Часть 4. Эх, не только любопытство, Безрассудство мой порок.

Весь следующий день, выспавшись, занимался я ксероксами. Дашка пыталась ко мне прорваться, но я на пару минут ответил — она поняла. Меня нельзя отвлекать, когда работаю, помните, я говорил? Вот и Дашка в курсе. Полдня ушло на перечитывание и сортировку: статьи о местных в одну стопку, о не местных — в другую; фотографии с мистическими местами по типу перекрёстков, тупиков и отрезков, где часы останавливаются; фотографии странных явлений, запечатлённые жителями; записи , этих же жителей. А также прослушал диктофонную запись, у бабки Нины которая была, и напечатал её в Ворде, лишь потом пошёл обедать — почти ужинать.

На часах уже половина четвёртого, а в голове у меня одна мистика и статьи. Думаю, что сниться будут этой ночью. Кстати, про сон.

— Матвей Степаныч, могу задать вопрос? — нахожу хозяина на рабочем месте. Сидит, как обычно, уткнувшись в экран компьютера или в журнал — не суть. Ах, да, забыл сказать! Вчера, оказывается, в гостинице поселилась парочка молодая, как раз в моё отсутствие. Сегодня их видел за завтраком. Вроде нормальные. Здесь они проездом, решили остановиться на несколько дней спонтанно, пока поезд по графику следующий будет. У них отпуск, отдыхают люди, эх. Не то что некоторые.

— Конечно, спрашивайте! — с готовностью подскакивает Матвей. Вообще, я удивляюсь ему. Мужику лет под семьдесят, а он так прыгает, что и мне фору задаст. Молодец, конечно, только чего передо мной распинаться? Я ж не оценю. Это если бы симпатичная девушка, то да: я бы её точно оценивал. А что такое? Не переживайте, я Дашку не обижу, а то уже нахмурились там. Как говориться, смотреть никто не запрещает, главное, без рук.

— Насчёт гостиницы вашей есть вопрос. Про сны вещие здесь правду говорят? Или есть какая доля вымысла всё же? — спрашиваю нарочито небрежно.

— Доля вымысла?

— Ну да. Я ж курсовую пишу, а за эти пару дней уже успел многое узнать и пообщаться с местными. Вроде у всех сны сбывались… Или я не всё знаю просто?

— Кто рассказывал — у всех, — отчего-то вздыхает Матвей.

— А у вас? Вы же тоже загадывали, да?

— И у меня, — он опускается в кресло и подтягивает к себе блокнот. — Вы извините, Кирилл, мне надо сметой заняться.

— Да ничего…

Вот уж неожиданно. Видать, не один я такой, кто не хочет выдавать личное. У Матвея тоже что-то было безрадостное во сне явно. Да и, как я понял, одинок он. Интересно, что ему приснилось и как он это расшифровал? Очень хотелось бы спросить, но тогда придётся рассказать свой блядский сон, а мы с Матвеем не в той степени близости. Ладно, ещё разберусь. Никогда не поверю, что заимею хотя бы теоретическое желание насчёт мужика, а щупать его — тем более.

Над курсовой я работал до позднего вечера. Выходил немного на улицу — подышать свежим воздухом. В итоге и воздуха наглотался, и в снегу весь оказался. Похоже, в небе кто-то проделал огромную дыру, и теперь Плески неустанно посыпает со вчерашнего дня. Матвей выходил прочищать дорожки, а я даже снеговика маленького слепил, чтоб размять одеревеневшие мышцы. Правда, морковки у меня не было, зато позже, когда снова вышел, увидел, что у моей лепнины появился нос морковочный и руки-прутики. Ещё и ведёрко на голове. Наверное, Матвей.

Ха, про ведро неожиданно вспомнилось. Давненько дело было, ещё в мои школьные годы. Пошли мы с корешами посевать. Как известно, положено только мужскому полу, вот мы и решили нарядиться бабулями. Приоделись, нарисовали губы и щёки и по всему Лютову почти до вечера посевали. Собрали тогда и денег, и гостинцев, даже колбасу нам клали. Короче, весело было: народу пришлась по вкусу четвёрка «бабулек» с красными губами и басистыми голосами, а один ещё и с бородкой. Так вот, про ведро. Даня с нашей компании взял с собой небольшое ведёрко. Зачем, спросите вы? Это было частью нашего номера. Когда мы начинали посевальную песню, то Даня переворачивал ведро и садился на него и чинно складывал руки на коленях, а мы сзади становились и запевали, подперев пальцами щёки. Хоть фотографируй. В общем, было реально круто и смешно. Вот такая история.

