Henry Jackman — A Thief's End

      Сакура несколько дней кряду предавалась всяческим размышлениям насчет того, как ей следует поступить. А все дело в том, что недавно Наруто снова обратился к ней со своими болями, и она просидела с ним почти всю ночь — даже когда ее лекарственные капли подействовали, и Узумаки благополучно уснул, Харуно не сводила с него глаз. Сакуру не отпускали мысли о природе этих болей, и даже с учетом того, что она узнала о Наруто едва ли не все из его рассказа о своей жизни, найти объяснение его недугу не могла. И тогда медик стала раздумывать: может, стоит рассказать об этом профессору Хатаке? Потому что ситуация прямо на глазах Сакуры становилась все более непонятной, и была высока вероятность того, что это как-то связано с пророчеством.

      Наруто упомянул, что лучше об этом ни с кем больше не говорить, и Сакура не хотела его подставлять. Он ей доверял. Они очень сблизились на этой почве, и Харуно даже нравилось, что между ними установились такие добрые приятельские отношения, однако беспокойство за здоровье Узумаки подъедало ее все чаще. И тогда она решила: нужно идти к Какаши.

      Профессор работал в общем шатре, где они с Хинатой часто подолгу засиживались за изучением материала, добытого «Омникусом». Помимо индивидуальных занятий «на досуге», группа профессора при помощи местных рабочих занималась раскопками одной из неизученных гробниц во все той же Долине Царей, и вокруг обосновался настоящий хаос: землекопы переговаривались во весь голос, и когда работа кипела, здесь стоял непрекращающийся гомон. Громыхали инструменты, дребезжали подъемные механизмы, сыпались камни, бесконечно бренчали ведра с мелкими обломками, которые на своем горбу таскали работяги, расчищая вход в усыпальницу. Стук, звон, лязг — все смешивалось воедино и ближе к вечеру отдавалось в ушах и уставшей голове.

      Однако члены экспедиции уже свыклись с такой обстановкой. Они пробыли в Долине больше месяца, лишь несколько раз возвращаясь в «Континенталь», чтобы постирать вещи и помыться в хороших условиях, а не в импровизированной душевой, где на каждого человека приходилось ничтожное количество воды. В общей сложности экспедиция длилась уже два месяца, и участники группы привыкли не только к полевым условиям, местному климату и здешнему народу, но и друг к другу. Когда ежедневно делишь совместный быт и видишь товарищей со всех сторон, от чего не скрыться, как ни старайся, это неумолимо сближает.

      Женская половина группы не стремилась держаться особняком, и свободные вечера проводила вместе с мужчинами: за ужином, разговорами, обсуждениями грядущих планов. Они ладили. Пусть и с перебоями, но Какаши было любо дорого посмотреть, как из незнакомцев, у которых сближаться особого желания не было, его специалисты прямо у него глазах превращались в товарищей. И со временем становилось не важно, кто за что отвечает — нынешние условия вынуждали делать общую работу: женщины чаще всего организовывали трапезу, а мужчины таскали воду, разгружали прибывшие автомобили и повозки с провизией, разжигали костры по вечерам и, что самое главное, дарили ощущение безопасности. Майор Инузука в этом плане бдел больше всех остальных: не снимал с себя кобуру с оружием, даже ночью держал его при себе, и очень пристально наблюдал за рабочими, способный заметить даже малейший намек на что-то неугодное.

      Наруто проводил много времени с профессором Хатаке, и в том числе из этих соображений Сакура сочла свою идею рассказать ему о болях Узумаки удачной. Да и сам Наруто не должен разобидеться, коль уж она поведает о его недуге только Какаши. По крайней мере, Харуно очень на это надеялась и, гонимая той самой надеждой, уверенно вошла в шатер.

      — Профессор, вы не сильно заняты?

      Какаши оторвался от своего занятия и, плавным движением руки положив карандаш поверх вороха бумаг, приветливо улыбнулся.

      — Нет, Сакура. Что-то случилось?

      — Ну… как вам сказать… — она стала нервно заламывать пальцы и подошла к профессору чуть ближе, понизив голос до шепота. — Мы можем поговорить где-нибудь в другом, более уединенном месте?

      Хатаке в удивлении вздернул бровь, невольно окинув взглядом Сакуру, мнущуюся в непосредственной близости от него. Сегодня она была облачена в легкое розовое платье с длинными рукавами на пуговицах, а на ее макушке красовалась бежевая шляпка с ленточками того же оттенка, что и платье. Большие выразительные глаза цвета молодой травы были широко распахнуты, и видимое сочетание розового с зеленым уносило Какаши в беззаботное лето — не такое, как здесь, а насыщенное яркими красками, наполненное тысячей ароматов цветов и ягод, звучащее звонким пением птиц и умиротворяющее шорохом листвы деревьев. Ему не хватало подобной природы здесь, в Египте, и он в этот момент решил, что они с группой совершенно точно в ближайшее время отправятся в оазис, чтобы сменить картинку перед глазами и вдохновиться на новые свершения.

      — Профессор?

      Какаши отряхнулся от раздумий и только после того, как Сакура окликнула его, понял, как неподобающе все это время ее рассматривал. Хатаке каждый день невзначай находил в Сакуре что-то новое и убеждался в одном неоспоримом факте: она стала другой. Той студентки, что вскружила ему голову в один злополучный день, больше не было. А женщина, которой Сакура стала, кажется, могла вскружить Какаши голову еще больше. И такое наблюдение очень беспокоило его, если он об этом задумывался.

