Обьяснение

Вслед за жарким летом пришла щедрая осень. На клумбах доцветали поздние розы, и Густав уже собирался обрезать их на зиму. Фрукты на базаре были совсем дешевыми, и Магда с Луизой целыми днями сушили на зиму яблоки и сливы, делали наливку, готовили варенье на меду. Весь дом, казалось, пропитался запахом яблок и меда. Анна и Грета тоже крутились на кухне, норовили ухватить кусочек. Магда, смеясь и ворча, отгоняла их от печи.


Как-то Лангер заметил на руке Луизы колечко. Дешевенькое, простой работы, но все равно — откуда? Кто-то подарил, значит. Что же, девочка и впрямь расцвела, на такую всякий оглянется… Вот только хватит ли ей ума понять, что не от всякого стоит принимать подарки?

Вечером Лангер поделился с Рионой своей тревогой:

— У Луизы, кажется, ухажёр появился…

— Ну и что? — удивилась Риона. — Она уже не ребенок. Если хороший человек, так, может, она и замуж выйдет.

— А если плохой?

— Значит, не выйдет, — вполне логично ответила Риона. Лангер вздохнул. Ну, не объяснять же ей, что может сделать юной девушке плохой человек…


На другой день он обратился к Магде. Та, в отличие от Рионы, сразу поняла его тревогу, всполошилась.

— Вот ведь, а я и не заметила… Да уж, не скажет мне сестра «спасибо», если девочка в подоле принесет! Обязательно поговорю, конечно!


Ещё через два дня она сама подошла к нему.

— Спасибо, что обратили внимание, хозяин, а только все у Луизы в порядке, это наш Виллем ей подарил. Ну, уж он-то ее не обидит.

Безусловно, она была права. От Виллема подлости ждать не приходилось, так что за девушку можно было не беспокоиться. Только откуда у мальчишки деньги на такие подарки? Ученикам жалования не полагается.

Впрочем, совсем уж безденежным Виллем не был, конечно. Риона по праздникам добавляла ему к подарку несколько монет. Ну вот и накопил, значит.


Некоторое время Лангер внимательно присматривался к Виллему и Луизе. И верно, мальчишка, кажется, готов был вовсе не отходить от подруги, по вечерам после работы рвался помочь ей с уборкой. Магда добродушно ворчала, прогоняя его с кухни:

— Иди отдыхай, у тебя своих дел хватает! Без тебя найдется, кому посуду помыть!

А вот что думала об этом Луиза, понять было сложнее. На восторженные взгляды Виллема она отвечала горделивыми и высокомерными, неуклюжих ухаживаний, казалось, не замечала вовсе. И поди пойми — то ли кокетничает, то ли неинтересен он ей…


Впрочем, через пару недель Лангер выкинул это все из головы. Сами разберутся, он им не нянька. А у него своих забот хватало. И с одной мастерской, и с другой. Он и уголь закупал, и за песком ездил, и с заказчиками торговался. А по вечерам сидел над чертежами. В голове все время крутились новые идеи, хотелось придумать что-нибудь такое, чего никто еще не делал. У их мастерской уже и репутация складывалась соответствующая — к ним обращались за замками необычной, нестандартной конструкции. Михель к этому времени окончательно выбрался из Мокрого переулка, начал подыскивать ученика. А по вечерам, закончив работу, он порой вслух мечтал о будущем. О том, как женится, как будет учить ремеслу своего сына, как они вместе работать станут…

Лангер сначала посмеивался над другом, а потом вдруг подумал — а ведь теперь и он может сына научить хорошему, а не только воровскому делу. Только ведь Риона-то думает ему, сыну, свою мастерскую передать. И как же они будут выбирать, какому ремеслу учить парня?

И ведь глупо было всерьез рассуждать о таких вещах, когда она даже и не беременная. А вот пришла в голову мысль, и не выгонишь!


Вечером, пока Риона укладывала девочек спать, Лангер не удержался и спросил:

— А когда будет мальчик, ну, в смысле сын… что мы тогда делать будем?

Риона ответила не сразу, склонилась ниже, поправляя одеяло у Анны. И сказала, не оборачиваясь, сухо, безразлично:

— Мы же договорились. Как тогда решили, так и будет.

Лангер не сразу понял, о чем она говорит. О чем договорились? Они об этом и не разговаривали вовсе! А потом… его словно холодной водой окатили.

— То есть когда родится сын, я… мне… я уйду отсюда?

