— Так вот, дети, надо нам кое-что выяснить, — решительно начал босс и замолчал. Мы с Ванессой понимающе переглянулись. Он всегда неохотно касается личных тем, ждет, пока все само устроится. Главное — не дать ему повод унестись на плоту итальянского красноречия в открытое море. Уже много раз было: договорится до глупости — а отступать поздно. Так что мы тоже молчали.

— Ну, в общем, — босс оставил попытку раскурить сигару не с того конца, — надо поговорить про будущее семьи. Как у вас там с матримониальными планами?

Понятно, почему он такой. Обдумывал сто и один способ задать вопрос «почему ты до сих пор не трахаешь мою дочь?».

— Мне кажется, мистер Феррелли, сейчас не лучший момент. У меня бизнес еще не встал на ноги, — а что-то вообще не встает, твою мать. — Нельзя, чтобы говорили, что я женился на Ванессе только из-за денег.

Она поцеловала меня в щеку.

— Не скромничай, Вес, я читала про вас в журналах и папу возила в новый район. У тебя все отлично! А вот я, папочка, не намерена бросить свой проект и погрязнуть в подгузниках и бутылочках. Я тебя прекрасно знаю: стоит только заикнуться о свадьбе, и ты сразу внуков запросишь! Все, пока, меня Стелла ждет!

Босс проводил ее любящим взглядом короля Тритона, потом вздохнул и снова принялся за сигару. Я поднес ему зажженную спичку.

— Весли, сынок, — он выдохнул первое облачко, — свадьба, в принципе, дело десятое. Тут Кардинал тобой крепко недоволен. Что-то ты в последнее время слишком агрессивный стал, даже наши уже пугаются. Я понимаю, для взрослого мужчины воздержание не сахар, но можно же по-тихому найти кого на стороне… — я почти наощупь отыскал на столе графин и налил себе граппы. — Ванессе не скажем. Поосторожнее себя веди, а то на Кардинала если найдет — он себя не помнит, а последствия, знаешь, не все можно исправить, — босс вздохнул и покачал головой. Потом еще раз вздохнул: — Давай пока без самодеятельности, по мелочи Нико и сам справится. А ты советуйся со мной и сиди в своей конторе. Там же у тебя полный порядок? Анджелу не обижает никто?

— Она всем как мать родная, мистер Феррелли, с нее пылинки сдувают. Тогда, раз уж Вы предложили, посоветуемся по поводу одного человечка. Мюллер фамилия. А то он моего архитектора чуть не убил, и без последствий такое оставлять нельзя, — я залпом опрокинул стакан и заставил себя причмокнуть от удовольствия — босс падок на дешевые комплименты.

Он довольно откинулся в кресле и затянулся сигарой:

— Вот это дело! Рассказывай с самого начала, сынок!

Если вы не поцеловали девушку на первом свидании, 

вы, надо полагать, джентльмен; 

а если и на втором — вы, надо полагать, гей.

Верная примета

— Мистер Барнс, к Вам посетительница.

— Я никого не жду, Анджела.

— Это некая мадам Джина. Говорит, у нее очень веские причины.

— Хорошо, пусть заходит.

Судя по шагам, мадам эта и правда весом обладает немалым. Что, интересно, у нее к нам за вопрос? Индивидуальный проект? В глаза полыхнуло красными искрами, острый носок блестящей туфли угрожающе нацелился в мою сторону.

— Кисазая, я не поняла, почему после всего, что между нами было, ты ни разу мне не позвонил?

— Я не знаю Вашего номера. Но выглядите Вы великолепно!

Она тоже меня узнала, скандальный визг сменился на радостный стон.

— Боже, это мой прекрасный принц! Как долго я тебя ждала!

Видимо, Анджела, благослови господь ее душу, вызвала экстренную группу спасения, увидев меня с дамой полусвета на коленях в разгар рабочего дня, потому что в кабинете материализовался трансформер с системой автоматического уничтожения.

— Какого… — Майлз оглянулся на Анджелу, — ты здесь делаешь, Тайни? Слезь с него немедленно.

— Нет! — Джина театрально обвила меня за шею, обдав щеку ветерком от накладных ресниц. — Я его так долго искала! «Ничего мне на свете не надо, я готов всё отдать, полюбя…».

Майлз повелительно мотнул головой, и мое кресло издало стон облегчения, избавившись от двойного веса. На каблуках Джина была почти с козлика ростом, но вместе они смотрелись как-то несуразно. Хотя, может, капитану морской пехоты такой партнер и нужен? Женщин у них ведь нет в армии?

— У тебя есть невеста, сердце мое, зачем ты жадничаешь? Не можешь смириться, что не тебя так пылко я люблю?

Майлз молча взял с моего стола дамскую сумочку и вышел за дверь. Джина схватила меня за руку и поволокла в кабинет начальника.

— Довольно тут цирк устраивать, — она только отмахнулась от сурового взгляда и опять прильнула к моей груди, как будто хотела вырезать на ней «здесь была я». — Если уж непременно надо встретиться, давай не на работе, что люди подумают?

Алые губы обиженно надулись, искусно накрашенные глаза умоляюще заморгали: любой девушке фору даст!

— Подумают, что мы можем удовлетворить самый взыскательный вкус самых сложных клиентов, — не оставлю же я даму в беде.

Она просияла:

— О, поговори хоть ты со мной, верный рыцарь! Майлз, душка, тебе тоже надо научиться пользоваться языком!

— Проваливай! — Джина ловко поймала запущенную в нее сумочку и опять заворковала:

— А как ты меня хочешь в следующий раз, принц мой прекрасный? В штанишках или без?

Я беспомощно открыл и закрыл рот, как щелкунчик при виде кокоса, потом взглянул на Майлза — его же, черт возьми, подружка!

— Тайни, давай уже закругляйся, мистеру Барнсу еще работать.

— Ну, сердце мое, не прогоняй меня, не будь таким жестоким! Пусть мне покажется, что я еще твоя!

А у нее красивый голос, как раз для джаза. Манеры только вот в стиле «гуляй, шальная императрица» все портят.

— И потом, почему ты зовешь моего рыцаря вот так официально, «мистер Барнс»? У него же прекрасное имя, такое музыкальное — Джулиан! — твою мать, если бы она была девушкой, я бы наплевал на размер ноги и любил ушами! Меня на рабочем месте в жар бросило, а уж как этот голос звучит в постели… лучше не задумываться.

Я прокашлялся:

— Давайте в парке? На субботу обещали солнце. И лучше в штанишках, пожалуйста.

Солнце светило не особенно усердно, но облака хотя бы не угрожали дождем. Я нес коробку с обещанными сконами и шоколадными пирожными — дернул Майлза черт за язык! — и старался представить себе, как эти двое будут смотреться вместе: годзилла-трансформер, в чем-нибудь обязательно черном и дизайнерском, и Джина в штанишках. Наверняка в пайетках и в обтяжку. Надо стараться смотреть на нее почаще, потому что если закрыть глаза и только слушать, весь день я буду качаться над горлышком кувшина зачарованной коброй. Они уже сидели на ярко-розовом пледе рядом с огромной корзиной и ведерком со льдом, из которого торчали бутылки. Пикник в Центральном парке, твою мать! Майлз помахал рукой и щелкнул Джину по курчавому затылку — со спины, без парика и платья, это был обычный довольно упитанный парень. Он вскочил и побежал ко мне навстречу, раскинув руки. А я опять превратился в истукана с острова Пасхи, соображая, что делают нормальные люди, когда лицом к лицу — да уже нос к носу, не так же близко! — встречаются со своим кумиром.

