Я был словно в густом тумане, я ничего не соображал, а в голове по-прежнему противно гудело.

— Восемьдесят семь на пятьдесят два... Легкие чистые... Сердцебиение в норме... - обрывки фраз касались моего слуха, но ни одну я не мог осмыслить до конца, и каждая казалась мне зловещей.

Вокруг Птолемея суетились людишки. Трогали его, касались разными металлическими приборами.

Из-за этих людишек я никак не мог пробиться к нему поближе. Меня бесцеремонно отпихивали, в мой адрес постоянно слышались крепкие ругательства.

Да, это была скорая. Которую я сам же и вызвал.

Если бы я мог плакать, рыдал бы сейчас от отчаяния. Но я не умел. Поэтому только хныкал и цеплялся за мелькавшие передо мной руки.

— Что с ним?.. Помогите ему... Пожалуйста... Вы его спасете?..

Меня упорно отталкивали, что-то беспрестанно злобно шипя.

— Успокойся, мальчик. Прекращай истерику, - донесся до меня голос наконец-то соизволившего ответить мне врача, седого и высокого мужика, похожего на лицо на старика Андервуда. - С ним все в порядке.

Второй врач, рыжая суетливая женщина, обернулась:

— Похоже, грипп.

На мгновение я испугался, что они уедут, так и не оказав Птолемею помощь. И даже руки заломил для новой порции мольбы.

Но тут врач указал на меня.

— Мальчик говорит, лечит его по стандартной схеме уже две недели, а улучшение не наступает. Давай-ка в больницу, пусть обследуют.

Птолемея принялись укладывать на носилки. Не сводя с него глаз, я, воспользовавшись суматохой, чуть изменил облик и сделался постарше, опасаясь, что иначе мне не позволят сопровождать его в больницу.

Птолемей был бледным и особо не шевелился, но мне показалось, что он пришел в себя.

Я наконец пробился к нему и схватил за руку.

— Эй, парень, - тронула меня за плечо рыжая. Я не обернулся, лишь раздраженно дернул плечом. Я смотрел на Птолемея. - Если хочешь ехать с ним, тебе надо найти кого-то, кто посидит с ребенком.

Черт! Ребенок!

Я нервно обернулся к коляске. Ребенок негромко вопил. Куда его деть-то?

Я запихнул его в колыбельку и побежал к соседке.

Та распахнула дверь на стук и молча уставилась на меня. Ради Птолемея я проглотил свою гордость. Ну, она же, все же, простой человек, не волшебница какая. Должна понять.

— Умоляю, помогите. Посмотрите за ребенком, всего каких-нибудь пару часов. Мне в больницу надо, сопровождать... - заныл я. Шок и отчаяние в голосе даже не пришлось имитировать, меня всего трясло.

За моей спиной поблескивала сигналками скорая.

Мне показалось, что в глазах соседки промелькнуло сопереживание.

Я не сводил с нее умоляющих глаз.

Дверь захлопнулась прямо перед носом, да так, что я едва успел отскочить.

Я взвыл в отчаянии, пнул от души эту самую дверь, заметался по улочке, то порываясь бежать в детский магазин, который, конечно же, уже закрыт, то кидаясь обратно к соседке, чтобы просто оставить ребенка у нее на крыльце.

Наконец я поковылял в дом. Отставил колыбельку с орущим младенцем в угол и кинулся к Птолемею, вцепившись в него обеими руками. Пусть попробуют оттащить! А о девчонке кто хочет, пусть тот и заботится.

Птолемей слабо мне улыбнулся.

— Я с тобой. Я здесь, я рядом, - зашептал я, гладя его по лицу. - Все будет хорошо.

Рыжая врачиха наклонилась над моей головой к второму врачу.

— Возьмем ребенка с собой. Определим в больнице в детское отделение, - шепнула она.

Если бы я мог, то расплакался бы от облегчения и благодарности.

В машине врач попытался было оттеснить меня от Птолемея и что-то выговаривал мне про истерику. Но я его не слушал. Я обнимал Птолемея, целовал его, куда придется, гладил по волосам и что-то шептал ему, едва соображая, что именно я говорю.

— Мальчик мой... Любимый... Как же я... Ты здесь, со мной... А я и не думал... Идиот... Прости...

Птолемей крепко стискивал мне руку в ответ. И мне очень хотелось усилить это ощущение, но я не знал, как.

— Рехит... Успокойся... Со мной уже все хорошо... - шептал он мне в ответ. И что-то еще, что-то про свои дурацкие записи. Но я был не в состоянии нормально ему ответить.

