Я жива, пока жив ты.

Елена Шилина

***

Ни у одного человека, реализующего своё «я», нет времени ни на какие чёртовы хобби.

Джером Д. Сэлинджер. «Над пропастью во ржи».

Библиотека — хорошее место для учёбы, но не ахти какое приличное для самокопаний. Надо запомнить на будущее.

Может быть, у студентов жизнь и весёлая, но это только по большей части со стороны так кажется. Кто-то вполне может считать себя мучеником, особенно если специальность не совсем по вкусу. Жизнь-то одна! Вот и получается, что нельзя в одной жизни себя попробовать сначала архитектором, и если не понравится, то в другой точно стать дирижёром каким-нибудь очень успешным и востребованным. Увы и ах, но у человека обыкновенного только одна попытка стать кем-то интересным, и Ники не исключение в поисках себя.

Пока она никак не видела себя в фармакологии. Ну, вот придёт она на предприятие, ну, сделает партию лекарств, а душа просит совсем другого. Полёта, размаха, высоты. Чего с этими таблетками потом делать? Не интервью же у них брать! У Ники душа рвётся к чему-то сумасшедшему, музыкальному. Она даже раз в год ни жить ни быть ездит в Нью-Йорк на Драгон-кон: два раза в качестве обывателя скаталась туда и один раз косплеером — Уэнзди Аддамс.

И хоть мама говорила, что взрослые тоже как бы не дураки дураками, а тоже и хобби у них есть, и прочие интересности, вот только чем дальше, тем меньше Ники ей верила. Её окружали взрослые, будто выползшие откуда-то из потустороннего мира, с потухшими глазами и каменными сердцами. Ники меньше всего хотела стать такой: мёртвой, будучи ещё живой.

Иногда она чувствовала себя опустошённой. И в то же время умудрялась ругать себя за то, что посмела раскиснуть из-за какой-то отметки, так что в конце размышлений решила, что если препод и дальше будет к ней привязываться, она пойдёт к миссис Кампли и попросит заступиться.

И хватит самоедства, хватит! Устав окончательно и бесповоротно, Ники вышла из библиотеки общежития, сунув учебник по биоэтике подмышку, и пошла в свою комнату из левого крыла в правое.

Прикрыла за собой дверь и оглядела комнату. Эшли ещё не вернулась с прогулки, они с Фредом пошли в кино, благодаря чему появилось время поработать над интервью в тишине.

А комната как комната между прочим: двухъярусные деревянные конструкции друг напротив друга, на втором ярусе кровать, на первом письменный стол. Между столами окно. Сразу после входа два шкафа, тоже друг напротив друга. Уютно, в меру просторно, светло. Окно выходило на юг, чему девушки несказанно радовались по утрам, когда солнце, редкий гость в Готэме, радовало их.

Ники прошла к своему столу, он располагался справа, села и достала из ящика блокнот. Уже завтра сдавать интервью, а сроки поджимают. Сначала перечитать написанное, разобраться в своём же почерке. Очень, кстати, полезно иметь кривенький почерк, потому что никто не берёт у тебя тетради — переписать лекции, а, стало быть, тетради не пропадают в бездонной пучине под названием «я завтра верно, честно, слово скаута». Потом перенести исправленный вариант в «ворд», после проверить ещё раз, подчистить шероховатости — и вуаля! Кнопка «отправить» к вашим услугам!

Как раз тишины, времени и навыков вполне хватило, чтобы закончить аккурат к возвращению Эшли. Подруга тут же принялась рассказывать о том, что они с Эдом пропустили почти весь фильм, потому что провели сеанс на задних рядах и целовались как сумасшедшие.

— Слушай, у Фреда есть друг — Эдди, и он свободен, — заговорщически сказала Эшли и подмигнула Ники, и та закатила глаза, но улыбнулась. — И он, барабанная дробь, подруга! Му-зы-кант! Прикинь!

Ники на всякий случай проверила, отправилось ли письмо с файлом «Интервью» в редакцию рок-газеты. Да, всё пучком.

— А вот это уже интересно! На чём играет?

— На барабанах.

— Классно! Так, ну, и что, где, когда? Явки, пароли?

Эшли засмеялась.

— Идём в следующую пятницу после занятий в кафе, так что выбери самый лучший свой наряд, дорогуша!

