Лань Цижэнь, старательно сохраняя на лице каменное выражение, уже привычно пересчитал учеников. Все на месте, все выглядели целыми и не пострадавшими. Только устали, да глаза посверкивают взволнованно после накатившего с запозданием испуга.

      Война с Цишань Вэнь велась уже больше года. Месяц за месяцем она собирала свою кровавую жатву — и не только с заклинателей. Из-за того, что все пять великих орденов и множество более мелких кланов были заняты сражением друг с другом, обычные люди оказались один на один со своими проблемами. Там, где проходили войска, было немного проще: всю тьму притягивал и, как это ни ужасно осознавать, хоть как-то упорядочивал Вэй Усянь. А вот в более отдаленных районах осмелела и повылезала на свет всякая дрянь, и спасением от нее служили разве что бродячие заклинатели.

      В окрестностях Облачных Глубин уже долгие годы никто не видел даже самых завалящих ходячих мертвецов, не то что лютых. Однако сейчас даже исконная вотчина Гусу Лань не могла похвастаться безопасностью. Люди просили у господ заклинателей помощи, а оказать ее было практически некому. Все взрослые мужчины и даже юноши нынче пребывали вдалеке от дома, и большинство женщин, практикующих боевое заклинательство, делило с ними военные тяготы.

      Лань Цижэнь уже много лет не участвовал в Ночных охотах. Он не испытывал удовольствия от азарта и не считал, подобно многим заклинателям, такое дело развлечением. В его понимании это была ответственная работа, и как работу он ее одно время добросовестно выполнял. Однако когда брат ушел в затвор, а наследники были так малы, что им самим требовалась забота, совет старейшин решил, что единственному взрослому мужчине из прямой ветви ордена не следует рисковать. В Облачных Глубинах более чем достаточно заклинателей и чтобы защитить окрестных жителей, и чтобы отстоять честь Гусу Лань на межклановых соревнованиях.

      На долю Лань Цижэня остались исключительно мирные дела — и не то чтобы он особо возражал против этого. Однако сейчас выбора у него не имелось. В Облачных Глубинах из наставников, способных по-настоящему оказать отпор темным тварям, остался лишь он. И еще несколько наставниц с женской половины, которым тоже пришлось доверить часть молодежи.

      Раньше, в мирные времена, практические занятия для учеников наставники никогда не проводили. В Гусу Лань, как, впрочем, и в других орденах, считали, что ученик, оказавшийся перед монстром, не должен оглядываться на учителя. Молодняк подстраховывали обычные заклинатели, для которых через год-другой нынешние мальчишки должны были стать полноценными боевыми товарищами.

      Да и на настоящие Ночные охоты брали учеников постарше. Таких, каких в Облачных Глубинах уже не осталось. Сейчас же рядом с Лань Цижэнем стояли вчерашние дети, старшему из которых не исполнилось и тринадцати лет, а большинство было и того младше. Таких водили только на «показательные» Ночные охоты, со специально отобранными мелкими тварями.

      Этим детям предстояло учиться быстрее, нежели их отцам и старшим братьям. Они, понимая это, были самым старательным и упорным классом на памяти Лань Цижэня. И все же они оставались почти детьми, которым бороться с настоящими монстрами было еще не под силу.

      Но помочь по мелочам они могли, да и посмотреть, чтобы набраться опыта, им следовало. Приходилось совмещать сразу несколько дел, очищая ближайшую к Облачным Глубинам территорию от темных тварей и заодно проводя у учеников практические занятия.

      Никому, и в первую очередь самим этим мальчишкам, Лань Цижэнь не признался бы, что больше всего на свете боится не углядеть за кем-нибудь их них.

      — Вы зачистили следы? — спросил он строго, делая вид, что не замечает ни усталости, ни недавно пережитого страха на лицах своих учеников.

      Ответ, разумеется, был положительным. Эти мальчики вырастут очень хорошими заклинателями… если, конечно, им суждено пережить тянущуюся войну — но об этом лучше было не думать.

      О том, чтобы вернуться в Облачные Глубины сегодня же, не могло быть и речи. Не так давно получившие мечи мальчики могли летать на них, только будучи отдохнувшими и пребывая в уравновешенном состоянии. Переночевать предстояло в ближайшем городке, скорее даже деревне-переростке, а добираться до него — пешком. Дойти-то они дойдут, но успокоить их следовало уже сейчас, иначе никакого полноценного отдыха не получится.