Смех смехом, а уже зеваю. На часах почти одиннадцать, а у меня оформлены титульный лист и введение. Содержание оставляю напоследок. Мне нравится то, что я вижу. Смотрю в экран ноута, перечитываю и понимаю, что мне больше нет необходимости оставаться в Плесках. Ну, правда. Материалы собраны, мысли приведены в порядок, историй я наслушался. Чего ещё надо?.. Так, когда там следующий поезд в Лютов… Ага, как раз завтра. Сам бог велел. Поеду завтра домой — к родителям, не в общагу. В своей комнатке поработаю оставшееся время, с семьёй пообщаюсь. Чего мне сидеть здесь? Не ожидал я, что мне подфартит найти отличные источники информации в первые пару дней. Вряд ли смогу услышать ещё что-то кардинально новое. Тем более, погода не очень. Да, поеду домой.

Сообщаю Матвею новость об отъезде, он искренне огорчён. Приятно. Деньги за пару дней остаются за гостиницей, а я собираю вещи, трепаясь с Дашкой по телефону. Как услышала, что я возвращаюсь, так радости нет предела. И пирог она мне испечёт, и селёдку под шубой сделает, и приват станцует… Лисища. Знает, что я люблю. От последнего не откажусь, таки заскочу в общагу на днях.

Своим не пишу, что приеду, сюрприз сделаю. Около полуночи удаётся наконец попасть в душ, ещё раз проверяю расписание поездов и — спать.


<center>***</center>

Мой поезд проходит через станцию «Плески» в два часа дня. Помним, как выглядит станция, да? Одинокая будка на дощатом островке. Хер знает, видно ли сейчас этот маяк и не замело ли вообще дорогу через лес. Честно говоря, в один момент даже хочется остаться на те пару дней, чтоб хоть дороги прочистили и протоптали, но мысль о том, что к вечеру уже буду дома, развевает минутную слабость.

И вот, я уже собран, накормлен и готов идти. Матвей предлагал остаться, говорил, вьюгу обещают, но это же не сейчас, мил человек. Что ж ты меня стращаешь, я и так нервничаю. Когда прилетит ваша метелица, я уже буду дома, скорее всего. И тогда мне уже пофиг.

— Спасибо за гостеприимство! Ещё приеду! — весело подмигиваю Матвею, Макаровне, решившей проводить меня тоже, и выхожу под снег. Он, сука, не прекращается. Вроде утих был, но ненадолго, сейчас вон снова засыпает. Надо спешить. С посёлка минут пятнадцать-двадцать выходить, потом через лес не менее часа. И не надо тут многозначительных «ага», не боюсь я ничего! В ничем не подтверждённые сказки не верю. Просто… просто дороги может засыпать, заблудиться легко, а это мы уже проходили на днях.

На улицах никого, хоть время ещё ранее. Как и рассчитывал, за двадцать минут стою на опушке леса. Чё-то неспокойно мне. Так, короче. Засекаю время, ноги в руки и вперёд. Похуй, за час я дойду до станции, а там уже посижу и подожду. Лучше там.

Сказано — сделано. Иду. Нет, лечу, мчусь, забыв про вес рюкзака и кружащийся снег. Ветра нет, хоть на этом спасибо, да и тропа утоптана: значит, ходили недавно. Отлично, не я один пробираюсь… Что там у нас… Сорок минут, хорошо. Иду очень и очень в темпе. Надо же так меня впечатлить своими баснями… Какой-то кроссфитовский забег с утяжелителем, чесслово. Точно мокрый припрусь на остановку. Фу-у-у-ух… Надо перевести дух, а то не могу уже.

А вокруг здорово. Если послать нахер басни про блуд и отвлечься, то прям красота: грубые стволы ширококронных дубов почти резко переходят к выстроенным шеренгами елям, припорошенные кусты меж ними, а на одном, кажется, даже ягодки краснеют. Природа, лепота. Но любоваться долго не приходится и я трогаюсь в путь-дорожку. О, ветки валяются сбоку и натоптано! Ещё не успело засыпать следы, вдруг, встречу кого по пути.