Ну вот! Жизнь уже налаживается! Как говорится, могут быть чёрные полосы, но и без светлых сторон никуда: если сегодня вас укусила злая змея — не отчаивайтесь! Возможно, завтра вас укусит добрая. А раз жизнь налаживается, то и всё остальное тоже подтянется за компанию.

Остаток вечера пятницы девушки провели за просмотром первого сезона «Твин Пикс», в который раз попутно пытаясь разгадать тайны второго и третьего сезонов, углубляясь в безумные дебри догадок. К середине второй серии они уже обсуждали вишнёвый пирог и, не в силах справиться с искушением, заказали его в ближайшем кафе. Так что уже в течение третьей серии они объедались каноничной сладостью и томно вздыхали, глядя на агента Купера.

 «— Лора обращалась к вам, потому что у нее были проблемы?

— Да.

— Эти проблемы носили сексуальный характер?

— Агент Купер, все проблемы нашего общества носят сексуальный характер».

— Слушай, этот психиатр просто душка! — разглядывая причудливого героя и его замысловатые очки, восхитилась Ники.

Выходные пролетели, будто их и не бывало. И это тот самый случай, про который обычно говорят: после такого отдыха нужно ещё отдохнуть.

Понедельник не предвещал сюрпризов, Эшли и Ники, выйдя из кабинета, шли по коридору после занятий. Домой! Какое слово приятное! Они проходили мимо одного кабинета, как Эшли вытянула шею, заглянула внутрь и толкнула подругу локтем. Кивнула. В пустом помещении за столом сидел Джонатан Крейн и что-то писал. Тишина. Вокруг ни звука.

Только Эшли тихонько подхватила сползший рюкзак с плеча подруги.

И всё бы хорошо, и всё бы нормально, можно уйти тихо-мирно, не издав ни шороха, ни шума, но враг обнаруживается там, где его совсем не ждёшь — Эшли толкнула Ники к дверям и, хихикая, впихнула её в кабинет, захлопнула за ней дверь и прижалась всем своим атлетичным телом.

Ники в панике взвизгнула, толкнула дверь, но Эшли, зараза такая, наседала будь здоров. Позади тем временем послышался тихий отвлекающий кашель, не предвещающий ничего хорошего. Конкретное такое попадалово.

Ники обернулась и прижалась к двери. Лихорадочно улыбнувшись, пнула её и улыбнулась ещё более нервно. На неё, сидя за столом, сидел и смотрел он. Индюк её антимечты — доктор Крейн.

— Здрасьте, — кивнув ему, Ники попробовала ещё раз поддеть дверь, но когда и в этот раз ничего не вышло, снова повернулась к доктору.

Сдула тонкую прядку со лба и почесала голову, пытаясь что-нибудь придумать. Затем вытянула правую руку, будто что-то хотела спросить, щёлкнула пальцами и окончательно почувствовала себя дурой.

— Ну… Э-э… Как у вас дела?

Она ощущала, что ещё чуть-чуть, и её одолеет нервный тик, причём на всё тело. Улыбаясь, будто ничего не произошло, Ники пнула дверь ещё раз, и с той стороны послышалось мерзкое подругино хихиканье.

Доктор Крейн смотрел пристально, в упор. Повернулся всем корпусом, закинул ногу на ногу и вздёрнул подбородок. А ещё молчал, тихо постукивая пальцами по столу, явно ожидая объяснений, которых у Ники не было. Только на очередной пинок в дверь он приподнял правую бровь, и до этого холодный взгляд стал обжигающе ледяным. Ники вжалась в дверь и не придумала ничего лучше, чем открыть рот.

— А вы… э-э… работы проверяете, да? А сегодня погода подвела, ага, да. Угу. Ну там дождь типа.

Ники шарахнула по двери пяткой и улыбнулась шире прежнего.

Глаз, кажется, всё-таки задёргался, а колени задрожали, потому что в этот момент Ники не могла сказать, кого ненавидела больше — Эшли или доктора Крейна, удручающе молчаливого или сверлящего её пристальным взглядом. И вообще какой-то он весь… пугающе спокойный, вот только глаза. Эти глаза… Взгляд. Какой-то нехороший взгляд, оценивающий, неодобрительный. Придирчивый.

