— Тилли, завтрак! — аромат свежеиспеченного хлеба разил наповал.

— У меня аллергия на глютен! Я еще посплю! 

Кристи вздохнул, вспоминая, как выдирал себя вечером из кровати, чтобы засунуть в хлебопечку все ингредиенты. 

— Опять в интернете тест прошла? 

Ответа не последовало, и Кристи, еще раз вздохнув, повел собаку гулять. В парке Шелли встретила своих друзей-корги, так что домой возвращались бегом. Про собственный завтрак пришлось забыть, времени оставалось как раз насыпать зверю корма и завернуть в полотенце ещё тёплый хлеб — снова все на работе слюной изойдут. Перед зеркалом в ванной он тщательно уложил растрепанные после прогулки короткие волнистые волосы. Конечно, всю красоту глазами не увидишь, но для зрелого возраста тридцати семи лет он очень даже недурен!

— Я в машине! — Тилли проскочила через коридор и хлопнула входной дверью.

— Я рад за тебя, — сарказм растворился в струе воды, стекая в канализацию вместе со сплюнутой зубной пастой.

— Так с какого момента интернет диагностировал у тебя непереносимость глютена? — Кристи завел двигатель. До школы ехать пятнадцать минут, может, удастся поговорить. 

— Я вчера тебе сказала!

— Тилли, солнце, вчера ты попросила меня испечь хлеб.

— А потом сказала, что аллергия. И я просила же не называть меня Тилли!

— Договор был двусторонний: ты — Матильда, я — Кристофер.

— Занудство! — Тилли надела наушники и начала подпевать Тейлор Свифт, умудряясь еще и танцевать сидя. Разговор был закончен. 

Три месяца назад Тилли решила, что у нее непереносимость лактозы. Кристи подозревал, что реальная причина — в моде на растительные продукты. Иначе как объяснить заказ в Costa на кофе с миндальным молоком и взбитыми сливками. В шестнадцать лет очень важно быть в тренде, гордо складывать в тележку супермаркета нарочито блеклые «экологически чистые» упаковки с белесой жидкостью и игнорировать факты, что производство тринадцати литров соевого молока и ста пятидесяти «олдскульного» коровьего стоит одинаково, плюс вырубка леса для посадки бобов. В холодильнике Тилли выделила себе полку под веганско-вегетарианскую продукцию, бо́льшую часть которой Кристи наблюдал потом в контейнере для пищевых отходов. Даже Шелли есть отказывалась. 

— Все, пока! Я после уроков в город с девочками!

— Давай. Звони, когда тебя забрать надо, — Кристи закрыл машину и специально подождал, любуясь, как она складывает зеркала-ушки. Машину поменяли недавно, перед началом учебного года — принцесса Матильда достала Кристи своим недовольным бухтением по поводу бесформенной «буханки», требуя что-нибудь посолиднее. А то как же их высочество будет вылезать из повозки, запряженной осликом, когда вокруг мальчики! К счастью для Тилли, старый Форд начал сыпаться, а Кристи рисковать не любил, поэтому пересели на кроссовер Пежо последней модели. Ну и завучу на такой машине приятно в школу приехать, чего уж там!

Как и ожидалось, на запах свежего хлеба сбежались все коллеги, так что буханка улетела вмиг. Кристи макал свою горбушку в какао, стоя у принтера, послушно выплевывавшего копии сцен из Макбета.

— Кристофер, не женись! — физик Стивен встал за ним в очередь. — Вдруг жена у тебя не будет на диете сидеть! Нам ничего тогда не достанется!

— Мистер Чейз, а Вы часто печете? — стажерка Эмили опять покраснела и захлопала ресничками, душечка.

— По настроению. Матильда вчера вечером заказала, а с утра интернет ей назначил безглютеновую диету. 

— Погоди вот, у них через месяц с Лилит начнется соревнование, тогда будем каждый день объедаться! — потер руки Стивен.

