Выйдя в освещенный коридор, я потянулась. Замудохалась я, конечно, знатно.
Всё было залито кровью. Кровью, кишками, говном, рвотой: часть этой адской смеси была размазана по стенам, часть плотно засохла на нашей обуви.
— Знаешь, я с одной стороны рад, что могу всё лучше видеть… А с другой не рад, — вздохнул носильщик, выходя следом.
Я мельком глянула на него, однако быстро осмотреть его не получилось: я вылупилась на высокого блондина с голубыми глазами, который последние несколько дней не казался мне таким высоким, блондинистым и голубоглазым. Честно говоря, мне вообще как-то не до его внешности было: то мне глаз выдавили, то я органы ела, то людей крошила.
— Хули ты такой красивый, — я с подозрением нахмурилась: где-то меня явно наебали. Не мой это носильщик, я его у кого-то спиздила и не заметила.
— Ты тоже очень милая, — он улыбнулся. — И очень низкая.
— Слыш, мудило, мне тридцать восемь. Я плачу налоги и сижу в тюрьме. Ты кого низкой назвал?
— Брось, низкие созданы для любви.
— Это просьба укоротить тебе ноги? Или тебе череп жмёт?
— Ладно, ладно, если ты так коплексуешь.
— Пизда тебе, мальчик…
Уборщик прыгнул на островок, на котором еще виднелись очертания пола, я же смело ступила в субстанцию, уже успевшую знатно загустеть. Мы направились в сторону главной проблемы, которую вычислили по камерам: кто-то всё-таки занял склад.
— Давай сыграем, — носильщик решил измотать мне нервы до последнего.
— Ну отъебись ты уже от меня.
— Не-е-е, так не интересно.
— Да что ты от меня такого интересного узнаешь? Как оформлять страховку? Как точить заточку? Сколько человек я пырнула? Что тебе надо?
— Я так просто не скажу. Сыграй.
— Господь-мудло, ладно. Цу-е-фа. Ничья. Всё, отстань.
— Сыграй еще раз. Раз, два, три. Ты проиграла.
— Ну и?
— Какую музыку ты любишь?
— Рок. Монгольский.
— Раз, два, три. Твой вопрос?
— Ты гей?
— А я похож?
— Похож на пидораса, это да. Но я спрашиваю, гей ли ты.
— Нет, и у меня была девушка. Раз, два, три. Раз, два, три. Ты любишь читать?
— Не очень. Любимая книга — «Портрет Дориана Грея».
— Раз, два, три.
— Э-э, не знаю. У тебя был рак почки?
Честно говоря, я вообще не ебу, зачем он это затеял. Но ему, кажется, весело. Ебаный садист.
Шагая под мигающими лампами, мы играли в «камень-ножницы-бумага» и говорили ни о чем. Я пыталась придумать вопросы, он надо мной ржал, получал по ребрам, спрашивал какую-нибудь бесполезную хрень, и всё по кругу.
Всё это было странно. Нет, странно — это слабо сказано, смазано маслом и закрыто шторкой. Но почему-то я начинаю привыкать к этой зоне, аномалиям и этому придурку. Хотя нет, пожалуй, к носильщику я не привыкла. И никогда не привыкну. Он странный, подозрительно нормальный и беспричинно добрый. У меня дохера вопросов и, кажется, у меня появилась отличная возможность их задать.
— Как ты вообще попал в фонд? — внезапно спросила я, когда он снова проебался.
Это было ошибкой. Носильщик издал короткое «э», и его лицо приняло какое-то странное выражение: он растерянно улыбался, причем так криво, что на пару секунд я задумалась, не словил ли он наконец инсульт.
— Могу я… соврать? — наконец поинтересовался он, с грустью выдохнув.
— Конечно можешь, ты еще разрешение посрать попроси, — не понимая, в чем проблема просто послать меня нахуй, пожала плечами я.
— Спасибо. Тогда меня просто наняли. Я сначала даже не понял, куда попал, а когда понял, поздно было отказываться.
Ладно, кажется, я могу засунуть свои вопросы куда поглубже. Хотя, как будто меня это действительно ебет: только паразит внутри умиляется этому кретину. Господи, просто вылези уже из меня и женись на этом чертовом носильщике.
Оказавшись в нескольких поворотах до места назначения, я заткнула парня и зашагала впереди. Люди иногда говорят о таких тупых вещах, как шестое чувство: что-то подобное внутри бесновалось, не предвещая ничего хорошего. Правда, скорее всего я просто имею достаточно мозгов, чтобы предположить, что те, кто занял склад, будут шмалять по всему, что движется.