Ники прокашлялась и постучала пальцами по губам, дикими глазами обшаривая комнату и не понимая, куда деваться и как быть дальше. И именно в этот момент Эшли распахнула дверь, и Ники вывалилась в коридор, чуть не свалившись на пол. Она развернулась на носках, глубоко вдохнула и взвизгнула:

— Эшли! Коза!

Подруга, хохоча и чуть не сгибаясь пополам, всё-таки сумела кинуть Ники её рюкзак с безопасного расстояния, но вдруг застыла, испуганно замерев. Смех смолк, веселье враз схлынуло с её лица. Девушек накрыла длинная тонкая тень, и голос доктора Крейна прозвучал, как приговор:

— Мисс Зелински, зайдите в кабинет.

Ники аж присела и опасливо обернулась, будто желая удостовериться, что Зелински — это она и что обращаются непосредственно к ней.

— Я? — удивлённо спросила она.

— Вы, — кивнул мужчина.

Эшли прошептала: «Извини». И ей действительно было жаль, потому что она принялась что-то полуразборчиво говорить преподу, но одного его недружелюбного взгляда хватило, чтобы девушку мгновенно сдуло из коридора. А Ники обречённо прошаркала до парты — доктор Крейн указал на место перед своим столом, и когда они сели друг напротив друга, достал из журнала два листа бумаги и протянул их. Ники поджала губы и посмотрела на оба. Первый весь исчёрканный красными чернилами, с отметкой F внизу, а второй с огромным красным знаком вопроса на весь лист. Оба решения принадлежали ей, разница только в том, что первый Ники писала сама, а второй — Фред.

— Потрудитесь объяснить, как у одного человека может быть сразу два разных почерка? — доктор Крейн глубоко вздохнул, сложил руки на груди и вопросительно приподнял брови.

Ники откинулась на спинку стула, постучала пальцами по столу и покивала сама себе. Это хороший вопрос. Но у хороших вопросов не всегда бывают такие же клёвые ответы. Она глянула на мужчину перед собой и поняла по его проницательному взгляду, что его такой ответ не устроит.

— Ну-у… — Ники приподняла руку над столом и со стуком положила обратно. — Дело в том, что… Что… У меня раздвоение личности. Типа когда я расстроена или в стрессе, во мне просыпается обиженная девочка, и у неё отвратительный почерк. Просто ужасный, — Ники устало вздохнула.

Она снова покивала и чуть сгорбилась, покривив губы, а потом вздохнула, как человек, признавшийся в том, что это он обокрал Лувр.

— Раздвоение, — повторил доктор Крейн и качнул головой. Затем взял в руки ручку и несколько раз ею пощёлкал, всё ещё наблюдая за Ники. — Пережили что-то тяжёлое?

Ники уставилась на доктора Крейна, не понимая, о чём он.

— Насилие? Психика не всегда выдерживает пытки, особенно если они длятся долго. Очень долго.

Лицо Ники вытянулось. Глаза полезли на лоб.

— Нет, — тихо и с долей удивления ответила она.

— Ещё изнасилование. Скажем... Отец или отчим приходит к девочке однажды ночью, а мама из года в год делает вид, что ничего не происходит. Как спастись? Психотравма, которую ребёнок переносит во взрослую жизнь и абстрагируется через расщепление личности.

Чуть не задохнувшись от услышанного, Ники протестующе замотала головой и воскликнула:

— Ничего подобного!

Она замолчала, не сумев найти более подходящих слов. То есть её маленькая шалость не прокатила, да?

— Может, мама думала, что вы забираете её молодость, поэтому била каждый день, оставляла без еды и запирала в подвале.

Доктор Крейн в упор смотрел на Ники, а она сидела ни жива ни мертва.

— Н-нет, — дрожащим голосом ответила она, кое-как разлепив губы.

— Тогда... Вас так расстраивает химия? — многозначительно и с налётом иронии спросил доктор Крейн.

— Э-э… Ну… Наверное… — неуверенно ответила Ники.

Облизнувшись и кивнув, доктор Крейн потянулся к своему кейсу на краю стола, щёлкнул застёжками и поднял крышку. Порывшись в бумагах, он достал пустой лист и положил его перед Ники.

— В таком случае напишите формулу гликозидного гидроксила, разбудите своё второе «я», — и, блин, в его голосе ни намёка на насмешку.

Чёрт, он не шутил. Ёкарный бабай… Он не шутил! Ники так и застыла с открытым ртом, а когда отошла от шока, уставилась на белый лист перед собой и стушевалась.

