Сегодня была среда, и хотя бы в этом Еве повезло. Папа должен быть дома, и не придется ждать до вечера, чтобы задать мучавший ее вопрос.
Ева давно уже отказалась от идеи постичь папин график. Его так называемый «книжный магазин» работал весьма причудливо, смены зависели не только от дней недели и месяца, но, казалось, еще и от фаз луны и расписания автобусов, и длились от полного дня до пары часов. В детстве Ева искренне пыталась сперва понять, а затем хотя бы выучить этот график, но безуспешно. Тогда она задалась вопросом, зачем ее отец вообще держит книжный магазин, если ни разу, по крайней мере, на ее памяти, ничего не продал. Папа обожал книги и казалось, что с любой из них он расстанется ничуть не охотнее, нежели с самой Евой. Однако, когда она наивно поинтересовалась, почему бы не закрыть магазин и не сделать из помещения просто частную библиотеку, то добилась лишь гомерического хохота от Кроули.
— Я еще двести лет назад советовал ему сделать это! — все еще сгибаясь от смеха, с трудом выдавил он из себя наконец. — Но твой отец потрясающе упертая личность. Он решил, что у него должен быть магазин — и у него есть этот магазин. И неважно, что он ничего не собирается продавать!
Папа на это лишь чуть виновато улыбнулся и развел руками. А Еве пришлось ограничиться тем, что вечером в воскресенье брала у Кроули график на следующую неделю — каким-то непостижимым образом ее дядя прекрасно разбирался во всех хитросплетениях.
В эту среду папа работал только в первой половине дня, и сейчас, к тому времени, как Ева возвращалась из школы, уже должен был быть дома. Это, казалось, должно было приободрить ее, однако, чем ближе к входной двери подходила Ева, тем мельче и медленнее становились ее шаги.
Ей очень нужно было спросить — но спрашивать отчаянно не хотелось. Только не у папы, такого старомодного и по-викториански чопорного. Еву всегда забавляло, как широко распахивались его глаза, когда Кроули произносил, с его точки зрения, непристойность. Еве же казалось, что само слово «непристойность», если бы не ее отец, уже давным-давно оказалось бы похоронено в глубине словаря. Скорее всего, словаря с архаизмами.
Но спросить-то больше не у кого.
То есть, конечно, можно спросить у Кроули… Ева даже споткнулась, когда одна ее нога зацепилась за другую в отчаянной попытке сделать микро-шаг то ли вперед, то ли назад. Какое-то время Ева всерьез обдумывала этот вариант, но потом с сожалением от него отказалась. Кроули, конечно, был ужасно раскованным, но он все-таки был мужчиной. Папа, конечно, тоже был мужчиной — но в первую очередь он был папой. И раз уж мамы у нее нет, то спрашивать лучше у него. Ева не знала, есть ли что-нибудь в мире, способное смутить Кроули, однако очень не хотела это проверять.
Со вздохом она продолжила свой путь.
На самом деле все было до обидного просто. Возможно, проблема не стоила выеденного яйца. И даже, скорее всего, ее можно было решить легко и быстро решить. Однако проблема была в том, что Ева не знала, с какого края ей подступиться.
Сегодня у них была первая в этом учебном году физкультура. Ева обожала спортивные занятия, и всегда переодевалась стремительно, чтобы выскочить на улицу как можно скорее. Иногда можно было успеть погонять с мальчишками мяч, пока не начнется само занятие, или хотя бы просто повисеть на чем-нибудь.
Но в этот день радость движения оказалась омрачена небольшим дискомфортом. Ева еще игнорировала его, пока носилась с мячом, но во время урока, стоило перейти к прыжкам, как она почувствовала небольшую, но ощутимую боль. Видимо, что-то заметила и учительница физкультуры, которой, к счастью, хватило такта не привлекать всеобщее внимание. Она просто отвела Еву в сторону и тихонько сказала:
— Мисс Фелл, мне кажется, вы достигли того возраста, когда следует носить бюстгальтер.