Мои шаги стали нарочито тяжелыми, и то, как мягко ступал уборщик, стало вовсе бесшумным на их фоне. Он понял мои намерения и хотел последовать моему примеру, однако я знаком приказала ему перестать; после этого носильщик с легкой растерянностью улыбнулся мне, и в его глазах читалась то ли жалость, то ли что-то еще.
Оказавшись практически у дверей, мы остановились. Набрав побольше воздуха в грудь, я громко крикнула:
— Хуй!
И тишина.
— …чего, блять? — раздался чей-то приглушенный голос.
— Не стреляйте, я захожу.
Ответа не последовало, и я, решив, что терять мне нечего, выбила к херам дверь.
Тут же раздался выстрел, и живот пробила боль.
— Ай блять!
— Это что, реально человек?
— Нет, мамка твоя! Чё за нах, попросила же!
— Тут ходят говорящие ящеры…
— И орут «хуй»?!
Шипя, я взглянула на стрелявшего. Полуседой мужик моего возраста в халате вышел из-за полок, опустив пистолет; следом за ним выглянули еще две головы, одна темная, как черная дыра, а другая с длинным рыжим хвостиком.
— Кто ты? — мужик попытался скрыть растерянность за холодной осторожностью.
— Хуй в пальто! Выжившая я!
— Как ты выживала?
— Бегала и пиздила всё, что движется!
— Каким…
— Слушай сюда, урод, я знаю этот метод с уточняющими вопросами. Меня это, правда, не особо сейчас ебет! Ты мне живот прострелил!
— Я…
— Головка от хуя! Носильщик, возьми мне что-нибудь пожрать и тащи меня в мед кабинет.
Мой уборщик подскочил ко мне и хотел поддержать, однако я злобно зыркнула на него. Тем не менее, я забыла, что моя злость на него не работает: так что он, нахмурившись, поднырнул под руку и подхватил меня.
— Где здесь спирт? — парень обратился к оккупантам.
— Да! — коротко вскинулась одна из бошек, та, что была рыжей. Голос был женским. Может, у нее будет резинка для волос?
— Я и сама могу идти…
— Не можешь, — отрезал носильщик.
Не выдержав этой наглости, я хлопнула его по больному плечу, однако он лишь скривился, но меня не отпустил.
— Я потом тебе подзатыльник отвешу…
***
— Ай блять… Ай, блять! Ай, блять, ай!
— Тихо, тихо… Она уже начала зарастать…
— Сука!
Носильщик вскрывал меня на кухонном столе, пытаясь кухонными ножницами аккуратно извлечь пулю, пока девушка держала меня, уже прокусившую до крови запястье. Остальные доктора стояли рядом, с ужасом смотря на эту кустарную операцию.
— Еще пара секунд… Достал!
— Я вас всех в рот ебала! Ай, блять!
Он вылил мне в рану найденную водку, и я перестала дышать, чтобы случайно не заорать. Честно говоря, я думала, что много лет назад привыкла к любой физической боли: а хуй мне, не привыкла.
— Минут через пять заживет, — с облегчением выдохнул уборщик.
— Что ты такое? — выпалил стрелок, смотря на меня. — Ты из паразитов?
— Да, блять.
— Тогда понятно, как ты выжила.
— Нихуя не понятно, козел ты драный, — сплюнула я, сев. По ощущениям рана уже начала затягиваться, и мой паразит явно приложил к этому руку. — Тупые мужики, от вас одни проблемы…
— Э? — напомнил о себе носильщик.
— Что? Я тебя вообще за человека не считаю.
— Э?!
— Что у вас из оружия? — мужик продолжил допрос.
— Нож, — буркнула я.
— Нож? Ты думаешь, я в это поверю? Здесь ходят твари, жрущие человеческие мозги и органы. Вы бы тупо не выжили с одним ножом, тут минимум должна быть катана или… Или мутации паразита.
— Ну да. Знакомься, тварь, жрущая органы и мозги. Выжила, кстати, без мутаций.
— …что?
— Хуй через плечо. Женщина страшна в гневе, не слышал? Могу и тебе хуй откусить.
Все замолчали, и только носильщик тихо вздыхал с видом заебанного принятия своей беспомощности. Мда, настрадался этот кретин знатно.
— Это вы включили свет? — мужик потер переносицу, пытаясь игнорировать того, с кем он связался.
— Именно, — я оскалилась. — А что так?
— На сколько его хватит?
— Где-то на неделю.
— И что вы планируете делать после?
— Не знаю. Плана нет.
— В таком случае вы должны залезть в зону тяжелого содержания и найти способ выбраться из зоны. Мы же прошерстим всю безопасную зону и снабдим вас всей необходимой информацией, которая вам понадобится там. Кроме того, у нас есть оружие.
