То, что она поступила глупо, Мэн Ши поняла слишком поздно.

      В Юньпине снег выпадал не каждый год, а если и шел, то лежал разве что только ночью, днем превращаясь в лужи. Зимы там можно было назвать грязными, промозглыми, на крайний случай — зябкими, но никак не холодными. К тому же Мэн Ши почти не покидала ивовый дом, и о том, что происходит снаружи, зачастую узнавала, лишь выглядывая в окно.

      Прошлая зима в Облачных Глубинах, как выяснилось с запозданием, оказалась чересчур теплой для этих мест. Снег выпал и даже лежал, но особого холода не ощущалось. Дома в ордене Гусу Лань строили с учетом местных особенностей, и потому хорошо сохраняли тепло, не пропуская сквозняков. На то, чтобы дойти быстрым шагом от гостевого павильона до библиотеки и обратно, Мэн Ши вполне хватало купленного ей главой Лань шерстяного плаща.

      В этом году все сложилось иначе. Сперва, когда просто день за днем шел снег, Мэн Ши по-детски радовалась, восхищаясь этим сияющим великолепием. Белоснежное покрывало милосердно спрятало все зияющие раны Облачных Глубин, заменив обгорелые останки драгоценным серебром. Однако вскоре снег идти перестал, и даже, казалось бы, вечные облака над заповедной горой развеялись. Небо вдруг стало удивительно высоким и пронзительно-голубым, а мороз ударил такой, что можно было наступить на сугроб и не провалиться.

      В первый такой день Мэн Ши, проснувшись от холода гораздо раньше положенного срока, до библиотеки все же дошла. Но вскоре она обнаружила, что никак не сможет поработать: жаровни, как и свечи, держать в библиотеке не полагалось, и пальцы Мэн Ши совершенно окоченели. Обратно она дошла, не чувствуя уже больше ничего в своем теле. Только голова трещала так, как будто кожу стянуло на ветру, — хотя вот как раз ветра-то и не было.

      В гостевом павильоне жаровня имелась, но ее отчаянно не хватало. Мэн Ши, махнув рукой на приличия, натянула на себя все, что у нее имелось из вещей, включая юньпинское и ученическое платья — первое она так и не удосужилась выбросить, а второе ее так и не попросили вернуть.

      Она ходила по комнате вокруг жаровни, пока могла. Устав, Мэн Ши падала рядом и тянула озябшие руки к самым углям, рискуя обжечься. Ни к обеду, ни к ужину она выйти так и не решилась.

      Мэн Ши надеялась, что морозы скоро уйдут. Ей казалось, что такой холод не может стоять долго. Погода изменчива, и потеплеть должно совсем скоро…

      Не теплело. Вскоре у Мэн Ши уже не осталось сил, чтобы ходить. Она несколько дней ничего не ела, а воздух, стоило хоть немного отдалиться от жаровни, становился столь стылым, что им было больно дышать. Только остатки здравого смысла не давали Мэн Ши утащить жаровню к себе в кровать: если от случайного уголька загорится постельное белье, ей просто не хватит сил, чтобы спастись. Но в последний день ко всем прочим бедам добавился еще и тяжелый надрывный кашель, и от того, чтобы притянуть жаровню к себе в объятия, Мэн Ши спасла только потеря сознания.

      В себя она пришла от резкого терпкого запаха. В ее губы мягко, но настойчиво тыкался край чаши, и Мэн Ши, скорее инстинктивно, нежели действительно поняв, что от нее хотят, сделала несколько глотков. Горло ободрало внезапной болью, и она закашлялась.

      — Тише, тише… — ее чуть приподняли и помогли повернуться на бок.

      На спину легла чья-то теплая рука, и наконец-то удалось вдохнуть воздух по-нормальному. Ей снова подсунули питье, и Мэн Ши послушно осушила чашу. Затем сон вновь поглотил ее.