Мой Птолемей... Он действительно здесь, рядом. И я могу вновь потерять его...

Вдруг я ощутил чей-то пристальный взгляд, направленный на нас с Птолемеем. Я осторожно обернулся.

Врач прищурился и очень уж внимательно разглядывал меня. Взгляд этот мне не понравился. Изумленный такой взгляд. Я всмотрелся ему в глаза. Ну конечно, так и есть - линзы! А у меня на второй план рожки пробились, не уследил, не до того мне как-то сейчас.

Презрительно фыркнув, я развернулся к волшебнику спиной. Только Птолемей имеет сейчас для меня значение. Только он, больше никто.

Я снова уткнулся лицом в шею моему мальчику, шепча ему, как я его люблю. На остальное мне было плевать. Пусть любуются.

В больнице Птолемея тут же, прямо не снимая с носилок, потащили на всевозможные обследования. Я всюду ломился следом, как бешеный бегемот, и в большинстве случаев меня так и не смогли остановить. Лишь из темного помещения с поблескивающей лампочкой выволокли за шиворот, и то потому, что я немного зазевался. [Все остальные тоже вышли, и я было решил, что и Птолемея оттуда заберут, потому расслабился. Не ожидал, что его оставят там одного.]

— Куда? Там рентген. Излучение, - выпалил оттащивший меня медбрат.

Я кинулся было обратно, к Птолемею. И заколотил руками и ногами по закрывшейся двери.

— А куда же вы его-то под излучение?! - дико заорал я. Но двери тут же открылись, и Птолемея вытащили наружу. Выглядел он вконец перепуганным.

— Что вы с ним сделали?! - накинулся я на врачей.

— Да все с ним в порядке, - отмахнулся врач.

Послышались голоса:

— Выставите его уже из приемного отделения...

— Его, пожалуй, выставишь...

Я растолкал их всех и схватил Птолемея за руку. Да пошли они все...

Наконец Птолемея определили в палату, и нас с ним оставили в покое.

— Все хорошо? - робко спросил я, поглаживая мальчика по руке.

Мне хотелось слышать его голос. Просто смотреть было невыносимо мало, чтобы осознать, что он действительно рядом со мной.

— Это врачи? - вместо ответа спросил Птолемей.

Я кивнул. Он заметно успокоился.

— Ты действительно дашь мне мои записи?

Я что, и в самом деле пообещал ему это?

— При первой возможности.

Птолемей притянул меня ближе за руку и уютно устроился на подушке, прикрыв глаза. Через некоторое время он заснул.

Я сидел рядом и пытался хоть как-то прийти в себя. Мысли смешивались, в голове по-прежнему гудело.

Заглянул врач и оптимистично заверил, что с Птолемеем все в порядке, подлечат немного и отпустят. Я даже не обратил внимания. Поговорим, когда они вылечат его полностью.

Я было вспомнил о ребенке, которого медсестра забрала в детское отделение. И тут же забыл.

Птолемей был рядом со мной. Спал в нескольких сантиметрах от моей руки, и его дыхание касалось моей кожи. Живой. Такой родной и любимый.

Он все это время был со мной, все эти долгие дни. Я смотрел на него, прикасался к нему, говорил с ним. С Птолемеем. С моим так давно потерянным мальчиком. И сердце ничего мне не подсказало.

Да как же так? Как же я не почувствовал, что это он? Как я мог его не узнать? Бревно бесчувственное! Идиот безмозглый!

Я едва не взвыл от досады на себя, от разочарования. Я был уверен, что любой на моем месте все бы понял. И я никак не мог смириться с тем, что сам я не увидел в парнишке Птолемея.

Конечно, я даже и предположить не мог, что можно вернуть того, кто был мертв две тысячи лет, какой бы силы магию к этому ни приложи. Я и в возможности Сэнэриэна вернуть Натаниэля очень и очень сомневался. Поэтому совершенно не ожидал, что Птолемей может оказаться рядом. И все же, я обязан был почувствовать.

Птолемею больница пошла на пользу - ему стало заметно лучше. Я залюбовался на него спящего, заодно внимательнее разглядывая его новую внешность. Все такой же красивый, только немного старше. И все так же похож на девчонку, даже щечки гладенькие, без малейших признаков щетины.

Что-то невыносимо ныло в глубине сущности, а я все смотрел на него и был не в силах отвести глаз. Мой мальчик, любимый, счастье мое. Я могу дотронуться до него, обнять, вцепиться и не отпускать больше никогда. Я никак не мог поверить. Я два тысячелетия был без него. Я смирился, что страшная боль в сущности не затихнет никогда. Я знал, что никогда больше не увижу его. А вот теперь - смотрю. И вот он, рядом со мной.

