исчез, а невидимая метка на руке слегка нагрелась. – К директору, живо! – пронзил он взглядом ученицу, которая быстро вышла, слегка улыбаясь. - А вы, черти, - обернулся он к классу, не зная, на ком выместить свой гнев и как унять тщательно скрываемый ужас. – Сотрите ухмылочки с лиц! Больше не повеселитесь! Я добьюсь запрета на ваши издевательства! Посягнуть на учителя – значит, перейти все границы дозволенного!
Эмити не обиделась на его тон, заранее зная, во что это выльется. И всё же она не могла не выполнить задание, совершенно подходящее ей. Пусть профессор недоволен, пусть её накажут, сегодня она подарила искренний поцелуй тому, кого уважала и любила всегда, но когда поняла, что в шестнадцать любовь её стала совсем иной, не удивилась и не сопротивлялась. Не одна она влюбилась в преподавателя – во многих школах встречались подобные случаи. Эмити не знала, когда встретит предначертанного магией Распределения, и пока этого не случилось, стоило наслаждаться свободой, даже если любовь твоя безответна, или мимолётна. А иначе и быть не могло, ведь их сводила природа островов, и влюбиться навсегда можно лишь в предначертанного. Правда, о последствиях собственного выбора юная ведьма не задумывалась, и что будет с профессором, её не заботило, пока она не остановилась у дверей директора. Тут-то и пришло осознание.
- И вправду, - сжавшись со страху, сказала сама себе Эмити. – Что же я натворила?
Поразмыслив, юная ведьма так и не вошла в кабинет. Не зная, куда себя деть и что теперь будет, она бросилась прочь из Хексайда, горя со стыда. Ноги несли её прочь из города, куда глаза глядят, и Эмити сама не замечала, как оказалась в незнакомом месте. Кажется, тут, в заброшенном парке, иногда собирались отщепенцы и нищие, что пытались заработать обманом и магией, но не особо преуспевали. Да и как найти клиентов, к примеру, гадалке, если в Бонсборро каждый пятый с магией Оракулов? Всё это отребье могло бы преуспеть в мире людей, и многие из них активно искали путь туда. Рискуя нажить неприятностей среди полукриминальной шайки оборванцев, Эмити всё же осталась тут и сразу стала объектом внимания трёхглазой карги. Завидев «клиента», та живо подскочила к юной ведьме и предложила погадать. Эмити отнеслась с осторожностью, хоть и видела метку на её руке. Среди этого сброда, населявшего парк, могли сновать и дикие ведьмы, которые, случись что, с лёгкостью победят её магию.
- Погадайте на жениха, - вздохнув, бросила Эмити, протягивая руку. Оракулы гадали, ощущая невидимую метку Распределения и описывали облик суженого, но лишь немногие хотели таких спойлеров. Эмити было всё равно, ей хотелось отвлечься, только и всего, забыть этот дурацкий поцелуй и поскорее перевестись в другую школу.
- Что же ты дуришь меня, деточка? – бросила вдруг карга, выпуская её руку.
- О чём вы? – не поняла Эмити. – У меня есть, чем заплатить, не беспокойтесь.
Рассмеявшись, трёхглазая ведьма пояснила, внимательно окинув девушку взглядом:
- А ведь правду говорят: магия Распределения развивается, хотя многим кажется, что её исказили. Ты ещё так молода, а уже нашла себе жениха, метка-то активна. Не пойму одного: к чему издеваться над нами, убогими? Ах да, у вас там сегодня День издевательств, верно?