— Джулиан, — пропела дудочка факира, — мой светлый принц, когда я в штанишках, ты можешь звать меня Джордж, но никогда, слышишь? — он погрозил пальцем Майлзу, — никогда не называй меня мистер Валентайн!

****

— Джулиан, котик, а много различий между Англией и Америкой?

Котик из волка, конечно, тот еще. Саблезубый тигр. Но он терпит. Правда, когда Тайни назвал его «Джули, крошка», страдальчески улыбнулся. И в очень вежливой форме объяснил, что обычно после таких слов собеседник записывается на экстренный прием к дантисту. Но Джорджа очень уважает, поэтому просто выражает надежду, что это в первый и последний раз. Тайни пару дней давился на середине фразы и потом выдал «котика».

Волчок бросил на меня быстрый взгляд.

— Довольно много, но можно приспособиться за шесть лет. В Англии, например, нет этих огромных рекламных щитов на дорогах — нам важнее соблюдать безопасность, чем лицезреть очередной бургер.

Я одобрительно кивнул, и Джулиан ухмыльнулся. Ну, погнали!

Он распинался минуты три и ни разу не повторился: и что без машины никуда не доберешься, и что цены в магазине непонятные, и что порции в ресторане рассчитаны на слонов, и еще много чего.

Тайни запил последнее пирожное шампанским:

— Но ведь у нас есть красивые традиции, котик. Вот как сейчас, праздник осени — все выходят посмотреть на золото листьев.

— Как сказал Оскар Уайльд, самая старая из традиций Америки — это ее молодость, ей насчитывается почти триста лет. Оксфорду вот больше тысячи. Ну, а если коротко про «Запад есть Запад…» [Р.Киплинг], — Джулиан вытянул ноги и посмотрел в небо. — Для Англии сто лет — не срок, а для Америки сто миль — не расстояние. Так что признаю, у нас есть общие точки соприкосновения, кроме языка, разумеется. Тут вам еще работать и работать.

Можно обхватить его шею сзади, а можно запустить пальцы ему в волосы и запрокинуть голову…

— Джулиан, котик, а тебе американские девушки ведь нравятся?

— Извини, Джордж, мы уже говорили, что я гетеросексуал.

— Не тревожь мою душу словами! Я тебя обожаю, ты знаешь, но не в этом смысле. Ты для меня слишком… эээ… по-британски сдержанный, прости, — Тайни просительно заглянул Джулиану в глаза. — Так что давай останемся друзьями? И я всем буду говорить, что мой лучший друг — натурал!

Я многозначительно прочистил горло.

— Ой, сердце мое, ты тоже натурально мой лучший! Вы же друг друга дополняете, как демон и ангел. Кстати, котик, почему ты все время в белом? Давай тебя переоденем?

Волк опасливо покосился на пеструю куртку Тайни и передвинулся поближе ко мне:

— У меня еще синий джемпер есть, я в следующий раз надену, — он рассеянно принял из моих рук стакан холодного чая, который Энцо делает на все наши ménage à trois в общественных местах.

Питаемся мы теперь у довольной Мел: в рестораны я Джулиана пока не вожу, а на кухне дома полный трындец. Домоправитель полумер не признает и подрядил своего прикормленного архитектора на полномасштабный ремонт с перепланировкой — типа, перемен требуют наши сердца, мистер Майлз, сами же просили. Тайни прилип к нам, как репей, и приводит волка в священный ужас вариантами цветовых решений. Я думаю, что столовую тоже надо переделать. Раз уж пошла такая пьянка.

Когда в человека кидаешь грязь, помни — 

до него она может не долететь, 

а на твоих руках останется.

Омар Хайям

Квартира Джорджа оказалась ему под стать: буйство красок, смешение стилей и отчаянно-взбалмошный беспорядок.

— Ну, что скажешь? — он схватил с дивана что-то прозрачное, приложил к себе, выставил ногу — все время работает на публику. Снаружи бурлеск и варьете мадам Джорджины, внутри — печальный Пьеро с проникновенными стихами. Мы с ним чем-то похожи.

— Богемная эклектика в интерьере не совсем мой стиль, честно говоря. И комнат с роялями я раньше не видел, но задача интересная, можно подумать.

— Думай, котик, сколько хочешь. Может, поживешь у меня?

— Я тогда тоже останусь, — Майлз переложил ворох подушек с дивана на кресло аккуратной горкой. — На завтрак блины, пожалуйста.

— Нет, сердце мое, ты же мне всех парнишечек распугаешь!

— Джордж, почему у тебя датчик угарного газа рядом с люстрой? Кто вообще так проектирует!

Он ловким движением извлек из-под севшего на диван Майлза что-то эфемерно-розовое и убежал на кухню, стуча каблучками пушистых тапочек.

— Ты ему не очень потакай, — козлик тщательно расправил цветастый плед, закрывая подозрительное пятно. — Он когда трезвый и веселый — нормальный парень. Когда пьяный и влюбленный — буйствует, даже я к нему не подхожу, чтобы рожу не расцарапал. Когда его бросят — приползает рыдать и жаловаться.

— И часто так?

— Каждые пару месяцев точно. Он сейчас вдохновится тобой и найдет какого-нибудь очередного отморозка. Я, наверное, не так выразился, не обижайся. Просто Тайни очень влюбчивый и верит, что все порядочные люди, как ты. А таких мало.

Ну если как я, то их вообще нет. Пробка выскочила из бутылки шампанского прямо в потолок, и Джордж радостно взвизгнул, слизывая пену с рук. Майлз покачал головой и налил себе анестетика для операции под названием жизнь [Б.Шоу] покрепче, я вежливо поставил фужер с проклятыми пузырьками на столик. Джордж скинул подушки на пол и упал в кресло, не выпуская из рук бутылки.

— Котик, расскажи про себя, а то из Весли слова про тебя не вытянешь, даже французским поцелуем.

— Я людям в душу не лезу, Тайни.

— А зря, сердце мое, там много интересного. Это снаружи наш Джулиан талантливый молодой архитектор, чьи работы по праву займут достойное место и всякая такая ерунда. А внутри он, может, поэт…

— У меня все очень прозаично, Джордж, — кто я внутри, знать не надо никому, иначе рассчитывать смогу только на внимание платных сиделок в доме престарелых. — Родился, учился, уехал в Америку, работал.

— А женился, плодился?

— Я думал, мы друзья, Джордж, зачем ты так со мной? Создание ячейки общества в мои планы не входит.

— Тайни, ты нас допрашивать пригласил или кормить? По его милости Энцо уже второй месяц ничего не готовит.

— Мы ждем рабочую поверхность из каррарского мрамора! Цельным куском! Я не виноват, что у твоего дворецкого прекрасный вкус и любящий хозяин. Джордж, ты чистишь лук!

