Относительно родственников можно сказать много чего…

и сказать надо, потому что напечатать нельзя.

А. Эйнштейн

Двадцать первого декабря я поехал в аэропорт на такси прямо с работы — встречать свое святое семейство.

— Я думал, ты на лимузине нас заберешь. Или на своей машине, — я тоже рад тебя видеть, Райан.

— Вот телефон, закажи нам лимузин за свой счет. В мою машину твоя задница не поместится.

— А какая у тебя тачка?

— Ты на таких не ездил.

В черном доме все охали и ахали — как же, жилище миллионера!

— Джулз, милый, это ты все так придумал?

— Что ты, мама, упаси бог. Вот поедем ко мне — там увидишь, как я представляю себе современный дизайн.

— А где Весли? Я никогда не видел миллионера в домашней обстановке. А сколько дом этот стоит? А девушка есть…

— Он в командировке до завтрашнего вечера. Энцо, будь любезен, покажи Райану их комнату, я отведу родителей.

— Слушай, Энцо, а сколько он тебе платит? А у него есть кто-нибудь? Или он…

— Я не жалуюсь. У мистера Майлза есть любимый человек, у них все очень серьезно. На ужин спагетти с фрикадельками, мисс Бонни, надеюсь, Вам понравится.

— Ура! А у вас же есть большой телевизор с мультиками?

— Непременно, мисс Бонни. И еще есть бассейн с волнами.

— Папа, побежали переодеваться! Ты положил мой купальник?

После раннего ужина — пять часов разницы во времени уже сказывались, — гости разошлись по комнатам. Я принес в столовую план нового проекта и сел его проверять под синатровский бархат из кухни.

— Джулз, а покажи хозяйскую спальню!

— Райан, иди спать. Неприлично заходить в чужие комнаты без спроса. Вас и так впустили по доброте душевной, а то жили бы сейчас в ремонте…

— Ну никто же не узнает! Покажи хоть, где она.

— Там, где на двери три замка. Специально врезали к твоему приезду. Отвали.

— Ну покажи твою.

— Я занят.

— А покажи свою тачку? Эй, как тебя там? Энцио, где у вас гараж?

— Оставь его в покое, придурок. Пойдем, посмотришь машину — и чтоб я тебя до утра не видел. А лучше до следующего года.

Злорадство — отличный способ поднять себе настроение. Моя красная Tesla roadster ввела братца в транс, он только что не лег под нее, спустив штаны. Ну, хотя, если честно, я первую неделю тоже по три раза на дню бегал в гараж смотреть на свой подарок на день рождения. А потом мы проверяли, на сколько хватит заряда, тоже раза три.

Кое-как избавившись от Райана, я вернулся к работе и встал из-за стола в десять вечера, с квадратной головой и полным мятного чая — «очень полезно для пищеварения, мастер Джулиан» — желудком. Я уже заранее извинился перед Энцо за своих родственничков, но после их отъезда надо будет как-то его задобрить. Райан с Бонни кого хочешь достанут, яблоня с яблоком.

Во избежание неловких ситуаций мы с Весом договорились спать в разных комнатах. Договор обошелся мне в месяц снизу, но уж лучше так, чем скандал в благородном семействе — у Райана нюх на всякие скелеты в шкафах, ему бы в желтой прессе цены не было. Такса стандартная — тридцать серебренников в твердой валюте. Так что я обосновался в гостевой комнате — там, где болел. Странно находиться у Веса дома без него. Он бы сейчас лежал в постели, делал вид, что читает финансовый журнал. Я обычно забираюсь под одеяло, печально вздыхаю от своей невостребованности и поворачиваюсь к козлику спиной. Через пару минут в районе моих бедер начинается ручной труд, который так облагораживает человека. А потом я в который раз себя хвалю, что звукоизолировал стены. Если хвалить каждую ночь — самооценка взлетает до небес, вместе с моими воплями. Стремно, конечно, но крышу этот мужик мне сносит напрочь.

****

Хорошо, что я знаю, куда волк будет бить. А не то корчился бы крючком-окорочком на ковре в гостевой спальне. Но сюрприз вышел на славу: мне удалось прихватить Джулиана на выходе из ванной.

— Твою мать, Вес, я же…

Дальше он уже ничего не говорил, покорно распятый за руки у стены. Когда я, наконец, его отпустил, мы оба тяжело дышали.

— Ты как успел?

— Долго ли умеючи, — и потянул его на кровать.
 В дверь постучали и немедленно отворили. Райан, давно не виделись.

— Джулз, а есть чего пожрать? Ой, привет, Весли, а сказали — тебя до завтра не ждать?

— Добрый вечер. Я все быстро провернул, в конторе дел полно. Как раз Джулиану рассказывал.

Он посмотрел на нас с подозрением. Но придраться не к чему: я в костюме, даже при галстуке — были у меня планы на него. Волк в трусах и футболке — моей, кстати, надо потом с него снять и самому в ней спать.

— Я тоже что-нибудь бы съел. Энцо уже уехал?

— Сейчас проверю холодильник. Уже ночь, вообще-то, люди спят нормальные, а не жрут как…

Я пошел к себе переодеваться. Это почти две недели нам придется в шпионов играть? Не знаю, не знаю…

— Ты чего, в Армани спишь?

— В кровати я сплю! Ты еще трусы мне проверь, недодел!

— Нет, правда, что ли? Ой! Это что у тебя?

Джулиан стоял у плиты, и Райан отогнул ему ворот футболки, чтобы проверить ярлык. А у волчка от плеч до самых бедер стоят мои метки, всех цветов и размеров. Зимой он на это согласился, а летом мой холст уменьшится до размера спортивной одежды.

— Это, братец, называется засос. Когда люди сексом занимаются. Помнишь еще такое? Ешьте уже и спать.

— Ой, Весли, а это ром? А мне налей? Джулз, дай стакан побольше!

Судя по выражению лица, Джулиан тоже сейчас приложится к бутылке. В качестве анестезии.

Ночью мне, конечно, ничего не обломилось, а на завтрак я пришел самым последним, когда все уже заканчивали есть. Бонни послушно открывала рот, когда дедушка протягивал ей вафлю, и быстро захлопывала его перед ложкой каши, предложенной отцом. Джулиан наблюдал за процессом кормления с плохо скрытым раздражением. Я вздохнул: он и так не любит детей. Племянница стала для него неприятным сюрпризом — Райан, оказывается, обещал получить образование, если брат «возместит ущерб», нанесенный семейному бюджету. А вместо этого завел ребенка, чтобы жить на пособие и пробивать родителей на жалость. Так что Бонни для дяди — болезненное напоминание о глупой доверчивости и встрече со смертью.

— Вес, дашь мне машину? Чтобы все в нее влезли?