Замерев от ужаса, Эмити долго глядела на свою руку, затем медленно повернулась и пошла прочь. Разве могло быть ещё хуже? И почему именно с ней? Не отрывая взгляда от руки, словно от этого метка могла исчезнуть, Эмити углублялась всё дальше в парк. Ей хотелось закричать, но она не могла и рта открыть. Всё разом встало на свои места: и странное поведение профессора, которому она подарила свой первый в жизни поцелуй, и собственное к нему влечение, вызванное, должно быть, магией Распределения… Почему же профессор чувствовал дискомфорт, а она – нет? Потому что он взрослый, или есть иная причина? Гадалка права: что-то не так со всем этим. Либо развитие, либо поломка. Их мир едва не погиб, а это могло повлиять на всё его устройство, и на магию Распределения – тоже. Ей, конечно, нравилось проводить время с профессором, но вряд ли кто-то, и прежде всего он сам, одобрит сделанный за них выбор. Хуже всего то, что отменить это нельзя, они с профессором отныне связаны навек, обязаны быть вместе и любить – сама древняя природа островов диктовала им это. И если она могла со временем смириться с этим выбором благодаря уже имеющимся зачаткам тёплых чувств, то сам профессор – нет.
Интересно, когда он ощутил, что она – его предначертанная? Вероятно, после Иссушающего заклинания. Да, именно тогда, вспомнила Эмити, он начал странно себя вести. Чёртов Белос поломал всё, заставив страдать стольких существ, а сколько ещё магии в их мире искажено, сложно даже представить!
Обнаружив, что вновь испытывает те же чувства, вспоминая, как профессор противился зову метки, Эмити остановилась. Поцелуй явно был лишним, но это не умалило её чувств к нему. Может, стоит смириться? Смириться – и первым делом раскаяться в том, что соединила их сердца.
Решив вернуться в школу и опять настучать директору (если он ещё не знает), Эмити спешно пошла обратно, и на выходе из парка столкнулась с мужчиной в плаще с капюшоном.
- Не хочешь ли… - начал было он, предлагая свои сомнительные услуги. Слишком взвинченная, чтобы здраво мыслить, Эмити оскорбила его, обошла и двинулась дальше. Стиснув зубы, тот что-то процедил ей вслед.
Вернувшись в Хексайд, юная ведьма зашла к директору, а вскоре туда направился и профессор, обеспокоенный, почему Бамп так долго с ней разбирается – прошёл уже целый урок.
Не успел он тронуть ручку двери, как та слетела с петель, и наружу выскочила разъярённая Эмити Блайт. Её глаза горели лиловым. Не заметив профессора, юная ведьма ломанулась по коридору прочь. Озадаченный учитель взглянул в проём и увидел… полный разгром и дым тлеющих вещей. Директор Бамп пытался подняться на ноги, придавленный мебелью – точнее, тем, что от неё осталось, - и профессор бросился было на помощь, но тот повелительно крикнул, указав на коридор дрожащей рукой:
- Её прокляли! Останови, иначе…
Стремление помочь другу сменилось небывалой по силе яростью. Кто? Как посмел? И глаза его вспыхнули тем же огнём, что и у Эмити, призывая магию мерзости. Заметив это, Бамп добавил, кое-как забравшись руками на обломок стола:
- Нет, объедини дикую магию в один удар! Только она развеет проклятье!
Использовать дикую магию? При всех? Столь нелёгкого выбора он ещё никогда не делал, но вынужден был послушаться, с трудом через себя переступив.
Телепортировавшись впереди бегущей, профессор наложил печати на выход из коридора, чтобы Эмити не добралась до аудиторий. Сейчас юная ведьма походила на взбешённую фурию, готовую убивать магией всё, что шевелится. Как именно снять проклятье без вреда для жертвы, никто толком не знал, разве что главы ковенов, а всё потому, что случалось это редко. Профессор помнил: печати не задержат Эмити надолго, он всего лишь хотел выиграть время, чтобы поговорить, достучаться до разума, и, быть может, она сама себя исцелит, хотя такого ещё не случалось, просто он наивно верил в её силу духа. Ударить по ней дикой магией по приказу Бампа профессор счёл не лучшей идеей, даже если никто их не увидит.