      — Извините, — окончательно возвращаясь в реальность, отозвался профессор. — Конечно, Сакура, мы можем поговорить в другом месте. Зайдете в мой шатер?

      — Хорошо, — она довольно улыбнулась, понадежнее закрепив шляпку на голове, и вперед Какаши вышла из общего шатра.

      Он предложил ей присесть на его койку — стул был твердым и ужасно неудобным, и Какаши не хотел, чтобы Сакура чувствовала здесь хоть какое-то неудобство, коего и так всюду хватает. Сам профессор расположился напротив, плюхнувшись на спальное место Наруто, что тот даже не удосужился по-человечески застелить после пробуждения. Какаши привстал, наспех набросил сверху цветастое покрывало не первой свежести и снова сел, обратив все свое внимание на Сакуру, что говорить как-то не спешила.

      — Вас что-то беспокоит, Сакура? — не дожидаясь, пока она начнет первой, спросил он.

      — Да… — она в задумчивости покусывала губу, и Какаши внимательно следил за переменой в выражении ее лица. — Я хотела поговорить о Наруто.

      — Я заметил, вы стали часто проводить время вдвоем, — в словах профессора Харуно расслышала какое-то подобие недовольства, но сочла это просто своей придиркой к его неопределенной окраски тону.

      — Оказывается, вы наблюдательны, профессор, — не тая в себе желание съязвить, выдала Сакура.

      — Я всегда был наблюдательным, — хмуро возразил Какаши.

      Она качнула головой, снимая шляпку и укладывая ее рядом с собой на кровать Хатаке.

      — Мне так не казалось.

      Профессору нетрудно было догадаться, к чему ведет госпожа Харуно. Разумеется, она подразумевала его слепоту в прошлом в отношении ее чувств к нему, но Сакуре было невдомек, что за якобы слепотой и непониманием скрывался страх. Страх совершить необдуманные действия, что повлекли бы за собой огромные проблемы по всем фронтам.

      Какаши не мог себе позволить лелеять чувства к студентке университета. Совсем юной, принимающей желаемое за действительное и склонной гиперболизировать свои собственные чувства и эмоции. Он не должен был идти на поводу у своих низменных желаний: смотреть, как робко она ему улыбалась, одаривать случайными прикосновениями, выдумывать факультативы, только бы суметь провести с ней побольше времени за бессмысленной, как и его чувства, болтовней. И в какой-то момент Какаши пресек их вольное общение. Она призналась ему в самом сокровенном, а он ее отверг. Объяснил все мягко, как можно более осторожно, но не разбить хрупкое девичье сердце не смог. Так все и закончилось, без возможности даже начаться: безответная любовь Сакуры и задушенные чувства Какаши.

      Сейчас Харуно не хотела задеть профессора. Максимум, что могла — это подтрунивать над ним. Она давно переросла ту болезненную влюбленность, однако не стала бы скрывать даже от себя, что при виде Какаши в тот день, на собрании, ненадолго стала мягкотелой юной Сакурой, которую он не хотел в ту тяжелую пору, когда она сгорала от своей любви к нему. Позже она, конечно, свыклась с той данностью, что профессор Хатаке является руководителем экспедиции, в которую Сакура очень хотела отправиться. А со временем ей и вовсе становилось не так неловко рядом с ним: все же, и Какаши уже не был тем профессором, по которому она пролила бесчестное количество литров слез, уткнувшись в подушку бессонными ночами. Он виделся Сакуре совсем взрослым, но с какой-то подростковой тягой к приключениям, по-прежнему горячо любящим свое дело и, черт возьми, все таким же привлекательным.

      Естественно, годы заметно тронули лицо Какаши — Сакура помнила его еще совсем молодым, ведь ему тогда не было и тридцати, но неглубокие морщинки в уголках непроглядно черных глаз, особенно проявляющиеся при улыбке, добавляли профессору особый шарм. Крепкое поджарое тело и вовсе заставляло запутаться в вычислениях его возраста: Хатаке выглядел мужчиной в самом расцвете сил. По крайней мере, в свои тридцать девять на пенсию Какаши уж точно не собирался.

      Сакура растянула губы в улыбке, заметив на лице профессора недоумевающее выражение, и отвела взгляд вбок, тронув свою шляпку. Перебирая розовые ленточки, она зацепилась глазами за яркую обложку покоящейся на подушке профессора книжонке, и тогда ее брови неудержимо взметнулись вверх.

      — «Приди, приди Рай!» — Харуно вслух зачитала виднеющееся название с обложки сомнительного чтива профессора. — Это что, тот самый нашумевший эротический бестселлер, сведший с ума литературных критиков?!

      Если бы можно было вспыхнуть самым настоящим огнем от непередаваемого чувства стыда, Какаши бы в эту же минуту сгорел дотла. Да, он любил читать эротические истории о любви, потому что его любимый писатель вкладывал в описываемые чувства между мужчиной и женщиной так много, что профессор не мог не восхищаться их глубиной и реалистичностью. Хатаке был уверен, что автор сего романа делился своим личным опытом (отчасти — так точно), и этот факт задевал романтичную сторону профессорской натуры, о которой никто и понятия не имел. Но то было раньше — теперь Сакура знала о его слабостях.

      — Д-да, — неуверенно ответил Какаши, мысленно уговаривая Харуно убрать от книжонки свои изящные руки и не открыть ее на том самом месте, где он остановился вчерашним вечером, в чем его могла разоблачить оставленная там закладка. — Хотите ее прочесть? — решив, что лучшая защита — это нападение, следом спросил профессор.