Ева вспыхнула: со своими огненно-рыжими волосами она краснела моментально. Конечно, все правильно, и бюстгальтер ей нужен — раз уж грудь так мучительно трясется от энергичных движений. Но как же неловко слышать это от постороннего человека, в то время как сама Ева до сегодняшнего дня ничего такого за собой не замечала.
Например, этим летом они, как всегда, ездили на море. На сей раз куда-то в Испанию, но Ева не отслеживала такие мелочи. Она любила лето с его поездками, купанием и активным отдыхом. Ее забавляло, что ее молочно-белая, как и у отца, кожа, под южным солнцем моментально бронзовеет. Говорят, рыжие плохо загорают, у них лишь веснушки вылезают. У Евы отчего-то веснушек не было никогда, зато загаром она покрывалась чуть ли не после первого же пляжного дня. И вот тогда бронзовая, рыжая и длинноногая, да еще и в солнечных очках, она казалась буквально уменьшенной копией Кроули. Отец иногда даже шутил, что очень хорошо, что она маленькая и девочка — иначе он бы рисковал их перепутать. Сам он не загорал совершенно, сколько бы ни находился на солнце. Его белоснежная кожа даже не краснела и не шелушилась, словно он по-прежнему находился в Лондоне, не покидая своего магазина в Сохо. Еве очень хотелось спросить, не расстраивает ли его, что все принимают ее за дочь Кроули, но каждый раз сдерживалась. Судя по тем немногим фотографиям, что у нее были, Кроули очень походил на свою сестру, ее маму, и, возможно, папе даже приятно, что Ева пошла именно в нее. Ну, или он был очень хорошо воспитан, и тогда будет нехорошо с ее стороны вынуждать его говорить то, что он хотел бы скрыть.
Словом, это лето ничем не отличалось от предыдущих. Она купалась, носилась по пляжу, играла во все подвижные игры, а по вечерам с огромным удовольствием прыгала вокруг общего костра. И ее грудь совершенно, абсолютно, ни капельки не тряслась!
А теперь, хоть и прошло меньше месяца, вот такой внезапный сюрприз.
Ева протащилась по дорожке еще немного и вновь заколебалась.
Конечно, самым простым решением было бы купить себе этот несчастный бюстгальтер. Просто зайти в магазин и купить, как рубашку или джинсы. Но проблема была в том, что Ева еще никогда не покупала себе ни рубашек, ни джинсов. За приличной одеждой она ходила с папой, за «возмутительной» — с Кроули. Иногда даже с ними обоими, и тогда поход за покупками превращался в восхитительный спектакль. Последнее слово всегда было за самой Евой, но прежде, чем она его произносила, эти двое успевали немало поспорить на тему, что бы ей подошло.
Второй проблемой были деньги. И папа, и Кроули не скупились на карманные, но Ева совершенно не умела их копить. Возможно, от того, что если она хотела что-то достаточно дорогое, ей обычно это покупали, и в результате свои собственные деньги она тратила на всякие мелочи, вроде сладостей, безделушек и походы с подружками в кафе. К тому же Ева совершенно не представляла, сколько стоят бюстгальтеры. Они еще никогда не заходили в отделы со взрослым женским бельем — никому из троих оно просто не было нужно.
А третьей причиной являлось то, что Ева банально стеснялась. Она не была застенчивой девочкой, с легкостью завязывала знакомства и не лезла за словом в карман, но стоило ей представить, как она подходит к консультанту в магазине в бормочет что-то о нижнем белье, как краска сама собой приливала к ее лицу.
Возможно, споткнулась Ева в очередной раз, лишь чудом не навернувшись с дорожки, ей стоило сходить в какой-нибудь магазин на разведку. Проскользнуть мимо услужливых консультантов и посмотреть самой. Разобраться с размерами, формами и ценой. Выбрать, если надо, поднакопить — и просто приобрести. Вряд ли всех девчонок мамы водят в магазины женского белья за ручку, и большинство же как-то справляется…
Однако деньги оставались камнем преткновения. Свои карманные Ева уже успела потратить за предыдущие дни, а следующие будут только в пятницу. В пятницу вечером — а в пятницу утром будет еще одна физкультура.