Я пошарил в кармане. Рановато, конечно, но уж очень волчок печальный сегодня. Он перед первой тренировкой с моими бойцами дергался меньше, чем перед визитом родственников. Кардинал, конечно, в психологии профи: после тех записей подпольных боев Джулиан для парней — серьезный авторитет. Если кто и догадывается о наших с ним отношениях, возражений не имеет: настоящий мужик сам решает, с кем спать.

— Возьми вот эту, — я щелчком отправил ключи по столу.

— Я первая! — Бонни схватила серебристый брелок и выскочила из-за стола. — Кто последний, тот дурак!

— Не тронь моего ребенка! — взвизгнул Райан и съежился от злобного волчьего рыка. — Мама, скажи ему!

— Джулз, дорогой, ей же просто хочется поиграть, у нее возраст такой, — Кэтрин ухватила Ли за рукав. Волчок недовольно оскалился и пошел одеваться. Я снова вздохнул: разговор о детях придется отложить на неопределенный срок, Бонни вовсе не милый карапуз из рекламы семейного ресторана.

Жили два брата. Вместе росли,


Вместе учились в школе.


Один другому однажды сказал:


— Давай поборемся, что ли?


Они боролись, Вильям и Джон,


И Джон упал на поляну,


А Вильям упавшему Джону ножом


Нанес смертельную рану.

Р. Бернс

Последними в гараж заявились Райан с Бонни — что и требовалось доказать, я еще им это не раз припомню. Неугомонное дитя радостно позвенело ключами и показало мне язык — не проблема, милая, просто минус подарок под елкой. Я подергал ручку двери белого Ягуара: закрыта. Брать черный? Дурацкий сегодня день.

— Я нашла! — пронзительный детский голос больно отскочил от стен теннисными мячиками прямо по ушам. — Смотри, бабушка, это карета для снежной королевы!

— Ни… чего себе! — присвистнул отец. — Не зря я Весли возил на выставку английских машин! Соображает мужик!

Астон Мартин сиял мне фарами как жемчужина из перламутровой раковины. Я закусил губу, чтобы не улыбнуться от счастья, и выдернул ключ из пухлой ладошки:

— Одна царапина внутри или снаружи, Райан, и вы с ребенком передвигаетесь исключительно на общественном транспорте. Мистер Майлз очень трепетно относится к своему британскому… достоянию.

— Хорошо быть миллионером, — завистливо цокнул языком отец, устраиваясь на переднем сиденье, — ты уже когда себе такую купишь, Джулз? Чтобы все видели, чего ты стоишь?

Я любовно погладил руль, отрегулировал положение кресла и повернул ключ в замке зажигания: хоть в три часа ночи, но надо улучить момент и поблагодарить козлика, он ведь тоже для меня старается.

Моя квартира, заваленная стройматериалами, впечатления ни на кого не произвела, в отличие от террасы на крыше, откуда родители восторгались видами, а Бонни изучала окрестности в выпрошенный у Веса морской бинокль, и потом мы на полчаса застряли на детской площадке в парке. Мне до смерти не хотелось вылезать из своей новой машины, поэтому после зоопарка мы долго катались по украшенным к Рождеству улицам Бруклина.

— И как тебе подарок? — перед ужином Вес позвал меня в гараж под предлогом того, что нужно принести много документов. Кто бы мог подумать, что в таком большом доме нам придется прятаться от моих вездесущих родственников! Но, конечно, обстановка для выражения благодарности самая неподходящая — при таком скоплении черных машин у меня даже не встанет, прости, козленочек, мы договаривались: никакого интима рядом с автомобилем.

— Я бы сказал, что лучше, чем секс с тобой, но это неправда.

Вес очень трогательно реагирует на комплименты. Вот и сейчас он притиснул меня спиной к стене, как будто я убегу от него, и впился в мои губы, словно нежный вампир. А у меня сердце упало и рассыпалось по полу лепестками, схваченными майским морозом: из двери на нас смотрела ухмыляющаяся рожа Райана.

— Вас беспокоит желудок, мастер Джулиан? Вы и к завтраку не притронулись. Мне приготовить что-то другое?

— Нет, что ты, Энцо, не утруждай себя, мы же ездили к Мел на обед.

— Он там тоже не ел ничего! — влезла Бонни. В детстве ее папаша получал от меня за такие вещи по шее. Может, одолжить у Мел внука, чтобы врезал этой предательнице, раз я уже вышел из возраста? — А мне все велели съесть, а то мороженое не купят! А Джулиан даже овощи не ел…

— Наверное, завтра ябеды не поедут смотреть на Рокфеллеровскую елку, — я кровожадно вонзил вилку в отбивную, — и конкурс пряничных домиков пропустят, как ты считаешь, Бонни Гонерилья Регана [старшие дочери короля Лира, предавшие отца и младшую сестру]?

У деточки оттопырилась нижняя губа — то ли от мрачной перспективы провести день без развлечений, то ли от моей сияющей полнозубой улыбки — и она сползла со стула под стол.

— Ты ее расстроил! Мама, скажи ему!

— Я ведь тоже могу расстроиться, Райан, — я отрезал кусок мяса, положил его в рот и прожевал, — причем очень сильно и навсегда. Так что будь вежлив в гостях и учи тому же свою дочь.

Еда на вкус была как картон, а желудок и правда противно ныл — главное, чтобы меня трясти не начало от волнения, этого уже ни от кого не скроешь.

— В кафе, куда нас Джулз возил, пекут прекрасные сконы, — мама заторопилась нарушить тяжелое молчание, прерываемое тонкими подвываниями из-под стола, — и такая чудесная хозяйка. Вы же там часто обедаете, Весли?

— Почти каждый день. Джулиан, пока я не забыл, нам надо кое-что обсудить по работе, — Вес поднялся из-за стола, избавив меня от необходимости давиться ужином. — Энцо, будь добр, принеси кофе в малую гостиную и проследи, чтобы нам не мешали.

— В чем дело, Ли? — козлик сгреб меня в охапку и усадил на колени, лицом к себе. Я зарылся носом в его волосы: дело плохо, он ведь Райана порвет на британский флаг. Может, не говорить пока ничего?

— Объясни, пожалуйста, — большая рука взяла меня за подбородок. — Я же вижу, что ты нервничаешь.

Когда Вес проводит большим пальцем по моим губам, я таю, и он прекрасно об этом знает, зараза.

— Райан нас видел. В гараже.

— Дать ему денег?

— Никаких уступок шантажистам, Вес. Я его припугну, чтобы не вякал, по крайней мере, пока они не уедут домой. Там он может болтать сколько угодно, ему никто не поверит.

— А если он здесь нас сдаст?

Я живо представил себе громкий скандал, переселение родственников в гостиницу и неловкое молчание при встречах — нельзя же их бросить в чужой стране. На испорченное Рождество мне лично наплевать, я готов отстоять свою независимость любой ценой, а вот Вес будет переживать, он так надеялся на нормальный семейный праздник в своем доме.

