Дэвид перспективе съехать с квартиры, разумеется, не обрадовался. Однако взгляд в умоляющие глаза дочери подсказал, что сейчас лучше не спорить. К тому же почти сразу вмешался притащившийся с Эммой и Генри Голд.

- Для четверых тут и правда маловато места, мисс Бланшар, - произнес он деловым тоном. – Я думаю, в ближайшее время нам стоит подобрать более подходящее жилье.

- Гхм… - неуверенно хмыкнула Мэри Маргарет. – Боюсь, с оплатой большего дома мне сейчас не справиться…

- Да бросьте! – отмахнулся Голд. – Вы отлично справлялись с оплатой, когда жили одна – а тут трое взрослых работающих людей. Вы же не хотите сказать, что они сидят у вас на шее?

И он кинул ехидный взгляд в сторону Дэвида. Тот моментально вспыхнул, но Мэри Маргарет успела поймать и сжать его ладонь, молчаливо прося не поддаваться на провокации. В конце концов, Голд помог вернуть Генри домой, да еще и собирался добиться возвращения Эмме родительских прав. Им-то, обитателям Зачарованного Леса, это казалось неважным: все и так знали, что Генри – сын Спасительницы, что бы там ни пыталась говорить Регина. Но вот самой Эмме, выросшей в этом мире, это было действительно нужно.

- Я подберу несколько вариантов и свяжусь с вами, мисс Бланшар, - тем временем как ни в чем не бывало продолжил Голд. – А пока… могу я перекинуться парой слов с Генри?

Все как по команде обернулись к Эмме, которая все это время старалась не отходить от возвращенного ей сына.

- Н-ну… - протянула она, немного смущенная таким вниманием. – Да, конечно…

И она, как бы боясь передумать, сама чуть подтолкнула Генри к Голду. Тот понимающе кивнул.

- Мы никуда не уйдем, - мягко заверил он Эмму и, оглядевшись, указал подбородком на оконную нишу в общем коридоре. – Вот здесь поговорим.

Он поманил Генри за собой, и тот медленно направился к окну. Дедушка Румпельштильцхен был самым неоднозначным из его весьма ярких родичей, и никто никогда не знал, какие цели он преследует. Но сейчас он, похоже, был однозначно на их стороне – на стороне Семьи. Генри не то чтобы не понравилось у Арчи – тот был добрым и очень старался, чтобы мальчику у него было удобно. Да и Понго был классным. Однако Генри все равно очень хотелось домой – а домом он за последние полгода привык считать квартирку Мэри Маргарет.

- Генри, - очень мягко начал мистер Голд, когда они оба уселись на подоконник. – Ты уже достаточно взрослый, и я бы хотел обсудить с тобой некоторые вопросы.

Мальчик бросил на него недоверчивый взгляд. До сих пор его считали «достаточно взрослым» лишь для того, чтобы убираться в своей комнате, возвращаться одному из школы… да и вообще, чтобы «не вести себя как маленький». Это все, разумеется, относилось к Регине: Мэри Маргарет считала его ребенком всегда… да и Эмма в основном тоже.

- У тебя непростая ситуация, - тем временем продолжил Голд. – У тебя – ну вот так получилось – на данный момент как бы две мамы…

- Не «как бы», а две! – решительно перебил его Генри.

Мистер Голд печально покачал головой.

- Видишь ли, - тон его голоса не повысился ни на йоту, - в мире взрослых все складывается так, что личное всегда оказывается под контролем общественного. У тебя действительно две мамы: одна тебя родила, другая воспитала… И обе, я верю в это, очень тебя любят. Но юридически – в глазах закона – только у одной из них могут быть права называться твоей матерью. Только одна – либо Регина, либо Эмма – может до твоего совершеннолетия решать, где тебе жить, в какую школу ходить… Только одна имеет право принимать решения в больнице, если с тобой, не дай бог, что-нибудь случится. Они не могут вечно – в смысле, ближайшие семь лет – тянуть тебя каждая в свою сторону. Это немилосердно в первую очередь по отношению к тебе – но и к ним тоже.