Миссис Лили Трина, которую Кристи прозвал Гитлерина, заведовала отделом музыки, и характером походила не на «Танец феи Драже», а в лучшем случае на «Болеро» Равеля, хотя в школе для мальчиков это, наверное, положительное качество. Каждый ноябрь Лилит и Кристи устраивали кулинарные бои, в которых произведения музыкантши побеждали оформлением, а литератора — вкусовыми качествами. Кристи предпочитал функциональный минимализм, без лишней мишуры. Он и дом обставил в сдержанном стиле джапанди, но остальные жильцы не прониклись философией чистоты и порядка, так что ему приходилось регулярно бороться с клубами разноцветной шерсти по углам и грязными тарелками и чашками на всех горизонтальных поверхностях. Иногда ему даже приходилось себя утешать, что терпеть осталось всего пару лет, пока Тилли не поступит в университет. Потом становилось стыдно.

Стоически перенеся часовой приступ хронического равнодушия подрастающего поколения к кровавому триллеру прошлого тысячелетия, Кристи направился в кабинет директора — старик Берти попросил сегодня его подменить. Он явно намеревался сделать Чейза не только заместителем, но и новым директором, и Кристи было не по себе. С одной стороны, ему не терпелось оставить учительство, которое его никогда не привлекало. С другой — что он еще умеет? Даже книги ни одной не закончил за десять лет! Хотя было столько замыслов, записей, черновиков! И мысли в голове волновались, и свеча горела на столе… Все было. Нет, с писательством он не закончил, конечно, — как можно поставить крест на своей мечте, к которой упорно шел столько лет! Даже на какой-то платформе выложил пару ориджиналов под ником Тетушка Агата, но профессиональные экзерсисы в жанре постмодернизма без рейтинга за секс и мат читателям не зашли. А про Гарри Поттера Кристи писать не умел, справедливо полагая, что Джоан Роулинг сказала все, что хотела. Вычитывать дилетантские опусы он отказывался: не из снобизма, а просто и так в жизни хватало писанины школоты, с «рыбатскими снастями» и «он одел разных носок». Начитавшись таких поделок, Кристи решительно открывал файл со своим романом и работал, где-то посмеиваясь, где-то исправляя, и под утро засыпал, сочиняя благодарственную речь на вручении Букера. На следующий день, открыв новую книгу Джулиана Барнса или Дэвида Митчелла, Чейз с трудом подавлял жгучее желание отформатировать диск, чтобы избавить человечество от своих позорных потуг в области высокой литературы. И так каждый раз. 

* * *

— Так какой же мы видим выход из сложившейся ситуации, мистер Конрад?

— Явсемскажучтовыкомнеприставали.

Завуч заинтересованно подался вперед, положил подбородок на сцепленные пальцы.

— Полицию сейчас вызывать или для начала синхронизируем показания?

Чарли Конрад замялся: в двенадцать лет плохо думается о деталях. С настоящим директором такая угроза прокатила бы на раз, как в двух предыдущих школах, — никто не будет рисковать репутацией. Чейз другой, не боится. Он вообще мутный. Во-первых, никто не знает точно, сколько ему лет: то ли тридцать, то ли сорок, прямо как эльф. В рыжеватых волнистых волосах проблескивают серебряные паутинки, но, может, это свет так падает. Темные глаза смотрят с насмешкой, типа «я знаю, что вы сделали прошлым летом». А в день спорта на корте, где Чейз играл в бадминтон, было не протолкнуться: пришли даже девушки из двенадцатого и тринадцатого классов, которые обычно учились в отдельном здании. На мальчишек из средней школы они внимания не обращали, смотрели только на учителя английского и литературы. Чарли тоже на него смотрел, потому что есть на что: кубики на прессе были видны даже под футболкой. Да он бы душу продал за такую фигуру и белую кожу.