— Я сам почищу, — Майлз пошел за мной на кухню, — только научи, как.

Виндалу [очень острое карри] удалось на славу, пропотел даже хозяин, который — «в крови горит огонь желаний» — опрометчиво добавил в свою тарелку перец чили. Шампанское от пожара во рту помогает плохо, так что тушили Джорджа водкой и клубничным мороженым. Майлз от мороженого отказался и взял вторую порцию карри — я бы на месте Энцо заказал мрамор с Марса, чтобы не готовить для такого проглота три раза в день!

— В общем, парашют раскрылся, штаны от говна отстирывать не пришлось, но руки тряслись еще дня два. И снилась вся эта херь потом долго. Твоя очередь, Барнс.

— Мой первый бой? Как раз в одиннадцатый день рождения. Нервничал, конечно, боялся подвести команду.

Незнакомый мальчик смотрит так, что становится страшно, — я не понимаю, за что он меня так ненавидит. Дзюдо — это философия, не война.

— Два боя я выиграл, три проиграл. Зеленый еще был совсем.

«Я всем сказал, что уж своего-то сына воспитал мужиком», — отец в ярости хлопает пассажирской дверью так, что содрогается фургон, набитый садовым инвентарем, — у него днем еще клиент, перед которым он хотел похвастаться моей победой.

— Если бы не я — взяли бы серебро, а так в командном зачете первая медаль бронзовая. Но все равно же блестит, так что какая разница.

Медаль оттягивает шею мешком окаменевшего цемента, и больше всего мне хочется ее снять и выбросить, как и этот ужасный день из своей жизни. «Почему ты их не добивал? Сколько раз повторять, что на добреньких воду возят! На мать свою посмотри!». Тарахтит двигатель, и мы едем сквозь декабрьскую морось молча, под мерный скрип дворников. Расстроенный моим проигрышем, отец забыл включить обогреватель, и меня трясет от холода и горя в тонком дзюдоги. 

— Потом сообразил, что от меня требуется, и в личных боях всегда брал золото.

«Послушай меня, Джулиан, — я превращаюсь в слух, я так хочу искупить свою вину! — Еще раз замечу за тобой такие бабские штучки — значит, никудышный я отец. Живите тогда с матерью как хотите. Но без меня.»

— Твоя очередь, Джордж, рассказывать про боевое крещение. Поведай нам о первом рассветном луче королевы Джины.

Он задумчиво провел пальцами по клавишам.

— Ночи безумные, речи бессвязные… Ой, котик, я вам даже все покажу! Интерактивное шоу «Рождение звезды»!

Джордж сбросил с дивана оставшиеся подушки и сел между нами, как меч Тристана.

— Мы с вами, девочки, едем на метро, уже одетые для выступления, потому что гримерки нам не досталось, — он обнял нас за плечи. — Но мы не помним себя от счастья — это наш дебют в большом клубе. Мы репетировали и придумывали наряды целый месяц, и нас, молодых и прекрасных, обязательно ждет успех. В полутемном вагоне блеск наших глаз и платьев озаряет путь в новое будущее, светлое для всех. Поезд трясет, и мы вцепляемся друг в друга. Я, помнится, все боялся, как бы ногти не отклеились, — он усмехнулся и закинул ногу на Майлза. Тот привычным жестом смахнул ее с колен, как надоедливую кошку. — Нам смешно и немного страшно, но остальные пассажиры только бросают косые взгляды, и мы смелеем, не слыша слов осуждения. Кажется, что люди уже принимают нас настоящих, без стандартной упаковки в нормальность, и мы дарим им самые искренние улыбки. Не сводя с нас зачарованных глаз, нам улыбается маленькая девочка, пока мать не шипит ей на ухо, что пялиться неприлично. Остается всего одна остановка и потом пятнадцать минут пешком — и нас встретят друзья, закружит музыка и согреет свет софитов, головы наши увенчают душистые цветы, а шеи обовьют бриллиантовые колье… — Джордж выпрямился и обнял себя за плечи. — Двери закрываются. Их всего двое, и они даже не пьяные. Симпатичные парни, мы им тоже улыбаемся, а один бьет Люси в лицо кулаком так, что хлещет кровь. Грейс пинают ногами на грязном заплеванном полу, я кричу всем этим людям вокруг: «Помогите!», но они опять смотрят. Только девочка уже не улыбается, и мать прижимает ее лицом к себе…

Он взял у меня из рук полный фужер, в котором больше не было пузырьков, чтобы поднять настроение. Я как наяву видел окровавленные рты — нужно бить в губы, если не хочешь повредить руку обломками зубов, слышал хлюпающее чавканье ломающегося носа — нужно отскочить, чтобы не забрызгало одежду, и треск раздираемого на воющем педике платья — чем еще оттирать их гребаную кровь и помаду от кулаков, а домой пусть идут как хотят. Ну что, мужики в штанах, успеваем в пару клубов в Сохо? Ночь нежна!

— Так что настоящий дебют состоялся через полгода, котик, и тебе придется приготовить мне еще один ужин, если хочешь про него услышать, — Джордж улыбнулся, слишком бодро, и промокнул глаза о рубашку Майлза. Козлик потрепал его по голове:

— Все уже прошло, Тайни, не разводи сырость. Я рядом.

Джордж оперся о него спиной и игриво мне подмигнул:

— Вот если бы в том вагоне ехал ты, котик… — Я не стал сбрасывать с колен его ноги. В конце концов, это самое меньшее, что я могу для него сделать. Для всех них.

****

— Это не мне, сердце мое, я таким не увлекаюсь. Это одна девочка наша попросила. Помнишь, наверное, Маршу Мэллоу? А она тебя помнит. Неважно, в общем, в этом клубе имени человека-паука — ну потому что там веревочками всех обвязывают, Краксик, ты даже шутку не заценил, совсем уже заработался! — появился новый мастер. И все в него влюбились сразу и готовы пасть ниц перед волшебными очами. Нет, не видно лица, там же все в масках, сердце мое! Зовут его Маэстро, и говорит он только по-итальянски, а vivace и largo [живо и степенно, музыкальные термины] для проникновенного диалога не хватает, только для проникновения без вокального сопровождения. Я не знал, что ты ханжа, Кракуленочек! Раз у Энцо не разрешаешь спрашивать, давай эти фразы Джулиан переведет? У него наверняка была какая-нибудь страстная итальянка!

В этом-то и проблема. У волка была девушка на любой случай жизни. Итальянка, ветеринар, художница, кондитер, и у всех он чему-то да научился. А ведь он даже никаких усилий не прилагает, когда в парке они вокруг него круги нарезают! Слов точно не тратит. Сначала глаза вскинет изумленно, как будто красоты такой никогда не видел. Потом из-под ресниц еще взглянет, с оттяжечкой. И улыбнется смущенной улыбкой жертвы первой любви. От такого девицы сразу силой мысли перегоняют жир с живота в грудь и судорожно начинают вспоминать, какого цвета на них сегодня трусы. У меня вот всегда черные.

