Я всегда точно знал, чего хочу. В детстве уверенно выбирал игрушки, расцветки для комнаты и одежду. Никогда не мялся. После школы твёрдо решил связать свою жизнь с историей, а когда не поступил, то не растерялся — пошёл на год на подработку в местный исторический музей, совмещая с курсами. И поступил на бюджет.

Планы были построены задолго до поступления. Окончить универ, найти работу по специальности, скопить денег на своё жильё. Девушка вписывалась в мою схему в любой момент. Я учился и подрабатывал с первого года обучения. Самостоятельные, рефераты, переводы с немецкого… Всё это приносило деньги, всё шло по натоптанной дорожке. Я привык к уверенности в завтрашнем дне, потому что это я, Кира. У меня всегда всё по плану, у меня нет спонтанности. Я не сворачиваю с ровной дороги просто потому, что захотелось полюбоваться тропинками.

И вот я на тропинке. Как так вышло, что я свернул? Когда это произошло?.. Вчера ночью или же задолго до этого, ещё при первой встрече с Всеволодом? Или же после проклятого сна в гостинице… Или после слов деда Макара.

Всматриваюсь в белоснежную даль через окно, но ответ не приходит. Его просто нет.

Всеволод встал рано утром, кофе мне сварил. А мне тошно. Не могу сделать ни глотка. Как прилип к окну, так и сижу, что царевна в ожидании своего суженого. Суженого…

Хорошо, хоть не говорил ничего, молча поставил чашку и ушёл в другую комнату. Сегодня даже плиту не растопил, а зажёг паровое отопление. Не трещит огонь в камине, не хожу я ко комнатам, заглядывая, как работает Всеволод, — только редкое шуршание доносится из мастерской. Вот опять. Это он смахивает стружку со стола.

Завтракать мы так и не садились.

А может, это было наваждение? Мы уже почти неделю живём под одной крышей, готовим, едим вместе, как семья. Что, если это просто человеческая натура таковая? Ведь известно, что если поместить группу людей под одну крышу, то рано или поздно одни влюбляются, а другие наоборот — находят неприязнь или даже врагами могут стать. Ни с того ни с сего, просто потому что человек — это зверь с инстинктами, это механизм с шестерёнками. И не каждому зубчики подходят.

У нас с Всеволодом сошлись. Парадокс. Недавно думал про то, что ему бы быть бабой, так цены не дал бы. А вчера кем он был?.. Можно ли назвать его бабой, если он мне отсасывал и облизал с головы до пят? Нет. Я ведь тоже не без греха, так что…

Я не о том должен сейчас думать, не о том… Сам знаю, а мысли лезут, что муравьи на мёд… Метель, кстати, утихла. Хоть одна хорошая новость за последние 24 часа. Что там расписание поездов мне скажет… Так, сегодня поезд в три часа на станции «Плески». Теперь я точно не перепутаю. Плески, первая буква «П».

Что ж, уеду. Это судьба, раз сегодня есть поезд. Дома приду в себя, с друзьями встречусь, отвлекусь, забуду, к Дашке схожу… Дашка. Я, выходит, изменил ей. И кто я теперь? А шутил, что только смотрю. Впервые… Впервые скрыл, впервые изменил. Как-то много «впервые» за такой короткий срок, не находите?.. Не знаю, соберусь ли с духом, чтоб рассказать всё, но она несомненно достойна нормального парня. А я… Я просто мудак.

Иду к Всеволоду, стучусь. Обычно вхожу так, но сегодня необычный день. Знаете, есть День сурка, когда люди считают пушистого грызуна главным метеорологом страны? Так вот, а теперь есть День мудака. Это мой день, датируется вчера. Всем долбодятлам посвящается, велкам в клуб. Если вы напели своей девушке, что по горло заняты курсовой, а в это время стонали под…

Нахуй.

— Да! — раздаётся негромко после третьего моего стука.

