Почтовая карета удалялась от Парижа. Предместья остались позади, и повсюду, куда ни бросишь взгляд, раскинулись пока еще совершенно зеленые поля, перемежаемые небольшими рощами. Этот пейзаж мог бы выглядеть вполне пасторальным, если бы его не размывали струи зарядившего с самого утра дождя.

      От капель, облепивших окна, и из-за низко нависших туч в почтовой карете царил полумрак. Он не мешал разговорам и даже игре в карты, однако весьма затруднял чтение.

      Впрочем, молодой человек, расположившийся, по возможности, чуть в стороне от остальных, и не читал. Он лишь держал на коленях книгу, но даже не делал попытки разобрать строчек. Его взгляд был устремлен за окно, к бесконечным потокам дождя — но не видел даже их. Сторонний наблюдатель мог бы предположить, что взгляд этот, скорее, направлен в прошлое или же будущее, но не в настоящее.

      Собственно, он, этот случайно нашедшийся сторонний наблюдатель, именно это и предположил. Высокий старик, худощавый и совершенно прямой, сам с удовольствием сел как можно дальше от попутчиков. Почти все они были не его круга. Несколько торговцев держались вместе, как и пара отставных солдат. Прилично выглядевшая супружеская пара была занята друг другом, а вдова почтенных лет — тремя дочерьми.

      Молодой человек явно происходил из хорошей семьи. Он держался с тем уверенным достоинством, в котором нет места кичливости нуворишей; был аккуратно и изящно одет, без излишней франтоватости. Его лицо, сдержанное и сосредоточенное, выглядело усталым, но без следов пороков, свойственных юности.

      «Студент, — сделал про себя заключение старик. — Или нет, пожалуй, уже окончил Университет. Тогда, наверное, едет к месту службы. Интересно, он так печален потому, что не хочет ехать — или потому, что не хочет уезжать?

      Старику следовало отдать должное. Молодой человек прекрасно владел своими эмоциями, и чтобы разглядеть за маской его спокойствия печаль, надо было обладать недюжинной проницательностью. И тем не менее, старик угадал.

      Всего несколько дней назад Жерар Нуартье получил бумаги. В них ему сообщалось о назначении помощником королевского прокурора в городе Марселе. Пост очень и очень хороший, особенно ввиду того, что Жерар совсем недавно окончил Университет, однако бумаги ожидались совершенно другие.

      Почему не Париж?

      Почему не Париж, не город, в котором Жерар родился, вырос, получил образование — и образование, следовало отметить, блестящее? Почему ему, одному из лучших выпускников, не досталось места в столице? Ведь Жерар отлично помнил разговор, имевший место не так давно, в котором глава его факультета заверял, что подготовит ему рекомендации в парижскую прокуратуру.

      Ответ на все эти вопросы был один: Реставрация.

      — Вы поймите меня правильно, — говорил месье де Жонсо, глава юридического факультета, когда Жерар пришел к нему официально поблагодарить, а заодно и аккуратно расспросить о подробностях. — Все меняется слишком стремительно. Теперь многое будет совсем не так, как при узурпаторе.

      — Разумеется, — от души согласился Жерар. Он горячо приветствовал как падение Бонапарта, так и возвращение Людовика XVIII, и все же ему отчаянно не хотелось, чтобы эта радость стала помехой на пути его личной карьеры. — И вы как никто знаете, каким убежденным роялистом я был всегда — даже когда это не приветствовалось.

      — Помню, помню, — усмехнулся Жонсо. — В отрочестве вы осмеливались быть несдержанным на язык. Настолько, что я даже стоял перед нелегким выбором, а не отчислить ли вас от греха подальше. Ваш отец тогда приходил просить за вас, и, признаться, я уступил его настойчивости. Если бы не он, месить бы вам снег под Москвой.

      Жерар опустил голову, слегка покраснев. Он помнил ту выходку несколько лет назад, однако все эти годы был уверен, что она сошла ему с рук благодаря удачливости и тому, что многие в парижском Университете имели роялистские взгляды. Жерар даже не подозревал, что отец просил за него: господин Нуартье ни разу не обмолвился об этом.

      — Я благодарен вам, — произнес Жерар вслух. — Я рад, что получил возможность получить образование — и, смею надеяться, вы не разочаровались во мне.