Генри насупился. Он сидел, подтянув левую коленку к подбородку и мрачно, исподлобья, глядя на Голда. Эмма была права, в нем совершенно ничего не осталось от Румпельштильцхена: к ставшим когда-то резким движениям вновь вернулась плавность, лицо казалось спокойным, во взгляде – лишь мягкий интерес, но ни единой искорки безумия. Он больше не был темным магом, скрывавшим свою сущность за дорогим костюмом – он снова стал этим самым джентльменом в дорогом костюме.

- Возможно, - и здесь мистер Голд кривовато усмехнулся, - идеальным для тебя выходом стало, если бы твои мамы воспылали друг к другу неземной страстью и узаконили свои отношения.

Щеки Генри слегка покраснели, и он смущенно заерзал на своем месте.

- Ты достаточно большой мальчик, - продолжал Голд, - чтобы знать: однополые пары существуют. Не мое дело обсуждать с тобой эту сторону взрослой жизни, однако должен обратить твое внимание, что в случае твоих мам этот вариант отношений вряд ли возможен.

Генри вздохнул. Он действительно в своих мечтах никогда не доходил до мысли, что Регина и Эмма могут… пожениться? Или как это называется, когда нет жениха, но есть две невесты?

- Я знаю, - внезапно сменил тему Голд, бросая взгляд на рюкзачок, из которого торчала знаменитая книга, - что ты очень любишь сказки. А сказку про человечка Тимпе-Те знаешь?

Генри покачал головой. Он сегодня устал – слишком много событий, пусть и радостных; и разговор ему совсем не нравился, поэтому он не собирался объяснять потерявшему память Голду, что в его книге вовсе не какие-то обычные сказки.

- Эта сказка, - вывел его из грустных мыслей голос Голда, - про рыбака, поймавшего волшебную камбалу: человечка Тимпе-Те. Раз за разом жена рыбака посылала его к морю, требуя сделать ее то дворянкой, то королевой, то Папой Римским… Но когда она потребовала сделать ее богом – то вновь оказалась в своей жалкой лачуге у разбитого корыта. Это я к тому говорю тебе, Генри, чтобы ты понял: Департамент Социальных Услуг сейчас решает твою судьбу. Вполне может случиться так, что если они сочтут обстановку в Сторибруке слишком нездоровой для тебя, и придут к мнению, что ни Регина, ни Эмма не являются для тебя подходящей матерью, тебя могут увезти в другой город. Отдать другой семье. Передать им все права на тебя – и ты останешься, как жена рыбака, у разбитого корыта. Так не лучше ли все-таки выбрать, за чьи права мы будем бороться?

Генри не ответил ему, лишь ближе подтянул коленку да отвел взгляд в сторону. Мистер Голд едва слышно вздохнул: как же хорошо ему была знакома эта поза – воплощенное упрямство! Со своим сыном, когда тот вот так молчаливо, но весьма наглядно изображал несогласие, он в свое время так и не совладал – от этой мысли Голд чуть вздрогнул, будто ощутив предательский удар в грудь. Нет, нельзя об этом думать: все в прошлом, ничего не вернешь. А вот Эмме помочь еще можно, и он просто обязан преодолеть эту преграду. Не только Генри тяжело – им всем; и все должны приложить силы к максимально возможному благополучному разрешению проблемы.

- Скажу тебе честно, - собрав силу воли в кулак, как бы размышляя, заявил Голд, - что гораздо проще было бы тут помочь Регине. Родительские права, насколько мне известно, все еще у нее, а своей биологической матери ты не видел с рождения. Регина – мэр города, у нее высшее образование, она весьма состоятельна. Она способна оплатить твое обучение в колледже… да и вообще помочь в дальнейшей жизни. Не так уж сложно будет доказать в суде, что твой чуть раньше начавшийся подростковый период неудачно совпал с черной полосой в ее жизни… В общем, дело вырисовывается не такое уж и хлопотное.