— Один точный удар в челюсть заменяет три часа воспитательной работы. Райан в детстве был очень неуклюжим и часто ударялся лицом о твердые предметы. Навряд ли он избавился от этой привычки.

На мой стиснутый кулак легли сильные пальцы:

— Все будет хорошо, я обещаю. Мы вместе, всегда и везде, помнишь?

Я не стал озвучивать свои сомнения и послушно съел заботливо вложенную в мой рот еще теплую булочку с кремом.

Вес очень серьезно отнесся к своему обещанию и даже провел с нами все утро — смотреть на елку Райан с Бонни поехали в его Мерседесе, хотя братец полировал взглядом двухместную Феррари. На каток, правда, козлик не пошел, сел с отцом в кофейне и снимал на видео, как Бонни постепенно наращивает на своей пятой точке корку льда. Райан так и не сумел отклеиться от бортика, зато мы с мамой вполне прилично сделали несколько кругов вдвоем, а потом катали юное дарование за руки. Вес купил нам всем горячий шоколад, убедился, что я его выпил, и поехал на работу.

Заботливый папаша не удосужился взять для дочери смену одежды, поэтому я, на личном примере зная, как это — ходить в мокром зимой, повел дружную семейку по магазинам. Консультанты в детском отделе осыпали счастливую Бонни комплиментами и полностью переодели, и она, как настоящая девушка, останавливалась любоваться собой у каждого зеркала в торговом центре. Наградой за щедрость мне стал звонкий поцелуй с запахом фруктовых леденцов и горячая клятва, что я лучший дядя на свете. Маме я купил кашемировый свитер и платье, Райану, выразительно стоявшему возле манекенов в дизайнерской одежде, достался очередной нагоняй от отца за «немужское поведение». Интересно, что бы папа подумал про козлика, который регулярно зависает в своих бутиках?

На обед к Мел, выставку пряничных домиков и шоу рождественских огней в ботаническом саду я возил всех на белом Ягуаре, чтобы не пробуждать ненужных воспоминаний у мистера Мордреда [убийца короля Артура].

В Сочельник мне удалось заснуть только под утро: перебирал в голове различные варианты беседы с Райаном, которые почему-то всегда заканчивались в лучшем случаем мордобоем, в худшем — его безвременной кончиной. Может, написать поучительную сказку для детей младшего школьного возраста? «Как-то раз, совсем недавно, жил-был один мудак. Он отравлял всем жизнь, ябедничал и воровал деньги у родителей. Принимал наркотики и трахался налево и направо, поэтому его выгнали из дома. И был у мудака брат-идиот, даром, что умный. Пришел к нему мудак и говорит: «Добудь мне денег, и я сразу стану хорошим и от тебя отстану». Идиот и согласился. Однако мудак не унимался и благодарности не испытывал. Он начал было опять угрожать брату, но запнулся за чью-то ногу, неудачно упал, и его гнилое сердце лопнуло, как мешок с дерьмом. Еще и башка треснула, но он от этого бы не помер. Вот и сказочке конец, а куда ребенка девать в таком случае — непонятно».

Я вздохнул и пошел в душ — сегодня по плану дружная семья украшает черный дом в надежде заманить в него дух Рождества. Я честно в него поверю, на всю жизнь, если у Райана хватит ума промолчать и не испортить всем праздник.

— Джулиан, смотри, какая красота! — Бонни сияла как звезда, криво насаженная на верхушку елки. — Я сама все так придумала!

— Очень оригинально, — я смял в руке свой дизайн. Не такой я видел елку в наше первое совместное Рождество. Под такой точно не стоит вручать Весу его долгожданный подарок. — А почему все шары с одной стороны?

— Мне не хватило, а потом я не достала выше. Всем понравилось!

— Давай тогда хоть гирлянду я помогу тебе повесить. Кем ты хочешь быть, когда вырастешь?

— Я еще не решила, но балериной или актрисой. Или художником и ветеринаром.

— Нам надо будет серьезно поработать над твоим чувством прекрасного…

****

Волчок старается изо всех сил: на Бонни не огрызается, в мою сторону не смотрит. Даже есть пытается, чтобы Энцо не огорчать. Поэтому после обеда я решил внести свой вклад в развитие дружеских отношений. Как раз эмоциональная обстановка благоприятствует.

— Ты, Райан, уже нашел работу?

— Папа каждый вечер ходит на войну, он меч и ндайзер! — важно объявила Бонни, разворачивая очередную конфету и пряча фантик под диван.

— Лучше ничего не нашел, чем в тридцать три года товары на полках расставлять в супермаркете, — фыркнул Эрик. — Хоть младший мой не подкачал, про него и людям рассказать не стыдно.

— Мне по жизни не везет! — окрысился Райан. — Если бы со мной все время возились в детстве, я тоже, может, в Штатах сейчас жил и с миллионерами тусовался.

Волк раздул ноздри и сжал челюсти. Я подлил ему виски и сел рядом на диван.

— Брат оплатил твою поездку, так что прижми задницу и помалкивай, — Эрик отвесил Райану подзатыльник.

— Бабушка говорит, что в попе должен быть свинец, чтобы сидеть и учиться, тогда про тебя в журнале напишут, как про Джулиана.

— А что еще должно быть в попе, чтобы тебе Астон Мартин подарили за сто тысяч, как Джулиану?

Волчок беззвучно выругался и сжал кулаки. Кажется, начинается.

— Мисс Бонни, карамельный попкорн уже ждет. Только я забыл, какой мультфильм поставить.

Дождавшись, пока Бонни вприпрыжку ускачет за Энцо из комнаты, я сел на диване прямо.

— Финансовые вопросы — это ко мне. Давайте по пунктам. Во-первых, не за сто тысяч, а за сто тридцать — там все дополнительные опции и цвет под заказ, — Райан съежился. Тяжелый у меня взгляд, я говорил уже? — Во-вторых, чтобы освободить дни для вашего визита, Джулиан две недели работал с девяти утра до десяти вечера. У нас частная фирма, клиенты в приоритете. В-третьих, вот, — я нашел нужную страницу, встал и положил журнал на колени Райану. Я на фотографии получился каким-то мрачным, зато счастливая улыбка волка сияет под заголовком «Лучшие предприниматели года». — Этого хватит.

— И что, даже в гараже с начальником взасос целоваться не надо?

— Райан, ты что несешь? Заткни свой рот!

— Весли, милый, не обращайте на него внимания!

Джулиан сидел молча, и я знал, что глаза у него — как у загнанного в угол зверя.

— Нет, за это я ему машины не дарю. Машины — это слишком мелко. Я с удовольствием подарю ему свою жизнь и любовь, если он их примет.