      — Вы были блестящим студентом, — кивнул в такт своим словам месье де Жонсо. — И я уверен, что станете блестящим юристом. Вы умеете и думать, и говорить: глубоко думать и убедительно говорить. Направьте свой талант на службу правосудию.

      — Но не в Париже? — рискнул наконец уточнить Жерар.

      — Не в Париже, — вздохнул Жонсо и, отведя взгляд, начал перекладывать бумаги на своем столе.

      — Государь был так милостив, — голос Жерара не дрогнул, хотя внутри него все ходило ходуном, — что не стал изгонять людей с их постов. Даже придворные должности во многом остались за теми, кто исполнял их ранее. Так неужели…

      Он запнулся, но запнулся нарочно, давая понять, что не в силах сказать ни единого худого слова о короле. Месье де Жонсо снова тяжело вздохнул.

      — Я буду с вами откровенен, — произнес он с неохотой. — Для вас тоже все осталось бы по-прежнему, если бы ваш отец не отказался от поста сенатора. Тогда для вас были бы открыты двери Дворца Правосудия. Но поймите меня правильно! Все хотят служить в Париже — а у вас теперь больше нет покровителя.

      Жерар прикрыл на мгновение глаза. Именно это он и предполагал. Столица действительно притягивала всех. Парижане собирались здесь остаться, провинциалы мечтали здесь закрепиться. У славящихся роялистскими настроениями семей теперь было преимущество; у вернувшихся из эмиграции появилось преимущество. Даже у старой, милостью короля оставшейся наполеоновской аристократии сохранилось преимущество. А для него, Жерара Нуартье, просто не осталось места.

      — Я всегда высоко ценил вас, — тем временем уже живее говорил Жонсо. — Я подобрал вам очень неплохое место. Оно гораздо выше, чем то, на какое вы могли бы рассчитывать в Париже.

      — Но Марсель! — выдержка изменила Жерару, и он выдохнул это название почти с отчаяньем. — Марсель так далеко!

      — Марсель ближе, чем вам кажется, — улыбнулся месье де Жонсо этому юношескому порыву. — Это крупный торговый город, в нем кипит жизнь. У вас будет множество возможностей показать себя. Составите себе репутацию. Заработаете имя. Познакомитесь с нужными и полезными людьми. И — через несколько лет вернетесь в Париж не вчерашним студентом, но заслуженным прокурором. Нуартье, я предрекаю вам это.

      — Что ж, — смирившись, покорно склонил голову Жерар. — Я благодарен, что даже в таком водовороте событий вы не забыли меня. Осмелюсь ли я попросить об еще одной милости напоследок?

      — Если это в моих силах… — развел руками Жонсо, — то я буду рад оказать вам услугу.

      — Эти бумаги, — Жерар показал свое назначение. — Я хотел бы, чтобы в них было вписано другое имя.

      — Вы хотите уступить свое место кому-то другому? — недоуменно нахмурился месье де Жонсо.

      — Нет, — Жерар кривовато усмехнулся. — Я хотел бы приехать в Марсель другим человеком. Мой отец не пожелал служить королю, я же мечтаю об этом всем сердцем. Однако я не хочу, чтобы его величество, слыша мою фамилию, вспоминал моего отца. Так впишите в это назначение фамилию моей матери!

      — Такое не принято, — Жонсо все еще хмурился, однако уже прикидывая что-то.

      — Это не противозаконно, — парировал Жерар. — Наше право дозволяет сыну взять фамилию матери, и даже без объяснения каких-либо причин. Единственное — для этого нужно время, а мое назначение требует отъезда в течение недели. Все, о чем я прошу вас, это поспособствовать ускорению процедуры.

      — Все-то они знают: выучили их на свою голову! — притворно пожаловался в пустоту Жонсо, а затем кивнул. — Ну хорошо. Я похлопочу, и вскоре вы получите пакет с новыми документами и новым назначением. На какую фамилию их выписывать?

      — Благодарю вас, месье! — Жерар с благодарностью поклонился. — С вашего позволения, отныне моим именем будет де Вильфор.

      Жерар ничуть не удивился, что отец очень быстро узнал обо всем этом, хоть сын и не удосужился поставить его в известность. Господин Нуартье умудрялся добывать новости едва ли не раньше, чем они успевали произойти, и мало что могло укрыться от его пристального внимания.