— Не надо грустить, господа офицеры! Смотри! — Тайни ткнул мне в нос свой телефон. — Уделали твоего Мюллера! На пятьдесят лимонов! Это только то, что в новостях можно было напечатать, остальное босс тебе расскажет. Он от радости скакал, что сумел Кардиналу такое дельце подкинуть.

— Он мне уже сказал, что я с крючка соскочил. А Кардиналу-то от Мюллера какая польза?

— Ой, Кракусик, сердце мое, это страшная тайна, покрытая мраком неизвестности. Но! Я тут поговорил кое с кем на подушке по душам… В одном царстве, в самом маленьком государстве есть могущественная организация, на которую Кардинал работал, в хорошей должности. И была у него в сердце песня, а у песни — тайна… Все, все, не отвлекаюсь. Короче, кого-то он полюбил, и было у них все взаимно и сахарно, а потом налетели люди злые на лихих мерседесах … Ну, ты понял. То ли беднягу-любовника там убили, то ли он сам на себя руки наложил, не снеся последних мук, только Кардинал взбесился так, что небесам стало жарко. Сколько он там крови пролил, никто точно не знает, но скандал был громкий, замять не сумели и отправили грешника в Америку, подальше от дедка в тиаре. А босс как раз облажался, помнишь, с полицией? Вот теперь Кардинал нас и курирует, откуда-то из подполья. Феррелли его боится до усрачки, потому что против него что тонкая былинка на ветру качается…

— Жаль, меня не позвали, — я хрустнул пальцами, — душу отвести.

— Сердце мое, ты бы Мюллера этого сразу убил, — Тайни погладил меня по плечу, — а у Кардинала он помучался, и мучиться будет до скончания века. А уж что разлюбил весёлую любовь навсегда — так это без вариантов. Я бы тоже, между прочим, каблуком его, каблуком. За принца моего ненаглядного.

— Ну, это не совсем личное, — волк виновато поскреб в затылке, не спуская с меня внимательных глаз. — Ты просто говорил, что у нас денег немного осталось, и мы можем сделать что-нибудь для души. А что это мой дом — так я решусь на все, что в силах человека! [У.Шекспир, Макбет] На личном примере докажу, что не надо сносить здания, если можно их переделать. Зачем строить бездушные тесные высотки, когда есть возможность дать людям больше свободы, больше пространства, особенно с такими прекрасными видами на парк! — он положил передо мной эскизы. — Мы не будем вмешиваться в основную структуру здания, не станем переделывать лестницы и этажи, зато к каждой квартире пристроим зимние сады и балконы, и маленькие окна заменим на большие стеклянные двери. А кто живет на последнем этаже, — Джулиан невинно захлопал ресницами, — может рассчитывать на террасу на крыше. Надо же их вознаградить за дальновидность при покупке квартиры и отсутствие лифта. Что скажешь?

— Опять новаторский подход? И выселять никого не придется? — в ответ на каждый вопрос волчок кивал с детским энтузиазмом, как будто я предлагал ему мороженое. Если проект не примут, я тебе весь дом куплю, и перестраивай его, как хочешь. — Подготовь документы, смету, выясни требования и поговорим.

На столе передо мной возникла белая папка с цветными закладками. Он всегда играет на опережение.

— Если подпишешь, послезавтра можно везти на комиссию.

И Генрих приветствовал их и сказал,

Что ценит услуги британский трон,

Что очень хорош пиратский корабль,

Что судна такого не видывал он… 

Р. Бернс

— Извини, задержался, — козлик вылез из своего черного Порше, заглянул мне через плечо. — Ты решил спроектировать плавучий дом?

— Да нет, — я перевернул страницу альбома, — меня подружка попросила нарисовать военный корабль для какого-то там своего мультфильма. А я в них абсолютно ничего не смыслю.

— Новая?

— Смеешься? Прошлогодняя. С пятью проектами у меня времени нет кроссовки новые купить!

— Меня как финансового директора такое положение радует. Можем в спортивный магазин заехать на обеде.

— Спасибо, я сам как-нибудь. Ты ведь все знаешь про корабли?

Он посмотрел на меня со снисхождением.

— Морпехов на военных судах транспортируют, мы не моряки.

Черт, сдернул человека в выходной, надо было выбрать время и почитать, кого там с чем едят.

— Но кое-что я знаю, конечно, мы все-таки входим в состав ВМС США. Начнем с того, что надводные корабли предназначены для ведения боевых действий в открытом море…

Майлз меня пощадил и любезно рассказал о линкорах, крейсерах и эсминцах в самых общих чертах. Оказалось, что эскадренный миноносец — именно то, что мне нужно, и мы поехали смотреть «Арли Берк».

Козлик оказался полезным спутником и сумел заболтать музейных служителей — при погонах, кстати, — до такой степени, что нас допустили в святая святых — машинное отделение. Хотя там, кроме формы кожухов и конфигурации труб, меня ничего не интересовало, отказаться после того, как Майлз полчаса выражал свое уважение к морскому флоту, было невежливо. Хорошо еще, что мачт у них нет, а то бы пришлось карабкаться в смотровую бочку!

— Тебе этого хватит для прошлогодней подружки? Тогда, может, съездим в одно место? Там красиво, я давно уже не был.

Странно было сидеть вот так, на краю обрыва, вдвоем, без щебетания Джорджа, корзинки с едой и бесконечного мелькания прохожих. Майлз, по своему обыкновению, развалился на траве, закинул руки под голову — всегда демонстрирует свою беззащитность, как будто я его бить собираюсь.

Молчание меня не тяготит, только настраивает на задумчивый лад и навевает меланхолию. Я обнял колени и смотрел на горизонт, где пух облаков превращался в руно морских барашков.

— Тебе что больше нравится — небо или море?

«Эолова арфа вливает в сердца благодать»! [Дж.Китс] А козлик-то не чужд романтики!

— Наверное, небо. Потому что в нем облака, а они все время разные. Я люблю смотреть, как они бесконечно меняют форму, перетекают одно в другое, а потом снова расходятся. Есть какая-то неизъяснимая загадка в том, что они содержат в себе частицу друг друга, даже если плывут, не соприкасаясь. Как будто внутри остается нежность того, кто хоть на миг сумел стать частью тебя. Я в детстве всегда думал, что облака — это самая теплая вещь на земле.

— Мне больше нравятся волны, — Майлз тоже сел и засунул в рот травинку. — Они с тобой разговаривают, надо только прислушаться. Но я люблю слушать. Волны умнее, чем люди — не выделываются поодиночке. Вливаются друг в друга и становятся единым целым. Потом, конечно, расходятся, но в них ведь тоже общее море. Черт, не умею я нормально мысли свои выражать, — он огорченно выплюнул стебелек.

— Я тебя понял, — я протянул ему новую травинку. — В мире все циклично: облака, воздух, волны, море. У меня даже была теория, что, если распахнуть сознание и растворить себя в окружающем мире, можно прожить множество жизней за… ну, не знаю, за день, — меня, правда, хватало всего на несколько минут, а потом становилось страшно, что не сумею вернуться. — Если подумать, то все вокруг нас — это осколки зеркала, в которых можно увидеть прошлое, и в которых уже отражается будущее. Только надо настроить сердце, сделать вдох одновременно с другими — и почувствуешь их внутри себя, а себя — в них. Если бы люди научились хотя бы на короткое мгновение забывать, что есть «ты» или «я», мы бы тоже могли стать едиными, как облака и волны, пусть и ненадолго.