Звук бегущих ног приближался, и вот уже Эмити на полном ходу врезалась в печати, закричала в остервенении и пустила в ход магию мерзости вокруг кулаков, а после – молотила голыми руками, до крови, в отчаянной надежде выбраться. Как же её учителю было горько и больно это видеть! Жалея её и не зная, выживет ли кто-то из них сегодня, профессор произнёс:
- Знаю, что разум твой ещё не целиком во власти проклятья, Эмити, так услышь же меня! Ты всем нам очень дорога, особенно мне, особенно теперь, когда мы с тобой связаны. – Удары по печатям перекрывали его речь, магия их гудела с каждой атакой, постепенно поддаваясь. – Ты всегда радовала меня своими успехами, и, должен признаться, растопила моё сердце. Я пытался избавиться от своей же судьбы, от любви, что ждала меня, но теперь вряд ли продолжу бегать от неизбежного. Тот, кто сделал это с тобой, поплатится, а пока попытайся успокоиться и борись, слышишь? Борись с проклятьем, Эмити, я знаю, ты сильная, ты сможешь! И ещё кое-что, - добавил он, надеясь, что это пробудит её. – Я люблю тебя. Будь моей.
Последние слова заставили её замереть, внушив надежду, что разум очнулся, а после… А после под ударом кулаков, в который она вложила последние силы, печати пали.
Что ж, беседа не помогла, и ничего иного не оставалось, кроме как выполнить приказ директора. Едва Эмити схватила профессора, готовясь убить, его глаза ослепили её, вспыхнув ярким белым светом, а обе руки очертили большой магический круг. Просунув в него голову, профессор впился ей в губы – и дикая магия захватила в свой плен каждую клеточку юной ведьмы, затмевая всё вокруг них. Кое-кто уже сбежался на шум и с изумлением лицезрел смутно различимые силуэты в полыхавшей, подобно пламени, дикой магии. Под её всепоглощающей мощью проклятье сгинуло за секунды, а следом утихла и магия, явив всем двух таких разных существ, что сейчас были единым целым, слившись в долгом поцелуе.
Обессиленная из-за потраченных сил, Эмити обмякла на его руках, а профессор так и стоял, удерживая её в объятьях, ощущая даже кончиками ушей чужие взгляды, боясь обернуться и встретиться хотя бы с одним таким взглядом. Все видели дикую магию и их поцелуй, поцелуй профессора и ученицы. И тут в нём неожиданно проснулись дерзость и уверенность. Эмити нуждалась в отдыхе и помощи лекаря, а он будет тут глазеть на зевак и стыдиться того, что спас её?
Повернув к ним своего голема, профессор ещё крепче прижал к себе юную ведьму и с вызовом бросил в толпу:
- Да, мы с нею связаны меткой, и что вы мне сделаете? Я преподаватель Хексайда! И больше не скрываю ни дикую магию, ни свою любовь – они обе естественны, как и наша с ней связь. А теперь – живо по аудиториям!
Он телепортировался вместе с Эмити, даже не заботясь, послушалась ли толпа. Её мнение отныне заботило профессора мерзости в последнюю очередь.
- Я причинила кому-то вред? – не верила Эмити.
- Да, - сообщила лекарь, изучая кисти рук пациентки, заботливо излеченные от ран минутами ранее, только не ею, а профессором. – Директору. В основном – его кабинету, конечно. И едва не убила своего учителя. Если б не он, пострадали бы многие.
Эмити вспомнила того, кто мог быть виновным в наведении проклятья, и вскоре по её наводкам мужчину начали искать. Она смутно помнила, что творила, когда вернулась в Хексайд. Вроде бы напала на Бампа, тот защищался, и тогда она взорвала всё в его кабинете. Затем побежала куда-то в отчаянной жажде крови, и на пути попался профессор, чья магия, не считая печатей, ошеломила её.
- Так он остановил меня дикой ма… - начала было она и осеклась, вспомнив, что никто не должен знать о тайне учителя.
Лекарь улыбнулась.
- Все уже в курсе, что он вернул себе дикую магию. Директор Бамп приказал ему остановить тебя, фактически пожертвовав твоей жизнью и рискуя жизнью профессора.
- Что? – перепугалась Эмити и даже съёжилась на кушетке.