По-честняку, лучше бы не надо. Я уже попривык один топать, так что… спокойнее будет одному… Я, снег, белочки, лисички… Блять. Поздно. Моя фантазия пустилась во все тяжкие, и я чешу, машинально кидая взгляды по сторонам.

Вы не думайте, я не трус какой. Но в лесу мне отчего-то не по себе. Или это только здесь так, фиг знает… Вот был бы неандерталец со мной, тогда веселее шагалось бы и не с таким нервяком. Но Всеволод сейчас, наверное, у себя дома, чаёк попивает, классно ему…

— Ура! — вырывается само собой, потому что я вижу широкий просвет, а ещё за несколько шагов — будку. Станция! Она, родная. Слава яйцам! Как мало надо человеку для счастья…

Несмотря на усталость, подбегаю к будке и сажусь просто на колени на заснеженном настиле. Скамьи тут не водится, а ноги уже не держат. Несколько минут безмолвного ликования, потом достаю мобильник. На часах половина второго. Так, отлично, поезд проходит в два, так что можно передохнуть и привести себя в порядок.

Пока я чистил пёрышки, никого так и не увидел. Странно, а следы были реально свежие. Ну да ладно.

Сколько там уже?.. Без десяти два. Ещё немножко, ещё чуть-чуть… Морозец щипает за пальцы на ногах, потанцую малёха, всё равно никто не видит. Из-за снегопада точно не рассмотрят. Кажется, он снова пошёл на хрен знает какой заход… Сколько там?.. Без двух минут. Хм, пора бы уже, пора. Блять, холодновато, однако. Где ж поезд?.. Ещё и сети нет, в интернет не зайти…

Танцую ещё с полчаса, но нихуя не приезжает. Тишина, даже дятел не долбит дерево. Тупо я один возле этой будки с ржавым замком. И чё делать? Было же написано, что поезд в два часа проходит через станцию… О, я же скрин сделал! Сейчас, сейчас…

— Сука!! Это невозможно!..

Это пиздец всему, товарищи. На скрине чёрным по белому написано, что поезд «Гвардино-Лютов» проходит через станцию <i>Лески</i> в 14:00. Лески, блять! Я же в Гугле забивал «Плески», и вчера там было написано «Плески», чё за хуйня тут творится?!

Слезами горю не поможешь, а моими мудовыми рыданиями тем более. Из сложившейся ситуации вижу единственный выход — возвращаться. Какие бы бабаи меня не поджидали в лесу, а иначе никак. Интернета нет, сети нет, я замёрз, время неумолимо клонится к вечеру, а вот вечером в лесу бродить я не хочу. Могу, но не хочу. Это две разных вещи, так что, скрипя зубами, валю обратно по тропе.

Погода испортилась. Поднялся сильный ветер, со снегом метёт так, что приходится закрываться рукой. Идти намного труднее, чем было. Теперь меня совершенно не волнуют дровосеки-маньяки, кажется, я не успею за час выйти… Но я же не верю в сказки про блуд, с чего вообще думать? Всеволод сказал так, чтоб меня подстегнуть быстрее идти, он это выдумал… Но зачем? Зачем это ему нужно было? Хуй знает. Одно я знаю точно — я в изнеможении. Не могу больше, хоть режьте меня на кусочки и подавайте к столу. Не могу.

У широкого ствола присаживаюсь и пытаюсь согреть руки. Чёрт, холодно-то как стало… Надо идти дальше. Только вот куда? Как я мог сбиться с тропы, она же одна! Попробую вернусь немного, если свернул, то просто пойду по другой. Что там на часах?.. Половина четвёртого. Это я, выходит, почти час хожу. Это не есть хорошо.

С трудом встаю.

