Невозможно.

Одно-единственное слово горело, переливаясь всеми существующими цветами, поразительно ярким огнем в сознании Одет. Гигантские буквы, увитые пестрыми гирляндами, которые задорно подмигивали девушке мириадом лампочек, вытеснили из рассудка, постепенно все больше попадающего под влияние неуклонно набирающего вес смятения, всех гипотетических конкурентов. Гипнотизирующей картинкой приковали Дюбуа к себе, стискивая в удушающих объятиях непонимания и щедро осыпая вопросами, каждый из которых грозился насмерть придавить Одет своей колоссальной тяжестью.

Как это произошло? Когда началось? Почему она раньше не обнаружила в себе столь очевидную аномалию? Насколько же нужно ослепнуть, чтобы не заметить, как тебя угораздило вл…

Стоп!

Дюбуа закрыла побледневшее лицо внезапно задрожавшими пальцами. Она ведь не собирается всерьез рассматривать вероятность подобной нелепицы?

Ни о какой… ни о каком… крайне сомнительном чувстве и речи идти не может. Она все-таки еще не настолько выжила из ума. Максимум, с огромной натяжкой, девушка была готова обозвать разъедающую ее не хуже кислоты эмоцию привязанностью.

Да. Привязанность явно звучит куда лучше, чем влюбл…

Одет тряхнула головой, гоня из нее прочь так и мечтающее материализоваться определение. Нельзя разрешить ему сформироваться полностью. Тем более, что в нем нет ни частички правды.

Привязанность — исключительно с рациональным уклоном, конечно же — совсем другое дело. Ее Дюбуа безропотно принимала и не могла отрицать, как бы ей сего не хотелось. В конце концов, с истиной не поспоришь — она ведь действительно предпочитала общество некоего вечно сонного недоразумения прочим обитателям дома.

О-ох.

Девушка едва ли не до крови прикусила язык и окрестила себя спятившей идиоткой. И куда только смотрит здравый смысл пропуская наружу всяческую ерунду?

Вампиры. Они — все они! — вампиры.

Жестокие монстры, каждый из которых без колебаний избавится от нее, вдоволь пресытившись унижениями элементарно заменяемой игрушки. Бесправной куклы, стоит которой немного перегнуть палку в своем упрямстве, вывести кого-нибудь из себя на долю сильнее обычного и шея ее с противным, громким хрустом переломится. Янтарные глаза уступят место холодному, безжизненному стеклярусу. Кожа покроется воском, уберегающим ее от разложения, и коллекция Канато пополнится свежим экспонатом. А через пару часов никто уже и не вспомнит о ней. Все будут с нетерпением ждать очередную дуреху, над которой так весело издеваться и выдавливать из юной неудачницы капля за каплей строптивость, радость, надежду, оборачивая их отчаянием, паникой и покорностью. Упиваться беспомощностью и получать незабываемое наслаждение от процесса трансформации бедняжки из человека в его тусклую, блеклую тень. Уж новая невинная овечка позабавит их куда фееричнее и острее, чем свыкшаяся и относительно сносно приноровившаяся к своему положению Одет.

Любой из них способен на данное злодеяние и не играет роли насколько источник поразившего Дюбуа недуга выглядит адекватным, безучастным или мил…

Девушка резко вскочила с постели и обхватила себя руками так крепко, что наверняка позже на коже проступят синяки.

Да что с ней такое? Ей же положено буквально жилы рвать, до блеска шлифуя стратегию, которая позволит ей подольше протянуть в ее личном филиале преисподней, а не…

Точно!

А разве не этим она и занимается? Обеспечивает себе банальную самозащиту. Чутко исполняет рекомендации пресловутого инстинкта самосохранения. Хватается за призрачный шанс не покинуть подлунный мир раньше отведенного ей срока.

Какой бы расклад не выпал, она щедро расплачивается кровью за каждый прожитый день. Так почему она не в состоянии хотя бы изредка выбирать, что ей навяжут в качестве дополнительной программы?

Боль физическая или боль словесная? При такой развилке логичнее пристраститься ко второму, верно?

Одет ничуть не против в тысячный раз примерить на себя титулы шумной, несносной, надоедливой и какой-то там еще женщины, если столь малая жертва избавит ее от чего-то куда более ужасного.