      — Итак, господин де Вильфор, вы даже не соизволите зайти попрощаться? — поинтересовался Нуартье, стремительно входя в комнату к сыну и с любопытством оглядывая почти завершенные сборы. — Знаете ли, в приличном обществе вроде как принято прощаться со знакомыми людьми, когда расстаются с ними надолго.

      — Вам прекрасно известно, — едва заметно вздохнув, ответил Жерар, — что я дважды заходил к вам, но так ни разу и не застал на месте. За вами не угнаться, отец.

      — А! Так ты все же продолжаешь считать меня отцом? — господин Нуартье резко обернулся к сыну, впиваясь взглядом в его лицо.

      — Разумеется, — Жерар изо всех сил старался сохранять спокойствие.

      Нуартье еще несколько секунд разглядывал его, а потом прошелся по комнате. Дойдя до стола, на котором аккуратной стопкой лежали приготовленные бумаги, он взял верхний листок и прочитал:

      — «Господин де Вильфор милостью его величества короля Людовика XVIII назначается помощником королевского прокурора города Марселя…» Вильфор, Вильфор… где-то я слышал эту фамилию... Такая знакомая!

      — Это фамилия моей матери, — сухо ответил Жерар. — Я имею на нее не меньше прав, чем на вашу. Тем более, что матушка всегда сохраняла верность короне, даже в противовес вашим убеждениям.

      Господин Нуартье положил назначение обратно и усмехнулся.

      — Дуешься, — произнес он насмешливо. — Дуешься, как мальчишка — и как мальчишка огрызаешься. Но, надеюсь, ты не рассчитывал, что я на тебя обижусь?

      — Я рассчитывал, что вы на меня не обидитесь, — пожал плечами Жерар. — Вы же знаете, что наши пути давно начали расходиться.

      Нуартье покачал головой.

      — Да уж, я прекрасно осведомлен о твоих настроениях, — заявил он. — Ты не скрывал их никогда — иногда даже излишне не скрывал…

      — Я знаю, вы просили за меня, — перебил его Жерар, нервно теребя манжет на левой руке. — Я слишком поздно узнал об этом, но, узнав, хотел поблагодарить…

      — Не стоит! — отмахнулся Нуартье. — Я уважаю военную службу, но ты, давай уж смотреть правде в глаза, к ней не приспособлен. Служи лучше там, где ты можешь приносить пользу.

      Бледные щеки Жерара слегка порозовели от такой не слишком лестной характеристики, однако он промолчал. А господин Нуартье тем временем продолжал:

      — Правда, я ожидал, что ты выберешь адвокатскую практику. Там куда больше простора для честолюбца вроде тебя, да и идти можно до самого конца, настаивая на своем. В то время как возможности прокурора ограничены: осознав, что подсудимый невиновен, ему стоит отклонить обвинения — и тем самым признать свое поражение. Это требует… некоторого самоотречения, ты не согласен?

      — Смею надеяться, — холодно ответил Жерар, — что я возьму за правило разбираться в делах тщательнейшим образом и никогда не потребую наказания для невиновного. Однако, если же мои глаза откроются во время процесса — не сомневайтесь, мне достанет здравомыслия уступить. Ведь уступать я буду не адвокату, но справедливости.

      — Прекрасные слова! — господин Нуартье развел руками и широко улыбнулся. — Надеюсь, ты сохранишь этот настрой и в дальнейшем. А пока — не смею задерживать твой отъезд. Ты обнимешь меня на прощание? Или обниматься с революционером противоречит твоим политическим убеждениям?

      — Отец!.. — с возмущением воскликнул Жерар и обреченно позволил стиснуть себя в крепких объятиях.

      Все эти воспоминания вновь и вновь прокручивались в голове Жерара де Вильфор, и под конец дня он был совершенно измучен не столько долгой и тряской поездкой, сколько этими без конца повторявшимися мыслями. Даже в гостинице, где остановились на ночь, он опомнился, лишь когда осознал, что неплохо было бы поесть перед сном. За весь день Жерар не ел почти ничего, да и сейчас не особо хотелось, но промозглая погода вызывала желание согреться не только снаружи, но и изнутри.

      Жерар спустился вниз и спросил легкий ужин. Ему его пообещали, но сообщили, что оба отдельных кабинета уже заняты: один семейной парой, другой вдовой с дочерьми. Вздохнув, Жерар согласился отужинать в общей зале.