      Она просыпалась и проваливалась в дрему снова и снова, пока наконец не пришла в себя настолько, чтобы осознать: в комнате наконец-то тепло, сама она больше не напоминает кочан капусты, а сверху ее укутывает мягкое, подбитое мехом покрывало.

      Снаружи вновь раздались голоса, и Мэн Ши осознала, что именно от их звуков она и проснулась на этот раз. Что говорил мужской — знакомый — голос, Мэн Ши разобрать не успела, зато услышала ответ:

      — А я снова повторяю: ничего такого, с чем не справилось бы мое лечение! А ты о себе бы лучше подумал, я тебе сколько раз говорила не волноваться понапрасну?

      — Ничего себе «понапрасну»! — мужской голос едва не задохнулся от возмущения.

      «Господин Лань, — чуть рассеяно спросонья подумала Мэн Ши. — Красивый у него голос… Хорошо, что он не читает лекций девушкам…»

      — Ничего себе «понапрасну»! — продолжал тем временем нарушать правила о запрете на шум и на гнев господин Лань. — Чуть гостью не заморозили! Неужели мы на войне мало людей теряем?

      Он словно захлебнулся, и его речь сменилась глухим кашлем.

      «Неужели тоже простыл? — встревоженно подумала Мэн Ши. — Зачем тогда ходит по морозу?»

      — Ну просила же не волноваться! — перекрыл все собой ворчливый женский голос. — Не хватало еще, чтобы и ты свалился. Как был непослушным мальчишкой, так и остался. Что мне с тобой делать?

      — Поставьте нашу гостью на ноги, и я успокоюсь, — отдышавшись, но все еще хрипло ответил господин Лань. — Мне еще главе ответ писать предстоит, как ему за гостью отчитываться?

      — Отчитываться он собирается! — фыркнула его собеседница. — Не такие взрослые у тебя мальчики, чтобы ты перед ними отчитывался. Наш глава еще ох как нескоро осознает, что дядюшка ему больше не указ!

      И добавила без паузы, но уже мягче:

      — Иди уж, отдохни лучше, раз свободный час выпал. Внутрь тебе все равно не войти, а на словах я тебе и так все скажу. На поправку она идет.

      — Что-то долго идет, — мрачно отозвался господин Лань. — Уже четвертый день сменился…

      — Так она не заклинательница, — голос его собеседницы стал увещевательным. — Собственных сил меньше, времени на восстановление нужно больше. Опасности больше нет, но сама она не может ни медитировать, ни заняться самоукреплением. Мои отвары поставят ее на ноги, но терпение здесь потребуется. Твое терпение, заметь, не в последнюю очередь! Иди уже отсюда и займись собой, чтобы мне на еще одного пациента отвлекаться не пришлось!

      — Если будут какие-нибудь изменения — сообщите, — сдался, но все же не преминул оставить последнее слово за собой господин Лань.

      Его таинственная собеседница, как оказалась, была старшей целительницей ордена Гусу Лань. Когда Мэн Ши ее наконец увидела, она поняла, что та действительно была вправе называть господина Лань «мальчишкой» и обращаться с ним соответственно: на вид ей можно было дать лет сто! И это ведь при том, что заклинатели, как поговаривали, могли подолгу сохранять молодость.

      Хоть дело свое целительница явно знала, характер у нее оказался несладким. Мэн Ши немного опасалась, что ее будут отчитывать за излишнюю самонадеянность, однако целительница предпочитала прохаживаться насчет тупоголовых мужчин, не видящих дальше своего носа, и надменных куриц, не способных заглянуть дальше списка правил. Намек на мужчин Мэн Ши поняла и за господина Лань несколько раз попыталась вступиться — безуспешно, ибо у ее рта неизменно оказывалась чаша с отваром; а про «куриц» догадалась, лишь когда к ней в комнату одна за другой стали заглядывать остальные дамы.

      — Старшая целительница нас правильно отчитала, — призналась Мэн Ши такая строгая дама, что рядом с ней и императрица показалась бы легкомысленной девчонкой. — Мы должны были проявить больше внимания к своей гостье. Не все приглашенные ученики хорошо переносят наши зимы, и обычно мы отслеживаем их состояние, а тут проявили недопустимую небрежность.