Молчали долго и основательно, Ники даже успела нарисовать цветочек и солнышко в уголке листочка, стараясь абстрагироваться от дальнейшего разбора полёта. Гликозидный гидроксил. Вспомнить бы ещё, что это такое! Кажется, на занятиях химии придётся слушать обоими ушами.

Забрав листок, доктор Крейн что-то написал на нём и вернул обратно, Ники краем глаза глянула на аккуратный почерк. «Молекулярные основы фармакологии». Выглядит… занятно.

— Возьмёте в библиотеке это пособие и выучите с первой по третью главы, завтра после занятия спрошу. Свободны.

У Ники аж челюсть отвисла.

— Завтра?..

— Не вынуждайте меня повторять, мисс Зелински, — прозвучало довольно грозно, и Ники только обречённо кивнула и, изображая мученицу, сгребла листок со стола и поднялась из-за парты.

Чего, ну чего он к ней привязался? Чего ему надо? Придурочный. Ох, но завтра так завтра.

Эшли встала у женского туалета и при виде подруги захихикала, но вскоре вид Ники насторожил её. Чуть не плача, Ники сначала рассказала о том, что ей предстоит, а потом назвала Эшли предательницей и диверсанткой.

Но если сюрпризы случаются, то уж точно не поодиночке, особенно невесёлые. Мобильник в руке завибрировал, и на экране высветилось: «Алекс Газета».

— Да?.. — настороженно отозвалась Ники.

Обычно Алекс не звонил, а писал на почту.

 «Николь, я отправил тебе интервью на переделку, завтра с утра жду правки. Чем раньше, тем лучше!»

Ох ты ж жёваный банан!

Вмиг она почувствовала себя в состоянии бешенства и апатии одновременно, и ничего с этим поделать не могла. Потому что получался какой-то замкнутый круг абсурда и сюрреализма. И химию эту проклятую она не успеет выучить за один вечер, потому что тут никакого природного таланта не хватит, хоть с бубном пляши вокруг учебника. И интервью толком не перепишет, так как там тоже нужно не пальцем тыкать куда придётся, а сосредоточиться на замечаниях и понять, что хочет увидеть редактор в готовом варианте.

 Какой-нибудь до неприличия приличный меланхолик пошёл бы и напился, так и не сумев правильно расставить приоритеты. И правильно бы сделал, между прочим, потому что химия химией, но и на мечту забивать болт тоже нельзя.

Ники переживала, что грешным делом могла в интервью в забытье напихать формулы по химии, а завтра доктору Крейну выдать любимые сорта пива Фреда и его группы «Die Young». И окажется, что этот удод ко всему прочему трезвенник и язвенник, и тогда совсем пиши пропало. Чёрт знает что.

Может, всё бросить? Она уже нынче поняла, что фармакология — это не про неё. Да, предметы давались без особых трудностей, но удовольствия это достижение не приносило. Не было того ощущения эйфории, когда выходишь из кабинета, и жить хочется, стремиться к какой-то цели, возможно, пока не ясной, но непременно не сдаваться. Быть. Жить.

Иногда казалось, что приехать к маме, кинуться ей в ноги и признаться во всём — лучший из лучших вариантов. И Ники уже два раза так делала: первый — в начале второго курса, второй — в конце. Мама уговаривала, увещевала, даже поддерживала морально, плакала, кляла себя и дочь. И просила закончить хотя бы бакалавриат, а там хоть трава не расти, отпускала дочь на все четыре стороны и обещала помочь с журналистикой.

Вот только и у мамы жизнь не сахар. У неё две работы на плечах, чтобы заплатить за аренду квартиры. Хорошая успеваемость Ники давала ей право на студенческую стипендию, покрывавшую семьдесят пять процентов платы за обучение и полностью — за общежитие. Но оставшиеся двадцать пять процентов тянула мама, изо всех сил тянула, между прочим. И уже в прошлом году Ники писала для первокурсников эссе и прочие работы, что давало ей возможность немного подзаработать. В этом году она планировала заниматься тем же, но планы улетели в выхлопную трубу. Одна надежда — вытянуть химию и не допустить непоправимо низкой отметки, иначе трындец.

С такими мыслями Ники вернулась в общежитие из универа.