Мне казалось, я вот-вот лишусь рассудка. Я не смогу, просто не смогу потерять его еще раз.

За моей спиной скрипнула, приоткрываясь, дверь. В поле зрения появилась медсестра.

И тут я сообразил, что неосознанно прижимаю к себе руку моего мальчика и зацеловываю каждый пальчик. Я смутился, но ручку его не выпустил. Только хмуро покосился на вошедшую.

Медсестра улыбнулась.

— Все в порядке, не смущайтесь, - поспешно проговорила она. - Старший брат? Вы очень похожи.

Я был сейчас в облике Птолемея. В прежнем его облике. И снова обругал себя последними словами. Ну как, как я не заметил сходства? Посторонние люди, вон, замечают...

Медсестра проворно сняла капельницу и наконец-то вынула из руки Птолемея жуткую иголку. А потом внезапно потрепала меня по волосам.

— Ну что вы так переживаете? Все с ним хорошо, - услышал я в миллионный раз одну и ту же фразу.

Я сдержанно кивнул.

— Ему лучше от лечения.

Медсестра изумленно посмотрела на меня.

— Лечение пока даже не начиналось. Это просто физраствор.

Я в замешательстве пощупал лоб Птолемея. Он казался совсем не горячим. Но что же сбило температуру?

— Вам стоит лечь поспать, - предложила медсестра, указывая на удобное кресло в палате. - Могу принести подушку и одеяло.

Я глупо покосился на нее, но потом кивнул:

— Да, спасибо.

Не стоит мне себя выдавать. Пусть тот врач и видел меня настоящего, и все же...

Медсестра принесла мне аж две подушечки, чтобы я расположился как можно уютнее. И я для вида устроился в кресле. Но как только медсестра ушла, снова перебрался поближе к Птолемею и пробыл рядом с ним всю ночь.

Утром Птолемей казался уже совсем выздоровевшим. Проснувшись, он первым делом поинтересовался, какого фига происходит.

Я было решил, что он не помнит, как оказался в больнице, но тут же сообразил, что речь не об этом. Птолемей хотел знать, почему он жив.

Я обнял его и поцеловал в лоб, делая вид, что проверяю температуру. На самом же деле мне хотелось дать понять ему, что он в безопасности.

— Рехит, я же отпустил тебя. А потом в храм ворвались африты, - нахмурившись, припомнил Птолемей.

Я погладил его по волосам, мне хотелось, чтобы он перестал хмуриться.

— Верно. И я еще не успел устроить тебе достойную выволочку, за то, что ты сделал.

Птолемей рассмеялся, словно это была шутка, хотя я был абсолютно серьезен.

— Почему я не умер? - спросил он.

Я пожал плечами. Что-то подсказывало мне, что надо сказать правду. Какой бы ужасной она ни выглядела.

— Ты умер, Птолемей, - глядя ему прямо в глаза, заявил я. - Но я вернул тебя назад.

Я ожидал, что он испугается. Но он только кивнул и умолк.

Я тоже молчал, погрузившись в раздумья. Мне было странно приятно оттого, что я высказал это все Птолемею. Словно мне хотелось дать ему понять в полной мере, какую боль он причинил мне своим поступком.

Вдруг я подскочил, все эгоистичные мелкие мысли мигом выдуло из моей головы.

На глазах Птолемея выступили слезы.

— Что? Что случилось? - испуганный, я принялся трясти его.

— Мои друзья... Они все погибли из-за меня... - прошептал мальчик. - Я хоть тебя спас... А их - не смог... Хоть тебя...

Я прижал Птолемея к себе и принялся зацеловывать мокрое от слез лицо.

— Мальчик мой любимый... Мне невыносимо видеть, как ты плачешь, - прошептал я.

Птолемей уткнулся мне в плечо, судорожно вздыхая. И вдруг ровным голосом спросил:

— Что с тобой такое, Рехит? То ведешь себя так грубо, как никогда раньше, обзываешь. А то вдруг начинаешь целовать и называть любимым мальчиком. Что происходит?

Я замер, не зная, что ответить. Признаться, что не узнал его? Что не почувствовал?

— Две тысячи лет... - пробормотал я, не поднимая на Птолемея глаз. - Я две тысячи лет был без тебя.

— Какие еще две тысячи?.. - не сообразил было Птолемей. И вдруг уставился на меня в шоке, почти сразу сменившемся жалостью. - Ох... Рехит...

И он, в свою очередь, погладил меня по руке.