      — Все-таки наши правила иногда не совсем справедливы, — протараторила чересчур бойкая для Ланей девица, явно из старших учениц. — Ну вот не пришел человек к обеду — отчего бы не поинтересоваться причиной? Так ведь нет: «Излишнее любопытство»! А ведь что стоило заглянуть и спросить!

      — Навязываться гостям нехорошо, — с достоинством прогудела статная дама средних лет. — А все же отвыкли мы от гостей. Бывают ведь и застенчивые, и забывать про таких не должно. Уж я-то, когда очередная порция еды осталась невостребованной, обязана была забеспокоиться!

      Мэн Ши выслушивала их всех молча, старательно улыбаясь и одновременно прикусывая нижнюю губу, чтобы не расплакаться. За все те полтора года, что она провела в Облачных Глубинах, Мэн Ши привыкла быть благодарной этим дамам уже хотя бы за то, что они не обсуждают ее — по крайней мере, не в ее присутствии. За то, что не шептались, не косили взглядами, и, уж конечно, не пытались подколоть в разговоре. Правда, с нею никто и не разговаривал — однако не разговаривали они и между собой. Быть может, для бесед существовали иные места, но в обеденном зале всегда царила тишина.

      Мэн Ши никогда не была чересчур общительной, дома ее даже когда-то считали слишком застенчивой, а уж обстановка в ивовом доме и вовсе не располагала к дружбе. И потому все это время она просто радовалась, что до нее никому нет дела.

      Однако оказалось, что все-таки есть. Ну не из страха же перед старенькой целительницей к Мэн Ши вдруг потянулось такое паломничество? Все эти женщины, девушки и почти девочки заглядывали к ней и говорили пусть чуточку неловко, но, судя по всему, вполне искренне. Их красивые, будто выточенные из драгоценного нефрита лица словно смягчались, у некоторых даже озаряясь улыбками, и Мэн Ши в какой-то момент показалось, что она…

      Что она здесь больше не гостья.

      Когда Мэн Ши наконец-то сумела подняться на ноги — немного дрожащие от слабости, но все-таки уже способные удержать ее в вертикальном положении, — старая целительница вручила ей плащ. Такой красивый, что Мэн Ши даже не сразу рискнула дотронуться до него: нежно-голубой с тонкими, серебристыми, будто морозными узорами по краю, он был подбит густым белоснежным мехом. Мэн Ши заворожено любовалась им несколько мгновений, прежде чем до нее дошло, что плащ этот не только восхитительно красив, но еще и, вне всяких сомнений, баснословно дорог.

      — Я… Я не могу, — пробормотала Мэн Ши, отдергивая руку, которой гладила мягчайший мех. — Эта ничтожная благодарна, но…

      — Ай, вот не надо этого! — отмахнулась от ее слов целительница. — Цижэнь велел тебе отдать, вот и носи.

      Плащ был явно женским, и на мгновение Мэн Ши ощутила укол досады. Господин Лань сказал ей прошлой осенью, что никогда не влюблялся — так откуда же у него такая красота? Кому она предназначалась… а то и принадлежала?

      — Вечно вот так с нашими молодыми господами, — словно прочитав ее мысли, проворчала старая целительница. — Есть у них дурная привычка влюбляться внезапно и в самое неподходящее время, поэтому у нас в Облачных Глубинах испокон веков порядок заведен подарки невестам готовить заранее, едва только молодые господа войдут в возраст. Чтобы не ударить в грязь лицом, когда потребуется. Да вот только глава наш предыдущий совсем со своим браком все запутал, а брат его и вовсе не женился. Ну, хорошо хоть, что сейчас пригодилось!

      И она, не дожидаясь реакции Мэн Ши на свои слова, сама накинула на нее плащ. Тот окутал ее ласковым теплом, так, что на мгновение показалось, будто это сильные руки приобняли ее за плечи.