      — Кто расскажет, с чем мы сегодня столкнулись? — просто удивительно, с какой легкостью сухому, лишенному эмоций голосу удавалось переносить взбудораженных боем мальчишек в светлый и совершенно безопасный класс. Правильно подобранная интонация — и вот они уже не идут по темному лесу после сражения с чудовищем, а занимаются разбором и анализом теории в мирных Облачных Глубинах.

      Один за другим мальчики подключались к обсуждению, и тревога постепенно сходила с их лиц. Усталость, правда, оставалась, но ее исцелить мог только полноценный сон.

      — Завтра каждый из вас напишет отчет, — уже подходя к небольшому постоялому двору, распорядился Лань Цижэнь так, как будто диктовал задание в классе. — Самого монстра мы с вами уже обсудили, поэтому особое внимание уделите своим действиям. Проанализируйте, что каждый из вас должен был делать, что он делал, совпало ли это и если нет, как это можно было исправить.

      Выдав это поручение, он на мгновение прикрыл глаза. Ему самому сейчас хотелось просто поскорее заснуть, но сперва предстояло убедиться, что все дети поедят и будут устроены на ночлег. Только после этого можно будет лечь самому, а пока приходилось повторять про себя правила, повелевающие следовать своему долгу и запрещающие роптать на судьбу.

      И все же в последнее время Лань Цижэню казалось, что даже столь выматывающие душу Ночные охоты лучше обычных ежедневных трапез в обеденном зале. Было что-то неловкое в том, что сейчас, накануне очередного Нового года, здесь за столами сидели лишь самые юные ученики и те, кто уже перешагнули порог старости.

      И он, Лань Цижэнь.

      Ему казалось, что он давно уже изгнал из души это чувство неловкости, душившее его когда-то в юности. Самый молодой из наставников — всего на год или два старше тех же приглашенных учеников! Практически самый юный глава делегации на всех клановых съездах — глава Не, еще прежний, тоже был молод, но все же старше, а остальные ордена и вовсе возглавляли люди, годящиеся Лань Цижэню в отцы. Только и оставалось благодарить свой высокий рост и широкие плечи, не позволяющие выглядеть совсем уж мальчишкой, да спешно отращивать бородку, прибавляющую ему хоть немного лишних лет.

      Годы шли, и жизнь постепенно входила в колею. Одно поколение сменяло другое, и вот уже во главе всех остальных великих орденов оказались его ровесники. Первым стал Цзинь Гуаншань, за ним — Вэнь Жохань. Последним место своего отца занял Цзян Фэнмянь, и цикл завершился. В родном же ордене строгий облик, ставшая привычной бородка и неожиданно рано пробившаяся седина — первая появилась, едва ему минуло двадцать пять! — создали Лань Цижэню определенный образ. Он знал, что приглашенные ученики за глаза называют его «стариком», и это даже не возмущало. Лань Цижэнь столько лет бился над тем, чтобы выглядеть старше своего настоящего возраста — так стоило ли сердиться, что то в конце концов это ему удалось?

      Однако теперь, двадцать с лишним лет спустя, он вновь чересчур остро ощущал свою неуместность. Лань Цижэнь совершенно точно давно уже не был мальчишкой — но не был он и старым. Однако другие люди сражались, пока он находился здесь, среди первых и вторых. Его племянники, его вчерашние ученики, его ровесники и даже люди, превосходящие его годами.

      Лань Цижэнь понимал, что это упаднические мысли. Память будто наяву преподносила ему строки: «Запрещено роптать на выданные указания», «Запрещено представлять себя на месте других», «Запрещено нарушать прямое повеление главы ордена». Он делал то, что должен был делать.

      Но это не мешало чувствовать себя мерзко.

      Единственной отдушиной в этом царстве мрачных мыслей, как ни странно, оказалась госпожа Мэн. Тот неловкий разговор прошлой осенью, начатый ею и поддержанный им, вместо того, чтобы развести их подальше друг от друга, словно поспособствовал сближению.