      — О, пожалуй, воздержусь, — Сакура вспыхнула, и даже поярче Хатаке, потому что на самом деле не отказалась бы разгрузить голову и окунуться во что-нибудь незамысловатое. Ей приходилось ознакомиться с первым томом этого романа около года назад, когда она застала хихикающих медсестер из госпиталя в компании сего шедевра. Но теперь… Нет. Сакура ни за что не станет читать «Приди, приди Рай!» после того, как уличила в этом профессора!

      Какаши развеял неловкость смешком — низким, тихим, неконтролируемым. Харуно расслабилась и тоже рассмеялась, без стеснения встретившись с ним глазами.

      — Так что там с Наруто? — Хатаке не без усилия разорвал их зрительный контакт, мельком глянув на изголовье койки Узумаки. — Если вы захотели поговорить наедине, значит, это что-то серьезное?

      — Серьезное, — подтвердила Сакура кивком головы. — В тот вечер, когда Хината увидела змей в своей ванне, ко мне явился Наруто. Его сильно беспокоили боли в животе, но я так и не смогла понять, чем они вызваны. Он указывал на свое родимое пятно, — она задумчиво засмотрелась куда-то в сторону, словно возрождала в памяти недавно вновь увиденную метку, — эм-м… такой необычный спиралевидный узор вокруг пупка. По его словам, кожу в этом месте жгло, как при ожоге, и боль отдавалась во внутренних органах.

      Лицо Какаши, прежде кажущееся бесстрастным, переменилось в одно мгновение. Его глаза округлились, губы приоткрылись, а плечи расправились, точно его в одночасье покинула какая-то неподъемная ноша. Профессор посмотрел на Сакуру и тихо произнес:

      — Родимое пятно?

      — Ну… да, — она нахмурилась, заметив, что Хатаке стал сам на себя не похож. — Что такое, профессор? Вы что-то об этом знаете?

      Он мотнул головой, как если бы отгонял прочь назойливую мошку знойным летним днем, и уронил взгляд в пол. Какаши знал. А известно ли об этом «Омникусу»? И если да, то почему ему ничего не сказали?

      — Это… — Хатаке снова поднял глаза на Харуно, — это метка избранного, Сакура. И то, что сейчас происходит с Наруто, говорит лишь об одном: мы на верном пути.

      — Метка… избранного? — переспросила она, подавшись корпусом вперед, чуть ближе к Какаши. — Все мы знаем, что Наруто — последний из рода Узумаки, и именно о нем говорится в пророчестве. Но… что значит «метка избранного»? И почему вы так этому удивились, если знали, что ему предстоит предотвратить апокалипсис?

      Слишком много вопросов. Какаши снова отряхнулся, теперь уже от Сакуры. Да, суть в том, что Наруто — один из Узумаки, которые испокон веку исполняли свою миссию. Однако порочный круг так и не был разорван. Спессартин продолжал накапливать в себе природную энергию, угрожающую человечеству, покуда очередной Узумаки не решится это остановить. А все потому, что для уничтожения могущественного спессартина не достаточно быть просто Узумаки. Нужен избранный.

      Хатаке знал, что только обладатель особой метки способен навсегда прекратить возрождение сил спессартина. Но ему было доселе неизвестно, что Наруто ею обладает. Отсюда его тревожили переживания, что даже если он сможет остановить конец света, в последующем сделать то же будет некому. Но теперь… Теперь Какаши знал наверняка: это их последний шанс. И они могут им воспользоваться.

      Он резко поднялся на ноги и подошел к Сакуре, осторожно, но крепко взявшись за ее плечо. Она вздрогнула, удивленно вскинула на него взгляд и тоже встала.

      — Профессор, да что с вами…

      — Вы с Наруто должны говорить мне обо всем, что с ним происходит, Сакура, — сжимая плечо Харуно чуть сильнее, отчеканил Хатаке. — Я сегодня же с ним поговорю, но вы, как медик, впредь будьте любезны сообщать о своих наблюдениях. Никому больше ни слова. Я свяжусь с «Омникусом», у меня к ним появились серьезные вопросы. Вам все понятно?

      Сакура сжалась и украдкой бросила взор на свое плечо, зажатое в ладони профессора.

      — Я поняла.

      Какаши не сразу опомнился, чтобы отпустить слегка напуганную его реакцией Харуно, но когда это случилось, он поспешно отпрянул назад на несколько шагов.

      — Простите, — профессор взъерошил свою и без того всклокоченную шевелюру и устало прикрыл веки. — Вы застали меня врасплох, и я…

      — Его метка, — вопреки отходу Какаши Сакура шагнула ему навстречу, — это плохо, да?

      — И да, и нет, — неоднозначно ответил профессор. — Но не думайте об этом. Просто наблюдайте за самочувствием Наруто. Это ваша главная задача на сегодняшний день.

      — Получается, он не знает о метке избранного? Наруто ничего об этом не говорил, он просто называет это родимым пятном.

      Хатаке поддержал резонное предположение Сакуры.

      — Похоже на то. Очевидно, Наруто рос в неведении о том, что за метку на себе носит. Я уверен, его родители знали о метке, если бросились на поиски Спессартиновой книги, но видимо сыну об этом не рассказали в силу возраста или… Не знаю. Наруто, кажется, не воспринимает все это всерьез.

      — А кто, по-вашему, воспринимает это всерьез? — сощурилась Харуно. — Шикамару, которому вообще все побоку, Ино, что интересуется только раскопками, или, быть может, майор? Да кроме вас с Хинатой никто не может до конца поверить в пророчество.

      — А вы?

