Носильщик взмахнул копьём, уже не задумываясь о том, какая это аномалия по счету. Чертовы паразиты этого чертового Грея. Идиот, который даже изолировать своих чудищ не смог.

И это ещё он безответственный? Но, конечно, разжаловали не эту тупую сучку, а его. 

Всё должно было быть не так. Оставалась всего пара месяцев, и сияющий юный доктор вновь вернулся бы на сцену; никого бы уже не волновали те сотни расходников, ведь об этом мусоре заботятся лишь из рациональности. 

Но всё пошло наперекосяк. Настолько наперекосяк, что уборщика, которого даже эвакуировать не стали, заперли под землей с кучей монстров и отбросов. Хуже стало только когда он встретил зараженную чокнутую психичку, жрущую человечину. Что ж. Никакой благодарности за спасение, агрессия, каннибализм — отличный стартовый набор.

Впрочем, если так подумать…

Сев рядом с трупом, носильщик вскрыл его живот лезвием и принялся извлекать органы.

Госпожа никогда не задавала вопросы. Она просто мирилась с тем, что рядом с ней потенциальный маньяк, который, однако, совершенно бесполезен в большинстве вопросов. Может, она была не такой уж и плохой, как компаньонка, и весь этот спектакль действительно того стоил.

Сердце, почки она не ест, печень тоже, легкие гнилые, а вот желудок и мышцы выглядят прилично.

У нее была привычка переть напролом и платить за ошибки кровью. На это даже было почему-то больно смотреть, ведь где-то в глубине души давно забывшего жалость доктора всё еще тлели угольки совести. В конце концов, она сломалась, пытаясь не втягивать кого-то еще в свои проблемы.

Вывалив всё в сумку, носильщик закинул её на спину и тяжело вздохнул, подумывая о том, чтобы забежать на склад. Может, эта идиотка хоть теперь взбодрится?

***

Я просто сидела в углу, уткнувшись в колени. Ёбаный стыд, я рыдала у кого-то на глазах. Сука, так стыдно с началки не было. Нет, так стыдно не было даже, когда меня оттаскивали от трупа бывшей жены. Интересно, слезы могут как соль обеззараживать раны? Наверное, это не то, о чём я должна думать, вспоминая тот момент. Но нервы уже вымотаны, сил не осталось, хотя плакать я еще почему-то могу. 

Я не хотела не то, чтобы думать. Не хотелось даже дышать. 

— Э-эй, вставай. 

Не хочу. Хотя… Пахнет кровью?

 — Я принес тебе… Что-то. У меня нет цензурного выражения, но тебе вроде нравится, так что давай скажем, что это мясо. 

Нахмурившись, я подняла голову и увидела перед собой портфель, под которым уже растекалась лужица крови.

— Там еще контейнер с шарлоткой. Думаю, ты быстро оправишься, как физически, так и морально, — парень улыбнулся и сел рядом. — И не надо смотреть так, будто я туда яд засыпал. Просто ешь.

Я растерянно переводила взгляд с него на сумку и обратно. Поправив волосы, я попыталась закрыть заплаканный еблет чёлкой, после чего потянулась к притащенной мне еде. Мне действительно безумно хотелось есть.

Я, наверное, слишком резко дернула к себе рюкзак, потому что носильщик дернулся. Удивившись тому, что не порвала молнию, я вскрыла его и, аккуратно отложив контейнер со сладко пахнущей выпечкой, принялась вытаскивать один за одним куски, пропитанные кровью. Поняв, что выгляжу уебищно в любом случае, я беспечно напихала в рот мяса, так что вместо чавканья звучало тихое хлюпанье.

— Ты это… Сильно грустная?

Я даже не подавилась. Просто глянула на него исподлобья как на идиота. 

— Мда, тупой вопрос. 

 Он подпёр щеку рукой и слегка улыбнулся.

— Ты всегда так напря…

— Отец всегда говорил, что слабость — это то, что я не могу себе позволить.

Прожевав кусок, я пробурчала что-то неразборчиво. Я действительно никогда не могла позволить себе слабость: ни в детстве, когда денег особо не было, ни в студенчестве, когда я перебивалась подработками, ни в первом браке, где жена меня била, ни во втором, где спокойствие продлилось лишь пару месяцев. 

Не знаю уж, что подумает носильщик. Что я псих? Чокнутая психичка, занятая только выживанием? Вообще, он прав. Я действительно…

— Но ты говорила, что у тебя две матери.

Я вздрогнула. Чего, блять? Я что, опять пиздела, потому что параноик?