— Не помешаю? — Смотрит слегка удивлённо. Ну да, когда это я спрашивал. Сегодня я сама учтивость, мать её. — Я хотел…

И тут вспоминаю про злосчастного «фаллоса». Ну, конечно!

— Я вчера тебе настойки «фаллоса» подлил! — выпаливаю. И пока не очухался, начинаю быстро тараторить: — Ты мне то одно запрещал, то другое, то шкуру не давал поносить, то подкалывал! А… а про еду? Я тебе: чего изволите, барин? А ты мне: по херу, хоть картошки прошлогодней! Ничем тебя не пронять было, вот я и решил в небольшую, так сказать, отместку! Ничего такого, просто реально две капли на кусок мяса… Хотел, чтоб ты со стояком помучился…

Перевожу дух. Всеволод молчит и смотрит. Мне кажется, или у его виска невидимая рука крутит пальцем?.. Выражение лица к этому располагает.

— Настойка «фаллоса обыкновенного» используется при цистите.

Ещё пару минут проходит, пока до моего понимания доходит смысл сказанного. Что-о?..

— Никакого стояка от неё не может быть. Настой взял у Агафьи после того, как сильно промёрз, провалившись под лёд. Пока дошёл домой, то ломило и ноги, и все внутренние органы. С тех пор она у меня на всякий случай. Как и все остальные.

Всеволод говорит, а я готов сквозь землю провалиться. Не от стыда, нет. От глупости своей, от ребячества. Выходит, что прошлой ночью… Его «фаллос» вовсе не от одноимённой настойки бодрячком был, а от меня, получается. На меня. Евпатий Коловрат, да Всеволод меня хотел!

— Ну… Тогда ясно. Хорошо. Отлично. Я спокоен. А то подумал, вдруг я тебе вред какой нанёс, — мелю, понимая, что со стороны это так глупо выглядит, но ничего не могу поделать. Отчего-то щёки горят огнём, хочу поскорее смыться.

— Вред?

— Ай, забей… Я чего пришёл. Уезжаю сегодня. Вьюги нет, а поезд в три на станции будет. Думаю, что загостился я, спасибо за гостеприимство…

Повисает пауза. Я не выдерживаю глаз Всеволода и отвожу взгляд.

— Пойду соберусь, — и уже готов скрыться за дверью, как меня догоняет вопрос:

— Ты ел?

— Нет, не хотелось…

— Сейчас накрою.

Всеволод поднимается из-за стола, а я выскакиваю за дверь. Не хочу с ним столкнуться. Не могу. Вот просто не могу я! Можете говорить, что угодно. Я и сам сейчас чувствую себя так, будто в кашу Всеволоду плюнул. «Спасибо за гостеприимство»… Как же прозвучало! Чёрт подери!

Едим молча. Вчерашнее подогретое мясо, рагу — ковыряюсь в тарелке, как капризный ребёнок, аппетита нет. Заставляю себя проглотить немного и всё-таки отодвигаю. Поднимаю глаза и вижу, что Всеволод вообще ничего не съел. Э-эй, брат, да ты ещё хуже меня, как я погляжу! Не одному мне паршиво.

— Почему не ешь? — спрашиваю, потому что тишина тяготит камнем на шее.

— Не хочется.

— Что, невкусно?

— Вкусно.

— Ты ведь тоже не завтракал, чего тогда?

— Кира…

Называет меня по имени. Это редкость. За всё время, что я здесь, раза два назвал, и один из них — когда я просил не называть полным именем. Второй — сейчас. Не знаю, плохо это или хорошо, но отчего-то больше склоняюсь к первому.

— М?

— Не нужно этих вопросов.

Понимаю, о чём он. Но не хочу показать, что понимаю, что он понял, почему я спрашиваю… Ай, короче! Вы поняли.

— Каких вопросов? — моё упрямство завидно. Завидую даже сам себе. Жаль, глупости не могу разглядеть в упор.

— Пустых.

Пустых… Ты очень проницателен, Володенька…

— А какие надо? — дёргается мой язык, не внимая голосу разума.