В общежитии жизнь кипела. Ещё бы! Понедельник заставлял начинать неделю хорошо, чтобы к пятнице очистить душу от учёбы и провести выходные как молодые бесы и черти. В большой просторной гостиной студенты стайками расселись кто где и галдели. Маленькая общая кухня тоже не пустует, там ребята разучивают роли к какому-то спектаклю. Коридоры как всегда полны людей, и душа Ники рвётся окунуться в это безумие. Влиться в него, стать единым целым с праздником окончания учебного дня. Ей хочется пойти на задний двор и найти кого-нибудь из знакомых ребят, чтобы на пару часов забыться в болтовне ни о чём и обо всём сразу. Но у Ники как назло нет этого времени, она вынуждена осесть в своей комнате и чуть ли не пригвоздить себя к стулу, чтобы не сорваться в кутёж.

Эшли где-то пропадает. Девочка-праздник, девочка-рок-н-ролл.

Ники быстро расправилась с заданиями, набросала конспект по патологической физиологии, прочитала параграф, повторила обязательный список слов по французскому языку и только потом принялась за интервью.

Правок немало. Но хорошо, что работу вообще взяли, ведь газета хоть и местечковая, без размаха большого города, но старалась держать марку.

До Эшли не дозвониться, пришлось писать Фреду непосредственно, чтобы уточнить некоторые моменты. К счастью, он ответил почти сразу, и работа закипела с прежней силой. К концу внесения финальных правок часы уже показывали без пятнадцати час, а первое занятие с восьми как назло.

Мозги уже не слушаются, и стоит только подумать о химии, как тут же начинают кипеть и сопротивляться любой новой информации. Эшли до сих пор нет, скорее всего, она вернётся только к утру, но у Ники нет ни сил, ни желания идти искать её и кутить вместе с ней. Сон. Только сон! И будильник на пять утра, чтобы впихнуть в голову немного химии, чтоб её окаянную.

Что-то снилось. Что-то определённо снилось, но когда будильник возвестил о том, что время пришло, Ники руку бы дала на отсечение, что с того момента, как она легла, прошло не более минуты. Как несколько часов умудряются превратиться в полное ничто за одну ночь?!

Нахмурившись, Ники покосилась на окно, и там не то чтобы рассвело, но небо окрасилось в серый цвет. Готэм есть Готэм. Сон тяжело наваливался на уставшее тело, и Ники боролась и с ним, и с собой, и с желанием всё бросить, но она кое-как сгребла себя и, чтобы не уснуть, села. Закуталась в одеяло и вытащила учебник из-под подушки. Чуть не заплакала от мысли, что препод сейчас сладко-сладко спит, и все спят, а она вот страдает.

Вздохнув, Ники открыла учебник на первой главе и принялась читать, кое-как заставляя глаза не слипаться. В конце концов, она же умная девочка, как-нибудь выкарабкается.

 «Если два вещества, входящие в состав лекарственной формы, титруются одним и тем же титрованным раствором…»

 «Сумму бромидов определяют меркуриметрически и рассчитывают…»

Какой кошмар.

Ох, миссис Кампли, где же вы сейчас?

После прочтения глав Ники всё-таки прочитала записи в тетради Эшли, потом ещё раз пробежалась в учебнике по тем местам, которые показались самыми сложными. Кажется, что-то в голове всё-таки укладывалось, а ведь она всегда считала себя гуманитарием чистой воды.

После прочтения вялость и сонливость никуда не пропали. Наоборот, Ники чувствовала себя ещё более разбитой, словно разваливающейся на запчасти. Хотелось завернуться в одеяло и уснуть, и даже совесть с ней была согласна. Только бы лечь. И спать, спать, спать, до тех пор, пока глаза не выкатятся.

Кофе! Срочно надо выпить кофе! Чем крепче, тем лучше.

Ники кое-как слезла со второго яруса, включила чайник и посмотрела в сторону кровати Эшли. Та спала. Одежда была разбросана как попало, валялась на столе, свисала со спинки кровати, кофта так вообще на полу.

— Я тебе не мать Тереза, — отмахнулась Ники и достала из шкафчика банку растворимого кофе.

Организм офигеет, но сегодня две ложки — так и быть, без горки. Три ложки сахара, чтобы уж совсем дать себе пробуждающую пощёчину, и минимум молока.

— Пристрелите меня! — полушёпотом взвыла Ники и отхлебнула чудодейственный напиток.

Впрочем, не помогло.

