Беатриче знакома с Дино с самого детства. С тех самых пор, как ее отец — дон Гвидиче, глава небольшой семьи, входящей в состав Альянса — в один из деловых визитов к Девятому Каваллоне взял маленькую Беа с собой. И пока взрослые вели переговоры, обсуждая будущее своих организаций, их отпрыски вполне успешно налаживали между собой дружеские связи, с упоением исследуя огромную территорию, на которой располагался особняк.
Иногда итальянке кажется, что и любит она Дино так же долго. Аккурат с того мига, как неуклюжий мальчишка — право, никого более неловкого Беатриче ни разу не встречала — запнулся о выступающий на подъездной дорожке камень и нелепо рухнул прямо к ногам шестилетней Гвидиче, чудом не расквасив себе нос.
Глупость, конечно. О какой любви может идти речь в столь юном возрасте. Скорее так, легкая увлеченность. Но то, что волноваться за непутевого будущего босса Беа начала именно тогда — совершенно точно.
Недаром у нее так неприятно кольнуло сердце при виде ссадины, украшающей пострадавший локоть Каваллоне. Повинуясь проснувшемуся состраданию, девочка помогла сверстнику подняться, даже не подозревая о том, что расцветший в тот день тандем чувств — симпатия и беспокойство, неотделимые от нового товарища — останутся с ней навсегда. И примутся с каждым годом увеличиваться в объемах и превращаться в нечто иное.
Наконец-то в ту самую любовь и разъедающую нутро тревогу, которая периодически оборачивается откровенным страхом.
Гвидиче вообще многого боится. Особенно в детстве.
Воды и кошек. Высоты и чудовищ, прячущихся под кроватью. И еще целую кучу разнообразной чепухи, что позже и сама посчитает до смешного иррациональным.
Боится, потому что не умеет плавать и летать. Боится, потому что пушистые питомцы, если прижимать их к себе чересчур сильно — исключительно из добрых побуждений — награждают глубокими, исторгающими кровь царапинами, которые заживают тонкими, белесыми шрамами. Ну, а монстры на то и монстры, чтобы их бояться.
Однако время неумолимо движется вперед и количество подчинивших себе Беатриче фобий потихоньку уменьшается. Они бесследно растворяются в пустоте, лишаясь пищи для своей подпитки. Ведь девчушка с завидным упорством учится плавать и даже заводит мурлыкающую прелесть, поняв, что сама была виновата в нанесенном ей когда-то увечье. Да и под кроватью давно больше никто не обитает, кроме не залеживающейся там пыли. Зато высоты Беа по-прежнему старается избегать, хоть и может без особых проблем подняться выше второго этажа.
Но один страх никак не желает смягчиться или вовсе покинуть итальянку, проникнув глубоко под кожу и засев там хуже самой назойливой занозы. Страх, что когда-нибудь Дино не отделается просто россыпью синяков или парочкой ушибов.
Редкая поездка в гости, частота которых из года в год увеличивается, обходится без травм различной степени тяжести. И это заставляет Беатриче всегда держать в карманах несколько пластырей, чтобы, если возникнет необходимость — а она непременно возникнет — сразу подлатать несуразного мальчишку. В глазах Гвидиче он ни капельки не взрослеет и совершенно очаровательно краснеет, когда она, укоризненно вздыхая, бережно, чтобы не усугубить ситуацию, обрабатывает новые последствия неуклюжести Каваллоне.
В какой-то момент только пластыря перестает хватать и к нему незамедлительно присоединяются кусочки ваты, перекись водорода и упаковка бинтов. А после — обезболивающее, катушка хирургических ниток и игла для накладывания швов.
Просто на всякий случай.
В одежде такой обширный набор подручных средств уже не умещается и Беа обзаводится маленьким саквояжем, с которым практически никогда не расстается. Помимо этого, девушка мастерски овладевает навыком вправления вывихов. Приноравливается выявлять растяжения и переломы. Натаскивает себя в определении симптомов различных отравлений и изготовлении противоядий.