Ева вздохнула так, словно ей на плечи легла вся тяжесть мира, и с обреченным видом переступила порог.
Она уже почти доползла до папиной библиотеки, когда ей в голову пришла свежая идея. Немного оживившись, Ева вошла, имея на своем лице уже не столь похоронное выражение.
Папа обрадовался ей, как всегда, столь горячо и искренне, словно она вернулась из многодневного похода. Приняв неизменную порцию ласки и немного поговорив о школе, Ева как бы невзначай поинтересовалась:
— Пап, а ты не помнишь… У нас сохранилось что-нибудь из маминых вещей?
На какое-то мгновение его доброе круглое лицо стало чуточку виноватым, а потом приобрело глубокую задумчивость.
— Вещей… — повторил он чуть ли не растерянно. — Знаешь, по-моему, нет…
Надежды Евы на короткое и безболезненное решение ее проблемы рухнули, и отец, видимо, уловив ее настроение, тут же торопливо добавил:
— Хотя я не уверен. Извини, звездочка, но… Ты же знаешь, нашими вещами всегда занимается Кроули. Быть может, он и забрал что-то. Если и не к нам, то, возможно, к себе. Поговори с ним, милая, он ответит тебе точнее, нежели я.
Еве и в самом нелепым из ее снов — а сны у нее иногда бывали феерично нелепыми, чего только стоила гигантская муха с белоснежными лебедиными крыльями — не могло присниться, что Кроули зачем-то сберегает бюстгальтер своей сестры. Но вопрос о вещах сам по себе звучал нейтрально, так что почему бы и не спросить?
— Ева, а пообедать? — вслед ей донесся встревоженный папин голос, но та лишь отмахнулась:
— Попозже!
* * *
Кроули закончил делать Выговор и с удовольствием огляделся. Присутствие в доме — их общем доме! — ангела и маленького ребенка внесло коррективы в его воспитательную работу. Кричать на растения стало неловко из-за того, что ангела это наверняка бы расстроило, а Еву напугало. Впрочем, насчет Евы Кроули уверен не был: возможно, ее бы это и не напугало, его девочка была отчаянно смелой, но расстроило бы, как и ангела, без сомнения.
Поэтому Кроули научился делать Выговоры. Получалось, при здравом размышлении, даже лучше. Угрозы, произносимые негромким, но вибрирующим от гнева и чувства превосходства голосом, имели куда больший эффект, нежели крики. Его оранжерея никогда не была более зеленой, пышной и роскошной, нежели сейчас — но это, как надеялся Кроули, еще не предел.
Топот на лестнице возвестил, что Кроули очень вовремя закончил со своей воспитательной работой: Ева вернулась из школы. Как двенадцатилетняя девочка весом менее семидесяти фунтов, в целом достаточно грациозная, умудряется производить такой шум, он не понимал, однако радовался, что ее всегда слышно издалека. Иногда это спасало от весьма неловких ситуаций.
— Привет! — ввалилось его чудо, подпрыгивая и повисая на шее.
— Что натворила? — без вступления поинтересовался Кроули, и Ева хихикнула ему в шею.
Все хитрости этой девчонки до сих пор были довольно наивными, однако Кроули не оставлял надежды, что однажды она научится. Это только ангелам разрешено быть восхитительно, безоблачно и безгранично наивными, а людям полагается иметь куда больше практичных навыков.
— Ничего! — невинно ответила Ева и с жаром добавила: — Честно!
— Ла-а-адно, — протянул Кроули, ухмыльнувшись. — Тогда чего ты хочешь, кочерыжка?
Ева демонстративно надулась, изображая обиду подобным недоверием. Однако Кроули знал ее как облупленную и не сомневался, что уже в следующее мгновение он все узнает.
И действительно, долго Ева не выдержала.
— Ты иногда зануда еще больший, чем папа! — фыркнула она.
— Ангел не зануда! — тут же возмутился Кроули и поинтересовался: — Что он тебе запретил на этот раз?
