492 год / 3 год Н.И., начало августа

      — А я почти был уверен, что ты на кладбище, — эти слова вырвались у Биттенфельда сами собой, прежде, чем он осознал, что говорить подобное не стоило.

      Однако Виктория только повела плечами.

      — Там сейчас Антон, — спокойно ответила он. — У него очень мало свободного времени, да и… нужнее ему.

      Биттенфельд насупился.

      — С какой это стати Фернеру нужнее? — пробормотал он себе под нос, однако его услышали.

      — Когда я была маленькой, отец вечно служил в какой-то Тмутаракани, — Виктория по-прежнему смотрела в сторону. — Между нами никогда не было особой близости. А Антон несколько лет провел рядом с ним и успел узнать его лучше, чем кто бы то ни было, включая меня. Это он потерял родного человека, так что, будь добр, не задирай его.

      — Да я и не собирался, — мрачно возразил Биттенфельд. — Вот уж до кого мне никогда не было дела, так это до Фернера. Я вовсе не о нем хотел поговорить…

      Он осекся, а Виктория не стала ему помогать. Биттенфельд пытался ухватить нужные слова за хвост, но они разлетались нахальными птицами. Он не с того начал разговор, да и потом сказал вовсе не то, что следовало бы. Почему когда-то с Вик было так просто, а с фройляйн фон Оберштайн все так сложно? Неужели фамилия обязывает?

      Однако она не уходила, пусть и не смотрела на него, и не требовала, чтобы ушел он. Стояла и слушала все эти его бредни — так, может, еще не все потеряно?

      — Я, — усилием воли Биттенфельд собрался и сделал очередную попытку, — я просто хотел спросить, как ты… Что ты собираешься делать дальше?

      Виктория вновь неопределенно пожала плечами.

      — Почему я должна делать что-то особенное? — протянула она неторопливо. — Я ничем конкретным не занималась раньше, не вижу причин менять что-либо и сейчас. У меня есть сын, я ему нужна — вот и вся моя жизнь.

      — Нет, я… — Биттенфельд снова почувствовал, что запутался, — я имел в виду, где вы собираетесь жить? Останетесь на Феззане?

      — Я не знаю, — Виктория отвела взгляд от известной ей одной точки вдалеке и уставилась себе под ноги. — Моим первым желанием было вернуться на Один. Там наш дом — старый уже, но по-своему вполне неплохой. Я там выросла, там все привычно… Но потом я подумала, что для Пауля лучше было бы не возвращаться. Все-таки прежняя столица ужасно старомодна, и там Пауль будет обречен на одиночество. Кайзер Райнхард отменил старые законы, но из людских сердец они еще нескоро выветрятся. Здесь, на Феззане, к врожденным недостаткам относятся проще.

      Биттенфельд почувствовал, что его сердце забилось чуточку быстрее. Если Вик останется на Феззане — это же очень, очень хорошо! Они смогут видеться: пусть нечасто, пусть хоть иногда… Но даже этого рано или поздно должно хватить.

      Виктория же, сделав небольшую паузу, продолжала.

      — Впрочем, я рассматриваю и еще одну возможность, — теперь ее руки пришли в движение, она начала немного нервно комкать складку на юбке. — Во время пребывания на Хайнессене Антон обнаружил, что Альянс гораздо дальше нас продвинулся в медицине. У нас ведь протезирование разрабатывалось исключительно для взрослых — в первую очередь, для военных, пострадавших на службе. Детское протезирование не планировалось вовсе, ибо таким детям просто не давали шанса на существование. А в Альянсе, с его более мягкими законами, это оказалось востребованным направлением. Антон выяснил, что у них другой подход к глазным имплантам — они не такие жесткие, как наши, совершенно другой формы и из иных материалов. И там подобные операции можно делать гораздо раньше, чуть ли не совсем грудным детям.

      Голос Виктории пресекся, она судорожно вздохнула, и Биттенфельд машинально придвинулся ближе. Ему очень хотелось приобнять ее за плечи, однако он так и не решился.