— Вы чокнулись? — внезапно возмутился носильщик. — Вы посылаете полуслепую женщину и меня, который даже тяжести таскать не может, в зону тяжелого содержания?! Мы что, суицидники по-вашему?!
— Вообще, у нас особо выбора нет, — резонно заметила я. — Выхода все равно…
— Нет!
— Да нам тупо делать нехуй. Мы все равно сдохнем.
— Но…
— Нет, ты, конечно, остаешься с ними. Я этим одна займусь. Как я и говорила, ты мне нужен живым…
Резкий, как понос, подзатыльник, меня перебил.
— Еще чего! — обиженно надулся он. — Ты собираешься убить себя, или что?!
— Ну, была мыслишка…
Еще один чапалах.
— Сука, я тебя не понимаю.
— Мы еще тут, — напомнил мужик.
Носильщик отвернулся и обиженно зашагал куда-то прочь.
— Э, бля, стой! — я недовольно вскочила на пол и, морщась от боли, побежала за ним. — Стой, придурок!
***
— Вы… поссорились?
— Нет, этот чертила обиделся.
— А… а почему он готовит?
— Хотела бы я знать.
Мы с девушкой смотрели, как носильщик шинкует овощи. Он не обращал на нас никакого внимания, и меня это дико бесило. Рыжая видела то, как я сквозь зубы язвлю и пытаюсь не материться.
— Может, он волнуется за тебя, — предположила она. — Ты же собираешься на самоубийство, практически.
— Хули тут волноваться-то? Сдохну и сдохну. Его что, ебет?
Нож с громким стуком вонзился в доску. Пиздец, я чё, его выбесила?
— Ну, он же тебя любит!
— Какое «любит»? Мы подрались два раза, а я угрожала ему ножом. Какого хуя? Это стокгольмский синдром? И вообще, я еще пару дней планировала потратить на подготовку. Он что, думает, я за это время не заставлю его передумать? О, я заставлю…
Чуть не рыча, я сверлила носильщика взглядом, а он продолжил меня игнорировать. Сукин сын, я на тебе живого места не оставлю…
— О, Чед!
Я дернулась. К нам подошел темнокожий парень, последний в их тройке. Он кивнул в знак приветствия.
— Чё, немой? — огрызнулась я.
Чед открыл рот, и из него зазвучала какая-то попса, как будто он сожрал колонку. Пару секунд я слушала этот сатанизм Кэти Перри, а потом просто взяла его челюсть и закрыла рот.
— Немой.
Немой вдруг стал шариться по карманам, и когда он достал очки, которые протянул мне, я с сомнением глянула на него.
— Ты часто щуришься, — объяснила рыжая. — Вот…
— Не думаю, что мне это поможет, — выдохнула я с раздражением, однако забрала окуляры. Примерив их, я вынуждена была признать: видно было всё еще нихуя, но теперь немного лучше. Тем не менее, я их тут же сняла и вернула. — Но у меня уже есть носильщик. Всё равно я его предпочитаю использовать.
Стук ножа стал тише.
— Вот это любовь…
— Да блять, не любовь это. Я его просто использую. При первой возможности брошу.
— Нет, это точно любовь поверь.
Я закатила глаза. Любить? В жопу любовь, я уже любила. Кончилось всё резней.
Решив, что в рот я всё это ебала, я развернулась и пошла куда-то в глубь, где кухня перетекала в полки. Я шла медленно осматривая всё в поисках чего-то, что можно быстро съесть в ожидании прощения. Мука, крупы, соусы… Бля, ну конечно, ничего вкусного не предвидится. Ладно, похуй, макароны так макароны.
Стащив мешок на пол, я залезла внутрь и запихнула в рот горсть макарон. Они хрустели во рту, как в детстве, а вкус… Всрато, но для меня самое то.
Сзади раздался кашель. Я обернулась и увидела носильщика с тарелкой чего-то ароматно пахнувшего.
— Я жду извинений, — отведя взгляд, потребовал он.
— Иди нахуй, — ловко парировала я. Учитывая, что я жевала сухие макароны, звучало это не особо презентабельно.
— Давай, простое «извини».
— Ну и в чем я не права?
— В том, что не ценишь себя.
— Что хочу, то и делаю.
— Нет. Извиняйся.
Я тяжело вздохнула.
— Ну извини.
— И больше не ешь неготовые продукты, — улыбнулся он, садясь на пол рядом и протягивая мне тарелку.
— Да пошел ты, — выхватывая тарелку, фыркнула я.