— Присядь.

А вот это настораживает. Сердце явно понимает больше меня, иначе с чего такой галоп у меня в груди? Кажется, меня ждёт разговор, вот только я не хочу его совсем. Всё утро я его избегаю. Я не готов! Я, блять, не знаю, что сказать! Я не знаю…

— Я родом из Плесков. Родился там и вырос, мои родители оттуда, — начинает Всеволод, и я замираю. Он никогда не говорил о себе. — Тебе, наверное, рассказывали обо мне. Думаю, будет верно, если я сам расскажу, чтоб у тебя не осталось неправильного впечатления… Не перебивай. Потом… Я хорошо учился в школе, затем в колледже в городе. Позже выделкой шкур занялся, охотой, стрельбой. Могу даже коня на скаку остановить и это не для красного словца сказано. Всегда хотел быть лучшим во всём. Хотел многого достичь, казалось, что с каждым годом открывал в себе новые умения. Меня это радовало, я был горд. Не думаю, что это плохо.

Всеволод умолкает. Я тоже не считаю, что гордиться своими талантами есть зазорно, но не произношу ни слова. Длинная пауза — это как передышка. Хоть в чём-то я уверен, и мой язык согласен со мной, не вставляя пять копеек.

— В шестнадцать лет я впервые поцеловал девушку, — неожиданно, и а я едва не подпрыгиваю на стуле. — И тогда же понял, что мне не понравилось. Я не стану утомлять тебя длинным рассказом о том, как я боролся с собой, осознав, что гей. Как отводил глаза от мужчин, опасаясь, что они поймут это… А потом появился Глеб. Соседский парень, захаживал ко мне постоянно. Я сначала не хотел, но он вцепился. Так и стали общаться. Он искренне интересовался моими работами, мы много времени проводили вместе. Слишком много… Нетрудно предположить, что произошло.

Я очень переживал, даже хотел уехать, Глебу говорил, чтоб не приходил, но он уверял, что влюбился. И у меня снесло крышу. Мы стали тайно встречаться. Для людей и семьи были просто друзьями, а сами не могли оторваться друг от друга…

Всеволод вздыхает, а у меня сердце щемит от его вздоха. Он не знает, какая сейчас печаль на его лице.

— В один день нас увидели. — Слова вонзаются глубоко в сердце, с таким чувством он их произносит. — Шума было — я не выдержал, уехал. Вернулся, когда всё поутихло. Родители, спасибо им, поддерживали, не отвернулись, но многие сторонились… Мать Глеба сказала, что я совратитель, чтоб не искал его. Что он плакал, будто я его заставил… Я заставил! — восклицает он с такой горечью, что можно захлебнуться. Поддаюсь порыву и встаю, чтоб как-то утешить, но останавливает жестом. Молча сажусь. — Я научился жить с этим, позже всё стихло. В посёлке я, конечно, больше ни с кем не сближался, да местные и сами-то не хотели, чего таить. Позже родители разбились, я продал дом и купил участок за Плесками. Здесь стоял совсем старый дом — пнёшь, рассыплется. Я людей нанимал, сам помогал, построили, облагородили. Он — дело моего труда, мой очаг и моё пристанище. Так я живу здесь. В Плески прихожу по работе да выпить иногда. А большего мне и не надо, я отвык от близкого общения.

Всеволод поднимается, и я понимаю, что рассказу конец. А я аж ногтями впиваюсь в ладони. Вот сволочь малолетняя этот Глеб! Заставили его… Как говорится, главное — вовремя смыться. Сука просто. Поразвлекался, а Всеволод потом сам говно расхлёбывал.

— Володь…

— Я просто хотел дать тебе понять, что ты не мальчик на ночь для дяди, — поворачивается ко мне. В глазах плавится сталь, невольно засматриваюсь. — Ты мне понравился, Кира. С первой встречи… Я не знаю, каковы были твои причины вчера, не хочу копаться. Я видел, что ты был искренним, не волнуйся на этот счёт… Но я также вижу, как тебе тягостно. Не твоё это — с мужиком. У тебя девушка есть, тебя ждёт совсем другая жизнь. Я не в обиде. Всё нормально.