Генри поднял на него недоверчивый взгляд. Неужели Голд вот так просто собирается предать Эмму? Она же доверяла ему! Возмущение настолько отчетливо читалось на его лице, что ростовщик не удержался от усмешки.

- Но, вижу, ты и сам понимаешь, что это было бы не лучшим выбором. В конце концов, ты больше не живешь с Региной в ее роскошном комфортабельном доме, среди накупленных ею для тебя игрушек. Ты пришел к Эмме, которая смогла подарить тебе лишь жизнь… и свое сердце. К тому же, уверен, ты отдаешь себе отчет: Регина у нас большая собственница. Подтвердит Департамент ее права – и Эмма даже близко к тебе больше не подойдет, ей просто не позволят. В то время как сама Эмма гораздо великодушнее…

«Даже тогда, когда не стоило бы», - закончил Голд уже про себя.

Неохотный кивок был ему ответом. Генри было больно от таких прямых жестоких слов – но даже в свои одиннадцать он понимал, что Румпельштильцхен – Голд – прав. Он почему-то всегда был прав, даже когда казалось, что он говорит совершенно дикие вещи. Вот и сейчас сердце мальчика кричало, что это все невозможно – а разум, почему-то мягким спокойным голосом Голда, возражал: отчего же, все возможно. Более того, все как раз именно так и есть. Так в чем же проблема?

- Но я люблю их обеих! – Генри с трудом удержался от всхлипа: вот еще, плакать, когда ты такой взрослый!

- Я понимаю, - устало покачал головой Голд. – И Эмма, конечно же, понимает тоже. Возможно, понимает и Регина. Но Департамент… это большая бездушная машина. Ее не волнуют эмоции, ее касается лишь сугубо практическая сторона дела. Так что давай, сынок, все-таки спровадим эту парочку отсюда – а потом уж ты будешь разбираться в отношениях со своими мамами. Идет?

Генри неуверенно кивнул. Наверное, это действительно было справедливо: надо, чтобы чужаки отсюда уехали. А то ведь и правда, проклянет их Регина, не сдержавшись – он же первым и расстроится. И Эмма расстроится. И вообще, никому от этого хорошо не будет.

- Но тут есть одна маленькая загвоздка, - голос Голда прозвучал так, будто бы ему было немного неловко, и Генри вновь глянул на него с подозрением. – Чтобы Эмма получила родительские права, этих прав надо сперва лишить Регину.

- Я не буду наговаривать на свою маму! – тут же возмутился мальчик. – Она…

- Генри, Генри… - Голд примиряющее выставил перед собой левую руку. – Не кричи на меня, я пытаюсь вам всем помочь. Я вовсе не собираюсь подбивать тебя выставлять Регину законченной злодейкой. Ты не обязан врать, что тебя били, не давали ужина или запирали в темном подвале – ведь этого же всего не было, верно? Весь Сторибрук знает, что ты был любимым и ухоженным ребенком. Нет ничего глупее ничем не подтверждаемого вранья – оно лишь усугубляет положение.

Мистер Голд устало потер пальцем переносицу, глядя сквозь полуопущенные ресницы на насупившегося мальчика.

- Но и ты пойми меня. Мне придется совершить почти чудо, убеждая Департамент, что лучшая мать для тебя – женщина, которая имела проблемы с законом, которая отсидела в тюрьме, которая десять лет колесила по стране, перебиваясь случайными заработками, которая, в конце концов, подписала окончательный отказ от тебя. Мне придется приложить все силы, чтобы подчеркнуть достоинства Эммы – и сделать все, чтобы достоинства Регины не перевесили их. И я совершенно не хочу, чтобы ты подтверждал мои слова – боюсь, это может оказать как раз обратный эффект. Напротив, я все это говорю тебе заранее, чтобы попросить твоего нейтралитета. Генри, умоляю тебя: просто не вмешивайся. Все, что я скажу господам из Департамента, должно пойти на пользу дела. Не слушай меня, думай о чем-нибудь другом. О чем-нибудь… хорошем. Только не мешай мне, ладно?