Она выпрямилась и теперь стояла лицом к окну, даже не смотрела на Лангера. Как будто этот разговор был ей неинтересен. И голос звучал совсем равнодушно.

— Я от своего слова никогда не отказываюсь.


В первый момент Лангер хотел возразить… объяснить… Что плевать ему на тот договор, что он давно уже забыл об этом, что не хочет он никуда уходить.

Если бы она обернулась к нему, он бы так все это и сказал. Если бы хоть не так спокойно говорила. Как будто ей все равно.

Да хотела ли она, чтобы он остался?


Он считал, что договор — о том, чтобы его отпустить. Что Риона тогда о нем, Лангере, думала — о том, что ему с ней в тягость жить будет.

Да с чего он такое вообразил? Как когда-то Магда о нем сказала — «только о себе, любимом, беспокоишься…»

А ведь, похоже, Риона не его освободить хотела, а самой от него освободиться. «Мы с тобой не пара» — он-то решил, что она его красоту несказанную имеет в виду, рожу его смазливую. Конечно, не пара — она потомственный мастер, у нее дом, мастерская, имя, уважение… а он вор и бродяга. И люди это помнят и наверняка до сих пор перешептываются. А вот если он уйдет… Дети рождены в законном браке, у них есть отец. А кем был тот отец, забудется быстро. И никто не посмотрит на них косо, девочки смогут найти достойных женихов, сын примет мастерскую и продолжит династию…

И для всего этого надо только, чтобы он, Лангер, ушел из их жизни.


Но ведь теперь он не вор! Время прошло, и все изменилось… он сам изменился! Он не вор, его знают и уважают на ярмарках, он ходит вместе с Михелем на цеховой сход к слесарям… Он уже не тот, что был, когда они договаривались. Так зачем ему теперь уходить?

Он промолчал. Это же ещё не сейчас решать. Риона даже не беременна пока! И, может, у нее снова девочка будет… Пока все остаётся по-прежнему. А там — видно будет.


Время шло, день за днём, и казалось, что так будет всегда. И порой Лангер вовсе забывал о том коротком разговоре. Да и то — хватало других забот. То заказчик отказался от целого набора посуды — аванс-то, конечно, остался, да много ли с того проку, если на каждом бокале изображён вензель будущего владельца! Попробуй теперь найти покупателя с такими же инициалами… То Михель вздумал менять фрезу прежде, чем станок остановился, поранил руку так, что неделю работать не мог, и Лангеру пришлось договариваться с заказчиками, чтобы согласились подождать…


А ещё Лангер потихоньку присматривался к Виллему и Луизе. У девушки то и дело появлялись новые украшения — дешёвка, но и на нее нужны деньги. Ну, допустим, бусы из разноцветных стеклянных шариков Виллем мог и сам смастерить, вечером после работы, пока печи не остыли. Допустим, мог он и на продажу такие бусины сделать, чтобы купить брошку. Но все равно…

И ведь видно же, что Луизе дела нет до восторженных взглядов мальчишки. Лангер даже попытался как-то поговорить с Виллемом.

— Ты пойми, без толку все это. Не любит она тебя, парень, тут уж хоть из шкуры выскочи…

Виллем сердито засопел:

— Вам-то что с того?

Вопрос был в общем резонный. Хочет щенок глупостей наделать — что же, его право…


Как-то раз Лангер заметил, как Виллем выходит из дома, прижимая к груди коньки. Вода в каналах еще и не думала замерзать, и Лангер резонно рассудил, что тот собрался продать свою единственную ценность. Ну, что поделать, если ученику больше негде денег взять.

Другой на его месте давно ушел бы от Рионы, нашел бы мастера, которому подмастерье нужен. Но после того разговора в трактире Лангер понимал, что Виллем от Рионы не уйдет никогда, придется, так и до старости в учениках ходить будет. Прямо хоть взять Клааса да силой оттащить к старшине…


Между тем Риона вела себя как-то… странно. То была нежна и ласкова как никогда, то вдруг становилась суховатой и сдержанной. Лангер пытался спросить, в чем дело, что случилось — она смотрела куда-то мимо него, словно не понимала, о чем речь. И разговаривали они теперь в основном только о детях да о работе. Это было похоже на то, как они общались в самые первые дни — осторожно, словно по канату идут, так, чтобы не сказать лишнего, не обидеть… Но теперь-то давно все иначе!


В начале зимы Риона опять забеременела. И сказала об этом не так, как прежде, со смущением и робостью, а по-деловому, словно про новый заказ.