      Лань Цижэнь не помнил, когда в последний раз говорил с кем-нибудь по душам. Не помнил даже, было ли это вообще хоть с кем-нибудь, помимо брата. Даже племянникам никогда не приходило в голову спросить у дяди о чем-нибудь личном. Если маленький А-Хуань в раннем детстве и задавал вопросы о матери и отце, то о нем самом — никогда. А-Чжань и вовсе отмалчивался, лишь слушая их разговоры.

      Да и что у него было спрашивать? Разве имел он, Лань Цижэнь, хоть что-то свое, личное? Вечная замена: замена отцу, замена главе ордена. Даже наставником он сперва стал исключительно на замену. Оттого и на все вопросы, что стекались к нему, следовало отвечать так, как ответил бы тот, кого он заменял.

      Лань Цижэнь привык. Он не был яркой личностью, как его брат, но был достаточно сильным, чтобы вытянуть на себе все, что ему поручали. Для того ведь и существуют младшие братья, верно? Чтобы было кому стать опорой для старших…

      Однако госпожа Мэн никогда не знала прежнего главу Гусу Лань. Мир заклинателей, совершенно чуждый ей совсем еще недавно, только начал открываться ей, и потому она смотрела на все чистым, неподготовленным взглядом. Госпожа Мэн не знала Цинхэн-цзюня, но познакомилась с Лань Цижэнем — и потому видела в нем не замену, а самостоятельного человека.

      А еще она не была его ученицей, и потому не смотрела на него, как на подобие говорящего свитка с правилами. Госпоже Мэн хватало и возраста, и жизненного опыта, чтобы понимать: человек — это не только работа, которую он выполняет. Даже наставники, выходя за порог классной комнаты, становятся в первую очередь просто людьми.

      Хотя, конечно, не то чтобы это относилось к Лань Цижэню: он-то себя «просто человеком» давно уже не чувствовал. Однако госпожа Мэн об этом не знала и вела себя с ним так, как будто он действительно был…

      Живым?

      Почувствовать себя живым в сорок лет, возможно, было бы даже смешно, если бы сейчас — именно сейчас! — это не было бы столь необходимо. Страхи за жизни Сичэня и Ванцзи, беспокойство за всех прочих бывших и нынешних учеников, отчаянье, рождаемое письмами с линии войны — все это душило, иногда в самом буквальном смысле мешая дышать. Второй раз в жизни Лань Цижэню отчаянно хотелось поделиться своими тревогами. Первый имел место двадцать лет назад, когда на него только свалилась неожиданная ответственность, но тогда стояло мирное время, а сам он выехал на упрямстве и юношеской браваде. Сейчас и сил, и энергии у него было значительно меньше, а жаловаться казалось и глупым, и неуместным.

      С госпожой Мэн они, даже не говоря напрямую, достигли некоего взаимопонимания. Она тоже ждала: того, кого любила, кого взрастила и воспитала — и кого отдала войне. Уже давно Лань Цижэнь осознал, что поминает в своих молитвах и совершенно незнакомого ему Мэн Яо, лишь бы маленькая, хрупкая, но удивительно стойкая женщина не лишилась единственного света в своей жизни.

      Свободное время у Лань Цижэня выпадало редко, но если все же в его распоряжении оказывался не занятый иными делами час, он устремлялся в библиотеку. В конце концов, контроль над ее восстановлением тоже был частью его работы, пусть он и признал уже давно, что госпожа Мэн в этом контроле не слишком нуждалась. Она многое понимала сама, объяснения схватывала на лету, а непонятное не стеснялась спрашивать. Даже жаль, что женщина такого выдающегося ума не обладала заклинательским даром.

      Впрочем, и без дара люди живут, а многие женщины, имеющие золотое ядро, еще и не всегда стремятся развить его. Сама госпожа Мэн явно не переживала об отсутствии способностей, хотя и радовалась, что у ее сына они имеются.

      В тот день Лань Цижэню выпал свободный час, и он привычно направился в библиотеку. Та, однако, встретила его тишиной и пустотой. Тонкий, пока еще невесомый слой пыли подсказывал, что здесь уже несколько дней никого не было. За все прошедшее время подобного не случалось ни разу, и потому Лань Цижэнь, хоть и не желая признаваться себе в этом напрямую, встревожился. Он не сомневался, что если бы работа наскучила их гостье, она бы сообщила об этом. Ведь Лань Цижэнь сам неоднократно напоминал ей, что это вовсе не ее обязанность.