Некоторое время Генри боролся с собой. Ему казалось, что это длится вечность. Голду – тоже, но так как он отсчитывал время, то знал, что прошло минут десять. Он уже начал беспокоиться, что встревоженная Эмма выйдет посмотреть, чем они тут занимаются – и тем самым нарушит созданную атмосферу; однако и сам прервать размышления мальчика не решался. Генри нужно было сделать выбор, и Голд от души надеялся, что этот выбор будет в их пользу. В пользу Эммы.

- Хорошо, - наконец очень тяжело, будто преодолевая огромное сопротивление, выдавил из себя Генри. – Сделайте это, мистер Голд. Ради Эммы.

Он соскочил с подоконника и, схватив свой рюкзак, быстро, прежде, чем Голд успел что-либо произнести, добавил:

- Но не причиняйте зла Регине. Пожалуйста. Насколько сможете.

И он почти бегом бросился к квартире Мэри Маргарет.

Голд медленно покачал головой. Мальчик слишком юн, чтобы совершать такой горький выбор. Но – он нашел в себе силы и сделал его. Первый раунд этой битвы был выигран – и раунд, пожалуй, самый тяжелый.

- Я знаю, что мой кофе хорош, но не считаю это достаточной причиной, чтобы вламываться ко мне домой, - решительно отрезала Регина, едва увидев на пороге Нила Кэссиди.

Тот неловко мялся с ноги на ногу, лишь глубже засовывая руки в карманы брюк. Куртка от этого некрасиво топорщилась по краям, и Регина с трудом удержалась, чтобы не сделать ему замечания – как в тех случаях, когда так поступал Генри.

- Слушайте, - начал Нил, бросая на мрачную женщину чуть виноватый взгляд из-под курчавых прядей, упавших ему на лицо, - нам надо поговорить…

- Нам не о чем разговаривать, мистер Кэссиди, - устало вздохнула Регина, от души жалея, что вообще ответила ему, а не просто захлопнула дверь перед носом.

- Это насчет Генри, - снова попытался настаивать Нил, но мадам мэр лишь покачала головой.

- Что вы о нем можете сказать? – горькие слова сами слетели с ее губ. – Убирайтесь.

- Нет, пожалуйста! – неожиданно сильная рука придержала дверь прежде, чем она закрылась. – Пожалуйста… давайте поговорим…

«Я пожалею об этом», - как-то отстраненно подумала Регина, но решила не вступать в детское перетягивание двери. Конечно, ей ничего не стоило оттолкнуть назойливого гостя волшебством, однако ей не хотелось пришибить его ненароком – при тех-то злости и гневе, что она сейчас испытывала. Генри явно не обрадуется, если она, пусть и случайно, прихлопнет его непутевого папашу.

Поэтому Регина просто отступила от двери и, развернувшись, направилась на кухню. Возможно, чашка кофе покрепче была не такой уж и плохой мыслью.

Закончив с готовкой, она обнаружила Нила Кэссиди сидящим за столом на том же самом месте, где он находился в то злосчастное утро. От этого воспоминания тугой комок подкатил к горлу, но Регина привычно проглотила его и лишь выше подняла подбородок. Последнее дело раскисать перед этим ничтожеством.

Она не принесла чашки ему, и Нилу пришлось подняться с занятого места, чтобы добыть себе кофе. Машинально он снова взял кружку Генри, и на этот раз Регина промолчала. Она заговорила, лишь когда Нил снова уселся напротив, сжимая кружку, на которую Регина старалась не смотреть.

- Так чего вы хотите от меня? – резко спросила мадам мэр. – Говорите уже и убирайтесь из моего дома.

- Вы… ну, это…

Нил ссутулился, покачиваясь на стуле и одновременно вращая кружку. Регина с трудом удержалась от того, чтобы возвести глаза к потолку. Такого набора дурных манер ей давно не приходилось видеть.

- Да говорите же! – поторопила она его.

- Может, вы смогли бы помочь мне с работой? – выпалил наконец Нил, вскидывая на нее свои карие глаза, такие похожие. – В смысле – в городе же наверняка есть какие-нибудь вакансии…

- На которые подошел бы лентяй без образования и опыта работы? – ехидно поинтересовалась Регина. – Вы вообще хоть что-нибудь умеете делать… ну, кроме как детей зачинать?