Тут уже и Ева не смогла сдержать усмешки. Видимо, осознала, что действует по их старому сценарию: «Папа запрещает, Ева прибегает к Кроули, тот к ней присоединяется — и потом влетает им обоим».
— На самом деле, ничего криминального, — почти с сожалением произнесла Ева наконец. — Я просто спросила у папы, не сохранилось ли у нас что-нибудь из маминых вещей, а он посоветовал обратиться к тебе.
— О, — с Кроули моментально слетела вся веселость.
Ева нечасто спрашивала о матери. В мире, где неполные семьи, приемные дети, однополые пары и прочие самые невообразимые сочетания людей давно уже стали нормой, она, казалось, не чувствовала себя неполноценной. В конце концов, любви ангела точно должно было хватать с избытком, да и готовность Кроули ввязаться в любую авантюру наверняка не давала скучать.
Впрочем, возможно, именно из-за того, что это происходило редко, каждый такой случай выбивал Кроули из колеи. Его снова и снова посещала мысль, не совершил ли он тогда, девять лет назад, глупость, и не стоило ли оставить все как было. Наверное, для Евы было бы лучше расти в полной семье, а Кроули мог бы и потерпеть несколько десятков лет. Но в тот ключевой момент он решил по-другому, и потом уже поздно было переигрывать.
— Эм… вещей… ну, знаешь… — как и всегда в столь сложных психологических ситуациях Кроули начал совершенно не по-демонически заикаться и путаться в словах, и то, что Ева внимательно смотрела на него своими ангельскими голубыми глазами ни чуточки не помогало.
— А какие вещи тебя интересуют? — выпалил он наконец, кое-как собрав разбегающиеся слова в связное предложение. — Ноутбук, боюсь, безбожно устарел, да и пластинки тебе вряд ли понадобятся…
— Нет, — на этом моменте Ева должна была улыбнуться, но она отчего-то лишь серьезно покачала головой. — Я имела в виду женские вещи… В смысле, одежду.
— Одежду? — теперь Кроули почувствовал себя по-настоящему обескураженным. — Кочерыжка, зачем тебе? Оно все давным-давно вышло из моды!
Здесь Ева все-таки улыбнулась. Кроули знал, что ее одинаково забавляют и старомодность Азирафаэля, и его гонка за всем ультрамодным, и был рад, что наконец-то получил предсказуемую реакцию.
— К тому же, — продолжал болтать он уже более свободно, — тебе она все равно была бы велика. Ты, конечно, быстро растешь, но…
Здесь он запнулся и посмотрел на Еву озадаченно.
Ева, несомненно, росла. Она уже была ему по плечо, а ангелу — по подбородок. В августе они с Азирафаэлем спешно чудесили на ее форму — купленная в конце прошлого учебного года, та за каникулы стала Еве неприлично мала. Они еще тогда смеялись над этим, споря, какой же длины должна в конце концов стать школьная юбка.
Но сейчас Кроули осознал, что кое о чем они в тот раз не подумали. Ему, собственно, и сейчас не хотелось об этом думать, но, глядя на смущенно застывшую перед ним Еву, он раз за разом упирался взглядом в чуть приподнявшийся на груди школьный джемпер. В том самом месте, где всего месяц назад ничего не обтягивал даже легкомысленный детский купальник!
— Тебе нужен лифак, — произнес Кроули, не веря, что говорит это.
Ева заалела перед ним, как маленький факел.
— Ну, я хотела… — торопливо начала она и тут же осеклась. — Да. Только я не хотела…
— Я понимаю, — Кроули смущенно почесал переносицу. — То есть не то чтобы он был мне нужен, но иногда…
Он осекся, осознав, что чуть было не ляпнул про то, что его даже в женском обличье очень скромный бюст тоже надо было во что-то впихивать.
— Короче, я знаю, что женщинам он нужен, — выкрутился Кроули наконец. — Правда, не знал, с какого возраста.