- И уже об этом жалеет. Просто ты так его напугала, едва не убила, и в страхе за учеников он натравил на тебя твоего же учителя. А тот оказался изобретательным и смягчил свою атаку, направив её через, хм… поцелуй. А иначе ты бы погибла. Только не сообщай об этом профессору, это разрушит их с директором давнюю дружбу.
Набравшись сил, Эмити направилась в класс, где из-за неё всех давно распустили по домам. Дикая магия никак не навредила ей, и, идя к профессору, юная ведьма собиралась извиниться за то, что напала, из-за чего оба они едва не убили друг друга. Что же касается связавшей их метки, она с лёгкостью приняла это, ведь на всё воля Титана. А тот его поцелуй… Даже сквозь затмившее разум проклятье юная ведьма ощутила, каким он был искренним и полным любви – таким же, как и её часом ранее. Профессор и вправду очень боялся в тот миг потерять её. Рискуя не уцелеть, смягчил атаку поцелуем, не ударив магией, а влив её внутрь, словно исцеляющий бальзам, освобождая разум из плена. Раньше она и не догадывалась, что такое существо, как он, способно испытывать нежные чувства хотя бы в силу возраста и усталости от жизни. Да и от себя никак не ожидала, что влюбится. И любовь её стала даже сильней после избавления от проклятья, разве что смущение по-прежнему строило преграды, отчего Эмити застыла на пороге аудитории, совсем позабыв от волнения, что хотела извиниться. Да профессор и не собирался выслушивать извинения - сейчас он ощущал небывалый прилив сил и душевный подъём, словно Эмити подарила ему вторую молодость. Хотелось, как раньше, радоваться жизни, обнимать свою любовь, жмурясь от удовольствия, когда тебя заключают в объятья, притягивая ближе, к самым губам, чтобы после, слившись в поцелуе, бесконечно наслаждаться близостью друг друга. Чувства, пробудившись после долгого сна, бушевали в нём, бурля в крови. Он, наконец, поддался зову, понял, как она ему дорога, и едва завидел её на пороге, улыбнулся и протянул руки. Посреди пустого класса, не сказав ни слова, влюблённые обнялись, ещё не до конца поверив в то, что отныне навсегда вместе.
- Как ты, милая? – с беспокойством спросил профессор, едва сумев оторваться от её губ.
- Всё хорошо, - улыбнулась юная ведьма. – Надеюсь, директор не уволит вас за то, что отныне мы…
- Не думай об этом, - попросил учитель. – Понимание – одна из его черт, так что, думаю, всё скоро утихнет – не его усилиями, так нашим безразличием к чужим косым взглядам.
- Мне было легче принять это, чем вам, - призналась Эмити. – Я сделаю всё, чтобы со мною вы… ты был счастлив, Герми.
- Так меня лишь Бамп называет, - рассмеялся профессор. – Но, конечно же, я не против. Вот что, прекрасная моя Эмити, тебе, точнее, нам пора домой. Я провожу тебя.
То, что всё сложилось именно так, а не иначе, что Эмити узнала о связи от гадалки, устраивало профессора. Он ни за что и никогда не смог бы признаться ей первым, и не считал это слабостью. Все мучения позади, а впереди их ждала счастливая семейная жизнь. Не будь магии Распределения, думал порою профессор, он бы просто слушал своё сердце, а не тех, в чьей власти диктовать, кого любить, выстраивая меж влюблёнными пропасти из статусов, рас, возрастов… Свободный разум волен выбирать сам, не оглядываясь на искусственно созданные нормы, а сколько профессор помнил себя, именно таким он всегда и был. И, наверное, первее Эмити влюбился бы в неё, будь моложе и решительней.
Они вышли из Хексайда рука об руку, где закат на горизонте олицетворял не закат чьей-то любви, а, напротив, светлое и многообещающее начало отношений. Предвкушение будущего счастья заставляло сердце биться быстрее в жажде новых ощущений обновлённой жизни, что, вопреки статусу, расе или возрасту, вопреки чужой молве, продолжалась в тех, чьи судьбы и сердца связала магия Распределения – может, сломанная, а может, всего лишь преодолевшая очередную ступень эволюции.