— А если это будет сын, что тогда? — осторожно уточнил Лангер. Риона ответила холодно:

— Я тебя ещё ни разу не обманывала.

Вот и поговорили… Верно, она его не обманывала — и от него, стало быть, честности ждёт. Того, что он исполнит все, как договаривались…

Ну, может, это опять девочка будет!


Воскресный день клонился к вечеру. Все, как обычно, собрались в передней комнате. Лангер возился с детьми, мастерил им из старой корзинки карету для кукол. Он вообще последнее время очень много времени проводил с дочками. Будет что вспоминать потом… Да и они его, может быть, тоже запомнят. Магда и Луиза перебирали белье, пришивали оторвавшиеся пуговицы, чинили мелкие прорехи. Риона с сосредоточенным видом склонилась над очередным эскизом.

Хлопнула входная дверь, послышались торопливые шаги. Луиза вдруг вскочила, уронив ножницы, выглянула в коридор и испуганно вскрикнула. Напротив нее стоял Виллем, навалившись на плечо Густава, и лицо ученика было в крови. Кажется, парни хотели незаметно проскочить в заднюю комнату, да вот не вышло.

— Что случилось? — Луиза топталась на пороге, словно хотела подойти к Виллему, но боялась. Или стеснялась. — Что с тобой?

— Да все в порядке, — бодро прошепелявил Виллем разбитыми губами, пытаясь прикрыть шапкой подбитый глаз. — Я упал. Поскользнулся и упал.

— На чужой кулак, — спокойно добавил Лангер. Подумал и уточнил: — Раз пять, не меньше.

Уж он-то в подобных вещах разбирался, не забыл ещё, как самому драться приходилось.

Густав покраснел. Виллем, наверное, тоже, но за кровью и синяками не видно.

Риона выглядела растерянной, видно, прежде ее ученик в подобные переделки не встревал.

— Как же ты… так неосторожно? — спросила она. Виллем потупился.

— Простите, мастер! Это пустяк, я смогу работать…

— Да какое работать! Тебе к лекарю надо!

— Нет-нет, все в порядке, — он испуганно попятился.

Луиза почему-то посмотрела на Лангера с надеждой. И Магда тоже, и даже Риона. Словно она тоже ждала, что он решит. Как будто он правда хозяин в доме. Как будто не осталось ему в этом доме жить считанные месяцы…

— Так, — решительно скомандовал он, — ступайте в заднюю комнату, умойтесь, потом поговорим.

— Верно, нечего тут топтаться, — поддержала его Магда. — Густав, где у нас горячая вода, помнишь?

Парни дружно закивали и тут же исчезли. А в комнате повисло напряжённое молчание.

— Это так странно, — проговорила наконец Риона. — Виллем никогда не дрался. Он вообще благоразумный мальчик…

— Это из-за меня, — всхлипнула Луиза. — Но я же не виновата!

Анна и Грета ничего не понимали, но чувствовали общее волнение, смотрели испуганно, заранее плаксиво надув губы.

— Я разберусь, — спокойно сказал Лангер и подмигнул Анне. — Ну, какая у тебя ещё ленточка найдется, украсить с этой стороны?


Потом Анна и Грета с восторженными воплями потащили показывать карету матери, а Лангер встал и пошел в заднюю комнату.

Парни чинно сидели на лавке, тщательно умытые, и даже капли крови и брызги воды с пола успели вытереть. Увидев Лангера, оба вскочили на ноги. Он подошёл, молча осмотрел лицо Виллема — глаз цел, и нос тоже, а остальное заживёт. Так же молча взял за руку, повернул ладонью вниз — костяшки все в ссадинах, видно, защищался отчаянно. Ну молодец, не трус. Потом он обернулся к Густаву — лицо почти цело, зато кулаки разбиты ещё сильнее. Тоже молодец, не бросил товарища.

— А теперь рассказывайте! — скомандовал Лангер. Оба разом опустили взгляды, засопели. И начали рассказывать — медленно, запинаясь, косясь друг на друга.

Как выяснилось, не зря Лангер беспокоился, откуда у мальчишки деньги. Прибыли от проданных коньков хватило ненадолго. И Виллем не придумал ничего умнее, чем попытать счастья в картах.

— Ты что, совсем дурак?! — изумился Лангер. — С чего ты вообразил, что сможешь выиграть?

— Я видел, как вы с мастером играли, — виновато прошептал ученик. Лангер понял не сразу. А когда понял, возмутился ещё больше:

— То есть ты жульничал?