Он не ответил. Ну и ладно, даже хорошо, что никто не спорит и не начинает приводить имена философов и примеры из литературы. Хотя все по-настоящему хорошие книги разных времен тоже похожи.

— У тебя был друг? — вопрос отрывистый и резкий. — Такой, чтобы ты за него умереть мог?

— Никогда.

Друга, как показало время, у меня не было — идиотам не положено. А вот зияющая пустота предательства до сих пор скалится из дыры в сердце — лучшее противоядие от любви и дружбы.

— У меня был, — Майлз смотрел прямо перед собой, стиснув пальцами траву. — Мы с ним служили. Восемь лет, завербовались вместе. Много где помотались и задницу друг другу спасали. Он успел жениться, а я карьеру делал, думал, вдруг сумею генералом стать. Мы с ним даже не разговаривали толком про серьезные вещи, ну по пьяни если только. А так все про баб, про начальство — обычный треп. Приятели и приятели. Он меня звал в гости, когда в увольнительную ходил, но я понятия не имел, как себя вести в чужой семье. Да ладно, — он ударил кулаком по земле, — мне просто не хотелось видеть, какой он бывает другой. Когда не со мной. А потом я бы на все согласился, даже чтоб не видеть его никогда. Только бы живым остался.

— Он выжил? — Майлзу нужен был этот вопрос после минутной паузы.

— Ему ногу оторвало осколком. Я его нес к вертолету и бормотал всякую чушь, как я его спасу. Герой гребаный, твою мать, голубь мира, — он зло сплюнул. — Он меня спас. Вертолет взорвался прямо перед нами, прямое попадание. Меня вырубило, а Энди упал между мной и пламенем. Сам горел, а меня закрывал. Я потом следы его пальцев на своем теле обводил маркером, чтобы не потерять. Последняя память о нем. Из госпиталя вышел — набил татуировку.

Я отвернулся — такие, как Майлз, не плачут при свидетелях.

— У меня одна вещь сохранилась из детского дома, кораблик, — он опустил лицо в ладони, и голос звучал глухо.— Белый корпус, голубые паруса. Игра какая-то была дурацкая у воспитателей: подари любимую игрушку самому важному человеку. Ну я ее так в кармане и протаскал, пока к нему на могилу не приехал. Оставил там, вместо цветов.

Я пожалел, что с нами нет Джорджа. Мужики, которые боятся быть ненастоящими, не обнимаются, чтобы утешить. Просто рыдают в подушку, клянут свою слабость, выгоняют дурь из башки тренировками или пьянками и подыхают в сорок пять лет от инфаркта. Чего и себе желаю. В голове вертелась совершенно неподходящая фраза: «каждый умрет той смертью, которую найдет себе сам». Похоже, я совсем разучился разговаривать с людьми.

— Странно, что сердце — как ящерица, — Майлз методично выдергивал травинки. — Как хвост отрастает, даже обидно. Думаешь, что никто не сможет заменить особенного человека, а потом раз — …

— Это не предательство, Весли, никому бы не стало лучше, если бы ты умер, — я так долго твердил эти слова самому себе, что они прозвучали убедительно. — Ты спас Джорджа, и он тоже прекрасный друг! Он наверняка тебе помогает, ты просто не знаешь, как. Иногда правильный человек рядом — это все, что нужно для счастья.

— Ты ходил на яхте?

Спасибо тебе, мистер Майлз, умеешь ты вовремя ведро воды вылить на остывшие угли, чтобы пламя какое не возгорелось.

— Нет, я морю не очень доверяю. Слишком оно большое и холодное, а плаваю я хреново. Я сухопутная крыса, ног от твердой земли не отрываю. Минимизирую риски.

— По твоим проектам не скажешь.

— В архитектуре только математика, физика и я. Человеческий фактор исключен, а в остальном я уверен.

Мы еще поговорили о работе, а потом позвонил Джордж и сказал, что Энцо уже начал готовить ужин, а ему не дает даже кофе с булочками, и мы поехали спасать певца любви от голодной смерти. Перед тем, как сесть в машину, я оглянулся туда, где небо доверчиво сливалось с морем в нежную ленточку горизонта.

****

— Как ты думаешь, сколько ей лет? Которая с велосипедом? 

Я посмотрел в сторону игровой площадки. Детские голоса меня успокаивают.

— Двадцать восемь.

— Да нет же, не матери! — нетерпеливо фыркнул волк. — Ей точно за тридцать. Девочке с хвостиками.

Я пригляделся:

— Четыре. Если ты про ту, что в зеленом платье.

— А трехлетние есть? — он почему-то расстроился.

— Мальчика видишь в красной рубашке? Ему почти три.

— А девочек нет? Это не то, что ты думаешь!

Но я уже забыл про девочек, а привычно прикидывал площадь атаки противника и распределение сил союзников. Джулиан проследил за моим взглядом и подавился яблоком:

— Твою мать, он совсем уже спятил? Надо было за ним заехать!

— У него в башке сейчас одни розовые сопли и члены с бантиком. Он неотразим и неуязвим, идиот влюбленный.

Микроскопические ярко-голубые шорты на колготках в сетку, кроссовки на каблуках и обрезанная наполовину майка сработали почище противопехотной мины. Даже птицы, по-моему, обалдели и заткнулись. Поэтому пронзительный свист и слова, которые при встрече с такой красотой способны произнести три отморозка, услышали все. Я начал вставать, но волк меня опередил:

— Я сам.

Тайни был метрах в пятидесяти от нас и уже успел ответить наглой троице и испугаться, когда Джулиан взял его за руку и отправил ко мне. Дальше все произошло очень технично, красиво, и я порадовался, что не моргнул.

— Кракусик, а как он их так быстро? Почему крови нет?

— Спортивный бой на поражение. Бросок через бедро, кулак в солнечное сплетение и ребро ладони на сонную артерию. Хирург, никого не покалечил, я бы не сдержался.

— Ну нет, сердце мое, мне больше нравится, как ты их мочишь. Чтоб кровища фонтаном и кости трещали!

— Во-первых, тут дети рядом, а во-вторых, уроды эти на своих ногах уйдут. Джулиан все правильно сделал, скажи ему спасибо.

Он уставился на меня как император Куско, увидевший в отражении ламу:

— Так это же ты с ним дрался? Тогда … ну, когда… Почему он проиграл?

— Потому что он честно бьется, — я с хрустом разломил яблоко пополам. — У нас разные школы.

— Ой, котик, не стоило, меня любовь греет! — Тайни кокетливо накинул на плечи свитер. — Его зовут Серж, и он просто песня!

— Кто на этот раз? Фотограф, вышибала или саксофонист?

— Актер! — Тайни победно поднял бокал с вином. — Молодой, красивый и мускулистый, сверху заглядение, снизу — объедение!

— И где он снимается? — волчок печально наблюдал, как рукав его белого свитера покрывается красными винными брызгами. Футболка у него тоже белая, спортивная, в обтяжку. Но ее я снимать при всех не позволю, пусть хоть искупается в бордо девяносто шестого года. Дам себе еще минут пять полюбоваться, не замерзнет.