      Сакура помедлила с ответом, но все же призналась:

      — Я… не уверена, что должна верить в то, чему нельзя дать научного объяснения.

      — Спасибо за честность, — усмехнулся Какаши.

      — Не обижайтесь на нас, профессор, — миролюбиво произнесла Харуно, решив, что они все, кроме Хинаты, были несколько к нему несправедливы. — Поймите, в такое трудно поверить. Но даю слово: я попытаюсь отбросить всяческие предрассудки и мыслить шире.

      — Время покажет, — покосившись на спальное место Наруто, Хатаке не сдержал в себе тяжелого вымученного вздоха.

☼ ☼ ☼

      Путь до оазиса Сива оказался очень долгим и жутко утомительным. Профессор Хатаке без труда подбил свою группу на незапланированную поездку, аргументируя это тем, что они и так достаточно много сделали за эти полтора месяца в Долине Царей: исследовали гробницы Тутанхамона и Сети Первого, а также обнаружили там неизведанную прежде усыпальницу, куда уже почти расчистили проход с помощью выносливых работяг. Пришло время увидеть другую сторону пустыни Сахара — красочную, живописную, но не менее загадочную и местами пугающую.

      Оазис Сива — небольшой островок жизни в сердце Западной пустыни — всегда был самым удаленным из всех египетских оазисов. Дорога до Сивы занимала почти целый день и утомляла также тем, что была крайне скучной: вокруг ни гор, ни ущелий, ни даже песчаных дюн — только унылая и очень пыльная равнина. Можно смело закрыть глаза и забыться сном — ничего важного не пропустить, ведь попросту нечего. Там, где можно было проехать на автомобиле, передвигались именно таким способом, но дальше, в непосредственной близости к оазису, вариант передвижения оставался только один: на верблюдах.

      Стоит ли говорить, что испытал Наруто Узумаки при виде этого животного высотой более двух метров? Он встал перед ним столбом с замершим ужасом на загоревшем лице, как если бы ему только что стало известно о таком способе передвижения по бескрайней пустыне. Наруто был готов на все, что угодно, и даже больше, только бы не взбираться на это чудище, не внушающее ему никакого доверия. Однако выбора у него не было, и под недовольный бубнеж майора Инузуки он таки оседлал этого диковинного зверя. Правда, чуть к праотцам не отправился от страха, но это временные неудобства. Узумаки свыкся и с этим.

      Солнце палило безжалостно. Казалось, ни конца ни края не будет этой невыносимой дороге. Участники экспедиции даже успели накинуться на Какаши за то, что тот удумал прикончить их раньше времени — прямо в песках — но Хатаке до победного твердил: скоро наступит облегчение.

      — Я вам этого не прощу, профессор, — все роптал Узумаки, без конца отирая взмокший лоб. — Нашли развлечение на наши головы!

      — Не будьте таким категоричным, — мягко возразила Ино. Она на зависть некоторым товарищам очень уверенно держалась в седле, хоть и типичная походка верблюдов была неровной и прерывистой — отличной от размеренного аллюра лошадей. — В оазисе нас ждут потрясающие озера, водоемы, море финиковых пальм и оливковых деревьев. Неужто вам не хочется искупаться в чистейшей прохладной воде, господин Узумаки?

      — Я не люблю ни финики, ни уж тем более оливки, — стоял на своем Наруто. — Но… — он мечтательно прикрыл глаза, — искупаться бы я точно не отказался.

      — А я люблю финики, — подала голос Хината, что двигалась позади группы примерно рядом с Наруто, лишь чуть-чуть от него отставая. Ей тоже впервые пришлось оседлать верблюда, и она перепугалась этого не меньше Узумаки. Разве что, виду не подала и казалась довольно бесстрашной в этот момент, чем удивила майора Инузуку, который помогал ей устроиться в седле и внимательно следил за тем, чтобы она не свалилась с верблюда при первых же шагах.

      — Мы уже поняли, дорогуша, что вам тут все во благо, — осторожно поддела ее Яманака.

      Хината молча закатила глаза, сильнее сдавив бедром тушу верблюда, когда неслабо подпрыгнула на небольшой кочке.

      К неописуемому счастью Наруто, да и остальных, дорожные мучения, наконец, благополучно закончились. Оазис Сива предстал перед экспедиционной группой во всей своей красе: в самом центре на холме расположились развалины древнего города Шали, который когда-то был мощной крепостью, но после невиданного ливня, разразившегося с десяток лет назад, местные дома «расползлись», а некоторые и вовсе оказались смыты целиком. Город понемногу восстанавливали, но он все еще выглядел заброшенным из-за того, что после природной катастрофы жить там стало невозможно. Вдали виднелся знаменитый храм Оракула, воздвигнутый в честь бога Амона-Ра и прославившийся тем, что здесь великий Александр Македонский встречался со жрецом Оракула для признания им своей божественности. Но сейчас от храма остались только одни руины, хоть и на уцелевших стенах можно было разглядеть интересные рисунки и надписи. Также Сива манила путешественников своими пальмовыми и оливковыми рощами, водоемами с пресной водой, озерами с соленой и известной ванной Клеопатры — природным источником с чистейшей родниковой водой.

      Майор Инузука не спешил окунаться в первый попавшийся водоем, у которого они остановились — он же не дикарь какой, что прежде такого не видывал! Но Киба все же нашел способ слегка остудиться: стащил с себя рубашку прямо через голову, полностью вымочил в воде и натянул обратно. Его накалившееся до предела тело охватила спасительная прохлада, и он удовлетворенно выдохнул.