      И даже длина оказалась в самый раз.

      — Хорошо, хорошо, — покивала целительница, окидывая свою подопечную цепким взглядом. — Именно этот оттенок голубого тебе идет.

      Мэн Ши растерянно погладила мех у ворота и все же рискнула сделать еще одну попытку:

      — Это очень дорогая вещь, — произнесла она почти жалобно. — К тому же, как вы сказали, из свадебных даров…

      Целительница только глаза закатила.

      — Да кто об этом теперь уже помнит? — снова отмахнулась она. — Плащ и плащ. Тем более что его специально для тебя укоротили, кому из наших он теперь пойдет? И в конце-то концов, не замуж же тебя зовут… А если бы и позвали — так отчего бы и не согласиться?

      Ее глаза блеснули лукаво, хотя лицо сохраняло по-прежнему строгое и чуть ворчливое выражение. Мэн Ши даже задохнулась от подобной откровенности и сперва решила, что слух обманул ее. А целительница, взявшись поправлять плащ на ее плечах, вдруг добавила совсем негромко:

      — Ты его не обидь, милая. Он-то тебя не обидит — и ты его не обижай. Не захочешь — не бойся, никто неволить не станет. Он на брата насмотрелся и его путем не пойдет ни за что. Как пожелаешь — так и будет, только говори прямо и, главное, не лги. Будь честной и с ним, и с самой собой.

      Она вышла, а Мэн Ши еще долго стояла посреди своей комнаты, машинально кутаясь в плащ, пока ей не стало совсем жарко.

      Излечившись и получив возможность покидать гостевой павильон, Мэн Ши поблагодарила за подарок, изо всех сил стараясь не краснеть и не запинаться. У себя в голове она проиграла множество вариантов реакции господина Лань на свои слова: от отрицания собственного участия до страстного признания. Хотя, признаться, на последнем разум Мэн Ши буксовал: представить господина Лань страстным ей никак не удавалось. Ничего горячего, ничего обжигающего, ничего опасного.

      И, как оказалось, угадала. Господин Лань очень спокойно произнес краткую речь на тему, что ему следовало подумать обо всем раньше и не подвергать гостью риску. Правда, смотрел он при этом чуть в сторону, да кончики его ушей, если Мэн Ши не ошиблась, самую малость порозовели. Впрочем, последнее, возможно, произошло по вине все еще стоявшего мороза.

      Вернуться в библиотеку не удалось до весны. Господин Лань сам велел прекратить работу до наступления подходящей погоды, ибо разрешить принести жаровню в библиотеку он не мог, а рисковать здоровьем гостьи не желал. Мэн Ши пришлось на некоторое время удовлетвориться музицированием и рисованием, не покидая своего павильона.

      Новый год она, как оказалось, умудрилась проболеть — но не сомневалась, что ничего не потеряла. Вести с мест военных действий приходили недобрые, союзные войска сражались на пределе своих сил, а Вэни, хоть и отступали, но сдаваться не торопились. Чем ближе подбирались другие ордена и кланы к Безночному городу, тем медленнее они двигались. Вэнь Жохань не собирался признавать поражение и раз за разом находил, что противопоставить союзникам.

      Весна, помимо тепла и возвращения к привычной работе, принесла все же радостную новость: войскам удалось совершить очередной прорыв. Правда, основная заслуга в этом принадлежала Вэй Усяню и поднятым им мертвецам, но сейчас выбирать не приходилось. Даже господин Лань, до этого отзывавшийся о темном заклинателе с неодобрением, вынужден был признать, что без него потери были бы гораздо больше, а результатов — гораздо меньше.