Ветер крепчает. Завывает так, будто между стволами струны натянуты, а он смычком проводит. Фигачит снегом в лицо, с какой стороны не шагай, швыряет комьями, даже не хлопьями. М-да, такую зимушку я запомню на всю жизнь. Да чтоб я ещё раз зимой в лес один…

А тропа всё не кончается, и никакой развилки не видно. Куда я забрёл, мать моя женщина? Ведь не мог я протоптать дорогу, снежища выше колена, ну как так?.. А может, Всеволод был прав и это блуд меня водит? Но я же не пробыл в лесу больше часу подряд! Наверное… Если время неправильно засёк, то пробыл. Я уже ничего не знаю, ничегошеньки…

О, вот ветки! Те самые, что я видел! Надо туда и обратно!.. А-а-ай!..

Блять, теперь снег у меня за шиворотом! Ух, бодрит круче кофе… Сучий пень, откуда ты вылез… Твою ж… Нога моя, м-м-м… Неужели подвернул? Вот только этого мне не хватало сейчас, когда я уже дорогу нашёл. Попробую размять, ушибся вроде… Ах, больно-то как!.. Всё, точно всё. Здравствуй, Отсос Петрович! Теперь я в полнейшей жопе.

Ковыляю к веткам, сажусь на них — всё же не в сугроб. Передохну чуток. Ох, ногу аж выкручивает, м-м-м… Наверное, отдыхать буду не чуток. Так, надо сесть удобней, вот так, ногу вытянуть… Ай! Не надо вытягивать, согну, вот так… Спрячу лицо от ветра… Теплее… Вот так лучше… Немного погреюсь… Нет, здесь дует, прижмусь-ка я за тем деревом… Уж стемнело совсем, а мне вообще не страшно. Самое страшное уже произошло — я в лесу с подвёрнутой ногой. А если леший явится — так милости просим! Только рад буду, хоть кто-то ещё… Но никто не приходит, только ветер воет. Ни уханья сыча, ни голосов… Ну и ладно. А за деревом неплохо даже… Только бы не уснуть, мне надо лишь отдохнуть… Не уснуть… Не спи, Кира, замёрзнешь нахрен… Не спи… Не… спи…


<center>***</center>

— М-м-м…

Как хорошо. Тепло. Одеяло шерстяное нос щекочет…

Где я?!.

Пытаюсь вскочить, а по телу будто кто ломом дал — охаю и плюхаюсь обратно на диван. Оказывается, я на диване, одеялом и покрывалом укутан, что в коконе. Яростно выпутываюсь.

— Проснулся? Не вставай.

Ага, щас! Привстаю и оборачиваюсь на голос. Кто это меня тут спеленал, как младенца…

За спиной неандерталец стоит. Вот это поворот! Ошарашено хлопаю глазами, а он молчит, как ни в чём не бывало. Будто в кафе сидим, а не…

— Где я? — хриплю. — Я… У меня ноги хоть есть?

— А где им деться? Есть, — Всеволод пожимает плечами. Фух!

— Я думал… Вдруг, отмёрзли…

Вот я дубина! Такое ляпнуть… Но всё же шевелю конечностями и тихо охаю: одна побаливает, но терпимо.

— У тебя одна нога была опухшая, — отзывается Всеволод, и я кошусь на него. Стоит, руки скрестил на груди. Хоть сейчас на человека стал похож: без шкуры своей, свитер, волосы в пучок убрал. — Подвернул, видимо. За пару дней всё пройдёт. Я обе ноги тебе растёр, ты промёрз, ледяной был совсем.

— Растёр?.. А…

— Я за деревом ходил, по пути назад тебя и нашёл. Спал ты, не мог тебя растолкать, вот и принёс к себе домой.

Принёс… не мог растолкать… спал… Слова проносятся в голове, складывается картинка. Да, я и правда последнее, что помню, как сидел под деревом. Выходит, таки уснул, и если бы не он… Мороз пробегает по коже, хоть и тепло. Я ведь мог окочуриться. Натурально мог. А сейчас я в доме, где тепло и горит огонь в очаге… Мне повезло.

— Спасибо, — только и говорю и закрываю глаза. Слишком много мыслей.

— Поспи.

Поспишь тут… Выспался уже. Если я у Всеволода, то когда я домой попаду? Я же и Дашке уже обещал, она волнуется. Надо хоть написать. Привстаю снова.

— Можешь дать мне куртку? Там телефон, надо сообщить, что не приеду сегодня.

Он молча даёт куртку и садится за стол, а я украдкой зыркаю. Вот же огромный. Он меня нёс в такую погоду всю дорогу… Сколько же силищи у этого зверя?..