Я обернулся. Волк слабо улыбнулся мне закушенными губами и кивнул.

— Это что за херню ты сейчас сказал, Вес? — Эрик угрожающе подался вперед с кресла. — Мой сын мужик, а не разнюнистый педик, во что ты его втянул? Ты хоть понимаешь, что я всю жизнь положил, чтобы у меня была нормальная семья?

Барнс-старший вырвал руку из пальцев жены и двинулся ко мне. Краем глаза я увидел стремительное движение, и между нами встал волк.

— Может, нам не нужна нормальная семья, где мать боится со мной заговорить, когда ты приходишь домой? Или такая семья, где я таскаюсь по тренировкам и соревнованиям без выходных, чтобы научиться улыбаться, когда меня бьют? И где нельзя спокойно сесть, чтобы почитать или порисовать, потому что это только для баб?

— Я выполнял свой семейный долг, Джулиан! Или ты хотел стать как вот этот? — Эрик мотнул головой в сторону прижавшегося к матери Райана.

— Ну в таком случае я свои обязательства перед твоей семьей тоже выполнил, — оскалился волк. — Перед друзьями можешь хвастаться моими наградами и машинами, деньги за учебу я вернул, наследницу семейных ценностей вам обеспечил. Теперь я буду жить, как мне нравится. В своей семье, где мой единственный долг — любить и поддерживать человека, который любит меня, какой я есть. Можете опять притворяться, что у вас один сын, я пойму.

Знаете, как сбивает с ног волна и потом утаскивает на глубину, даже не замечая твоего сопротивления? Вот так и на меня нахлынуло сразу все — признательность, нежность, счастье закрутили меня в бешеную воронку, и я захлебнулся…

Человек имеет два мотива поведения:

один настоящий, и второй,

который красиво звучит.

Г. Форд

— Я, наверное, уже стар для такого, — отец отступил и махнул рукой. — Уже ничего в этой жизни не понимаю. Джулз, мальчик, у тебя же было столько девушек, почему …? — он смотрел на меня как утопающий на дельфина. — Неужели ты без этого совсем не можешь?

Наверное, надо все-таки откопать свой литературный талант и написать книгу на тему «Не волнуйся, малыш, твои родители тоже нихрена не понимают в жизни». Будет бестселлер для тех, кому за тридцать.

— Я могу вообще безо всех, папа. Мне и без Веса нормально. Но с ним — гораздо лучше.

Сзади меня обняли сильные руки, и я положил ладонь на козликово запястье. Отец тяжело опустился на диван.

— И что, ему опять все можно, а мне нельзя? Так нечестно, вы всю жизнь ему потакаете! Нечестно так, — сник Райан под возмущенным взглядом матери. Ну уж сволочь эту я утешать не буду, пошел он в жопу.

— Если бы ты, Райан, хоть раз, — отец обернулся на нас, и я посмотрел на него в упор, — хоть раз заступился за своего… — он замялся, — парня, я бы задумался. Но ты же и не любил никого никогда, кроме себя!

— Эрик, пожалуйста, давай не сейчас! Все-таки праздник!

— Мистер Майлз, мистер Барнс, я приготовил напитки и сигары в малой гостиной. Мисс Бонни ждет своего отца, чтобы плавать в бассейне. Миссис Барнс, пожалуйста, приведите мастера Джулиана на кухню — он уже два дня не ел.

На кухне Энцо ждал нас в полном блеске своих кулинарных и дипломатических талантов. Я немедленно набил рот рыбным суфле, оставив поле битвы профессионалу.

— Если позволите, миссис Барнс, я отвечу на все вопросы, а мастер Джулиан меня поправит.

Мне бы пришлось дня три сочинять речь, которая лилась из уст Энцо, как ария из волшебного горла Монсеррат Кабалье, — без видимых усилий и совершенно непринужденно — ловко обтекая все подводные камни и обходя стороной Сциллу с Харибдой — читай Хаммер с избиением младенцев.

Познакомились мы, оказывается, на первом проекте: мистер Майлз узнал из резюме про мое боевое прошлое и, как ностальгирующий ветеран, застенчиво попросил о спарринге. Тут последовало лирическое отступление о безукоризненных манерах юного английского лорда, осветившего черное жилище блеском интеллекта, и мама прижала руки к груди, не в силах оторвать глаз от губ златоуста. Вторую порцию суфле я положил себе сам, не прерывая проникновенного рассказа о досадном происшествии во время тренировочного боя и трогательной заботе мистера Майлза о травмированном партнере. За чашкой чая я скептически размышлял, что усилия благородного миллионера в сфере трудоустройства небоеспособной единицы, которая совершенно случайно оказалась неплохим таким архитектором, носили не совсем благотворительный характер, но держал язык за зубами. Про мои таланты мама и так все знает, а вот Веса надо выставить в самом выгодном свете. И что Энцо делает на кухне — совершенно непонятно. Ему место в дипломатическом корпусе или, на худой конец, в рядах высшего духовенства.

— Боже мой, Джулз, сколько же тебе пришлось пережить! — кажется, я пропустил всю романтическую линию нашего пятилетнего романа. — И ведь ты никогда ничего не рассказываешь! — мама не сводила с меня тревожных глаз.

— Мастер побеждает в любом бою, а Ваш сын — истинный мастер, миссис Барнс, можете мне поверить.

Черт, я сам буду готовить и научу козлика разбирать посудомойку, только чтобы наш дворецкий остался с нами навсегда!

— Джулиан, милый, — мама несмело погладила меня по руке, — а ты уверен, что у вас все получится… нормально?

— Нормальность зависит от восприятия мира, мама. Но в этом-то и прелесть: если тебя не устраивает нормальный мир, можно создать собственный, со своими правилами. А если найдешь в себе смелость и честность снять маску перед человеком, который готов разделить с тобой этот мир — вы вырвались на свободу из клетки общественного мнения.

Поблагодарив Энцо, мы с мамой пошли оценивать размеры катастрофы в малой гостиной. В «комнате борьбы со здоровьем» было спокойно: пахло сигарами, светился экран телевизора. Отец опрокинул в себя остатки рома и встал с кресла нам навстречу:

— Не беспокойся, мать, у них все в порядке. Младший у нас — нормальный мужик, настоящий, так что даже баба ему нужна с яйцами.

Он похлопал меня по плечу, обнял маму за талию и вывел ее из комнаты. Это что — Рождественское чудо?

— Как вообще…? Что ты ему сказал?

Козлик довольно ухмыльнулся:

— Да что тут говорить. Я ему просто показал, что ты мужик круче меня, — он кивнул в сторону телевизора, где лежала стопка дисков. Я не поверил своим глазам: на стоп-кадре мой кулак завис над окровавленной мордой этого мудака Гориллы, который выбил мне плечо.