— Я об этом вообще не думала, — призналась Ева, с трудом удерживаясь от того, чтобы начать ковырять носком туфли ковер на полу. — Но сегодня была физкультура…
— Ясно, — спас ее от дальнейшего унизительного рассказа Кроули. — Что ж, тогда мы едем в магазин.
— Мы? — растерянно переспросила Ева.
— Ну да, — Кроули обогнул ее и вышел из комнаты. Уже спускаясь по лестнице, он добавил: — Ты, я и ангел.
Воспользовавшись тем, что Ева буквально застыла наверху под, несомненно, сочувственными взглядами растений, Кроули стремительно проскользнул в библиотеку. Подхватывая Азирафаэля под локоть и увлекая его к выходу, он прошептал на ходу:
— Я надеюсь на твое чувство такта, ангел, и на умение молчать даже в самых нелепых ситуациях.
Азирафаэль не был так уж уверен в своем умении молчать, но интуиция, неплохо развившаяся за годы проживания с ничего не подозревающим ребенком, которому — и это самое главное! — надлежало так и оставаться ничего не подозревающим, помогла ему воздержаться от вопросов. Единственное, чего Азирафаэль не любил однозначно, это когда Кроули приходило в голову решать что-либо насчет Евы единолично. Но если же его демон не собирается так поступать, значит, все находится в рамках допустимого. Допустимого Азирафаэлем, разумеется.
* * *
В результате в Бентли царила чуточку неловкая тишина. Азирафаэль хранил твердое намерение молчать до тех пор, пока не потребуется его участия. Кроули считал, что все уже сказано, и осталось лишь дело. Ева же просто переживала, и ей было не до разговоров.
Увидев вывеску магазина, к которому они приближались, Азирафаэль изумленно приподнял брови и бросил на Кроули недоуменный взгляд. Магазин женского белья вряд ли мог потребоваться хоть кому-нибудь из них троих…
В этот миг Азирафаэль заметил, что со следующим шагом Ева словно бы запнулась — и тут же рука Кроули легла ей на плечо, словно ненароком вынуждая придерживаться прежней скорости.
Кроули не пришлось даже слегка наклоняться, чтобы сделать это. Азирафаэль внезапно с ужасающей ясностью осознал, что огненно-рыжая макушка находится уже почти перед его собственным взглядом.
— Это же не то, что я думаю? — почти беззвучно, одними губами, поверх головы Евы прошептал Азирафаэль в сторону Кроули.
Но тот лишь сосредоточенно кивнул, и Азирафаэлю пришлось подавить тяжелый вздох. Он знал, прекрасно знал, что люди растут, взрослеют, стареют. Знал, что их девочка однажды превратится в девушку, а затем и в женщину…
Однако к покупке нижнего женского белья все шесть тысяч лет пребывания на Земле его не готовили.
Вышедшей им навстречу девушке-консультанту Кроули улыбнулся почти обаятельно. Держа Еву теперь за оба плеча, он выставил ее перед собой и… отчего-то промолчал. Возникла пауза, неловкая и нелепая.
— Я думаю, — в первый момент Азирафаэль не узнал свой собственный голос, однако говорил все-таки именно он, — что вы гораздо лучше нас сумеете определить, что понадобится юной леди.
— О да, разумеется! — улыбнулась консультант сперва им всем троим, а потом уже отдельно Еве. — Я с удовольствием помогу подобрать все необходимое.
— Иди, милая, — мягко обратился Азирафаэль к Еве, а потом прошипел Кроули на ухо: — Разожми руки, дорогой, отпусти ее!
Только после этого руки Кроули разжались и словно бы упали вниз.
— Ну, и на свой вкус выбери там чего-нибудь, — произнес он хрипло, когда прорезался голос и у него. — Не стоит доверять только консультантам…
Ева с девушкой скрылись за рядами со стойками нижнего белья, а они остались ждать у входа. Кроули подпер собой стену, Азирафаэль замер рядом, впервые в своей бесконечно долгой жизни не зная, куда девать руки.
— Что ж… — не выдержал первым Кроули. — Еще одна веха, ангел…
— Да, дорогой, — печально согласился с ним Азирафаэль. — Еще одна веха…