      — Я не знаю, — совсем тихо вновь заговорила Виктория, — стоит ли ехать на Хайнессен. Они там столько от нас претерпели, с таким трудом выцарапали себе эту автономию… Вряд ли они будут рады видеть имперцев. Но если там смогут помочь Паулю, если не нужно будет ждать еще десять лет, если есть возможность подарить ему нормальное детство — то мне стоит это сделать. Деньги не проблема, у нас все давным-давно было отложено на эту операцию — мне надо только самой собраться с духом.

      — Я хотел бы отправиться с тобой, — выпалил Биттенфельд как всегда прежде, чем успел все обдумать. — Я никому не дам вас в обиду: ни тебя, ни нашего сына.

      Виктория наконец-то подняла на него глаза. Взгляд у нее был задумчивый и оценивающий.

      — Ты хочешь, чтобы первым, что Пауль увидит, были мы с тобой вместе? — поинтересовалась она чуть напряженно.

      Биттенфельд сморгнул: он даже не подумал об этом, хотя, несомненно, это было бы замечательно.

      — Да, наверное, да, — произнес он в конце концов. — Мне бы этого хотелось. Но я имел в виду, что еще больше мне бы хотелось сидеть с тобой там… и держать тебя за руку.

      По губам Вик скользнула кривая улыбка — бледное подобие той, что Биттенфельд сохранил в своей памяти.

      — Что ж, это… это действительно было бы здорово, — согласилась Виктория. — Но я еще не знаю, решусь ли я.

      — Если надумаешь — ты только скажи! — поспешно попросил Биттенфельд. — Я возьму отпуск в любое время, хоть в отставку уйду, если мне его не дадут — но, скорее всего, дадут, потому что мы вряд ли в ближайшее время будем воевать хоть с кем-нибудь.

      Улыбка Виктории на мгновение стала шире, но потом внезапно исчезла.

      — Спасибо, Фриц, — это прозвучало вполне искренне. — Однако давай расставим все точки над «i»: у нас ничего не получится.

      — Почему? — Биттенфельд с трудом сдержал все прочие слова, ограничившись этим простым вопросом.

      Виктория тяжело вздохнула.

      — Я не смогу быть хорошей женой, — терпеливо, словно маленькому ребенку, сообщила она. — Я вообще плохо представляю себе, что это такое — быть женой. У меня нет и никогда не было никакого образца для подражания, кроме отца, а о его… способности сосуществовать с людьми ты и сам прекрасно знаешь.

      — Да мне плевать на это, — Биттенфельд взмахнул рукой, словно отметая этот аргумент. — Ну что мне, домохозяйка, что ли, нужна? Мне было хорошо с тобой, когда мы были вместе — и тебе со мной тоже. Вик, будет неправдой, если ты скажешь другое.

      Виктория слегка нахмурилась, однако отрицать не стала.

      — Ладно, с этим все сложно, — сменила она вместо этого тему. — Но я никогда не рожу тебе больше детей. Ни одного, ни за что на свете. Это слишком страшно: принести в мир новую боль.

      — И не надо! — поспешно согласился Фриц-Йозеф. — У нас уже есть один ребенок, этого вполне достаточно для семьи! А если тебя так беспокоит род Биттенфельдов, то сообщаю, что у меня целый выводок кузенов и кузин, которые уже давно и успешно его продлевают.

      Вик фыркнула и покачала головой.

      — Ты неисправим… — выдохнула она, и Биттенфельд с облегчением услышал в ее голосе смешливые нотки. — Но все-таки я не готова.

      — Я подожду, — на сей раз настала его очередь пожимать плечами. — Вик, я ждал эти пять лет. На меня вся семья наседала, что давно пора остепениться, но с тех пор, как мы познакомились, я понял, что никто другой мне не нужен. Когда я тебя так глупо потерял, я решил, что ни на ком не женюсь, если моя судьба помереть холостяком — то пусть так оно и будет. В общем, это я все к тому, что если надумаешь — то я всегда буду рядом. А если нет… То я все равно буду рядом.

      — То есть ты просто не оставляешь мне выбора? — Виктория насмешливо вскинула брови.

      — Выходит, что так, — Биттенфельд ухмыльнулся ей в ответ.

      — Что ж, тогда… — она сделала драматическую паузу. — Тогда жди.