— Вы как, кстати, слово «приставали» написали бы, через «и» или через «е»? — серьезно спросил его учитель.

— Через «и», — буркнул Чарли и покраснел. Завуч одобрительно кивнул.

— Так в чем там было дело? Без драки нельзя было обойтись?

— Ябольшенебудуизвинитепожалста.

— Ступайте, сын мой, и не грешите. И помните, что Спиноза сказал: «Человек свободный выбирает бегство с тем же мужеством, как и сражение». 

А во-вторых, думал Чарли, неспешно пиная рюкзак в направлении кабинета химии, его отработанный план на вылет из школы не прокатит: Чейз умеет разрулить любой конфликт. С ним даже пофигисты-десятиклассники первыми здороваются, а уж выпускные классы на него просто молятся. Ходят слухи, что он дает ответы на вопросы контрольных, при условии, что за английский тебе больше трояка не надо.

Кристи выдохнул: этот Конрад еще попьет им крови. Вылетел из двух частных школ и приземлился в их отстойнике. Ну ладно, N-ская школа для мальчиков входит в десятку лучших по стране, но ей не тягаться с частной в Оксфорде или Лондоне. Обычная история: ребенок не знает, чего хочет, но любой ценой к этому стремится. Если бы это с возрастом проходило…

После уроков Тилли пошла с девочками в город, а Кристи — на очередное совещание по поводу летних каникул. Гитлерина везла свой хор зайчиков в Зальцбург, географы затеяли поход с палатками на Юрское побережье, а художница Эмили разрывалась между Лувром и Гауди.

— Мистер Чейз, — она кокетливо наклонила голову, — как Вы думаете, Париж ведь романтичнее, чем Барселона? 

Кристи вежливо улыбнулся юной прелестнице с полотна Пикассо периода сюрреализма. 

— Суть романтики — в неопределенности, как сказал Оскар Уайлд. А La Sagrada Familia как раз не достроена…

В Париже Кристи был три года назад: возил класс Тилли в Диснейленд, заменяя сломавшую ногу учительницу из школы для девочек. Недовольная племянница взяла с него клятву ее на людях не узнавать и не контролировать. И еще двадцать евро. В бесконечных очередях под палящим солнцем Кристи мечтал хотя бы о тени романтики, поэтому, когда смазливый официант в паршивой гостинице, куда заселили школьниц, начал строить ему глазки, от предложения отказываться не стал. Направляясь к означенной подсобке, он с подозрением остановился перед тускло освещенным коридором, представил себя в изысканном интерьере грязных пластиковых ведер и презрительно скривился. Не подобает благородному деликатному английскому джентльмену трахаться в таких антисанитарных условиях, даже после семилетнего воздержания. «Non, je ne regrette rien»,{?}[с фр. — «Нет, я не жалею ни о чём», песня 1956 года, получившая наибольшую известность в исполнении Эдит Пиаф] — мурлыкал Кристи, возвращаясь к себе в номер. И до сих пор себя убеждал, что все сделал правильно. Иногда даже получалось в это поверить.

* * *

Дядя уже ждал ее на стоянке у торгового центра, и Матильда с громким вздохом облегчения развалилась на переднем сиденье. Какая же она молодец, что раскрутила его на новую машину! Он-то, конечно, уверен, что она для себя старалась, чтобы парней в самые яйца поразить. Но вообще-то, Тилли думала в первую очередь про Кристи — он совсем на себя забил, надо его хоть немного встряхнуть. Друзей у него здесь нет, даже в зале ни с кем не общается, хотя мужиков на него заглядывается — не счесть. Иногда обидно за себя, но она пока не научилась себя нести, как обнаженный клинок — любуйся, но руками не трогай. Вот и допрыгался — своими только руками и трогает. А то не ясно, почему история в поисковике поздно вечером чистится каждый час. Матильда же не против, даже обрадовалась, когда Кристи признался, что с девушками не встречается. Тогда все ее подружки в новой средней школе срочно принялись определяться со своими сексуальными предпочтениями, и она как дура сказала, что натуралка. Ну потому что с парнями она гуляла с третьего класса. С шестого, правда, это дело забросила — переводные экзамены надо было сдать на отлично. А средняя школа была женской, и с седьмого класса рядом остались только девочки, в которых здравого смысла оказалось немногим больше, чем в мальчишках. Иногда казалось, что они с дядей — единственные здравомыслящие особи. В общем, она тогда решила посоветоваться с Кристи, как лучше себя охарактеризовать: как гетеро или би. Он, не моргнув глазом, заявил, что она стопроцентная натуралка, как мать.