— У них закрытые съемки и платные показы, — хихикнул Тайни, и мы с Джулианом переглянулись. — Многие актеры так начинали! Он очень талантливый! В этот раз мне повезет!

— И куда он тебя водил, Джордж? Чем тебя вообще можно удивить?

— Ну, котик, мы ходили в рестораны, и в клуб… Ты бы видел его в мокрых брюках без белья! Боже!!! Там все обкончались! А увез его домой я!

— Позвольте за вами поухаживать, мадам, — я ловко перехватил бутылку. — И сколько ты уже на него потратил?

— Фу, сердце мое, что значат деньги пред лицом любви! Все пополам, он потом отдаст! Так ведь, котик?

— Сердце пополам — это больно, Джордж, — посерьезнел волк. — Вся эта любовная эйфория плохо заканчивается, почитай хоть Шекспира в переводе с английского. Билли тоже говорит, что берешь взаймы любовью — расплачиваешься слезами [Who Wants Love].

— Нет, с вами невозможно! — рассердился Тайни. — Как вообще жить, чтобы не любить? Джулиан, неужели ты на первой же встрече думаешь о том, как все закончится?

Волк пожал плечами:

— Я не думаю, Джордж. Я знаю. Всегда одно и то же. Людей интересует исключительно личная выгода, а не твой внутренний мир. Поэтому я сразу ограничиваю отношения сексом. Его не предашь.

— Нельзя заниматься сексом без чувств!

— А как же жалость? — прищурился Джулиан. — Извини, Джордж, у тебя, конечно, все по-другому. Просто не хочу, чтобы тебе сердце разбили.

— Оно так просто не бьется, — Тайни мстительно вонзил ему в грудь палец. Еще раз так сделаешь, сволочь, будешь сам разбираться со своими членоносцами. — Оно у меня из песка, не думай, что я уж совсем как в первый раз. Рассыплется, снова в кучку соберется и опять можно замки песочные строить. А потом как вспыхнет горнило страсти, и я либо сгорю, либо закалюсь так, что стану самым красивым хрусталем на земле!

— Тогда уж не из песка твое сердце, а из волшебной пыльцы фей, — я снял с себя куртку и накинул на волка. — В понедельник вернешь, стирать не надо.

— Ой, котик, ну они прямо просились на твою попочку сесть! Посмотри, как с зелененьким свитерочком будет чудесно! И с беленьким просто восторг!

Джулиан кусал губы, но пляшущему вокруг него Тайни не возражал. Волк ему почему-то все с рук спускает. Я вот не осмелился бы к его заднице брюки приложить. Поэтому попросил доверенное лицо прийти в офис. Ну чтобы не было войны.

— Вот мы пойдем с тобой, душечка, разгуляемся, — заливалась звезда оперы и балета имени радужного пони, — и пускай на нас люди зарятся! Я испортил тебе одежду, котик, я и должен все исправить.

— Это был один свитер, Джордж…

— Я уже все бирки срезал, котик! Не выбрасывать же. Ну или хочешь, я из своего гардероба тебе что-нибудь подберу? Поярче?

Вот он, нужный момент.

— У нас совещание через полчаса, Джулиан, ты готов?

Он посмотрел на меня с такой благодарностью, что я с трудом удержался, чтобы не выгнать Тайни из кабинета и остаться с ним наедине. Пусть при мне примерит свои брюки и свитера. И к черту совещание.

— Мне еще пару документов надо проверить, — волчок сгреб пакеты в охапку. — Спасибо, Джордж.

— Вот как это делают профессионалы! — гордо заявил Тайни, когда закрылась дверь. — Я же говорил, из моих рук он все возьмет.

А мои к нему прикоснуться не смеют. Надо будет показаться вечером этому Сержу, провести разъяснительную беседу об условиях сохранности его товарного вида. Тайни заслужил кусочек счастья, пусть порадуется лишнюю неделю.

Насколько прекраснее была бы жизнь, 

если бы все мы были такими, 

какими нас видят наши собаки. 

Р. Киплинг

По нью-йоркской статистике дождь в декабре распределен на восемь дней. Но в эту среду он решил вылиться весь разом, так что щедрый жест начальника, который отпустил меня после обеда, пропал даром — какая уж пробежка по колено в воде. Планов никаких не было, документы по новому проекту я благоразумно оставил на работе, так что как обычно, видимо: еда из коробочки, джаз и здоровый сон двадцатисемилетнего новорожденного.

В дверь позвонили. Что, опять букет и орхидеи? Третий год подряд? Надо как-то узнать, кто эта тайная воздыхательница!

— Хорошо, что ты дома, — на черном пальто блестели капли дождя. — Заходи, Дейзи.

Она была всех возможных цветов, с рыжими бровями, висячими ушами и пятнами на белом животе, который сразу же подставила мне под руки.

— Людям-то дашь зайти?

Я поднялся с колен, не сводя с собаки глаз.

— Это чья?

— Котик, она вся твоя! С днем рождения, милый! Впусти нас уже, у меня руки отваливаются! Как у тебя стильно! И опять все белое! Больше жизни, ангел мой снежный, больше цвета!

Дейзи деловито протрусила в гостиную и начала обнюхивать диван, я очнулся и забрал у Джорджа тяжелые пакеты с бутылками.

— Джулиан, котик, где тут у тебя музыка? Пляски, разноцветные краски, веселые качели — сейчас все будет, принц мой светлый, не волнуйся! Весли, сердце мое, наливай полнее чарку!

— Подождите, я же не знал… Надо еды заказать…

— Мастер Джулиан, не сочтите за труд показать мне, где кухня.

Тут я сразу вспомнил, что не пылесосил уже три дня и в раковине тоскует грязная посуда после завтрака. Этим двум балбесам все равно, а вот Энцо что обо мне теперь подумает!

— Котик, понеслись! — Джордж сунул мне под нос бокал. — Водка мартини, взболтать, но не смешивать! Самый английский!

Я сидел с собакой на руках, Майлз делал коктейли, Энцо священнодействовал у плиты. И все это под «Осень в Нью-Йорке», «Звездную пыль» и другие любимые песни Джорджа Валентайна, которые он не поет на концертах, «потому что надо что-то оставить и для души, принц мой светлый, не все же продается». Акустика в лофте прекрасная, и Энцо довольно кивал. Помогать он себе не позволил, эргономику кухни одобрил, и я вздохнул свободно: после трех коктейлей немытая тарелка по результатам опроса общественного мнения приравнялась к растяжкам на телах Рубенсовских женщин, став изюминкой реализма в современном интерьере.

Кухонный остров не вместил и половины того, что предстояло съесть и выпить, и козлик притащил рабочий стол. Энцо я почти насильно усадил рядом с собой и поставил перед ним задачу не дать мне напиться, иначе гости будут веселиться под мой сонный храп. К заданию он отнесся очень ответственно, так что я выпил по бокалу Бароло и Барбареско, короля и королевы итальянских вин, а потом у меня в стакане оказывался исключительно лимонад, «из лимонов Сорренто, дорогой мастер Джулиан, непревзойденных по своим вкусовым качествам, съешьте еще вот этот кусочек рыбы, он совсем крошечный, можно без хлеба с оливками, хотя я сегодня специально испек».