Кое-как натянув на себя чёрные джинсы и футболку с изображённым на ней черепом в кровавых розах, Ники заплела две привычные косички и закинула в рюкзак учебники и тетради. А вот есть совсем не хотелось. Организм от кофе-то офигел после полубессонной ночи, поэтому наотрез отказался принимать в себя что-либо ещё постороннее, даже если это постороннее очень полезное.

Вот бы раздвоиться, как амёбка, и послать одну половину себя на учёбу, а вторую уложить спать. Эх!

— Эшли! — позвала Ники подругу. — Труба зовёт, подъём, засоня!

Девушка свесила с кровати руку и что-то невнятно пробурачала.

— Ты меня дискредитируешь, женщина! Я тоже как возьму и как усну!

— Ни-ик, — простонала девушка, — я просплю первое занятие… Скажи там, что я впала в безумие.

— В безумие, как же… В похмелье ты впала, Эш.

Подруга что-то ещё пробурчала непонятное и уснула окончательно. Ники завела для неё будильник на восемь тридцать и поставила на свой стол. Теперь, чтобы заткнуть дьявольское отродье, Эшли придётся спуститься, в противном случае ей придётся слушать пиликанье вечно.

Первым занятием в списке стояла паталогическая физиология, и сначала, как водится, повторение прошлой темы — действие болезнетворных факторов внешней среды. После того как препод и студенты проговорили основные ранее изученные моменты, настала пора для новой темы. Патофизиология клетки. Большая тема, важная, довольно сложная, ведь она тесно переплеталась с такой дисциплиной как онкология.

Ники одним глазом следила за преподом, миссис Джерси, а другим глазом спала. Мозг отказывался что-либо понимать, в голове к тому же крутилась какая-то убаюкивающая японская песенка. Ники то и дело закрывала глаза. Подперев рукой голову, она мечтала упасть лицом в парту и уснуть. Всё вокруг казалось нереальным, рождённым во сне, и разговоры о клетке и возникающих патологиях в ней никак не оказывали бодрящего эффекта. Даже наоборот.

К концу занятия Ники кое-как пообещала себе проснуться на скорой медицинской помощи, но организм решил по-другому. Весь предмет Ники честно продремала с полуоткрытыми глазами, толком не понимая, что вообще вокруг происходит. Ну и хрен бы с ним.

Эшли, пришедшая, как и обещала, ко второму занятию, выглядела не лучше, но у неё хотя бы получалось не спать. Ну, или она притворялась неспящей очень убедительно. Отчасти Ники пожалела, что вместо кутежа с подругой выбрала сон: она бы всё равно не выспалась, зато было бы что вспомнить. Заодно завела бы новые полезные — или не очень — знакомства.

Вообще-то ещё на первом курсе студентов пугали, что сейчас как начнётся студенческая жесть, а не жизнь, вот тогда они нюхнут пороху. Потом их пугали точно так же на втором курсе, но жесть всё не наступала. Наоборот. Благодаря умению запоминать всё с первого прочтения Ники и училась хорошо, и заработала себе хорошую славу среди учителей. Её считали умной и старательной. По большей части. Даже иногда закрывали глаза на то, что она могла проспать или явиться уж в очень готичном виде.

Ники благополучно пропустила почти весь первый день: ей было влом слушать, что вот и настал третий курс, и вот теперь-то им точно придётся несладко. «Не придётся» — рассудила Ники и весь день провела с друзьями. Учёбы-то всё равно не стояло в расписании в первый день, а занятия она и сама могла посмотреть на стенде — не слепая. Так что да здравствует хотя бы один свободный день!

Химия у них должна была начаться на третий день учёбы, но что-то там не срослось, что-то пошло не так, и новый препод пришёл только на восьмой день.

За эти восемь дней Ники успела зарекомендовать себя как твёрдую хорошистку. Отвечала на занятиях, записывала лекции, участвовала в обсуждениях. Одним словом, третий курс обещал пройти легко, незаметно и спокойно. С хорошими отметками. Но тут припёрся этот удод несчастный и всё испортил. Или чуть не испортил.