Ох, от Дашки снова пропущенные. Пишу, что поезд отменили, приеду позже. А пока занят, не могу говорить. Хорошо, хоть родителям не сказал о приезде. Отбрасываю телефон. Хоть я и пострадавший, но говорить могу.

— Слушай, а далеко живёшь от Плесков?.. Ну, мне домой нужно ехать, я дату поезда перепутал. Долго идти до станции?

— Вьюга на улице, дороги не видно, — отвечает, даже не повернувшись. — Нельзя ходить.

Краткость — сестра таланта, бесспорно. Но твои ответы, Володенька, меня убивают.

— Но мне надо домой…

— Нельзя.

Вздыхаю, потому что у него, походу, всё нельзя. Главное слово. Молчун и неандерталец.

— А хоть похавать можно? — чувствую уже марш кишок у себя в животе. Это ж когда я ел в последний раз.

— Скоро будем ужинать.

А он, оказывается, вкусно готовит. Даже очень. И суп грибной обалденный, и пирожки с мясом. Вот это мастер! На все руки.

О настоящей искусности Всеволода я узнаю на следующий день, наведавшись в соседнюю комнату. Она для работы по дереву. Там находятся станок, инструменты и сам материал. А также множество готовых изделий. На полу выстроены фигурки, табуреты — простые и с узорами, даже игрушки. Во всю стену шкаф с полками, на них разные фигурки сложены, как в магазине: можно долго возле каждой зависать. Камина здесь нет, только плита, от которой идёт тепло. В комнате чисто, только возле стола всегда стружка валяется, а на самом столе — ножи-резцы и дерева обрубок — начатая работа. Всеволод говорит, что будет гном, заказали целую серию из Плесков.

Вьюга не стихает, снега намело по оконные рамы. Спим мы в одной комнате: я на диване у камина, он на кровати в углу. Я хоть и болтать охоч, но с ним привыкаю помалкивать, и знаете что? Чувствую себя комфортно. Люблю иногда смотреть, как работает, но долго не разрешает — минут пять. Отвлекает, а я мешать не хочу. Труд.

Всеволод каждый день выходит во двор — дрова заносит, дорожки расчищает. Я сперва на диванчике сидел, а под конец второго дня не выдержал: мужик я или где? Не могу сидеть в чужом доме просто так. Нога уже не так болит, я помалу поковылял за Всеволодом и убедил, что тоже хочу быть полезным, раз сижу у него на шее.

Теперь дровами занимаюсь я, также и огонь поддерживаю в обеих комнатах, пока Всеволод работает. Потом взялся и готовить. Он протестовал, но что его слабые протесты против моего упрямства? Поддался. Я готовлю ужин, а он завтрак и обед, потому что я сплю дольше — говорит, надо сна побольше, чтоб организм полностью восстановился. Не спорю, он знает. Я в спальной комнате видел шкафчик с несколькими десятками пузырьков, на всех надписи: разбой-трава, петров крест, красный корень, от кашля… Много всего, незнакомого мне. Всеволод ответил, что от бабульки-травницы. Верю, но с опаской посматриваю, как бы он не влил мне пару капель с бутылька «фаллос обыкновенный». Хрен знает, что за зверь, а боязно. Спросил, но он только усмехается. Не всё с ним чисто, ага. Зачем тебе этот фаллос? М? Догадываюсь я, но ладно, подъёбывать не буду, вьюга ещё не стихла.

А что же ориентация Всеволода, спросите вы? Дед Макар ведь меня предостерегал, а теперь я в средоточии разврата, в гнезде содомита. Три ха-ха. Ни единым словом или движением. Так что басни то всё было. Или я просто не в его вкусе, но об этом только что подумал, если честно.

Вообще, пофиг мне, есть чем занять мысли и руки. Курсовую пишу, почти готова уже. А чем мне заниматься, когда проходит моих пять законных минут за Всеволодовой спиной? Поленья в огонь подбрасывать не надо ежесекундно, вот и работаю. Осталось только содержание грамотно составить и список источников верный написать. Ну и подправить где, вычитку сделать. А так — всё. Получилось круто, наверное, дома я бы намного дольше писал, отвлекался бы на ненужное. А у Всеволода как на тихом творческом курорте, ей-богу.