Перед десертом, прежде чем окончательно впасть в пищевую кому, я вывел собаку, а после прочно обосновался на диване, и кофе мне подали туда. Я прикинул было, во сколько километро-часов мне обойдется сегодняшний ужин, но посмотрел на озаренное свечами лицо Энцо, абсолютно неземной красоты торт с моими любимыми меренгами, — как он все помнит? — отринул сомнения и попросил второй кусок. Какие-то штаны завтра должны на меня налезть.

— Нет, Грегори Портера я тоже не люблю. А вот Бенсон чем тебе не угодил? А Нора Джонс? Ты даже не слушал ее!

Мне было лень спасать Энцо, который с невозмутимым видом убирал со стола, тем более, что Джордж сопровождал свой воодушевленный монолог вокальными вставками, поочередно отпивая из бокалов в обеих руках. Такой эксклюзивный концерт не снился ни одному миллионеру! Хотя один тут все же присутствовал, на другом конце дивана.

— Спасибо, Вес.

— Не за что. Если она тебе не понравится, в приюте сказали, что заберут обратно.

— Охренел совсем? — я прижал Дейзи к себе покрепче. Она недовольно открыла свой единственный глаз, вздохнула и снова уснула. — Я всю жизнь мечтал о собаке, а это вообще идеальный вариант — не щенок, которого дома не оставишь, и не слон, которого надо за городом выгуливать. Подарочки — не отдарочки!

Майлз почесал бородатую щеку — это он засмущался, он всегда так делает, когда мы поем ему дифирамбы после каждого удачного проекта. Хотя неудачных еще не было, возможно, потому, что наш директор очень дотошно все проверяет и просчитывает на пять ходов вперед.

— Летом оставляй ее на террасе гулять. Газон на крыше разбей, места полно. Завтра можно после работы заехать за лежанкой и кормом, чтобы тебе пешком не таскаться. Если хочешь.

Энцо позволил себе тонкий намек про ресторан быстрого питания в ответ на неуклюжую шутку хозяина, что дома на ужин; Джордж хныкал, что еще не вечер и надо всем ехать в клуб, Дейзи сыто всхрапывала и дергала во сне лапами, а я был абсолютно счастлив. Это был тот самый день, ради которого и стоит жить. День, который останется с тобой навсегда, даже если изменится весь мир, включая тебя самого. День, когда все облака оказались на одной волне. На самом краешке неба.

****

— Я все, — сыто выдохнул волк и отодвинул от себя тарелку. — Спасибо, Мел, извини, что мы так поздно.

— Золотенькие мои, кафе в этом году обязательно снова возьмет приз за лучший рождественский дизайн, так что вы свою еду заслужили в любое время суток. Весли, малыш, тебе кофе? Джулиан, любовь моя, чай черный с молоком или Эрл Грей?

— Так почему нельзя поесть в клубе? — я отобрал у него булочку с корицей.

— Люди будут петь, а ты жуешь — не комильфо, Вес. Надо уважать чужой труд, тем более Джордж нас чуть не на сцену посадил. И потом, знаешь, как приятно, — он мечтательно подпер щеку кулаком, — поесть без собаки, без этих преданных вечноголодных глаз. Я знаю, знаю, но она же несчастная была, ее же бросили! Ты сам ее все время подкармливаешь.

— Она высидит одна так долго?

— У Марии осталась на ночь, у нее тоже приютская скотинка, только мохнатая. Я с утра их обоих выгуляю.

Надо было все-таки не слушать Энцо и подарить волку кошку. Просто удивительно, сколько девушек заговаривает с ним под предлогом «какая миленькая, а как ее зовут». Тайни тоже подумывал завести питомца, потому что Джулиан не разрешает ему наряжать Дейзи в какие-то безумные наряды. Но послушал рассказы новоиспеченного собаковода и заявил, что к родительским обязанностям не готов.

— А ты уже был на дрэг концерте? Там очень громко? Я не люблю, когда музыка по ушам…

Я один раз послушал, под что он бегает, когда мы в парке встретились. Почти случайно, прием сигнала GPS с его телефона на свой тестировал. Ну, в общем, скрежет ржавого вертолета плюс вопли мартовских котов плюс грохот взрыва осколочного снаряда в посудной лавке. Контузия с временной потерей слуха гарантирована.

— Там нормально. Не джаз ваш заунывный, а весело и ярко. Представь себе двадцать Тайни в одном зале.

Джулиан закрыл глаза и обреченно вздохнул:

— Ладно, всякое искусство имеет право на существование. Мы с тобой тоже не памятники архитектуры строим. Поехали, а то цветы замерзнут.

В клубе уже было шумно и тесно, но синий ледокол «Королева Джина» проложил к нам дорогу своей накладной грудью.

— Это мои любимые, шоколадные, котик? — он вцепился в коробку, перевязанную радужной лентой. — Ты услада сердца моего, спасибо!

— Там три вида, на всех хватит, Джордж, не жадничай. Я тебе потом отдельно испеку, и не тряси, а то крем будете с крышки слизывать.

— Я найду, чем тряхнуть и с кого слизать! Проходите, проходите уже!

Наш столик был расположен грамотно, сцена просматривалась полностью, никто обзору не мешал. Джулиан покорно дал себя обнять, утонув в пышном бюсте мадам Полин. Я пожал руку папаше Бернару.

— Он еще красивее, чем Джорджи рассказывал, посмотри, chérie! Только очень худенький, тебя совсем не кормят, mon bébé? Обязательно приезжай к нам на каникулы, и ты, Вес, тоже, я вас обоих приведу в надлежащий вид.

Я принял свою дозу объятий и представил реакцию Энцо на обвинение в том, что он держит драгоценного мастера Джулиана на голодном пайке. Вооруженная кулинарная операция «Спагетти в космосе» с применением высокотехнологичных кухонных приборов.

Мадам Полин утащила мужа здороваться с кем-то еще, а волк посмотрел на меня.

— Это его родители, — я сел за столик и оглянулся в поисках официанта. — Ты что будешь?

— Джордж позвал сюда родителей? Они что, знают? Про Джину?

— Насколько я помню, отец учил его петь, а Полин сшила ему первое платье. Так что пьешь?

— Двойной бурбон, пожалуйста, — это что-то новое. Я решил не мелочиться и взял бутылку.

Тайни, конечно, здорово поднялся за восемь лет. Прошло то время, когда его «девочки» выглядели как дешевые проститутки в ботфортах по самые яйца и навешивали бананы на причинные места. Теперь, если не знать, и не поверишь, что это ненастоящие женщины — холеные, в роскошных нарядах, все как на подбор. Волк на сцену почти не смотрел. Тянул свой бурбон, украдкой рассматривал старших Валентайнов, следил за реакцией публики. Замер, когда эта чертова Ванилла приземлилась ему на колени, и сцепил руки за спинкой стула. Я положил ладони на стол и медленно сжал их в кулаки. Джулиан получил свободу, а я шарфом из белых перьев по морде. Придется потом разъяснить в индивидуальном порядке, что мой архитектор не приветствует такой интерактив. А уж его директор вообще категорически против любителей чужих караваев.