На общей хирургии Ники уже не так активно засыпала, уже слушала препода и даже пыталась вникнуть в вопрос и что-то записать. Потому что тут никак: или ты хирургию, или она тебя, без обид. К тому же как раз новая тема — неотложная помощь при критических состояниях организма. Рассказывали про непрямой массаж сердца, показывали на манекене, как его провести, потом студенты тренировались на нём поочерёдно. Далее следовала тема про шок, его виды и лечение. Вспомнили аллергические заболевания. Преподаватель показал, как оказывать первую помощь при утоплении, и студенты снова потренировались на манекене.

Движуха окончательно помогла Ники проснуться, и к окончанию занятия она чувствовала себя уже бодрячком, готовая горы сворачивать и моря переплывать. И очень кстати, так как дальше в расписании фармацевтическая химия. Ох, боги, дайте сил пережить этот адский ад!

На химии Ники окончательно проснулась, и дело даже не в том, что разбирали тему физико-химические методы анализа, а в том, что после разбора препод решил проверить усвоение темы. Задавал вопросы, указывал на студентов, кому отвечать. Некоторые поднимали руки сами.

— На каком принципе основана рефрактометрия?

Бинго! Ники подняла руку и с вызовом посмотрела на доктора Крейна, показывая, что ответ знает как самая прилежная умница. Но препод лишь скользнул по ней равнодушным взглядом и указал на Эшли. Девушка подправила русые волосы, захлопала глазками и пожала плечиками.

— Может быть, это аддитивность? — неуверенно спросила она.

— Верно, — ответил доктор Крейн и пошёл осыпать вопросами несчастных студентов дальше.

Ники не знала, показалось ей или нет, но, кажется, доктор Крейн спрашивал не только тех, кто всё-таки тянули руку, но и тех, кто меньше всего этого желали. Вот Сара — не прячется, но активно даёт понять: "Только не я, только не я". Ей досталось аж три вопроса от препода, и она сидит уже вся в полуобмороке. Она же тихоня, все знали, что Саре проще дать письменную работу, чем мучить её устными ответами.

Доктор Крейн видит же, что ей плохо! Зачем же он засыпает её вопросами? Когда он от неё отстал, Сара рухнула на стол и замерла, пытаясь отдышаться.

Уж не думает ли этот удод, что своими методами перевоспитает человека? Она же социофобушек ещё тот!

Не только Саре досталось от препода. Дэвис — тоже странноватый парень, к тому же немного заикается, когда нервничает. Доктор Крейн задал ему вопрос и встал, в нетерпении ожидая ответа, и Дэвис, конечно, разволновался. К концу ответа весь покраснел, не находя себе места и без конца теребя уголок тетради.

Ники так и застыла на месте с кислой миной, а Эшли лишь развела руками, типа ой да кто этих мужчин поймёт. Ники же недовольно подпёрла голову рукой и сверлила препода злобным взглядом. Удод. Как есть удод.

К середине занятия доктор Крейн раздал каждому студенту персональные задачи, чтобы никто ни у кого не мог списать. Пока ребята решали, он медленно проходил между рядами. У одного парня, у Сэма, забрал шпаргалку и поставил ему низший балл. Обойдя между рядами аж два раза, доктор Крейн сел за свой стол и продолжил наблюдать за студентами оттуда.

Ники хорошо подготовилась. Она одна из первых решила задачу, поднялась с места и подошла к столу препода. Положила прямо перед ним листок с решением и гордо ушла на место. Щёлкнув ручкой, доктор Крейн пробежался глазами по написанному, что-то почёркал и, не глядя на Ники, объявил:

— Ваша оцена «С», мисс Зелински.

— Да как так-то?! — одновременно возмутилась и удивилась Ники.

— Вы не расписали величину прироста показателя преломления, — с холодным укором ответил мужчина.

— Но ведь рассчитала же фактор, — чуть не плача, пожаловалась она.

— Будете и дальше пререкаться, понижу оценку, — беспрекословно ответил доктор Крейн.

Ники отвернулась к окну и часто-часто заморгала, чувствуя, как глаза наливаются слезами. Она уверена, что решила всё правильно, два раза проверила. Она же словами написала! «Фактор 1%», а уж что там не было слов «величина прироста показателя», так понятно же, что величина, а не курицы ощипанные имелись в виду!

Миссис Кампли требовала правильного ответа, а к словам она не придиралась. А этому индюку очкастому подавай всё тютелька в тютельку. Ведь ключевое-то слово «фактор»! И оно на месте!

Ники вытерла глаза и шумно выдохнула.