      К счастью, та не выглядела переполненной. Общий стол был длинным, однако небольшие группы сидели за ним достаточно разрозненно. Поискав взглядом самое свободное место, Жерар обратил внимание на старика попутчика, облюбовавшего дальний угол и сидевшего в одиночестве. Поколебавшись немного, он направился в ту сторону.

      — Прошу прощения, месье, вы не против, если я нарушу ваше уединение? — поинтересовался Жерар негромко.

      Старик поднял на него взгляд и, поколебавшись мгновение, кивнул.

      — Располагайтесь, — предложил он низким глубоким голосом. Когда Жерар опустился на скамью рядом, он добавил: — Мне кажется, в течение пути нам еще не раз выпадет оказаться по соседству.

      И он с усмешкой кивнул в сторону компании торговцев. Жерар не мог с ним не согласиться. По всему выходило, что, несмотря на разницу в возрасте, только они двое наиболее подходили друг другу по положению. А раз так, то следовало познакомиться.

      — Разрешите представиться, — как более молодой, начал Жерар. — Жерар де Вильфор, направляюсь в Марсель.

      — Маркиз де Сен-Меран, — улыбнулся ему в ответ старик. — Цель моей поездки тоже Марсель, вернее, его ближайшая округа.

      — Маркиз? — слегка растерялся Жерар. — Зачем же вам тогда эта почтовая карета?

      Сен-Меран покачал головой.

      — Я вернулся из Лондона одновременно с его величеством, — сообщил он. — И теперь еду посмотреть свое прежнее поместье. Нужно полностью восстановиться в правах, а также убедиться, что дом пригоден для житья. И вот когда все это будет сделано, то ко мне присоединятся супруга с дочерью, для которых поездка станет максимально комфортной. А пока я один, мне многого не надо. Да и куда я дену собственную карету, если я даже еще не уверен, что мой дом в Марселе все еще мой?

      Жерар признал, что это вполне разумно, и окончание вечера протекло за неспешной беседой на отвлеченные темы.

      С этого мгновения поездка перестала быть для одного из путешественников скучной, а для второго — мучительной. Маркиз получил в свое распоряжение умного и образованного собеседника, а Жерару выпал прекрасный шанс отвлечься от размышлений о прошлом и посвятить себя настоящему и будущему. Когда же собеседники, осторожно покружив возле скользких тем, выяснили, что придерживаются абсолютно одинаковых политических взглядов, их беседы стали более открытыми.

      За время пути Жерар успел снабдить своего попутчика множеством юридических советов. Он еще не успел закостенеть в своей специализации, и общее право было весьма свежо в его памяти. Маркиз с благодарностью слушал, ведь ему предстояло немало процессов по возвращению утраченной во времена Революции собственности.

      — Как подумаю, сколько бумаг мне потребуется — голова идет кругом, — признался он как-то. — Не тот у меня уже возраст, чтобы начинать все сначала, однако мы просто не могли не вернуться на родину.

      — Это все вовсе не так сложно, как вам кажется, — вежливо возразил Жерар. — Бумажной волокиты и правда предстоит изрядное количество, но у вас уже есть рекомендации от короля, а значит, никаких серьезных препятствий не предвидится. Вы, главное, найдите себе толкового и расторопного нотариуса и следите, чтобы он подгонял ваши дела.

      — А вы не возьметесь за этот труд? — предложил маркиз.

      Ему понравился этот молодой человек, и Сен-Меран, еще не осознавая это толком, хотел бы продолжить свое знакомство с ним. Однако Вильфор покачал головой.

      — Боюсь, официально я ничем не смогу вам помочь, — произнес он с искренним сожалением. — Моя подпись не будет иметь в ваших делах никакой силы, ведь я не нотариус.

      — Неужели? — удивился маркиз. — Вы с таким знанием толковали о юридических вопросах, что я не сомневался в вашем образовании.

      Вильфор негромко рассмеялся.

      — Кажется, я должен попросить прощения, — продолжая улыбаться, сказал он. — Я еще не привык к своему новому назначению, и оттого при нашей первой встрече не представился полностью. Я действительно получил юридическое образование и действительно еду в Марсель, чтобы приступить там к работе. Я — помощник королевского прокурора.