Потому что слова — ничто по сравнению с хлесткими, обжигающими поцелуями плети, от которых тело покрывается уродливыми отметинами. Они не похожи на лихорадку, безраздельно подчинившую себе Дюбуа после насильного купания в ледяном озере, от которой так кости ломило, что хотелось умереть, лишь бы избавиться от мучений.

Слова можно пропускать мимо ушей, игнорировать, в отличие от летящего прямиком в тебя дротика. Достаточно только отрастить панцирь потверже. Стать толстокожей и не воспринимать каждую издевку чересчур близко к сердцу.

На них можно ответить — шутливо, ехидно, устало — по-разному в зависимости от ситуации и настроения собеседника. А как ответишь, как дашь отпор, когда впивающиеся в запястья наручники ограничивают маневренность движений, а язык от страха прилипает к небу и ты не ведаешь, что тебе преподнесет не желающая завершаться ночь — легкий испуг или что-то гораздо более травмирующее как до неприличия хрупкую оболочку, так и психику, несмотря на все приложенные старания никак не собирающуюся сдаваться.

И все же… Все же с этой проблемой требовалось разобраться. Свернуть с ведущего в никуда пути, пока не стало неприемлемо поздно. Пока еще есть возможность искоренить ее.

Пореже прятаться в музыкальном классе, например. Объявить учителям в академии, что она отказывается работать посыльным вкупе с надзирателем. Не проводить чудом выкроенные минуты в редко посещаемых кем-либо комнатах в обнимку с книжкой и уж естественно на корню пресекать все попытки шантажировать ее сущими глупостями в обмен на исполнение стандартных для обыкновенных воспитанных людей просьб.

А еще лучше кардинально изменить приоритеты.

Податься под крыло Райто и дать ему бесповоротно превратить себя в такую же извращенку? До чего отталкивающая идея. Ходить с алыми, покрывающими каждый миллиметр кожи клеймами? Не особо заманчиво. Что же предпринять?

Субару.

Имя спасительной подсказкой выплыло из темноты подсознания Одет. Она не была абсолютно уверена в этом, но вампир, если упустить из вида его приступы гнева, по характеру на фоне родственников производил впечатление довольно вменяемой персоны. Но насколько странной и подозрительной покажется окружающим ситуация, если Дюбуа вдруг начнет проводить больше времени в его компании? До сего момента они как-то не так уж и часто пересекались.

А может наплевать на все и бросить еще имеющиеся силы на общение с одноклассниками? Если девушка не запуталась в школьных слухах, какой-то парень интересовался ей. Попробовать ответить взаимностью? Вот только не поставит ли она на кон своим бегством от реальности его благополучие?

Проклятье!

Одет уже едва сдерживала подступающие слезы. Неужели она обречена? Куда не посмотри, по какой тропе не пойди, всюду ее поджидает неудача. А самое обидное, что при всем при этом она где-то в недрах души понимала, что единственный вариант, приносящий ей подобие спокойствия, не вызывающий ярого отторжения, обрывается неизбежной катастрофой. Ни с кем больше ей не будет столь же — комфортно? безопасно? почти по-человечески? — как бы дико это не звучало. Но ничем хорошим сей путь просто не может закончиться.

Еда для хищника навсегда застынет на уровне еды. Где это видано, чтобы могучий лев возвысил на пару ступеней трусливую антилопу?

Боже, она так запуталась. На чем ей остановиться? Хоть бы знак какой ниспослал.

Одет глубоко вдохнула, пытаясь очистить рассудок. Нет смысла уповать на помощь небес. Они всегда глухи к мольбам страждущих. Если она хочет вырваться из опутавшей ее паутины эмоций, нечего ждать спасения со стороны. То, что она до сих пор не разбилась на части под гнетом обстоятельств — исключительно ее заслуга и ничья больше. Выходит, ей и только ей подвластно определить свой дальнейший шаг. Наиболее приемлемую для себя линию поведения.

И она не допустит, чтобы какая-то привязанность медленно отравляла ее и без того незавидное существование. Не даст ей развиться в нечто более объемное и уничтожить себя.

Двойную ношу она определенно не потянет. А раз так, то ей уготовано лишь одно, правда?

На губах застыла печальная улыбка, потухшие глаза затопило сожаление. По всему телу первыми предвестниками будущих увечий побежали мурашки.

Одет приняла решение и пусть на нее обрушатся все мыслимые кары, она ни за что не отступится от него — отныне она всеми доступными ей средствами постарается увиливать от калечащего ее морально фактора.

И в кои то веки последствия ей совершенно безразличны.