Теперь понятно стало, за что мальчишке морду набили. За дело, ничего не скажешь.

— Вы только мастеру не говорите, — тихо попросил Виллем. — Пожалуйста!

— И тебя сразу раскрыли?

— Не сразу, — вздохнул Виллем, — два раза я выигрывал. А теперь они деньги назад требуют.

— А ты уже потратил, — констатировал Лангер. — И кстати, с кем ты играл? Откуда у тебя такие знакомые, которые с мальчишкой на деньги играют?

Виллем молчал. Впрочем, Лангер и не ждал от него ответа. Повернулся к Густаву:

— И какого черта? Тебе и самому с такими людьми знаться незачем, а ты ещё и друга с ними свёл!

— Я помочь хотел, — Густав втянул голову в плечи, — ему же деньги нужны были… Вы только отцу не говорите, ладно?

Лангер покачал головой. Ухватил обоих за вихры, дёрнул хорошенько пару раз. Стоило бы, пожалуй, рассказать и Лассе, и Рионе, за такое мальчишки заслуживали серьезной выволочки.

К концу лета Риона родит, и если это будет сын… Кто предостережет его от подобных ошибок? Кто поможет, если он в беду попадет?


— Ладно, не скажу, — сказал он. — Завтра вечером отведете меня туда.

— Вы отыграетесь? — робко уточнил Виллем.

— Я на идиота похож? Просто верну, сколько ты должен.

— Я вам потом отдам! — горячо пообещал мальчишка. — Стану подмастерьем и отдам…

— Не надо мне ничего отдавать. Просто думай в другой раз, прежде чем глупости делать.

— Спасибо, хозяин!

В голосе, в глазах Виллема были благодарность и надежда. И у Лангера вдруг сжалось сердце. Хозяин… Сколько ему хозяйничать осталось?

Ну, может, всё-таки опять девочка родится! Может, Лангеру повезет?!


На другой день Лангер выбрал минуту поговорить с Клаасом. Обьяснил, что тот со своей неуверенностью и Виллема подводит, и Риону, и свою же семью, наконец…

Через две недели Клаас получил звание мастера, его жена по этому поводу приготовила праздничный обед. А ещё через неделю Виллем собрал свои скудные пожитки и ушел из дома. С некоторым удивлением Лангер узнал, что он снял угол у Лассе. Хотя если подумать, то вполне разумно — Густав ведь теперь жил у своего мастера, и Лассе с Хильдой с радостью приютили товарища своего сына. Может, и сам Густав станет почаще от мастера домой наведываться, с родителями видеться…


Теперь Виллем приходил в мастерскую вместе с Йостом и Клаасом. А его обязанность разжигать печь по утрам, вместе с местом на лавке в задней комнате, перешла к новому ученику — худенькому лопоухому пареньку, такому тихому и незаметному, что Лангер даже имя его все время забывал. Да и то, к чему запоминать? Лангер, может быть, скоро вовсе уйдет из этого дома, и уж точно не о мальчишке будет вспоминать и тревожиться…


Время шло томительно медленно, порой Лангеру казалось, что Риона никогда не родит, так и будет ходить с животом. А иногда, наоборот, он оглядывался назад и удивлялся тому, как быстро пролетали месяцы.

Один раз с ним такое уже было — когда он шел через весь город к виселице. Тогда тоже путь казался бесконечным и одновременно страшно коротким… И как тогда, так же мучило сознание несправедливости происходящего. Что ни говори, а за кражу, притом даже неудавшуюся, не вешают. И сейчас тоже — за что он должен уходить, что плохого сделал? Работает, деньги в дом приносит, с детьми помогает…


Риона стала совсем молчаливой и замкнутой. Он пытался поговорить, спросить, что с ней происходит — тошнит, что ли, опять? Или болит что-нибудь? Она отмалчивалась, отвечала односложно. А при том не сказать, чтобы он, Лангер, ей неприятен стал. Сидел ли он над чертежами в кабинете, или в саду играл с девочками, или рассеянно перебирал струны лютни, сидя в передней комнате у окна — Риона всегда как-то случайно оказывалась рядом. Раскладывала свои эскизы, или присоединялась к игре, или тихонько напевала под его мелодию… Как будто ничего не изменилось. Как будто у них все хорошо.