Поскольку все отчетливее видит, как много в действительности опасностей таится за каждым углом мира мафии. Они стоически выжидают своего часа и стремительно карают любого, кто посмеет оступиться на этой жестокой стезе. Они не прощают ошибок и с ликованием обрушатся на зазевавшегося растяпу летальным исходом, зачеркивая его имя в списке не ведающей пощады Смерти.
Беатриче всей душой жаждет, чтобы подобная участь не затронула никого из ее близких, и оттого постоянно расширяет свой набор знаний, дабы достойно противостоять Костлявой, если она протянет свои алчные лапы к кому-либо из членов семьи или друзей девушки.
Наблюдая за рвением Гвидиче объять необъятное, Дино как-то в шутку называет ее своим персональным врачом. И Беа, которая как раз промывала перекисью следы от когтей Перл на руке Каваллоне — тот героически снял застрявшую любимицу итальянки с дерева, за что и поплатился — настигает озарение.
А почему бы, черт возьми, и нет?
Не в том смысле, чтобы полноценно работать на союзную организацию, а в том, что выучиться на доктора — замечательная идея. К тому же, она и так уже на полпути к заветной цели. Да и стать наследницей своего отца ей не суждено. С двумя-то старшими братьями. А вот хороший квалифицированный медик никому и никогда не помешает.
Сияющая энтузиазмом Беатриче в знак благодарности целует Дино в щеку. Но, окрыленная замаячившими перед ней перспективами, совсем не замечает, как счастливо блестят глаза ее пациента от такого искреннего жеста.
Девушка сразу же сообщает о своих намерениях дону Гвидиче и тот, потакающий детям почти во всем, в полной мере поддерживает ее задумку. Мудрый дон давно предвидел нечто подобное. И он абсолютно уверен в том, кто именно подтолкнул его единственную дочь к данному шагу. Лукаво улыбаясь, так, будто он осведомлен о чем-то, о чем сама Беа и не догадывается, он нанимает ей лучших учителей.
Донельзя довольная итальянка сутками напролет штудирует книги. Раскладывает почерпнутую из них информацию по полочкам в голове. Впитывает ее, словно губка. И никак не может насытиться.
К двадцати двум она еще не ощущает себя настоящим экспертом в вопросах медицины, но признает, что добилась многого. Ей уже не так страшно за жизни родственников и товарищей. Ведь Беатриче всегда оказывается там, где нужно ее участие, вовремя и прилагает максимальные старания, чтобы обставить своего извечного соперника.
Поэтому на первое место вырывается совсем иной страх. Страх признаться Дино в том, что она испытывает по отношению к нему отнюдь не нейтральные чувства.
Гвидиче боится быть отвергнутой и потерять из-за своего импульсивного поступка наиближайшего друга настолько яро, что согласна молчать о распирающей ее любви вплоть до самого конца времен. И теперь каждый визит в особняк Каваллоне оборачивается для нее недюжинной проблемой.
Девушка не привыкла притворяться, но у нее это, как она полагает, отменно получается. Хоть мельком ее и посещают мысли о том, что всем вокруг прекрасно известно, что скрыто у нее на сердце.
И это больше соответствует истине.
Потому что и дон Гвидиче, и Ромарио насквозь видят своих подопечных и с нетерпением ждут, когда же кто-нибудь из них откроется другому. Но оба они чересчур упрямы и не желают двигаться дальше, опасаясь разрушить скрепляющие их узы доверия.
Все меняется по воле Ирие Шоичи и с помощью его машины.
Беатриче не понимает, зачем ее перенесли в будущее, но, пообвыкшись в нем, неоспоримо убеждается в том, что ненавидит его. Не только из-за того, что оно до предела пропитано дымом пепелищ, кровью знакомых и ужасающим рассудок количеством смертей. Но и из-за того, что прийти в себя в гробу в каком-то неизвестном месте — совсем не та судьба, которую итальянка избрала бы себе.
Осознание наступает медленно, но все же наступает. Тысячетонной гирей падает на девушку, и та не может сдержать подступающие слезы. Они льются горьким, непрерывным потоком и никому не подвластно осушить его.
Беа думает, что проиграла по всем фронтам. Подлинный сапожник без сапог. Хотела защитить дорогих ей людей, а в итоге даже себя не уберегла.