— Откуда…?

— У меня свои каналы, — Вес посадил меня к себе на колени. — Ну и потом, я все-таки схитрил. Сказал Эрику, что ты всегда сверху.

— Больше всего я ценю твою прямоту и честность, — я запустил пальцы ему в бороду и поцеловал. — Как ты сказал — так и будет!

****

С утра Джулиан в ванной не задерживается, и я делал все быстро.

— Вот тебе подарок, надевай!

Он поймал белое облачко у самого носа, развернул кружево и фыркнул:

— Сам такие надевай!

Я откинул одеяло, он поднял бровь:

— Это новое армейское обмундирование, капитан? Оно Вам очень к яйцу!

— Надевай свои и иди ко мне, хватит языком болтать.

Глаза у него стали как у Алладина, который зашел в пещеру чудес:

— Клянусь держать язык за зубами, сэр! Однако мой финансовый директор учит, что перед покупкой произведения искусства его нужно проверить на подлинность. Вы позволите?

Он стащил меня за лодыжки так, что колени свисали с кровати, и я лежал перед ним в крошечных черных стрингах с яйцами наружу, как шлюхи в порнофильмах. Нараспашку и сладостно беспомощный. Волк, скотина, и правда языком не прикоснулся ни разу. Нежно дул на мой бедный член, которому кружевной лоскуток не давал выпрямиться ему прямо в нос. Пальцами вытягивал волоски из-под трусов, как будто решил их все пересчитать.

— Хочешь, чтоб я тебя потрогал?

Я хрипло простонал в ответ, он довольно оскалился:

— Покажи, где. Нет, к музейному экспонату руками не прикасаться! Что за манеры, капитан!

Он стоял между моих ног, и его прохладные пальцы послушно скользили вслед за моими, умело избегая встречи, а член терся о внутреннюю часть моих бедер, которые я не мог свести и только просительно поднимал. Еще немного — и я сам насажусь на него. Он понял, проложил горячую дорожку поцелуев от груди до лобка и отодвинул полоску кружев от моего нетерпеливо сжимающегося ануса.

— Что, там тоже потрогать?

— Да, пожалуйста, — я мог только заглатывать воздух. — Да, еще, вот так, не останавливайся… — я убью тебя когда-нибудь, поганец, нельзя же так издеваться над кадровым, твою мать, офицером.

— О, тут из страны черных шелков явил свой красный лик новый член нашего клуба молчунов. Какая жалость, что мне не позволили найти с ним общий язык. Но в некоторых культурах можно здороваться и так… — прохладный нос потерся о мою головку и отстранился. Я взвыл:

— Ли!

— Тебе больно? Давай я тебя поцелую? — я заскулил от счастья и наслаждения волку в рот, когда его член вонзился в меня до упора. Все мое тело сосредоточилось в тех местах, где мы соединялись. Он трахал меня сильно, давая мне вдохнуть и потом снова запечатывая рот поцелуем. Я не мог говорить, но знал, что он меня слышит. Через руки, прижатые к кровати. Через ноги, которые он закинул себе на плечи. Через глаза, которые я от него не отводил ни на секунду.

Я наслаждался чувством свободного полета, не задумываясь о парашюте. Потому что на земле меня поймает мой волк, уже поймал, укусил, и я стал оборотнем… Джулиан оторвался от моих губ, выдернул из меня член и со стоном ткнулся мне в пах. Теперь единственное, что связывало меня с землей, были его ладони и шепот: «Я держу тебя, Вес!»

— И что же надо говорить с утра двадцать пятого декабря после хорошего секса? — сыто промурлыкал Джулиан мне в ухо. Он опять залез на меня, и я его обнимал.

— С Рождеством, — я поцеловал его куда попал: в глаз.

— Ну это, может, на вашем тарабарском наречии так говорят. В переводе на классический английский это звучит как «я люблю тебя, Весли Майлз».

Он прицелился и попал куда хотел. В сердце и губы.

— Знаешь, что? — он сел на мне и отвернулся к окну, давая мне время вытереть слезы. — Мне кажется, тебе больше пойдут белые кружева. Надо проверить при случае.

— Скажи еще раз, — я притянул его за плечи. Он завис надо мной на расстоянии поцелуя.

— Я люблю тебя, Вес. Я тебя люблю. Ну и с Рождеством, раз уж у вас тут так принято.

Пол в гостиной был завален клочками оберточной бумаги и игрушками — волк ворчал, что разумнее было бы подарить Бонни ключ от магазина, потому что у «американского дядюшки» при виде ребенка мозг ушел в крутое пике. Но сам сел помогать племяннице собирать кукольный домик.

Я нашел под елкой коробку с моим именем. Нарисованные кораблики под голубыми парусами рассекали волны, а по синему небу плыли облака. На самом большом фрегате можно было рассмотреть две крошечные фигурки и название: «ВесЛи». Коробки мне уже было бы достаточно, но в ней оказались еще какие-то японские мультфильмы.

Счастливая Кэтрин получила в подарок билеты в театр, Эрик — пачку разных семян от волка и билеты на хоккей и баскетбол от меня. Райан развернул свою килограммовую плитку шоколада:

— «В лунном сиянии снег серебрится, вдоль по дороженьке феечка мчится, — прочитал он на выпавшей из обертки золотой карточке. — Колокольчик звенит, этот звон, этот звон тебе счастье сулит», — он возмущенно повернулся к Джулиану. — Это что еще за дурацкая шутка?

— Я здесь при чем? — развел руками волчок. — Все вопросы к Санта Клаусу. C добрым утром, Энцо! — он достал из-под елки небольшой прямоугольный сверток и вскочил на ноги. — Buon Natale!

— Благодарю, мастер Джулиан, я тоже поздравляю всех с Рождеством, — Энцо взял свой подарок. — Прошу к столу, завтрак готов.

— Что там? — я дождался, пока все уйдут в столовую, чтобы наконец поцеловать волка под елкой.

— Лучший подарок, — ехидно осклабился он, — книга. Энцо оценит, надеюсь. Я отрыл ее в Оксфорде, на барахолке Глостер Грин, помнишь?

Я кивнул с умным видом. Волчок меня просек и закатил глаза:

— Ну неважно. Важно, что этот экземпляр «На жизнь Мадонны Лауры» — настоящее произведение искусства. Представляешь, текст и иллюстрации выполнены вручную, а картины написаны одной рукой, хотя стилизованы под мастеров разных эпох, я специально с лупой сидел проверял. В общем, художник Че. Ри. гений, и если это его ранняя работа, то потом книга будет стоить не двадцать фунтов, а двадцать миллионов. Да за нее все музеи передерутся!

— А Энцо она зачем?