      — Все-таки он очень талантливый юноша, — обронил однажды в разговоре Лань Цижэнь. — Совершенно неуправляемый, несносный, взбалмошный… Но — талантливый. Если такую энергию направить в мирных целях, ему бы цены не было. А он загубил себя…

      Чем теплее становилось, тем чаще оказывалось, что в свободные часы они встречаются не в библиотеке, а на природе. Далеко не заходили, ибо времени вечно не доставало, но природных красот в Облачных Глубинах хватало и поблизости. Одна Мэн Ши не решалась здесь бродить, не будучи уверенной, что не заблудится: она и в городе-то ориентировалась плохо, почти всю свою жизнь проведя взаперти. Однако господин Лань неизменно провожал ее обратно к библиотеке, и тем приятнее было гулять, не пытаясь запомнить дорогу.

      Во время одной из прогулок, уже совсем поздней весной, они выбрели на небольшую поляну, сплошь усеянную кроликами. В первый момент Мэн Ши остолбенела от такого количества маленьких меховых комочков и даже попятилась, опасаясь наступить на одну из крох.

      — Я думала, в Облачных Глубинах запрещено держать животных, — пряча за улыбкой растерянность, произнесла она. — Однако они не выглядят дикими.

      — Мой племянник Ванцзи утверждает, — совершенно серьезно ответил ей Лань Цижэнь, — что они именно дикие. Если допустить, что это не так, то придется признать, что Ванцзи нарушает не только это правило, но и запрет на ложь, а Сичэнь убежден, что его брат не способен на два таких тяжких преступления одновременно. Приходится им верить. Надеюсь, вы не боитесь диких кроликов?

      Мэн Ши тихонько рассмеялась и присела на корточки. «Дикий» кролик доверчиво ткнулся ей в раскрытую ладонь и пощекотал своим маленьким носиком. Не удержавшись, Мэн Ши подхватила его на руки и ласково погладила. Вырываться кролик даже не подумал.

      — Они очаровательны в своей дикости, — сделала вывод Мэн Ши, наслаждаясь его мягким и пушистым теплом. — Не думаю, что их стоит бояться.

      Она выпустила малыша к его собратьям и выпрямилась, вновь любуясь панорамой. Облачные Глубины не уставали ее удивлять: что угодно она была готова встретить в этом строгом месте, но только не поляну с кроликами.

      — А Яо в детстве очень хотел щенка, — неожиданно для самой себя выпалила Мэн Ши, все еще пребывая во власти умиления. — Я не очень люблю собак, но потерпела бы… Однако это все равно было решительно невозможно.

      — Все Цзини обожают собак, — также машинально ответил Лань Цижэнь. — У них лучшие псарни во всей Поднебесной, а Цзинь Цзысюань даже притащил с собой щенка во время обучения. Бегал к нему каждую свободную минуту и верил, что никто про это не знает.

      Едва закончив говорить, он застыл неподвижно, а затем чуть неловко наклонил голову.

      — Прошу прощения, — произнес он напряженно. — Это было не вполне уместное замечание…

      — Все в порядке! — поторопилась успокоить его Мэн Ши. — Я этого не знала… А впрочем, даже если бы и знала — это ни на что не влияет.

      — Дети… имеют право быть похожими на своих родителей, — осторожно подбирая слова, сказал Лань Цижэнь. Сперва он отвел взгляд, но теперь смотрел прямо на Мэн Ши. — Особенно, если это хорошие черты. Любить собак — совсем не плохо.

      Мэн Ши в ответ беспомощно улыбнулась. Она понятия не имела, любит ли Цзинь Гуаншань собак. Она вообще почти ничего о нем не знала. Хоть тот и купил «самую образованную куртизанку Поднебесной» на несколько ночей, но разговоров особо не вел. Немного послушал игру на гуцине и декламацию стихов, а все остальное время посвятил плотским утехам.

      — И все же я не должен был… напоминать, — тем временем зачем-то продолжал оправдываться господин Лань.

      «Он хочет услышать, — поняла вдруг Мэн Ши. — Прежде, чем сказать что-то еще, он хочет услышать, что мое сердце свободно»

      Это осознание пришло к ней почти интуитивно, отголоском из очень давнего прошлого. Когда знакомые девушки — тогда еще приличные, из хороших домов друзей ее семьи — обсуждали тех, кто был мил их сердцам. Возлюбленных хотелось вспоминать, говорить о них каждую минуту, по сотне раз обсуждать их поступки… И даже если влюбленность была несчастливой, подобные желания никуда не девались. Пусть слышать драгоценное имя бывало и больно, но все равно не менее желанно.

