Музыка.

Универсальный язык чистейших нот и порождаемых ими всевозможных комбинаций удивительных звуков. Язык, способный одинаково равно и эмоционально донести до слушателя и патетическое восхваление бессмертной любви. И пробирающую до глубины души мрачную трагедию. И затрагивающую каждый нерв радость от военной победы.

Иначе говоря, музыка — едва ли не величайшее достижение человечества, доступное всем без исключения слоям общества. Игнорирующее такие порой непреодолимые преграды как социальный статус, вероисповедание или национальность.

И Одет со столь бесспорной истиной была всецело и абсолютно согласна.

Музыку она любила. Правда, довольно поверхностно. Опираясь в своих предпочтениях на ритм, мелодию и содержание. Никогда не вникая в тонкости создания произведения или разбирая его на составляющие. И именно поэтому Дюбуа в раннем детстве разбиралась в музыке вряд ли чуть лучше, чем «ни черта».

Впрочем, с годами ситуация не претерпела каких-либо метаморфоз.

Конечно, девушка могла без особых проблем отличить Бетховена от популярной молодежной песенки. Но, например, хотя бы приблизительно описать разницу между «Лунной сонатой» великого мэтра и «Фортепианным концертом №3» не менее великого Рахманинова, кроме очевидного вывода, что это две отдельные композиции — тут уже у Одет возникали значительные затруднения.

До определенного времени подобные дыры в образовании Дюбуа ничуть не тревожили. В конце концов, много ли людей непринужденно ориентируются в областях, которые им элементарно не интересны? Зато девушка по памяти без запинки цитировала Шекспира и вполне свободно поддерживала беседы о творчестве других британских писателей.

Так себе достижение, пожалуй. Но Одет оно совершенно устраивало и менять что-либо в своих предпочтениях она категорически не планировала. Однако, как оно зачастую и происходит, сложившиеся обстоятельства без шансов обыграли все намерения Дюбуа.

Когда музыка является крайне важным аспектом жизни кого-то, кто тебе дорог, по-особенному дорог, не проявить ни капельки участия… Ну… По мнению Одет такого рода упущения следовало исправлять и желательно поскорее. Не для того, чтобы бахвалиться почерпнутыми сведениями, а просто, чтобы стать немного ближе к волнующему тебя че… вампиру. Разумеется, вампиру.

Тем более, что с момента его вторжения в судьбу девушки, музыка дарила ей преимущественно лишь приятные воспоминания. И пусть Одет поначалу не так уж часто доводилось заставать Шу за его увлечением — а еще реже оставаться до самого завершения завораживающего действа — кое-что Дюбуа уяснила для себя сразу и навсегда.

Первое это то, что играет старший Сакамаки, по скромной оценке девушки, безупречно. И второе — она могла бы часами напролет слушать, не сходя с места, чарующие напевы скрипки и, не моргая, восторженно наблюдать за тем, как смычок неуловимо порхает по струнам, порождая на свет нечто прекрасное.

Наверное, именно так и чувствовали себя детишки, одурманенные Гамельнским крысоловом. Не хотелось бы, правда, сгинуть столь же бесследно, как и они, но сия часть легенды, вроде бы, еще не успела добраться до Одет. По крайней мере сама она истово верила в сформированный ей постулат и не позволяла ни единой крупице сомнений подточить непоколебимость ее позиции.

Так что преисполненная решимости Дюбуа без каких-либо колебаний принялась потихоньку наверстывать упущенное, переключившись с английской литературы на биографии избранных композиторов.

Естественно, девушка отдавала себе отчет в том, что никаким экспертом во внезапно поглотившей ее сфере она моментально, а предположительно и никогда, не станет. Невозможно за пару месяцев постичь то, на что у некоторых уходит не одно десятилетие. Но приподняться на несколько ступенек в собственных глазах… Почему бы и нет? К тому же приоткрыть шторку в мир реальных личностей, так непохожий на ее персональный кусочек бытия, оказалось не менее поразительным занятием, чем расследование преступлений в компании Шерлока Холмса и его верного напарника.

Настойчивость, как правило, окупается. И вот Одет, обзаведясь фундаментом из жизнеописаний почивших гениев, уже замерла на новой развилке, которая вела в кардинально противоположные стороны.