А вот от Дашки впервые скрыл правду. Это ведь не сказать, что фильм смотришь, а сам в то время онанируешь, тут посерьёзней будет. Сказал ей, что в Плесках из-за непогоды остался, выеду, как смогу, пусть не переживает. Болтаем мы с ней мало и пару раз в день — неудобно мне при неандертальце в поцелуях рассыпаться. Как-то… Неудобно, словом. Он ни слова не спрашивал о Дашке, я и не говорил. О родителях только был разговор: он интересовался, в кого я такой доставучий уродился. Паразит. Будто нельзя шкуру ту белобрысую взять себе погонять, вот ещё. Тоже потом поддался.

Вот так и наступил четвёртый день нашего вынужденного сожительства. На улице вроде посветлело, небо уже не такое свинцово-тяжёлое: думаю, скоро погода образуется. Да и в интернете обещают с завтрашнего дня «умеренный снег». Идём на поправку. Кстати, нога уже совсем не болит, прыгаю козликом, а всё настойка чудодейственная. Заикнулся Всеволоду, что хочу её, но он сказал, мол, не надо падать, тогда и настой не понадобиться. Обидно, однако. Жадина. Вот возьму и подолью ему в суп того «фаллоса», пусть знает.

— Что сегодня на ужин приготовить? — топчусь в дверях. Уже дело к вечеру, а обеденного рагу мне неохота. Да и время есть, с курсовой почти всё, уже не лезет перечитывать. Тайм-аут.

— Что хочешь.

И вот каждый раз. Никаких пожеланий у человека, я тут стараюсь, хочу добром отплатить, раз денег не захотел за моё нахлебничество, а он «что хочешь»! Вот как приготовлю плов с морепродуктами и бёф бургиньон!.. Были бы ингредиенты, правда. Ладно, придумаю сам чего-то.

Вбив в Гугле все найденные продукты из холодильника и через минут двадцать послав нахер рецепты, придумываю сам. Фантазия, помните, да? Вместе с ней копаемся на кухне до семи вечера, и в итоге в духовке дотушивается курица под сладким соусом, в глубокой сковороде пахнет жареный рис, а в кастрюле варятся клецки. Если уж развращаться, так полностью, и пускай только скажет, что это много. Но Всеволод ничего не говорит. Довольно вдыхает ароматы — ага, голодный! Сейчас я тебя поражу.

Сам накладываю в тарелки, сервирую красиво, салфеточки в стаканы, вилочки, ножички. Понятное дело, мы будем жрать без ножиков, но для виду-то можно. А вот когда Всеволод приносит бутылку и два винных бокала, то поражаюсь уже я. Прям романти́к, что ли.

— А таранька есть? — давлюсь смехом. Он с непониманием смотрит. Уже ржу, поясняя: — Ну, я на брудершафт как захочу выпить, кого мне чмокать, ха-ха!

Всеволод только качает головой. Вообще, чудной он, как вы уже поняли. И эти длинные волосы его, и борода. А ношение шкуры чего лишь стоит! Пробовал выспросить насчёт внешнего вида — не отвечает, отмалчивается. Списываю на его общую маргинальность. Вообще, когда завязывает хвост дома, то выглядит обычным мужиком, но лишь распускает гриву — опять пещерный человек. Спрашивал его, зачем распускать на улице — только усмехается.

— Хорошо сидим, — довольно выдаю спустя минут пятнадцать, когда первый голод уже утолён и хомячим уже не как дорвавшиеся до бесплатного.

— Угу.

Ещё спустя минут десять, когда вино почти допито, а мы немного раздобрели, и даже у Всеволода поза стала вольготней, решаю, что уже можно спросить:

— Слушай, Володь. А что за пузырёк у тебя к шкуре прицеплен?

— Не надо тебе он.

— Супер-ответ. Я ж не говорю, что надо, а просто спросил, что это. Чувствуешь разницу?

Не отвечает. Вот бесит же. Что, так трудно сказать?.. Думал, я не замечу. Я и правда сначала не видел, а однажды край сильно отогнулся, и оттуда стекло блеснуло. Я лишь успел рот открыть, как Всеволод спрятал обратно под шкуру. Походу, всегда носит с собой.