А с другой стороны — что тут такого уж несправедливого в том, что ему придется уйти? Ну, не ворует, как и обещал. И что? Вон сколько народу не ворует — Рионе с ними всеми жить надо, что ли? Он и так получил куда больше, чем заслуживал. Для начала жив остался, а ведь должен был уже четыре года как в земле гнить. А он живой-здоровый, и людям в глаза честно может смотреть, и дело у него в руках есть, даже два — торговля да замки… Что же ему ещё надо?

Да самой-то Рионе без него труднее будет! Он ведь так старался помогать ей, чтобы от него польза была. Последнее время она только и занималась тем, что стекло выдувала, а остальное было на Лангере — и уголь, и сода, и красители, и, само собой, продажа. Он взял на себя все, что только мог, даже к Михелю теперь не каждый день заглядывал. Михель-то и без него обойдется, а Рионе тяжело. Она опять уже работала сидя, и все равно из мастерской по вечерам выходила усталая, побледневшая. Лангер помогал ей подняться по лестнице в спальню, снять с отекших ног тесные туфли. Ну, как же она одна будет? Снова думать об угле и поташе, снова торговаться с заказчиками и сдавать товар в городские лавки? Да при том с тремя детьми, с новым учеником, который ещё ничего не умеет?


Риона справится, конечно, она сильная. Ведь раньше, до него, справлялась же. Но неужели ей с ним настолько тягостно, что проще опять все это на себя взвалить?

Надо будет поговорить с Яном, чтобы он ей хоть песок привозил. Он не откажет, дело-то несложное. И уголь тоже — он ведь ходит по округе с замками, может и до хижин углежогов дойти, у них, на месте, дешевле выйдет, чем в городе.


До самых родов Лангер отчаянно надеялся, что опять родится девочка. И пока Риона рожала, он ждал под дверью все с той же надеждой. Потом Магда, как и в первый раз, вынесла ему спелёнатого ребеночка, сказала с улыбкой:

— Поздравляю, хозяин, наследник у вас! Наконец-то!

С ребенком на руках он подошел к Рионе. Та устало улыбнулась:

— Видишь, все хорошо.

— Да, — согласился он. — Ты молодец!

И опять нежность захлестнула его горячей волной, захотелось опять обнять ее, прижать, говорить глупые и ласковые слова…

Последнее время она избегала его ласки. Ладно в постели, может, беременным это нельзя — но даже его объятия были, кажется, ей неприятны. Он погладил ее руку. Поцеловал в щеку. На миг показалось, что она сама потянулась к нему.

Нет, конечно. С чего бы вдруг? Он ведь все понимает…


Труднее всего было отвечать на поздравления — Клаасу, Йосту, Михелю, даже Виллему. Никто из них не знал, что означает для него, Лангера, рождение сына. Он улыбался, благодарил, выслушивал рассуждения о том, что у мастерской теперь наследник есть, принимал пожелания, чтобы еще Риона ему еще одного сына родила, а лучше двух — чтобы один слесарным делом занялся, а другой по торговой части…

Рионе хватит и одного. А он, Лангер, даже не увидит, как тот растет. С дочками-то хоть немного успел потетешкаться.

До крестин, конечно, уходить не следовало. Пусть все видят, что мальчик рожден в браке, с законным отцом. Незаконнороженному мастером не стать, не примут его в гильдию. И Лангер пользовался недолгим отпущенным ему временем. Сам купал сына, сам убаюкивал по вечерам. Анна и Грета разглядывали братика с любопытством, словно диковинную куклу. Украшали его колыбельку цветными лентами, как ту кукольную карету. Это хорошо, что детей трое. Вырастут и будут дружить и поддерживать друг друга. Лангер в детстве завидовал тем, у кого были брат или сестра. И Риона тоже одна росла… Одному плохо.

Почему-то Риона предложила Лангеру самому дать имя сыну. Он и не ждал такого, думал, она сама все решила. Выбрать было трудно, имен-то много, и все красивые. Наконец он предложил — Ганс.


По вечерам частенько заходил в дом Виллем, возился с Анной и Гретой, мастерил для них игрушки. Оно понятно, что парень ради Луизы заходит, но все-таки… Может, Виллем будет для Ганса вроде старшего брата. Ну, раз он сам говорил, что у него никого, кроме Рионы, нет. А то ведь плохо мальчику расти без отца. Пусть ему голодать и мерзнуть не придется, а все равно — станут другие мальчишки дразнить, кто заступится? Кто предостережет от дурной компании, не даст пристраститься к тем же картам?


И сразу после крестин Лангер тоже не ушел. Риона еще не вернулась к работе, от нового подмастерья толку было пока маловато, и, как ни старались Клаас с Йостом и Виллемом, прежнего дохода мастерская не приносила. Так что уходить было никак не ко времени.