      Мэн Ши в первый момент собиралась отшутиться и перевести разговор на другую тему. Однако потом ей вспомнились слова старой целительницы о том, что надо быть честной. Бросив быстрый взгляд на напряженное лицо с совершенно не равнодушно горящими глазами, Мэн Ши поняла, что и сама не хочет больше врать этому человеку. Что бы он ни решал для себя сейчас, он должен сделать это, располагая всеми данными. Она никогда больше не сможет взглянуть ему в глаза, если он примет решение, основываясь на ложных сведениях.

      — Господин Лань, — собравшись с духом, произнесла Мэн Ши негромко. — Я боюсь, между нами произошло недопонимание.

      Его лицо стало еще более сосредоточенным, он сам весь словно бы подобрался, вытянувшись еще прямее, хотя это и казалось невозможным.

      — Вам показалось — а я не возразила, — что я была любовницей главы Цзинь. Это неправда. Он никогда не любил меня, как и я никогда не любила его. Он просто купил меня на несколько ночей.

      — Ку… пил? — запнувшись посреди слова, растерянно переспросил господин Лань.

      Мэн Ши с трудом подавила истерический смешок. «Если и дядя знает о ивовых домах не больше, чем племянник, то я даже не представляю, как тут можно объяснить», — подумала она почти с умилением.

      Однако в глазах Лань Цижэня все-таки мелькнуло наконец понимание — недоверчивое, почти испуганное, — и он произнес:

      — Этого не может быть. Вы слишком… утонченны и образованы для такого.

      — Я была очень дорогой проституткой, — Мэн Ши усилием воли подавила вздох и заставила себя продолжать смотреть ему в глаза.

      Господин Лань покачал головой, все еще отказываясь верить.

      — Невозможно, — повторил он. — Это противоречит здравому смыслу.

      Несмотря на напряженную ситуацию, Мэн Ши почувствовала, как в груди у нее потеплело. Он пытался отстоять ее перед нею же самой — и при этом собирался опираться на логику!

      — Это только так кажется, — возразила она как можно мягче. — А на самом деле все это было… ужасным стечением обстоятельств. По большому счету, никто не был виноват, все просто… так получилось.

      Он промолчал, но взгляд его спрашивал — и Мэн Ши рассказала. И про долги отца, и про то, как он верил, что ее возьмут в младшие жены, и про хозяина, желавшего вернуть свои деньги. И про себя, склонившуюся перед своей судьбой.

      — Я всегда молчала, — призналась она под конец. — Потому что все ведь по закону. Только один раз я взбунтовалась: когда обнаружила, что жду ребенка. Ивовым девушкам не положено рожать, и тех, кто был неосторожен, плод заставляют скинуть… Но я все твердила, что это ребенок заклинателя, самого главы Цзинь — и его не посмели тронуть. Мне дали родить, хоть и меня, и его потом постоянно этим попрекали. Хозяйка все надеялась, что его заберут, мы с Яо и сами об этом мечтали, но глава Цзинь так больше никогда к нам и не вернулся.

      — Как же вам удалось освободиться? — после небольшой паузы спросил Лань Цижэнь.

      Мэн Ши замешкалась с ответом. Строгий дядя вряд ли будет рад узнать, что его племянник посетил ивовый дом, пусть даже днем и по сугубо деловому вопросу. Глава Лань был так добр к ней, и Мэн Ши совсем не хотелось его подвести.

      Тяжелый вздох Лань Цижэня вывел ее из задумчивости.

      — Пожалуйста, — произнес тот почти жалобно. — Пожалуйста, скажите мне, что Сичэнь вас оттуда не выкрал?

      Никогда еще в своей жизни Мэн Ши так заливисто не хохотала.