До конца занятия оставалось ещё пятнадцать минут, и всё это время Ники старалась успокоиться. Кое-как всё-таки получилось, и то только после звонка, когда Эшли довольная подскочила и похвасталась своей отметкой «С». А ведь у неё решение всё красным красно! А у Ники только один момент и подчёркнут!

Совести у доктора Крейна нет! Не отсыпала ему Вселенная, когда создавала самого вредного человека на планете.

Глядя на быстро пустеющий кабинет, Ники вздохнула и пересела за первую парту, готовясь принять любую участь, которую для неё приготовил доктор Крейн.

Пришли ещё два таких же многострадальных студента. Одного, кажется, звали Барри, а второго парня Ники не знала. Они расположились позади неё.

И вот, когда доктор Крейн сел напротив, за свой стол, Ники обиженно у него спросила:

— Это всё потому, что я гот, да? Знаете, непринятие субкультуры — это личная проблема человека, и он не должен...

Доктор Крейн сначала дал задания парням, а потом так же бесцеремонно положил перед Ники задачник и пустой лист бумаги.

— Страница двадцать пять, номер семь. На всё у вас пятнадцать минут, — перебил он, ни капли не смущаясь.

У Ники аж глаза на лоб вылезли. Он вообще слышал, что она к нему обращалась? У него вообще все дома? На её долгий взгляд доктор Крейн изогнул брови и недовольно спросил:

— Хотите что-то уточнить?

— Н-нет... То есть да. Да. Дело в субкультуре? — с тревогой спросила Ники.

Ведь если дело в этом, то тут хоть в Белоснежку превращайся, нелюбовь она уже завоевала, а всё остальное — превратности судьбы.

— Нет, мисс Зелински. У вас осталось тринадцать минут. Если не хотите «неуд», используйте время с умом.

Так он ещё один «неуд» собрался ей влепить?! Вот злыдень!

Ники, светясь недовольством, нарочно громко пролистала до нужной страницы и уставилась в задачу, мысленно испепеляя и задачник, и заодно препода. В этот раз она не торопилась, расписала условия, указала проценты и величины, высчитала пропорции, не забыв перед этим вывести в скобках формулу для расчётов. В конце написала подробный ответ и проверила всё ещё раз.

Кое-что от неё не ускользнуло. Ники пару раз оборачивалась на парней позади себя, пока решала свой вариант, и им, кажется, тоже досталось от препода по самые помидоры. Глаза у них по пятьдесят центов, сидят чуть ли не в поту, в полном охреневании. Но не это удивило её, а то, как доктор Крейн наблюдал за всеми ними тремя. В глазах не совсем здоровый блеск, какой-то... извращённый. Взгляд переходил от одного студента к другому, впивался в их лица, и Ники честно признавалась себе, что ей было не по себе. Даже страшновато.

Уверенности в себе немного поубавилось, и Ники несколько нервно протянула доктору лист с решением и задачник. Доктор Крейн вздохнул и что-то подчеркнул. Надменно посмотрел на пребывающую в прострации Ники и недовольно сказал:

— Не расписали титрование.

— Но в условиях же ни слова про титры! — возмутилась Ники.

— Если бы вы наводили раствор, вам бы пришлось указать их, — с холодным нажимом ответил доктор Крейн.

— Но я же не навожу раствор, — уже потеряла всякую надежду на положительный исход Ники.

Его брови снова изогнулись.

— Неважно. Вы ведёте расчёты и обязаны учесть всё. Мисс Зелински, вы плохо подготовились,— говоря это, доктор Крейн что-то написал под решением и протянул Ники. — К следующему занятию выучите указанные главы и решите ещё одну задачу.

Ники обречённо смотрела на исходные данные для приготовления раствора и вздохнула.

Парни тем временем тоже сдали свои работы. Кажется, их участь была не менее печальной, потому что они получили такое же задание от доктора Крейна и были отпущены восвояси.

Ники чувствовала себя странно. Честно говоря, ей и самой хотелось поскорее улизнуть из кабинета, но отчего-то препод её задерживал. Так она стояла около его стола, а он сидел и что-то писал ещё в журнале и говорил что-то, но Ники не слушала. Кивала только. Но заветное слово «Свободна» не пропустила мимо ушей и пулей выскочила в коридор.

Скорее бы всё это уже закончилось! Ники сложила листок с заданиями в рюкзак и уже более спокойно пошла в сторону выхода.