Нил насупился, машинально начав вращать кружку еще быстрее.

- Я не такой уж бездельник, - беззлобно огрызнулся он. – Я работал в одной конторе… Ничего особенного, конечно, врать не буду – но я не безнадежен.

Регина недоверчиво хмыкнула, однако продолжала расспросы.

- И на что же вам работа? Одна подружка сгинула в неизвестном мире, другая вас отшила – и вы внезапно осознали, что остались без гроша?

- У меня есть деньги, - Нил гордо вскинул голову. – Немного, но есть. А работа мне нужна, чтобы…

Регина устало махнула рукой. Она уже поняла, для чего.

- Может, вам еще и квартиру подыскать? – процедила она сквозь зубы. – Вы серьезно думаете, что сиюминутные подвижки в вашей судьбе расположат Департамент в вашу пользу?

- Но сегодня Голду хватило буквально ерунды, чтобы Генри снова жил с Эммой! – парировал Нил. – Если это так просто…

- Это для Голда просто, - перебила его мадам мэр. – Не забывай, мальчик, что твой папаша – мастер сделок. Что в том мире, что в этом. Его знания неплохо компенсировали ему отсутствие магии за время Проклятья.

- Но ведь и вы тоже… - нахмурился Нил, о чем-то размышляя. – В смысле – он же упомянул, что у вас тоже юридическое образование. Разве это не так?

Регина покачала головой.

- Так, разумеется. И я даже кое-что помню из того, что вложило в меня Проклятье. Но вот только я после Гарварда все силы бросила на политическую карьеру, ни дня не проработав по профилю – а Голд профессиональный адвокат, пятнадцать лет занимавшийся весьма заковыристыми делами и еще десять заключавший всевозможные сделки на грани законности.

- То есть вы хотите сказать, что мы уже проиграли? – руки Нила прекратили вращать кружку и сжали ее столь сильно, что, казалось, она вот-вот расколется в его ладонях.

- Мы? - Регина презрительно скривила губы, изо всех сил стараясь скрыть, что они задрожали. – Что за нелепое «мы», мистер Кэссиди? У меня не было и нет с вами ничего общего. И вообще…

- Послушайте, - торопливо перебил ее Нил.

Он замешкался на секунду, но яростный взгляд Регины подсказал ему, что либо он успеет все высказать сейчас – либо его просто сметет из этого дома.

- Послушайте, - повторил он. – Я, конечно, полный профан в законах, но разве предпочтение не оказывается полным семьям? Эмма не хочет идти по этому пути – хотя я и пытался… я приложил все силы. Но ради Генри, может… Может, вы выйдете за меня замуж?

Регина не прибила его в тот же миг лишь потому, что у нее мучительно заныло в груди. Почему, почему в ее жизни всегда вот так? Почему она вечно должна занимать чье-то опустевшее место и терпеть сравнение с тем, кто был до нее? Почему… почему ей всегда достаются объедки с чужого стола? Ее вынудили стать новой женой для короля Леопольда и новой матерью для Белоснежки. Ее вынудили – одиночество и отчаянье – стать матерью для чужого ребенка, который после так просто от нее отказался. Какое право этот потрепанный жизнью, неуклюжий и неловкий человек имеет навязываться ей? Он что, считает, что она, подобно нищенке, должна все донашивать за Эммой Свон?

Регина даже не заметила, как в уголках ее глаз проступили капельки злых слез.

- Убирайтесь, - полупридушено прошипела она.

- Н-но… - Нил растеряно заморгал своими невозможными глазами.

- Вон! – на этот раз Регина сорвалась на крик. – Вон из моего дома! Прочь!

В следующее мгновение Нил обнаружил себя стоящим посреди леса – кажется, на том же самом месте, куда его с Эммой выбросило в прошлый раз.

А Регина, совершенно без сил упавшая на стул, закрыла лицо руками.