Джулиан улыбнулся:

— От авантитула остался один обрывок, и на нем написано «enzo», я решил, что это знак. Единственная проблема, — волчок наморщил нос и задумчиво почесал за ухом, — наш Энцо никогда не цитирует Петрарку.

— Правда? Я не заметил.

Джулиан расхохотался:

— Господи, Вес, я такого тебя просто обожаю! Давай надеяться, что ему все-таки понравится, не зря же я полностью книгу перебрал по листочку, все лето реставрировал. И потом, кто-то ведь вложил в нее столько любви!

И, если жизнь не прекратится,


Тобой лишь будет сердце биться,


О, дружба! наш союз без крыл!

Дж. Байрон

Рождественский спектакль в Radio City понравился даже отцу и козлику, а Бонни утвердилась в своем решении стать танцовщицей и начала репетировать собственный балет, еще не выйдя из театра. Потом мы посмотрели на елку и огни на Таймс-сквер и поехали домой, помогать готовить ужин.

— У вас есть прислуга, ему деньги платят, — недовольно заныл Райан, — давай еще покатаемся по городу.

— Садись в метро и катайся. Энцо нанимался одного человека кормить, а не шесть, и вообще вы мои гости и моя ответственность.

— Ну попроси тогда Весли, чтобы он со мной на Феррари поездил!

— Он понимает английский, я его научил, так что можешь договариваться самостоятельно.

— У меня к Вам просьба, мастер Джулиан, — Энцо стоял ко мне спиной и резал морковь. Стук ножа о доску напоминал биение сердца: ровное и методичное. — Закройте, пожалуйста, дверь на задвижку.

Я сделал так, как он просил: тоже не люблю, чтобы под ногами путались юные любительницы совать свой нос и пальцы куда не просят. Когда я обернулся, Энцо стоял ко мне вплотную, и я сумел рассмотреть темные крапинки в серых глазах и морщинки вокруг жестко сжатых тонких губ. Он все-таки не выносит Петрарку, или я неправильно подобрал сонеты к иллюстрациям рядом с пустыми страницами?

— Извини, Энцо, у меня и в мыслях не было тебя огорчить, просто книга вся на итальянском, и я подумал…

Если объятия Веса окутывают меня тяжелой лаской морской волны, то в руках Энцо я понял, как чувствует себя рыцарь, закованный в стальной доспех.

— Обещай остаться, мой ангел, — на ухо мне упало что-то мокрое, и я с ужасом понял, что это слезы, — поклянись, что больше никуда не исчезнешь.

— Я здесь, Энцо, — его напряженная спина смягчилась под моими ладонями, как струна на ослабленном колке, — и я останусь, обещаю тебе.

— Волшебный дар, что нашел меня сегодня, я готов был искать все отпущенные мне годы, — он отстранился на расстояние вытянутых рук, — и больше мне не о чем просить у судьбы. Ибо лишь обделенные ею знают, как нужно…— он запнулся и продолжил невпопад, — …со смирением и благодарностью. Как мне отблагодарить Вас, мастер Джулиан?

— Я решусь попросить о самом дорогом подарке, Энцо, хотя, может, это не совсем прилично… Да к черту правила! Пожалуйста, будь моим другом!

Он бережно взял мою руку в свои узкие ладони:

— Друг — это почти семья, и живет дружба дольше, чем любовь. Пока бьется мое сердце, Вы можете всецело рассчитывать на его безусловную преданность, мастер Джулиан. Я всегда на Вашей стороне, что бы ни случилось.

В этот раз я обнял его сам.

«В собранье песен, верных юной страсти,

Щемящий отзвук вздохов не угас…»

Нож все так же равномерно стучал по разделочной доске, разрезая овощи в такт певучей мелодии итальянских слов. Я слушал, как Энцо читает сонеты, и чистил картошку.


«С тех пор, как я ошибся в первый раз,

Не ведая своей грядущей части». [Петрарка, На жизнь Мадонны Лауры, Сонет 1]

По щекам Энцо опять текли слезы, но это обычное дело, когда режешь лук.

Джордж заявился к десерту, когда мы с мамой и Энцо уже успели обсудить влияние комедии дель арте на английскую драматургию, отец и Вес почти уговорили бутылку рома, а Бонни ходила вокруг стола и предлагала всем попробовать какой-то невообразимый коктейль из шоколадного торта и трех сортов мороженого.

— Вы сегодня неотразимы, мадам Джина, это платье Вам очень идет.

Джордж застыл с открытым ртом: он никак не ожидал сердечного тона, которым это было сказано.

— О, добрый дух седой дубравы, старинных дел, старинной славы — певцу младому вьешь венец? Для тебя я всегда мадемуазель, дражайший Энцо! Всех с Рождеством! — он позвенел в колокольчик, который выудил из своей крошечной сумочки, и на нас посыпались золотые блестки. Бонни радостно заверещала, а Джордж плюхнулся ко мне на колени. Вес показал ему кулак, Энцо налил в бокал шампанского.

— Джулз, это твоя подружка? — несмело спросила мама.

— Не рвите душу мне несбыточной мечтою! — Джордж театрально прижал бокал к груди. — Так чудесно увидеть твою семью, котик! Боже, прелестное дитя, нет, благодарю, я на жидкой диете, никакого тортика, вдруг сегодня только раз бывает в жизни встреча! Так вот это девственница на заклание? — палец с рождественским красно-зеленым маникюром безошибочно указал на обалдевшего Райана.

— Королева Джорджина Валентина? Это правда Вы? — просипел братец. — Вы что, знаете Джулза?

— Слух обо мне прошел по всей земле британской, — Джордж соскочил с моих колен и направился к Райану, звеня колокольчиком. — Мой светлый принц попросил исполнить твою детскую мечту, так что сегодня я фея по вызову. Ну же, поторопись, дорогуша, — Джордж нетерпеливо похлопал в ладоши, — надо еще подобрать тебе платье, выучить движения, а то не успеем к началу бала! И придумай себе имя! — крикнул он вдогонку заспешившему из столовой Райану. — Какие у вас в Англии есть десерты?

— Ромовая баба, — авторитетно пропищала Бонни. Я позавидовал: ей удалось рассмешить даже Энцо.

Когда победный стук королевских каблуков и взволнованный голос нового пажа стихли за входной дверью, отец наконец обрел дар речи:

— Что это было? Это вообще мужчина или женщина?

— Джордж достойный человек, прекрасный друг и известный джазовый певец, папа, так что какая разница?

— Да живите уже, как хотите, только меня не трогайте, — отец махнул рукой. — Вес, налей-ка мне чего покрепче.

****

— Ли, я хочу еще подарок.

Волчок вскинул на меня удивленные глаза.

— И я, и я, — подскочила Бонни. — Мы с Весли хотим в кино, на «Принцессу-лягушку»!

— У нас дома шестнадцать мультфильмов студии «Гибли», — неуверенно возразил Джулиан.