— Да я…

— Когда твой поезд? — смотрит на часы.

— Через полтора часа, но…

— Тогда успеем. Я провожу на всякий случай.

Пока одеваемся, размышляю об услышанном. Вроде и хорошо сказал: понимает, не сердится, про девушку… А скребёт внутри. Разве не это я хотел услышать? Что нет на меня видов и претензий, что мир-дружба-жвачка… Это. Услышал, а всё равно скребёт.

На улице солнце вышло, но мороз не пускает. Под ногами снег рассыпается, но сверху только птички чирикают. Лес весь в белом, только стволы чернеют. Идём вдоль — дорога немного засыпана, но терпимо, шагать можно. Не очень быстро, но можно.

— А мы разве успеем за час пройти через лес? — подаю голос, как только мы сворачиваем.

— Нет, но я обереги взял.

— И мне?

— Тебе тоже. В рюкзак положил.

— А куда? — кручусь на месте.

— В нижний карман тебе засунул, не вытаскивай, — отвечает, не сбавляя шагу. Но я вжикаю молнией и чувствую пальцами малюсенький полотняный мешочек. Есть.

— А чего раньше не носил? — догоняю.

— Сменить надо было, — отвечает Всеволод. — В тот вечер, когда тебя нашёл, как раз у Агафьи был, свежих дала. Они на месяц всего, если ходить часто в лес.

— Ого, — только и отвечаю, потому что отвлекаюсь на пузырёк, выглядывающий из-под шкуры. Эх, была не была! — Володь, так что это за бутылочка у тебя? Ну скажи уже, всё равно ведь уезжаю.

— Так сильно хочешь знать? — останавливается. Киваю, а он едва заметно усмехается. Молчит, а я смотрю, как солнце играет на его шевелюре, создавая золотистые блики, и сам улыбаюсь. — Яд это.

Улыбка сползает с моего лица.

— На случай, если попаду куда, откуда не выбраться. Или подобное. Чтоб не мучиться. Пошли, опоздаешь.

Идём дальше, но мне уже не до веселья. Это ж он может упасть где-то или заблудиться, или ещё чего… Вот это исход себе придумал, вместо того, чтоб избегать опасности. Набегает грусть, и остаток пути я молчу.

На остановке всё та же будка и дощатый настил, весь в снегу. Расчищаем себе площадку. На часах почти три, и, кажется, я слышу отдалённый звук поезда. Ну что ж, вот и домой пора. Мои приключения закончились, дома ждут меня родные, друзья… Разговор с Дашей… Ничего, я даже к нему готов. После всего — готов. Я не трус.

В Лютове моё место. Это моя среда обитания. Там и девушку новую подыщу себе. Просто Дашка не мой типаж, мне надо другая, и чтоб с длинными волосами, у Дашки стрижка. И ещё чтоб не особо болтливая: я понял, что мне больше нравится, когда можно вместе помолчать. Да, точно. И чтоб…

— Прощай, Кира, — за моей спиной раздаётся мягкий голос Всеволода, уносимый визгом тормозов поезда, а я не хочу оборачиваться. Мне почему-то кажется, что если я посмотрю ему в глаза, то разревусь. Что-то я стал сентиментальный. Наверное, давно ни с кем не прощался.

— Прощай, — мельком кидаю взгляд и несусь к вагону. Пихаю паспорт проводнику, беру билет и запрыгиваю внутрь. Несколько человек выходит. Интересно, а они знают, что в этом лесу нельзя находится дольше часу? Лихорадочно вытряхиваю мешочек из кармана и сую полненькому мужчине в кепке. Смешной, уши красные, а борода чёрная, редкая. Не то что у Всеволода — шелковистая и пшеничного цвета. Я думал сначала, что она колючая, а оказалось иначе.