Внезапно всемирный потоп прерывает робкий, неуверенный детский голосок, который произносит одно-единственное слово. Но его с избытком хватает, чтобы заглушить истерику и едва подавить удивленный вскрик.
Потому что стоящий перед Гвидиче мальчонка — точь-в-точь ее копия в том же возрасте вплоть до крупной родинки под левым глазом. Но сами глаза не темно-серые, как у матери — любые сомнения в этом у Беа отсутствуют — а карие. Очень добрые и очень родные.
Беатриче ошарашенно сканирует ребенка, не способная поверить в происходящее, и возвращается в реальность только тогда, когда чьи-то руки смыкаются у нее на талии. Так крепко, что еще чуть-чуть и затрещат кости. Когда на лицо сыпется град поцелуев, не пропускающих ни миллиметра кожи.
Интуитивно Беа понимает, кто этот незнакомец, который настолько рад встретить ее живой, что его ничуть не смущает тот факт, что девушка в его объятиях значительно моложе погибшей. Но ей все равно нужны доказательства ее теории, чтобы угомонить выпрыгивающее из груди сердце.
Допущение Гвидиче подтверждается, и они с Дино — нетипично разбитым и подавленным — до самого утра разговаривают, обсуждая события последних лет и причины, по которым Беатриче попала в будущее. Забываясь тревожным сном, досуха выжатая свалившимися на нее впечатлениями итальянка не знает, что ей делать. Она бесконечно счастлива от того, что все ее мечты осуществились. Вот только завершилась ее сказка отнюдь не так, как ей положено по всем канонам жанра. Но, если у нее действительно есть шанс все исправить…
Засыпая Беа принимает решение разобраться во всем досконально. Стать сильнее. Выполнить то, что должно, и вернуть все на круги своя, чтобы уже там — в прошлом — сказать Каваллоне о том, как истово она его любит.
Ведь чувства взаимны и, получается, бояться больше нечего. Но пустое место никогда надолго не остается таковым и в лидеры вырывается новая фобия — страх не справиться со своей задачей и подвести всех.
Гвидиче усердно тренируется, не щадя себя, и ее старания окупаются сполна. Не взирая на протесты Дино, опровергаемые весомым аргументом — формально он ей пока не муж и слушаться его она не обязана — девушка добровольно лезет в эпицентр мрачного приключения и исправно лечит Десятого Вонголу и его Хранителей, от которых зависит их общее возвращение в предначертанное им время.
По воле рока удача благоволит отважным и устроенную Мельфиоре катастрофу удается предотвратить.
Казалось бы — неопровержимая победа. Идеальный момент, чтобы претворить задуманное в реальность, но воспоминания, которые пробуждаются у всех участников конфликта, дико напрягают Беа. Она игнорирует беспрерывную вереницу телефонных звонков и весь полет до Италии ерзает на сиденье первого класса. А в какой-то миг ей и вовсе чудится, что, будь ее воля, стоило бы развернуть самолет обратно и спрятаться где-нибудь в Намимори.
Так как просто признаться — одно дело, но признаться человеку, которому известно ваше совместное будущее, и при этом не ясно, как он к нему отнесся — радикально другое. Гвидиче накручивает себя до нервной дрожи в пальцах и не брезгует бокалом вина, чтобы сгладить ее.
Но все тревоги развеиваются, как только итальянка на негнущихся ногах спускается с трапа самолета. Ведь растолковать как-то иначе то, что ее подхватывают на руки и трепетно целуют, невозможно. Здесь разрешена лишь одна трактовка — обоюдный восторг от окончания шаткого равновесия.
Беатриче вспыхивает до самых кончиков ушей и, помедлив всего секунду, зарывается пальцами в золотистые волосы, отвечая со всей накопившейся нежностью. Мысленно обзывая себя распоследней дурехой. И за свои страхи, и за то, что посмела сомневаться в никогда не дающем для сего поводов Каваллоне.
Это воссоединение практически идентично тому, которое состоялось много лет спустя. Те же объятия, те же слова, тот же человек. Но сейчас Беа знает, что никакой угрозы их счастью нет.
И впервые за долгое-долгое время она совершенно ничего не боится.