— А… Нет. Не знаю, зачем я это сказала. У меня был только отец. 

— Ты паталогическая лгунья?

— Нет, просто… Не помню даже, что говорила это. Наверное, я солгала просто так. Или из страха что-то о себе выдать… Не помню.

— Ответь мне на один вопрос. Что ты мне сказала о своей профессии?

— Что?

Я… Я нихера не помню. Блять, ладно, скажу правду.

— Я была официанткой.

— Тогда откуда ты знаешь, как делать наркотики?

— Я… Не знаю. Может, в школе учили…

— Ты уверена?

…что?

— Ответь мне на пару вопросов, хорошо? Мне кажется, у тебя проблемы с памятью. 

— Что ты несешь, блять…

Он положил мне руку на плечо и стал слегка поглаживать, будто пытаясь успокоить. Выглядело, наверное, действительно жалко.

— Сколько тебе лет?

— Тридцать шесть?

— Как ты оказалась здесь?

— Утопила бывшую жену в кислоте. Она до этого из ревности убила моего мужа, Райана. 

— Твоя любимая еда? 

— Нет такой.

— Сколько языков ты знаешь?

— Три.

— Как звали домашних животных?

— Китти и Маргарет.

— Любимый запах?

— Хлорка.

Он начал длинный расспрос ни о чём. Я ничего не понимала: отвечала почти автоматически, и честно не ебу как он понимал, что я вообще отвечаю с набитым ртом. Ещё одной загадкой было, как он вообще терпел ужасный запах крови.

— Так, ладно, — он наконец остановился. — Мне кажется, у тебя действительно проблемы с памятью.

— Ну, или я паталогическая лгунья.

— Просто поверь мне, ты не паталогическая лгунья. Я видел таких, я работал с такими… Ты совершенно точно не такая. Твоя ложь… Это вряд ли ложь. Слушай, я знаю, это не очень слышать, но, думаю… У тебя проблемы с психикой. То есть с памятью.

— Одно и другое явно связаны…

— То есть ты принимаешь этот факт?

— Что? Я… Ладно. Я просто не ебу, окей? Я тебе не верю. Я могу вспомнить абсолютно всё: дни работы в баре, отца, бывшую жену, мужа, тюрьму. Но вокруг такая дурка, что я… нихуя не удивлена. 

— Всё хорошо. Мы всё равно собирались идти в зону тяжелого содержания, а там есть компьютер и база данных на всех: и на расходников, и на аномалий. Там явно будет досье на тебя, что-нибудь обязательно выясним. 

— Да похуй. Я просто хочу выбраться отсюда. Но мы оба походу сдохнем, потому что нихуя не готовы.

— Ну, нам дали много еды, у нас есть несколько гранат и ножей. А еще подобие копья.

— Надо еще еды спиздить.

— К ним лучше не соваться: они готовятся к обороне. Сегодня же последний день недели. Я итак вынес всё, что смог. Второй раз вряд ли прокатит.

— Ну и что ты вынес?

— Тонна сухой лапши быстрого приготовления. Я презираю её, но это лучший вариант.

— Мда. Пиздец нам.

— Ты же не пойдешь туда одна?

— Не знаю. Я очень хочу. Ты меня заебал. 

— Спать ты сегодня будешь, держа меня за руку…

— Меня стошнит нахуй.

— Тогда… М-м-м… Точно! Паразит же может меня понимать?

Что-то внутри радостно завиляло хвостом. Стоп, во мне что, живёт ебаная собака..?

— Если это так, подними ее руку.

Рука взметнулась вверх. Ёбаный предатель что-то жалобно проскулил, но не отступил.

— Отлично! Можешь проследить, чтобы она спокойно отдохнула сегодня?

Сученыш закивал моей головой. Засранец.

— Спасибо, с тобой приятно иметь дело! Ты классный!

Окончательно потеряв совесть, паразит взял под контроль всё тело и резко обнял носильщика, на что получил ободрительные похлопования по голове. 

— А ты милый! Жалко, у тебя тела своего нет…

— Я откушу вам обоим головы, — процедила я еще своими губами, после чего тело резко отстранилось, а уборщик засмеялся.

— Ладно, завтра будет ужасный день. Тебе надо хорошо отоспаться. Если хочешь, можешь поспать на мне.

— Нет, спасибо, у меня итак спину ло…

Додумать я не успела: отключилась нахер, проклиная всё: эту зону, этих дебилов и свое безумное желание отдохнуть.