      — Вы очень изобретательны, майор, — похвалила его Ино, краем глаза замечая, как мокрая насквозь ткань рубахи облепила его крепкий торс.

      — Тут много ума не надо, — фыркнул Наруто, садясь прямо на землю и сгибая ноги в коленях, куда уперся локтями и обессилено уронил голову. — Я сейчас помру.

      Инузука покачал головой, недовольно поджав губы.

      — А я вам говорил, что свою дурную головешку надо шейным платком перематывать.

      — Вы здесь самый умный, что ли? — Узумаки с трудом вскинул на него «дурную» голову.

      — Какая морока, — рухнув на землю рядом с Наруто, забрюзжал Шикамару. — После такого приключения в этом водоеме только утопиться осталось.

      — Еще один недовольный, — усмехнулась Ино, делая осторожные глотки воды из дорожной фляги. — Впрочем, от вас иного и не ожидалось, Нара.

      Шикамару успешно проигнорировал высказывание Яманака. Пусть хоть что себе болтает — у него ни сил, ни желания не было на это реагировать.

      — Если кто-то из вас почувствует симптомы перегрева или теплового удара, то немедленно сообщайте мне, — с помощью Какаши стаскивая с верблюда свои вещи, строго наказала Сакура. — Тошнота, головокружение, слабость в конечностях, потемнение в глазах — если сразу не купировать такие симптомы, то все может закончиться плачевно.

      Ино понимающе кивнула и передала Сакуре флягу с водой.

      — Профессор, далеко нам добираться до места ночлега? — поинтересовалась археолог.

      — Минут тридцать. Передохнем немного и поедем. Наш товарищ, — Какаши большим пальцем указал на мужчину в летах, что сопровождал группу в поездке до оазиса и сейчас занялся верблюдами, — обещал достаточно комфортабельные условия для ночлега.

      — Сомнительное обещание, — Яманака в неудовольствии надула губы и тяжко вздохнула. — Что ж, я так больше не могу.

      Наруто широко разинул рот и мертвой хваткой вцепился в плечо сидящего рядом Шикамару, когда Ино без объявления войны взялась неспешно расстегивать пуговицы на своей бежевой блузке. Она делала это с таким невозмутимым видом, что у него чуть глаза из орбит не повылетали! Нара тоже не ожидал, что утонченная леди, вроде Яманака, станет раздеваться на глазах у всех, и тем самым впал в настоящий ступор.

      — Что вы… — Киба попытался что-то сказать, дабы остановить это вопиющее безобразие, но слова застряли где-то на полпути, и он просто судорожно сглотнул, невольно присоединившись к наблюдающим.

      — Что? — Ино огляделась по сторонам, неизбежно наталкиваясь на пораженные взгляды товарищей, и простодушно передернула плечами. — Вы как хотите, а я не собираюсь помирать здесь от жары.

      Хината с Сакурой красноречиво переглянулись, когда блузка Ино легким облачком опустилась на землю, а сама она осталась в бельевом топе на тонких лямках в цвет блузки. Яманака ухмыльнулась на внимание общественности и упорхнула в сторону водоема, где Киба искупал свою рубашку.

      — Я что, в раю? — выдохнул Узумаки, продолжая напряженно стискивать плечо Нара.

      — Помолчите вы, — шепнул ему Шикамару, глядя вслед Ино выпученными глазами.

      — А она права, — нежданно-негаданно поддержала свою приятельницу Сакура. — Это невыносимо.

      Хината испуганно воззрилась на Харуно, пытаясь удержать ускользающую надежду на то, что хотя бы она соизволит руководствоваться остатками разума. Однако надежды не осталось. Сакура благополучно избавилась от блузки и под еще более шокированные взгляды коллег пустилась по следам Ино прямиком к воде.

      — Только будьте осторожнее там, дамы! Прошу вас! — прокричал профессор Хатаке, который никак не выдал свою растерянность. А растерян он был не меньше своих товарищей по несчастью. Иначе как назвать западню, в которую они все вчетвером попали?!

      — Не беспокойтесь, профессор! — обернувшись через плечо, с игривой улыбкой заверила его Харуно. — Хината, вы идете?

      Хьюга посмотрела на спины удаляющихся подруг, а потом бросила смущенный взгляд на мужчин, что теперь выжидающе смотрели только на нее. Ситуация была, мягко говоря, щекотливая. Хината еще не до конца отпустила произошедшее в «Континентале», когда она предстала перед майором в чем мать родила, и сейчас отчетливо вспомнила, как ей было стыдно перед ним за этот случайный эпизод. Но сейчас не последовать примеру Ино и Сакуры было глупо. Она изнывала от жары, на деле мечтая избавиться хотя бы от неприятно липнувшей к мокрой коже блузки. И тогда, с силой закусив губу, она о чем-то поразмышляла каких-то пару-тройку секунд, а затем неопределенно мотнула головой. Хината сдалась.

      — Только не это, — едва слышно произнес майор, не зная, то ли ему зажмуриться, что должен был сделать гораздо раньше, то ли смотреть во все глаза, пока представлялась возможность. Приключения в ванной комнате госпожи Хьюги Киба тоже не забыл. И хотя тогда он действительно не обратил внимания на ее нагое тело, впоследствии даже поражаясь этому, сейчас грозился увидеть Хинату без блузки и ненароком позволить своему воображению бесстыдно разыграться.

      В отличие от своих приятельниц, Хината немного отвернулась, пока снимала с себя верхнюю часть одежды, но это никак не помешало мужчинам узреть и ее подобие белья в виде топа — почти такого же, какое под блузками носили Ино и Сакура. Ткань топа, заправленного в юбку с высокой талией, была очень тонкой и слегка влажной от пота, и смени Хината положение хоть на миллиметр, явила бы присутствующим все свои прелести в мельчайших подробностях.