— Ты же не разрешаешь смотреть с дубляжом, а субтитры Бонни читать не успевает. И потом, я хочу в кинотеатр с тобой и ребенком. На семейный просмотр. С попкорном!

Волк хитро улыбнулся:

— Тогда через пятнадцать минут жду вас в гараже. Кто последний — тот не я! Время пошло!

Пока Бонни деловито заказывала три гигантских ведра попкорна и колу, Джулиан купил билеты и со снисходительным интересом разглядывал разноцветную галдящую толпу. Многие дети были в карнавальных костюмах, и я пожалел, что не додумался заехать в магазин за нарядом принцессы. Но я же никогда раньше не ходил в кино с ребенком.

— Стой смирно, — проворчал волк, надевая племяннице на голову разноцветную пластмассовую диадему. — Крылья ведь тебе тоже надо? И волшебную палочку? Ну я как знал…

Счастливая Бонни выбрала места в третьем ряду, поближе к экрану. Волчок сел с краю, подозрительно косясь на пробегающих мимо карапузов с пластиковыми стаканчиками.

— Погоди-ка, тебе разве можно попкорн? — я перехватил его запястье. — Это же американская еда.

— Очень смешно. Я буду соленый, международного образца. Вот сырно-карамельный — ваше национальное извращение, сам его ешь. А вообще, с волками жить… — Джулиан засунул мне в рот горсть кукурузы. — Твою мать, Вес, это же детский сеанс!

— С волками жить очень даже прекрасно, — я отпустил его руку, облизав последний палец. — Когда там у нас полнолуние?

— Тихо! — зашипела со своего места Бонни. — Ведите себя хорошо, а то как маленькие!

— А Энцо не согласится с ней посидеть? — Райан чуть не плакал.

— Он в отпуске до третьего января, — я покачал головой. — И потом, я не знаю, сколько стоит няня в новогоднюю ночь. У тебя хватит денег?

— Но ведь мадам Джина лично меня пригласила на концерт! — он умоляюще протянул руки. — Вдруг я никогда ее больше не увижу? Такое один раз в жизни бывает! Ну пожалуйста, ну хоть кто-нибудь! Это же и ваш ребенок тоже!

— На меня не рассчитывай, — безапелляционно заявил волк, приклеивая башню к бумажному замку для Барби-принцессы. Она поссорилась со всеми в кукольном доме, и теперь ей негде было жить.

— Джулиан не любит детей, — поддакнула Бонни, раскрашивая готовые части здания акварелью. — Здесь розовый цвет или коричневый?

— Это ров, там вода.

— Ну тогда розовая, потому что прилетели фламинго.

— Я останусь, — неожиданно сказал Эрик. — Развлекайтесь, мы тут найдем, чем заняться, да, Бонни?

— Ура! — она бросилась к нему на шею. — Мы будем есть на ужин мороженое с конфетами, а бабушке не скажем!

— Составьте себе меню, я все закажу на дом, — волчок протянул ему лист бумаги и карандаш.

— Спасибо, папа, — Райан сделал шаг по направлению к отцу и неуклюже застыл посередине комнаты.

— Иди уж, веселись, черт с тобой, — Эрик встал, держа внучку на руках, — выпусти всю дурь, если брат за тобой присмотрит. Но чтобы дома я о таком даже не слышал! Ну, где тут у вас в замке зеленые насаждения? — он сел за стол рядом с Джулианом и взял в руки кисточку. — Самый главный садовник приехал, встречайте!

В клубе было полно народу, как и всегда на вечеринках у Тайни. Мы протолкались к своему столику сквозь танцующую толпу, по пути чуть не потеряв Райана. Он все пытался найти и склеить какую-нибудь знаменитость, но нью-йоркская богема его вежливо игнорировала — мужик в простом костюме под руку с мамой здесь не при делах. Ему бы скинуть десять лет и тридцать килограммов — может, и сгодится кому. Зато волка выцепила клиентка, для которой он проектировал «треугольный фантом», и мы смотрели фотографии строящегося здания на ее телефоне. У Кэтрин блестели глаза от искренних заверений в гениальности сына-архитектора, поэтому я не стал заострять внимание на том, что дамочка вцепилась в Джулиана как-то уж слишком по-хозяйски. Еще и лицо ему испачкала своей красной помадой. Стерва.

Когда мы наконец добрались до столика, там уже сидели родители Тайни. Начался неизменный ритуал объятий и поцелуев, и Райан, почуяв свободу, немедленно испарился в сторону сцены.

Через полчаса после начала концерта Кэтрин впала в состояние легкого «бескультурного», по выражению волка, шока, и я порадовался решению Эрика остаться дома. Молодец мужик, не стал никому портить настроение. Хотя на сцене было все прилично, даже без обнаженки. Видимо, горячее Тайни оставил для второй части, когда наступит новый год. Надо спросить у нашего шпиона, он как раз вернулся с патруля из-за кулис. Выгнали, наверное.

— Ну нет, вы представляете, какие люди бывают! — громко прошептал Райан, засовывая в рот сырно-фруктовое канапе. — Взять и избить человека в новогоднюю ночь! Теперь номер сорвался!

— Кто кого избил? Сейчас разберемся, — я вынул из кармана телефон.

— Да не здесь, — замахал на меня руками Райан. — На улице к артистам пристали какие-то отморозки, парень ответил, и ему ногу сломали, прикинь? А у них выступление в первой части. В нашем шоу. Мадам Джина вся расстроилась и переделывает программу. Вот почему некоторым уродам надо обязательно изгадить нормальным людям праздник?

— Боже, какой кошмар! — мадам Полин схватилась за сердце. — Джорджи всегда так переживает за своих девочек, он опять будет завтра весь день плакать!

— Что за номер у них был? — Кэтрин вцепилась Райану в рукав пиджака, как будто к нему тоже подходила шпана с битой. — Никуда не отходи от нас, сынок, милый!

— Танго, там такое платье суперское, а теперь все зря! — Райан налил себе шампанского и выпил залпом.

— Прошу меня извинить, — Джулиан поднялся из-за стола. — Я тут вспомнил, что нехорошо идти в новый год со старыми долгами.

Через полчаса, когда я уже собрался идти искать волчка, к нашему столику подлетел Тайни:

— Дай я украду у тебя капельку удачи, вдруг мне тоже повезет в любви! — он прижался щекой к моему лицу.

— У тебя все нормально? — перед родителями неудобно щелкать его по лбу, пришлось терпеть, пока он отлепится сам.

— Нет! Я страдаю, горюю, печалюсь, отчего он не любит меня? Сердце мое, ты самый счастливый человек на земле!

— Я в курсе. Ты не видел Джулиана?