— Возьмите, это оберег! В лесу нельзя идти дольше часу без него, блуд нападёт! Я не сумасшедший, это правда!

— Я знаю, знаю, — добродушно расплывается в улыбке мужик. — Спасибо тебе большое. Счастливой дороги!

— И вам…

Какое у меня место? Двенадцатое. Нахожу, сажусь. Напротив молоденькая девушка в красном свитере, рядом с ней — мужик в очках и в туфлях книгу читает. Зависаю на его туфлях. Зачем они ему? Он что, из другой страны едет? У нас же снег в Лютове. Хочется рассмеяться. Проводник объявляет, что поезд отправляется, а я вздрагиваю. Рвусь к окну, вдавливаюсь носом в стекло. Всеволод так и стоит возле будки. Не смотрит в мою сторону…

Подрываюсь, хватаю рюкзак и мчу через тамбур. У двери сталкиваюсь с проводником.

— Вы куда? Уже отправляемся…

— Выпустите! Мне надо сойти!

— Молодой человек, сойдёте на следующей, нельзя, мы тронулись…

— Откройте! — отчаянно кричу и хватаюсь за ручку двери. — Откройте! Откройте эту сраную дверь!! Я выпрыгну, блять, на полном ходу, открой!

— Господи, да иди… Ненормальный! — несётся мне вслед, но плевать. Поезд не успел набрать скорости, шлёпаюсь в сугроб и начинаю барахтаться в пушистом месиве.

— Володя! Кха-кха…

Наконец выбираюсь из снежного плена и выскакиваю на рельсы. Бегу так быстро, как позволят вес рюкзака. Будку не видно, отъехали, но я мчу, сердце выскакивает из груди, ботинки скользят по шпалам, а я хватаю холодный воздух.

— Володя!

А вот и он. Одинокий силуэт на фоне белоснежного покрова и кривой будочки на маленьком островке дощатого настила. Не ушёл! Не ушёл…

— Во… Володя!.. Твою… дивизию…

Наконец замечает. Да что же ты, дурачина, стоишь? Я тут скоро свалюсь или бронхит себе заработаю с таким бегом. К тебе я, к тебе, ну что же ты…

Бежит. За несколько секунд сталкиваемся, я повисаю у него на шее и целую. Жадно, крепко впиваюсь в губы и едва не стону. Бог мой, почему я не целовал его вчера… Мы касались языками друг друга в совершенно других местах, а главное упустили. Или это я упустил… Поцелуй. Интимней секса, нежнее любого прикосновения, будоражащий кровь, кружащий мысли…

— Володь, выслушай, — лихорадочно бормочу, как только отрываемся друг от друга, тороплюсь. — Ты мне нравишься. Я не играюсь и не шучу, и девушка мне не впёрлась. Мне ты нужен. Ты, неандерталец, пещерный человек… зверь.

— Зверь?.. — в серых озёрах колышутся волны смешинок. — Ну и зачем тебе зверь?

— Не твоё дело… Ещё скажи, что против.

— Кира… — Стискивает меня так сильно, что кости трещат. — Но как же институт?

— У меня ещё есть пара-тройка дней в запасе! Поеду следующим поездом! Я на выходные буду приезжать, а дальше…

— А дальше посмотрим, — улыбается мой пещерный человек, да такой тёплой улыбкой, что аж светлеет вокруг. — Ну что, домой тогда?

— Ага!..Блять! Я ж свой оберег отдал!

— Отдал?..

— Долгая история… Чё теперь делать?

— Шевелить ногами, что ж ещё… — смеётся Всеволод. Впервые слышу его смех и замираю от неожиданности, но через пару секунд бросаюсь к нему:

— Ну нет, хрен тебе! Вот я сейчас твой отниму, а ты шевели!

— Ты его найди сначала, ха-ха!

— Да легко! А ну, иди сюда!.. Чё, нет?.. Эй, не убегай! Мы так не договаривались! Стоять!.. Ну Володенька, ну погоди!