      — Простите, — промямлила она и, приподнимая юбку до самых коленок, тем самым демонстрируя тонкие щиколотки, чуть ли не бегом помчалась к водоему.

      Мужчины еще долго отмалчивались в попытке прийти в себя. В действительности, ничего особо предосудительного в поведении женщин не было. Они предстали перед противоположном полом, конечно, в достаточно непривычном виде, но все же на них было не совсем белье. Такие вещицы дамы надевали под блузки или рубашки, чтобы то самое белье не выделялось сквозь легкие ткани. Однако в условиях несносной жары нижнее белье именно под топы женщины не надевали — это не для всех было комфортным, но уж лучше так, чем натирать бюстгальтером вспотевшую кожу до болезненной красноты.

      — Ино Яманака со своими выходками убьет нас раньше, чем апокалипсис, — загробным голосом проговорил Шикамару. И это звучало как приговор.

      Какаши рассмеялся. Тема не для забав, конечно, но Ино действительно на славу постаралась ввергнуть так называемый сильный пол в нескрываемый шок. Ну, у мужчин во все времена были одни и те же слабости — женщины.

      — Будет вам, Шикамару, — продолжая посмеиваться, профессор промокнул подушечками пальцев влагу, выступившую в уголках глаз. — Держите себя в руках, господа. Это наши коллеги, а не случайные женщины.

      — То есть, вы хотите сказать, перед нами бесполые существа?! — Наруто аж взвизгнул от такого заявления Хатаке, лихо вскакивая на ноги. — Вы либо слепой, либо… — на его лице проступила ухмылочка, — уже не способный на… ну, вы поняли.

      Какаши посерьезнел.

      — Со мной все в порядке, Наруто. Если хотите знать.

      — Мы с вами пока не так близки, профессор, но я рад, что у вас еще остался порох в пороховницах.

      Шикамару громко прыснул, и Хатаке в неудовольствии отвернулся. Вот как дети, ей-богу!

      Кибе же не было дела, о чем там шутил Наруто, и что себе под нос забормотал возмущенный Какаши. Он как будто прирос ногами к земле, точно завороженный наблюдая за происходящим на водоеме. Хината заливисто смеялась, уворачиваясь от брызг воды, летящих в нее усилиями хохочущей Ино, и в этот момент виделась Кибе по-особенному красивой. Он и раньше не ставил под сомнение тот факт, что Хьюга хороша собой, как и другие женщины из их компании, но сейчас смотрел на нее словно другими глазами. Подмечал, какие гладкие и шелковистые у нее волосы, что струились по ее обнаженным плечам темным блестящим каскадом, или взметались в воздух, когда она отскакивала в сторону от Ино; как звонко и по-детски искренне звучал ее смех; насколько ласковой была улыбка; и как привлекательны изгибы талии под покачивающейся при каждом движении грудью. Нет, Киба не просто пялился, утопая во всяких непристойных фантазиях, что было бы вполне справедливым, а именно наблюдал за Хинатой со стороны и открывал для себя прежде невидимые детали ее образа. Наблюдал и безмолвно восхищался тем, что она прекрасна не только душой, способной сопереживать чужим несчастиям, но и телом.

      Майор не сразу понял, когда стал засматриваться на нее подобным образом. Но это определенно впервые случилось после их разговора, больше походящего на исповедь. Киба в ту ночь долго не мог уснуть, что неудивительно, и все думал, как же ему хватило духу вывалить Хинате всю свою подноготную? Инузуке всегда казалось, подобные откровения отталкивают или, скорее, отпугивают людей, а уж тем более женщин, но Хьюга опровергла такие предположения. Уже на следующий день она сама подошла к Кибе ранним утром и предложила выпить с ней чаю, словно не было того тяжелого разговора, и она не плакала, глядя ему в глаза, не успокаивала мягким прикосновением своей холодной ладони. Хината просто приняла майора таким, каким он предстал перед ней, и не скрывала того, что стремилась стать ему другом. Киба узрел в ней это стремление и не мог такому противиться. Так, они почти каждый вечер забывались за разговорами, и такие беседы уже не были столь мрачными, как тогда.

      Вероятно, майор мог еще долго самозабвенно любоваться той женщиной, которая смогла до него достучаться и вселить крохотную, но все же надежду на то, что он оставался человеком, а не доживал свой век раненым зверем. Однако этот потрясающий момент наглым образом прервал Наруто Узумаки, со всей дури ткнув его кулаком в плечо.

      — Эй! — возмутился майор, строго зыркнув на злостного нарушителя его безмятежного спокойствия. — Какого дьявола, Наруто?!

      — Девушек, значит, разглядываем, блудливый вы пес? — бесстрашно пошутил Узумаки, приблизившись к самому его уху.

      Киба отмахнулся от него, едва не срываясь на грубость. Совсем бессовестный!

      — Майор, — Наруто потрепал его по все тому же многострадальному плечу, привлекая внимание, и когда Киба нехотя посмотрел на него, тронул уголок своих губ, — у вас тут это, слюни потекли.

      Кто бы только знал, каких немыслимых усилий Инузуке стоило сдержаться и не треснуть Наруто по его хитрой насмешливой морде! Невероятно! Это переходило просто все границы!

      — Лучше оставьте меня, Наруто, иначе я совершу непоправимое.

      — Я уже как-то сказал: я вас не боюсь, Киба. К тому же, не стоит принимать близко к сердцу безобидные дружеские шутки.