Песни были всякие. Кантри с непременными ковбоями в кожаных шляпах и трусах, которые они потеряли в конце номера на радость всем. Сама мадам Джорджина Валентина спела «И целого мира мало» [The World Is not Enough, заглавная песня фильма про Джеймса Бонда] для волка и «Сердце ты любви открой» [Can You Feel the Love Tonight, Король Лев] для меня. Джулиан польщенно улыбался, а я показал этому умнику в львиной шкуре средний палец. С ним тоже придется поговорить об обращении с конфиденциальной информацией. Потом еще были Toxic и другая попса, волчок расслабился и тоже хлопал, уже не просто из вежливости. После финальной общей песни в зале погас свет, и луч прожектора лег под ноги Тайни. Он был сегодня хорош в синем платье с бесконечным разрезом и белом парике.

— Я воспользуюсь своим королевским правом, — все зааплодировали, и он стал похож на довольного кота, — и завершу сегодняшний концерт песней, которую посвящаю своим самым дорогим людям! — второй луч нашел наш столик. — Без моих родителей не случилось бы сказки о чудесном превращении черного мальчика из Луизианы в роскошную, — Тайни театрально провел ладонью по изгибу тела, сорвав одобрительные выкрики, — королеву. А какая же королева без рыцаря и армии! — он послал нам воздушный поцелуй. — Обожаю вас за то, что вы даете мне мужество быть собой!

Он сел за туалетный столик, спиной к залу, а с потолка спустился белый экран, на котором, как в зеркале, мы видели его лицо. Заиграла музыка, и Джулиан прижал ладонь к губам.

«Смешной мой Валентин», — запел Тайни своим нормальным голосом. «У меня сердце радуется, когда я смотрю на тебя», — он взял ватный диск и стер с губ помаду. «Пусть весь какой-то несуразный, и красоты ни на грош», — он улыбался своему изображению, отклеивая ресницы. «И все же ты — мой шедевр, и какая разница, что фигура у тебя не как у Аполлона», — Тайни встал, и синее платье упало к его ногам. «И умом, наверное, не блещешь», — на его теле стали видны глубокие полосы от снятого корсета. «Но не вздумай, ради всего святого, менять в себе что-то, даже на волосок!» — он снял парик и повесил его на болванку. Потом накинул струящийся халат и погладил себя по лицу на экране: «Каждый день — для тебя, милый. Каждый день — это день Валентина». Не оборачиваясь, он помахал нам рукой и ушел в темноту сцены. Публика еще не успела выдохнуть, как Джулиан залпом выпил бурбон из моего стакана и куда-то умчался. В зал он не вернулся, прислал сообщение, что ждет у машины.

— Тайни сегодня молодец, даже меня проняло. Ну как, понравилось тебе?

Волк кивнул, закусил губу и уткнул взгляд в боковое окно. Всю дорогу до его дома мы ехали молча.

Лучше поварского дела только

хороший джаз и долгий секс.

Я. Вишневский

Джордж опаздывал, и я порадовался, что Вес забрал собаку на ночь — субботним утром можно будет поспать подольше.

В клубе Dizzy [джаз-клуб в Нью-Йорке] я был несколько раз, но не так часто, чтобы меня запомнил бармен, поэтому можно было насладиться одиночеством среди людей. Очень успокаивает, когда они живут вокруг тебя своей жизнью, словно рыбки в аквариуме, не обращая внимания на приевшиеся неподвижные декорации ни внутри, ни снаружи. 

Она вопросительно улыбнулась мне из-за плеча в сером пиджаке. Ухоженная, знающая себе цену. Лет тридцати пяти. Я тоже улыбнулся, завершая безмолвные переговоры, она прикрыла глаза в знак того, что поняла. Жаль, что я сегодня нянька, но козлик на разборке с Сержем не сдержался, и тот сменил амплуа звезды на статус черной дыры, хотя, если честно, "кто верит в кротость волка, в честность конского барышника, в любовь мальчика и полагается на клятвы изменницы — тот полоумный" [У.Шекспир. Король Лир]. Однако Джорджа не утешит даже то, что о нем писал классик. Только очередной загул, безрассудно-отчаянный и чреватый последствиями. У меня девушки не было уже, наверное, месяца три, да и ту ночь испортила Дейзи — секс при свидетелях в список моих увлечений не входит, а царапанье в дверь и жалобный скулеж настроение убили напрочь. 

Она скучала, вежливо растягивая губы и под любым предлогом вынимая руку из настойчивых пальцев серопиджачного кавалера. На меня больше не смотрела, и я подумал, что надо будет поискать ее здесь потом, когда буду совершенно свободен. Очень редко встречаешь таких глубоких женщин, которые видят тебя насквозь и не задают ненужных вопросов. Они берут и дают ровно столько, сколько предложишь ты, и с ними удивительно легко и спокойно. Конечно, все они были старше меня, но моя молодость — цена, которую я готов платить за гармонию душ.

Она поднялась и взяла со стойки сумочку, у меня в кармане зажужжал телефон: “Котик, я поговорил с мамой и ложусь баиньки. Развлекайся сам. Люблю-целую, всегда твой Д”.

— Прошу прощения, мадам, — я успел встать до того, как она прошла мимо меня. — Не попробовать ли нам станцевать свинг? Мне кажется, у нас получится.

****

В баре было пусто, но я все равно прошел в кабинет. На сердце хрустел вонючий песок из грязного кошачьего лотка. Бармен принес напитки и придержал для Моники дверь.

— Ну что тебе сказать, Кракен, — она отпила свой сайдкар и задумчиво провела пальцем по конверту на столе. — В моем личном рейтинге он идет в VIP список, в первую пятерку. Внимательный, предупредительный и нереально для своего возраста виртуозный. Под партнершу подстраивается моментально, но про себя не забывает. Все очень, я бы сказала, профессионально. Можно видео снимать, повторит десять дублей и не собьется. Абсолютно нулевая эмоциональная вовлеченность, улыбается одними губами, но еще много что ими умеет.

— Полезного что скажешь?

Она понимающе улыбнулась:

— Мальчик очень нежный, совсем не терпит насилия. Я его по попке шлепнула, так он на меня надулся. Целуется как бог, фантазия и физическая подготовка на высоте. Тело… — она поцеловала свои пальцы, — сам увидишь. Если сумеешь отключить ему контролирующий орган, — она засмеялась в ответ на мои поднятые брови, — голову, обещай мне рассказать. Удачи тебе, Кракен, будь с ним поласковее и обнимай покрепче. И заходи, если что, я тебя еще поучу. 

Она не облизнула губы, не зря в своем деле лучшая.

— Я зайду. С братом если надо помочь — дай знать.

Я засунул в карман оставленный на столе конверт и достал телефон:

— Нико? У тебя сегодня на вечер есть клиенты? Заезжай за мной. Нет, босс не узнает, мы ему не скажем. Все как в прошлый раз. Дока я предупредил на всякий случай, но обещаю бить осторожно. Через двадцать минут жду.