Затормозить на достигнутом — легчайший в своем достижении путь — или углубиться в самую чащу леса, состоящего из гамм, гармоник, октав и прочих не очень понятных терминов? Усеянная препятствиями и ловушками дорожка, в преодолении которой не помешал бы опытный сопровождающий. Тот, кто доступно и ясно объяснит что к чему, а теоретически в перспективе бонусом проведет урок — другой, третий — по игре на скрипке.

Но, даже допустив тот факт, что он согласится на этот титанический труд — в чем Дюбуа отнюдь не испытывала уверенности в виду утомительности исполнения сей причуды — действительно ли она жаждет продвинуться в своем стремлении исследовать витиеватую тропу музыки настолько далеко?

Ее ведь совсем не прельщают мозоли на пальцах или потерянные часы, проведенные за тренировками и дополнительной учебой. Да и, если хорошенько поразмыслить, разбираться в нюансах звучания или тональностях самой ей тоже ни к чему. Достаточно и того, что она уже неплохо натренировалась в угадывании авторов классических произведений, все чаще и чаще попадая в яблочко в затейливом одноименном развлечении. А возникни у нее какой-либо вопрос, всегда можно обратиться за помощью к Шу. Уж едва ли он откажет, если проявить упорство и пообещать что-нибудь взамен.

Сплошная выгода для обоих. Очень рациональный компромисс — деликатное прикосновение к музыке без излишней навязчивости.

И потом. Недаром же каждому уважающему себя маэстро полагается опекающая его муза. Пусть сам он никогда и не признается в этом вслух. Если вообще задумывался о чем-то подобном. Да и роль эфемерного вдохновителя симпатизировала Одет куда больше нежели личина никому ненужного неумехи-подмастерья.

Так что решено. Отныне Дюбуа приложит все силы, чтобы соответствовать избранной стезе и вступит на нее без малейших промедлений, ничуть не сожалея о растворившейся в дымке будущего карьере «великого» композитора.

***

Дверь музыкального класса медленно приоткрылась, пропуская внутрь Одет. Которая тут же, стараясь не потревожить, не нарушить целостность волшебной атмосферы, бесшумно юркнула на давно облюбованное ей место в уголке помещения.

Конечно же Шу ее заметил. Не мог не заметить, несмотря на все ее попытки срастись со стеной и никоим образом не повлиять на происходящее в комнате.

Но удача текущей ночью явно благоволила девушке. Мелодия не оборвалась. Ни на миг не сбилась с ритма, а продолжила греметь в полную мощь, беспрекословно повинуясь стремительным движениям смычка.

В сознании расслабившейся Одет само собой, выплывая из зыбкого марева миражей, возникло видение торжественного бала. Непостижимого в своих изяществе и блеске мероприятия, на котором изысканные дамы в пышных кринолиновых платьях вальсировали вместе с одетыми по всей форме галантными джентльменами.

И раз, и два, и три. И раз, и два, и три.

От бесконечных, сливающихся воедино поворотов кружится голова. Сияние драгоценных камней в дорогих, неповторимых украшениях, которые тут и там вспыхивают яркими искорками, пробуждает из пучины вечного забвения неподдельную зависть. А многообразие цветов в нарядах может посоперничать с палитрой любого художника.

Но Дюбуа испытывает истинное удовольствие от пестрой, без остатка подчинившей ее себе картины.

Резкий аккорд разбивает опьяняющую иллюзию. Выдергивает девушку из омута фантазий на грешную землю. И заставляет множество имен завертеться в памяти, вычисляя автора произведения, подарившего Одет чудесное путешествие в мир роскоши и старины.

Стравинский… Кажется…

Дюбуа прикрыла глаза, возвращаясь к созерцанию красочной грезы.

Она спросит. Обязательно спросит, точна ли ее догадка. И непременно попросит рассказать какую-нибудь историю, связанную с этим шедевром, или что-то вроде того. Но позже.

Значительно позже.

Тогда, когда умолкнет скрипка и наступившая тишина выведет Одет из поглотившего ее транса. Столь гипнотизирующего и желанного.

Ни с чем не сравнимого в своем абсолютном великолепии.