Иногда у Лангера мелькала мысль — а что, если он просто останется, и все? Не станет же Риона его силой выгонять! Забыть про тот договор, отказаться его выполнять. Ведь все на словах же… правильно, ни один стряпчий не взялся бы такое заверять.

Выгонять Риона не станет, верно. Только посмотрит удивленно и презрительно, как она умеет. Она ему ни разу не врала. И ему доверяла — с самого начала, во всем, в серьезном и в пустяках. И сейчас доверяет.


Когда Гансу исполнилось четыре месяца, Риона окончательно вернулась в мастерскую. Больше причин тянуть с уходом у Лангера не было.

Вечером после работы они, не сговариваясь, поднялись в кабинет.

— Я сегодня уйду, — сказал Лангер полувопросительно.

— Ну что же, — голос у Рионы почему-то был какой-то тусклый, будто от усталости, — уходи, раз так.

Сердце сжалось до боли. Обнять бы жену, прижать к себе, спросить, отчего она такая усталая, не слишком ли рано ей возвращаться к работе, здорова ли она…

— Иди уж, чего тянуть, — добавила она, и он опомнился. Все это его уже не касалось…

Лангер ещё промедлил пару минут. Хотелось спросить… сказать… много чего хотелось.

Нет. Риона, как всегда, права, незачем тянуть. Потому что ещё мгновение, и он забудет про гордость, и станет унижаться и просить…

Он под виселицей и то не унижался.


Почти бегом он спустился по лестнице. На ходу натянул куртку, путаясь в рукавах. Хлопнул дверью.

Что Риона расскажет о нем детям, как обьяснит его уход? Девочки будут скучать по нему.

Зря все же они не поговорили нормально. Может, хоть навещать их хоть иногда получится…

Надо будет предупредить Яна, чтобы присматривал за ними. Чтобы сообщил, если что случится.

Лангер шел, не видя дороги. Просто переставлял ноги, шаг за шагом. Свернул наугад куда-то, потом ещё раз. Лицо было мокрым, и он с удивлением понял, что плачет. Первый раз с тех пор, как мать умерла. Но ведь сейчас все живы!

Он остановился. Постоял в раздумье.

А потом решительно повернулся и пошел обратно, все ускоряя шаг, почти срываясь на бег. Свернул на свою улицу и замер.

Навстречу ему бежала Риона. В домашнем платье, с неубранными волосами, без плаща.

Они даже не обнялись, а схватились друг за друга, словно тонущие. Прижались, словно хотели слиться воедино. Лангер повторял одно:

— Не прогоняй меня, не прогоняй, не прогоняй!

А Риона, уткнувшись лицом в его плечо, твердила:

— Не уходи, не уходи, не уходи…

Потом он отстранился на полшага, не разжимая объятий, сказал тихо и твердо:

— Я не уйду. Хоть силой гони, не уйду!

— Я и не отпущу, — ответила Риона, глотая слезы. — Никуда не отпущу!

И добавила, слабо улыбнувшись:

— Ну, пойдем домой!

Точно так же она сказала в тот, самый первый день, когда уводила его от виселицы. А ведь он так и не знает, зачем она это сделала. Замуж выйти, детей родить? Да она сто раз могла жениха найти! И Лангер вдруг спросил:

— Скажи, зачем ты все это затеяла? Ну, замуж за меня — зачем?

Риона посмотрела на него словно с недоумением, вытерла слезы, проговорила:

— Я же тебе сразу сказала, а ты тогда не поверил. Влюбилась я в тебя с первого взгляда, поняла, что жить без тебя не смогу. А ты… почему ты сейчас вернулся?

— Потому, что я тоже без тебя не смогу, — очень серьезно ответил Лангер, — потому что я тоже тебя люблю!

Их губы встретились в поцелуе. И слова стали не нужны…


Они шли, крепко держась друг за друга, точно каждый боялся потерять, упустить второго. Перед самым крыльцом Лангер остановился.

— Знаешь, что? Давай следующим летом вдвоем в Герст съездим! Клаас в мастерской без тебя управится. Посмотрим с тобой вместе на море!

Аватар пользователяМаракуйя
Маракуйя 01.01.23, 21:12 • 142 зн.

Какая теплая последняя глава! Хотя пришлось поволноваться. Как много значит коммуникация, да... И хорошо еще, что вернулся.

Спасибо за историю.