      Покинуть Облачные Глубины, не имея жетона, невозможно, а значит, госпожа Мэн все еще пребывала здесь. Поколебавшись немного, Лань Цижэнь зашел на женскую часть. Занятия у девочек должны были, как и у мальчиков, уже закончиться, однако по пути ему никто не встретился. Неудивительно: нынешняя зима оказалась гораздо холоднее предыдущей, и морозы, обрушившиеся на Поднебесную, на высоте Облачных Глубин оказались и вовсе лютыми. Без особой нужды никто не выходил из помещений, и даже тренировки Лань Цижэнь разрешил проводить внутри.

      Вспомнив об этом, по пути отогревая озябшие руки и ноги усиленным течением ци, Лань Цижэнь подумал, что опустевшая библиотека вполне объяснима. Ничего удивительного, что госпоже Мэн не захотелось выходить из дому в такой холод. К тому же Сичэнь упоминал, что родом она из более южных и низинных краев, так что морозная зима должна была ей быть совершенно не привычна.

      Можно было бы развернуться и пойти обратно, чтобы не ставить гостью своим появлением в неловкое положение. После всех его предыдущих заверений госпоже Мэн вовсе не стоило думать, что заботу о библиотеке ей уже вменили в обязанность. Однако Лань Цижэнь уже почти достиг гостевых покоев, а тревога все равно скреблась в его сердце. Не будет ничего дурного, если он узнает наверняка.

      Разумеется, Лань Цижэнь не собирался заходить. И уж тем более он не собирался просить женщину выйти на мороз. Ему было бы вполне достаточно, если бы госпожа Мэн ответила, что у нее все в порядке. Однако ни на первый, весьма деликатный стук, ни на последующие, становящиеся все громче, никакой реакции не последовало. Тишина стояла такая, словно и гостевой павильон, подобно библиотеке, опустел.

      Лань Цижэнь озадаченно нахмурился. На дворе стоял белый день, даже ранние зимние сумерки еще не начали сгущаться. Гулять в такой холод просто ради удовольствия казалось совершенно невозможным.

      Наконец, решившись, Лань Цижэнь направился к женским учебным классам. На сей раз его поиски увенчались успехом, и ему удалось застать там одну из наставниц. Обменявшись с ней приветствиями, он спросил, видели ли сегодня за обедом госпожу Мэн.

      — Госпожу Мэн? — переспросила наставница. — Ах, дама из гостевого павильона! Нет, если подумать, я уже несколько дней не видела ее в обеденном зале.

      — Несколько дней? — брови Лань Цижэня вновь сошлись над переносицей.

      Наставница посмотрела на него с тревогой.

      — Это важно, старший наставник Лань? — произнесла она. — Госпожа Мэн всегда тщательно выполняла правила нашего ордена, но она все-таки гостья, поэтому мы и не придали значения ее отсутствию. В конце концов, сейчас очень холодно, даже в классах для младших учениц пришлось поставить жаровни: они не справляются одновременно и с контролем ци, и с учебой.

      Лань Цижэнь машинально кивнул. Младшим мальчикам тоже пришлось выделить жаровни — по той же причине, так что о проблеме он знал. А вот о том, что у кого-то вовсе не было возможности согреть себя, он совершенно забыл!

      — Пойдемте! — велел он наставнице и, не дожидаясь ответа, стремительно вышел из класса.

      Та, накинув меховую накидку, последовала за ним.

      — Госпожа Мэн — не заклинательница, — по дороге, проклиная себя за недальновидность, пояснил ей Лань Цижэнь. — И, как я понимаю, она постеснялась попросить для себя дополнительные жаровни. Будьте так добры…

      Они уже подошли к гостевому павильону, и он не договорил. Хотя вернее было бы сказать, что окончание фразы просто застряло у него в горле. «Будьте добры проверить, не замерзла ли наша гостья насмерть?» — это даже мысленно звучало слишком страшно, и уж тем более язык бы не повернулся произнести это вслух.

      Однако его спутница, не дожидаясь пояснений, понимающе кивнула и шагнула внутрь. Лань Цижэнь заставил себя сделать глубокий вдох, едва не подавившись ледяным воздухом. У девочек хорошие наставницы, умные, деловитые, умеющие быстро реагировать на любые неожиданные ситуации.

      Главное, чтобы внутри еще оставалось, на что реагировать.