      Киба позволил себе усмехнуться.

      — Я тоже как-то сказал: никакой вы мне не друг.

      — И слава Богу! — с наигранным облегчением выпалил Узумаки. — Кому нужны друзья, которые каждый день вскакивают с койки в пять утра и с извращенным удовольствием принимаются начищать свое оружие? Вы, Киба, своими ранними подъемами подведете меня под монастырь.

      — Ваш поганый язык вас под монастырь подведет, — отрезал Инузука и рывком развернулся к верблюдам, нагруженным небольшими баулами с вещами членов экспедиции.

      — Глядите-ка, обиделся, — скрестив руки на груди, хмыкнул Наруто.

      — На дураков не обижаются, — отозвался Киба, ожесточенно сдергивая с бедного животного одну из тряпичных сумок, лишь бы чем-то занять руки, напрашивающиеся на грех.

      Нет, он и вправду не обиделся. Подумаешь, Наруто перегнул лишка, но это точно не повод открещиваться от общения с ним. Киба хоть и твердил громогласное «вы мне не друг», но за время, проведенное рядом с Узумаки, успел немного к нему привязаться. А что делать? Этот Наруто безусловно был несносным, однако между ними установились вполне неплохие приятельские отношения. С Шикамару Киба тоже ладил, но Нара не был столь открытым и общительным, как Узумаки, который без мыла в причинное место пролезет.

      Впрочем, именно Шикамару в остаток этого тяжелого дня оказался болтливее всех. Не ясно, что на него нашло: то ли на солнце перегрелся, то ли пыли дорожной надышался, должным образом не прикрыв лицо платком, но вот приспичило ему трещать до самой ночи и все тут. Наруто даже предположил, что в него Ино вселилась, отчего Киба чуть не подавился со смеху, а профессор Хатаке захихикал, уткнувшись в свою книжку.

      Ночь прошла спокойно. Все смогли хорошо отдохнуть после долгой дороги, и наутро собрались за завтраком там же, где и заночевали. Условия пребывания комфортабельными было трудно назвать, однако никто жаловаться не стал: все же, в оазисе им предстояло пробыть всего пару дней, а потом вернуться в Долину Царей, чтобы закончить с неизученной гробницей.

      В последний вечер пребывания в оазисе Сива Киба решил прогуляться. Подышать прохладой перед сном и еще раз взглянуть на завораживающие виды пальмовой рощи. Хината заметила его неподалеку от неказистой каменной постройки всего в три этажа, где они ночевали, и улыбнулась открывшейся возможности поговорить с ним наедине. Окликнув майора, что воровато заозирался по сторонам, Хьюга прибавила ходу и быстро нагнала его, приподнимая юбку при легком беге.

      — Майор, я вас всюду обыскалась, — остановившись напротив Кибы, она позволила себе отдышаться.

      — Вы искали меня? — он как по команде нахмурился. — Что-то случилось?

      — Нет-нет, — замотала головой Хината. — Чего вы сразу «что-то случилось», — она обнажила зубы в улыбке, и брови Кибы уже не собирали собой морщинку у него на переносице.

      — Хорошо. Если ничего не случилось, то… — он не сдержал в себе острое желание вернуть Хинате улыбку. — Вы чего? Хорошее настроение?

      — Пойдемте, присядем где-нибудь?

      Киба с готовностью кивнул, увлекая Хьюгу за собой. Они прошли пару узких пустынных темных улочек и когда увидели самодельную деревянную лавчонку вблизи уже спящих торговых палаток, устроились там.

      — Как у вас дела, майор? — спросила Хината, с некоторой обеспокоенностью всматриваясь в его лицо.

      Он стушевался под ее испытующим взглядом, но все же ответил:

      — Нормально. Почему вы спрашиваете?

      — Просто… я о вас беспокоилась, — призналась она не без стеснения. Тронув карманы своей юбки, Хината вытащила оттуда какую-то маленькую вещицу и, раскрыв ладонь, протянула руку майору. — Это вам.

      Он осторожно подцепил пальцами кулон в виде фиолетового необработанного камня на черном шнурке.

      — Что это?

      — Аметист. Этот камень на протяжении веков ценился своей потрясающей красотой и легендарной способностью успокаивать разум и уравновешивать эмоции. Если сжимать аметист в руке, когда вас охватывает тоска или печаль, то он своей энергией способен развеять их, оставляя в душе умиротворение и покой. А если положить на ночь под подушку, то бессонница и дурные сны не посмеют вас потревожить. Вы можете не носить его с собой все время, достаточно просто подержать в руке перед сном и спрятать под подушку. Тогда, я надеюсь, вам станет лучше, майор.

      Киба ошеломленно смотрел на камень уже в своей ладони и не мог подобрать слов, чтобы выразить то, как его поразила чуткость и забота Хинаты. Он не припоминал, когда о нем кто-то вот так заботился. Когда кто-то услышал бы его крик о помощи, попытался понять, что терзает его сердце и душу, проникся его горем и выразил столь огромную, просто неоценимую поддержку. И дело совсем не в аметисте, который Киба сжал в кулаке, болезненно поморщившись.