— Так что это?.. Не скажешь?

— Нет, — откидывается на спинку стула.

— Что ж, ладно. Тогда принеси ещё вина! Или водки! Залью своё горе… «Постойте. Сядем. Кто мне объяснит, к чему такая строгость караулов, стесняющая граждан по ночам?..»<footnote>из «Гамлета»</footnote>

Всеволод идёт за алкоголем, не обращая внимания на драматические строки, и на «Что кроется за этою горячкой?» возвращается. Я умолкаю и прячу в карман «фаллоса», из которого успел капнуть на кусок мяса на тарелке Всеволода, а на столе появляется бутылка водки. Потираю руки. Чувствую, сегодня ужрёмся. Только вот я спать буду, а кое-кто мозоли себе натрёт. В интернете я не нашёл ничего про забавное растение, но раз мозгом не обделён, то следуем обычной логике. Название обозначает мужской половой орган — раз, настойка с него находится у мужика — два. Складываем вместе — зачем мужику такой настой? Правильно, для того, чтоб стоял! И у тебя будет стоять, Володенька, ибо нечего! То нельзя, это не скажу! Так тебе…

Ужраться мы не ужрались: водка хорошая, но некрепкая, да и закуска мировая. Ещё с часик посидели, раздавили пузырёк и баиньки. Я великодушно послал Всеволода в баню, убрал со стола, а после тех же банных процедур и сам улёгся.


<center>***</center>

Проснулся я среди ночи.

Встал, воды попил. Голова лёгкая, пока ходил пить, сон выветрился. В камине поленья помалу огоньками мерцают, красиво. Оборачиваюсь на Всеволода — спит. Хорошо ему… Да и мне хорошо. Вообще, рад я, если честно, что так всё получилось. И с курсовой, и со знакомством. Хороший он мужик… И дом у него, как у хозяйки не каждой выглядит. Молодец со всех сторон. Был бы он бабой, женился бы на нём, а так…

Слышу, повернулся. Пойду, гляну, не сбросил ли одеяло, ещё протянет…

Думаете, я правда за одеялом пошёл? Хуй там. Захотелось мне посмотреть, как он спит. Я реально ни разу не видел: засыпаю раньше, встаю позже. Во сне люди беззащитны, как во время секса… Интересно, какой Всеволод?

Лежит на спине, руки раскинул. Одеяло таки сползло, открывая гладкую грудь, на которой играет отблесками пламя от камина. Гладкая, без единого волоска. А я думал, пещерный человек… Мышцы, как у древнегреческого бога, он и сам сейчас выглядит так же с разметавшимися волосами и спокойным лицом. На руке тонкие полоски шрамов бугрятся. Откуда они…

Смотрю не знаю сколько времени. Я как под гипнозом. Зачем я здесь? Не знаю. Просто смотрю, завораживает. Какая сила таится в этих мускулах… Хочу уйти, а рука сама тянется. Кончиком пальца дотрагиваюсь до груди — гладкая, тёплая, тихо вздымается от дыхания. Спит, ничто не тревожит его сна, лишь я. Ворую прикосновения, не в силах отойти от кровати, рисую линии на коже с отблесками огня. Я преступник. Мне мало груди. На животе рельеф такой чёткий, что невольно опускаю ладонь. Твёрдый…

Я забыл, где я. Я увлечён. Я…

Я замечаю, что он смотрит. Дыхание ровное, но глаза открыты. Чёрт!..

Таращусь прямо на него, хочу сказать, что это просто… Это… Да это… Мне было любопытно, но… Секунда — его глаза на уровне моих, а я, как рыба, беззвучно шевелю губами и проникаю вглубь, на самое дно серого омута. Он только кажется спокойным и тихим, но там я нахожу огонь. Он разгорается и поглощает всё вокруг, превращая спокойную гладь в расплавленную сталь…

Больше в ту ночь я не думал. Страсть поглотила меня с головой, с душой, со всем телом и до последней капли крови. И всё закрутилось, смешалось, будто полусон-полуявь… Кровать, дом, Всеволод, его руки на моём теле, его волосы… Я отдавался ощущениям, крутил в руках простыню и кончал от его рта на своём члене. Я сам сосал. Я провалился в бездну.