— Уж я-то сразу вижу, солнце, поверь.

— А ты?

— А я как раз из волшебной страны радужных пони, Тилли. Только не говори, пожалуйста, никому. Это модно сейчас, конечно, но сама представь: гей в школе для мальчиков. Для обычных людей от педика до педофила — один шаг. Проболтаешься — переведусь к тебе в школу! Уборщиком.

Матильда даже обиделась на него: совсем она, что ли, дура в одиннадцать с половиной лет! Как будто не знает, для кого он забросил карьеру и живет в этой криповой деревне! Мама ей все объяснила и слово взяла, что Кристи она будет слушаться и любить, потому что ни у нее, ни у него больше никого нет. А маму она помнит хорошо, видит ее лицо каждый день — они же с братом близнецы. Были.

— Ты когда уже себе кого-нибудь найдешь? — Тилли демонстративно жевала веганский сыр. На вкус как картон, Шелли от него испуганно пятится, но дяде знать необязательно. И вообще, сила воли воспитывается!

— Я уже нашел, — Кристи шутливо кивнул на собаку под столом.

С семи лет он таскал Тилли по разным секциям: теннис, дзюдо, плавание. В бассейне она задержалась на пару лет, и Кристи записался в зал, чтобы не терять время, пока племянница режет водную гладь. Сам он никогда особо спортивным не был, но втянулся, увидев результаты, потом начал бегать и купил велосипед. После бассейна было фигурное катание, стрельба из лука — туда они ходили вместе, и, наконец, бадминтон, которым они занимались уже три года, утром по субботам. 

Года два назад они, как обычно, заехали после тренировки в Lidl закупиться на неделю, и почему-то Кристи решил возвращаться другим путем, через деревни. На узкой змейке проселочной дороги он едва успел затормозить, когда из-за придорожной изгороди вышла, качаясь, тень и упала прямо под колеса Форда. Тилли плакала, пытаясь дрожащими пальцами развязать проволоку, впившуюся в опухшую морду собаки, а Кристи зло матерился, пока гнал машину до ветеринарной клиники. Через неделю их маленькая семья выросла наполовину. Дворняга была неказистая, тощая и паршивая, ела все, что видела, так что Кристи предложил назвать ее Чуфран — сокращенно от «чудовище Франкенштейна». Воспитанная в лучших традициях всевозможной толерантности Тилли с негодованием отвергла очередной «шейминг» дяди, и собака стала отзываться на Шелли: «Кто знает — тот поймет», — глубокомысленно заметил Кристи. Через пару месяцев «тень скелета бедного Йорика» превратилась в веселую разноцветную псинку, которая щедро одаривала хозяев своей любовью и шерстью.

— Я про человека! — Матильда пыталась запить картонное послевкусие свежим смузи из авокадо с сельдереем. Придется потом заесть все это здоровое питание шоколадом у себя в комнате.

— Тебе что, интересно посмотреть, как мужики целуются? В TikTok разве нет обучающих роликов?

— У меня, между прочим, своих дел полно! — Тилли оскорбленно вышла из кухни. Кристи опять вздохнул и начал готовить ужин — тефтели из индейки в их полувеганской семье исчезали со скоростью света.