      — Хината… — прошептал он, медленно поднимая на нее глаза из-под подрагивающих ресниц. — Я просто… не знаю, что и сказать…

      — Зачем что-то говорить? — ее полные алые губы изогнулись в новой улыбке, а глаза уверенно зацепились за взгляд майора. — Я просто хотела как-то вам помочь, вот и… — улыбка Хьюги вдруг угасла. — Если я лезу не в свое дело, вы только скажите, и я не стану…

      — Нет, — горячо возразил Киба, и камень впился в его ладонь своими острыми гранями от того, как сильно он стиснул его в руке. — Пожалуйста, не думайте так. Напротив, я польщен вашей заботой, Хината, и… — он отчаянно тряхнул головой. Слова путались на языке, не желая формироваться в дельные предложения, а что до головы, то там и вовсе творился несусветный бардак. Инузука столько хотел сейчас ей сказать… Но непривыкший к подобной доброте и участливости, мямлил, как дурак.

      — Тогда я спокойна, — она с каким-то облегчением прикрыла глаза и кивнула своим мыслям. — Майор, я думаю, вы справитесь со своим горем. Верьте в себя — и все получится.

      Киба определенно собирался сказать что-то вразумительное, в конце концов, по-человечески поблагодарить Хинату за ее добрый жест, но он так и не смог. Вместо этого майор стремительно подался вперед и, крепко схватив ее за плечи, притянул к себе.

      Хьюга чуть слышно выдохнула: от неожиданности, от волнения и приятного, щекочущего чувства где-то глубоко внутри. Прижатая к твердой груди майора, где отчетливо слышалось его гулкое сердцебиение, она окаменела, но все же закрыла глаза и разрешила себе раствориться в его сильных руках.

      Киба обнимал Хинату крепко, но не настолько, чтобы преступить черту. Он поддался эмоциям, и совсем бездумно, однако ничуть об этом не жалел. Может быть, Инузука пристыдит себя за это завтра, или даже сегодня, когда с трепетом будет оглаживать большим пальцем подаренный Хинатой аметист, прежде чем сунуть его себе под подушку. Но не сейчас. Не в этот правильный, ничем не омраченный момент. Не тогда, когда держал в объятиях хрупкую телом, но сильную духом чудесную женщину.

      Хьюга не помнила, как они добрались до «дома», и как она зашла в комнату под болтовню Сакуры с Ино, как умыла пылающее лицо прохладной водой и забралась в неудобную постель, укутавшись одеялом с головой. Хината помнила лишь благодарный взгляд майора. Его горячие руки на своих плечах и спине. Тихое «спокойной ночи, Хината».

      Она помнила об этом весь следующий день, а особенно ярко, когда увидела Кибу и его очаровательную улыбку. Не забыла и тогда, когда снова с его помощью взобралась на верблюда, чтобы вернуться в Долину Царей. Хината могла помнить об этом еще очень долго, если бы не одно чудовищное происшествие.

      Группа вернулась в Долину поздним вечером. Сразу по возвращении стало ясно, что в лагере происходит что-то странное, и это невозможно было не заметить даже издалека, на подъезде к его территории. Рабочие, которые в отсутствие экспедиционной группы продолжали трудиться над расчисткой входа в гробницу, сильно всполошились и что-то отчаянно кричали друг другу на своем языке, столпившись у входа в неизведанную усыпальницу.

      Какаши помог Сакуре слезть с верблюда, напряженно всматриваясь в столпотворение у выдолбленного прохода в гробницу, и, переглянувшись с не менее напряженным майором, вместе с ним направился к рабочим. Пытаясь перекричать раздражающий шум и гам, профессор с Кибой принялись расталкивать толпу и продвигаться к гробнице.

      — Что здесь происходит? — в очередной попытке быть услышанным, Хатаке потребовал объяснений.

      Один из рабочих стал впопыхах излагать причину шумихи, но Какаши только больше запутывался и продолжил пробиваться вперед вслед за Кибой. Волнение со страшной силой нарастало в его груди, хоть и ничем пока не подкрепленное.

      — Стойте здесь, профессор, — распорядился Инузука, вынув из кобуры свое оружие. — Отойдите же, чтоб вас! Прочь!

      Хатаке не улыбалась перспектива оставаться в неведении, пока Киба спускался в гробницу, где уже торчали, навскидку, трое землекопов, и он проигнорировал приказ майора. Сейчас он здесь главный, раз уж на то пошло.

      — Что там, Киба? — выхватив из рук близстоящего рабочего зажженный факел, Какаши попытался проморгаться и сфокусировать взгляд на том месте, куда безотрывно смотрел Инузука.

      — Сами взгляните, профессор, — он отошел в сторону, пропуская Хатаке вперед.

      И тогда Какаши увидел. Невольно задержав дыхание, он воззрился на чью-то с ювелирной точностью отрубленную конечность, отчего у него сердце стремительно ухнуло в пятки. На земле не было больше ничего, кроме мелких обломков камня и окровавленной человеческой кисти.

      — Смотрите сюда, — Киба присел на корточки перед страшной находкой, и Какаши опустился рядом.

      — Что за черт… — профессор скривился, обнаружив зажатый в задеревенелых пальцах небольшой клочок бумаги. Брезгливо сморщив нос, он развернул изрядно помятую записку с ровным рядком древнеегипетских иероглифов.

      — Вы понимаете, что здесь написано? — требовательно вопрошал Инузука, покуда Какаши внимательно вглядывался в написанное.

      — Нет, но Хината скажет наверняка.

      — Это что, какое-то послание?

      Хатаке неуверенно качнул головой, коснувшись своими пальцами капель крови, запятнавших бумагу.

      — Вероятно…

      Майор с крайне серьезным и сосредоточенным выражением лица уставился на Какаши и не терпящим возражений тоном произнес:

      — Срочно свяжитесь с Хасаном, профессор. Его и всех тех, кто оставался в лагере, ждет большой допрос.

 Редактировать часть