— Его никто, оказывается, еще не видел! Сиди здесь и смотри, даже если мир начнет исчезать по кускам. Этого ты пропустить не имеешь права! Всех люблю-целую-обожаю! — и он умчался, сверкая своим пломбирно-сливочным платьем. Что-то не очень мадам Джина расстроилась из-за сорванного номера.

Заиграл оркестр, Тайни с загадочным видом взял в руки микрофон, и на сцену вышла девица. Голливудские локоны, черное платье, высокие каблуки. Она подошла к краю сцены, дернула себя за длинную юбку, и та превратилась в хвост, открыв неплохие ноги. Форма хорошая, но икры перекачаны. Это что же, танец для одного? Или с воображаемым партнером? Девица обвела оценивающим взглядом зал, выставила указательный палец, как будто прицеливаясь. Мужики за столиками напряглись, Райан недовольно хрюкнул. «Если Лола чего-то захочет, — голос Тайни лился как джем из горячих пончиков, — Лола обязательно это получит». Девица еще немного подумала, отвернулась от разочарованных поклонников и поманила пальцем кого-то из-за кулис. «А сейчас, малыш, она захотела тебя», — она нетерпеливо топнула ногой — парень оказался несговорчивым. «Так что настройся на поражение и давай без обид и трагедий». На сцену вышел Джулиан. Элегантный, как лазерный меч, в белой рубашке и темно-синих брюках, с неизменной насмешливой ухмылкой. «Mon bébé! — выдохнула мадам Полин. — Как же хорош!» Кэтрин не смогла сказать ничего. Как, в принципе, и я.

Девица — или кто там был в платье — решительно бросилась волку на грудь — он очень деликатно снял ее руку со своей шеи, обнял за талию и повел. Назревала война характеров, но партнерша была обречена с самого начала. «Я пришла за твоим сердцем и душой»? Черта с два! Джулиан вертел ей как хотел. «Тебе не устоять передо мной», — он поставил ее на колени, а затем неуловимым движением поднял, удерживая за шею. «Ты — не исключение, глупыш, сдавайся сразу», — он наклонился, заставив ее изогнуться назад, провел ребром ладони от декольте до разреза платья на бедре. «Лола» представляла для волка такую же опасность, как расшалившийся котенок для укротителя львов.

Это был не танец, это был чистый секс. Когда они прижались друг к другу лбами, даже папаша Бернар не удержался от «merde». Мимолетными касаниями, при виде которых у меня в паху растекся жидкий огонь, Джулиан заставлял партнершу вздрагивать. Девица дразнила его и убегала. Иногда он догонял, иногда пожимал плечами и уходил, но каждый раз после разлуки она обнимала его, умоляя о прощении. Я с трудом оторвал глаза от волчьего лица — властного, торжествующего. Уверенного в том, что добыча принадлежит только ему. Заводило это почище виагры, и я переключился на техническую составляющую.

Ноги танцоров не останавливались ни на секунду. Они то скользили по паркету, как по льду, то быстро переступали мелкими шагами, как будто уворачивались от пулеметной очереди. Требовались волчьи рефлексы, чтобы не наступить партнерше на туфли, которые она ловко убирала за долю секунды до соприкосновения с ботинками. Временами казалось, что она движется независимо, но было ясно, что, как только Джулиан перестанет ее поддерживать, хотя бы кончиками пальцев, весь бешеный накал страстей пшикнет угольком в холодной воде.

В конце песни девица запрыгнула к волку на руки, и у бешено аплодировавшей публики не осталось сомнений, что Лола может хотеть все, что ей угодно. Но делать она будет только то, что позволит ее господин.

— Ma chérie, — мадам Полин протянула Кэтрин носовой платок, — у Вас очень талантливый мальчик, я Вас поздравляю — так чувствовать партнера! Сколько лет он занимался танцами?

Кэтрин с благодарностью выхватила у меня из рук полный бокал шампанского, притворившись, что у нее пересохло в горле. Мне тоже надо было собраться с мыслями.

Если однажды вам придется выбрать

между всем миром и любовью, помните:

если выберете мир, то останетесь без любви,

а если выберете любовь, то сможете завоевать весь мир.

А. Эйнштейн

— Джулиан, милый! — у мамы в глазах блестели слезы. — Где ты так научился?

Я посмотрел на Веса — он взял у официанта стакан с джин-тоником, но мне не предложил. Сердится.

— У меня в Лондоне была девушка… — на наш столик приземлились три бутылки шампанского с номерами телефонов на этикетках, и нетрезвые женские голоса пообещали исполнить все мои сокровенные желания в любых позах. Глаза у козлика превратились в щелки. Точно сердится. — Хореограф, мне пришлось один раз заменять ее партнера на соревнованиях. Хорошо, что она сегодня не видела, как мы лажали, но там почти все импровизация.

— Ясно, — Вес открыл бутылку и разлил по бокалам шампанское, совершенно не заботясь о том, что я тоже хочу пить, и что пена стекает на его новый итальянский костюм. Значит, совсем бешеный, придется принимать меры.

Я отодвинул бутылки и тарелки поближе к папаше Бернару и понадеялся, что получится все сделать красиво. Синяки заживут, главное — не промахнуться. Прыгнул я все же с одной ноги, подстраховался, и плевать на опрокинутый стул, зато приземлился на столе там, где хотел. Я впервые стоял перед Весом на коленях, но сегодня особенный случай. Я улыбнулся в его изумленные глаза, притянул к себе за галстук — полезная все-таки вещь! — и поцеловал. Долго, со вкусом, не обращая внимание на аплодисменты и поощрительные выкрики. Когда какой-то умник навел на нас луч прожектора, я, конечно, показал ему средний палец. Пикантная проблема возвращения на твердую землю решилась просто: козлик стащил меня со стола к себе на колени и поцеловал уже сам. Я представил себе, сколько его новых меток мне покажет зеркало завтра, хотя некоторые увидеть просто невозможно.

— До Нового года осталось пятнадцать минут! — радостно объявила мадам Джина. — Последний танец в старом году! Дамы приглашают кавалеров!

— Пойдем-ка выйдем, — Вес поднялся из-за стола, — а то сейчас все захотят с тобой танцевать, а я исчерпал лимит человеколюбия на этот год.

— Да что же это такое! — я хлопнул себя по лбу, как только за нами закрылась входная дверь. — Опять забыл!

— В каком месте у тебя склероз разыгрался? — проворчал козлик, заматывая мне шею своим кашемировым шарфом.

— Фейерверк опять пропустил! В прошлом году, в этом… В следующем встречаем Новый год у меня в квартире!

— В прошлом году не было никакого фейерверка.

— Ты откуда знаешь? Тебя там не было.

— Значит, и фейерверка не было.

— Не подозревал, что ты адепт солипсизма, Вес.

— Я не такой, я белый и пушистый, — он распахнул полы пальто и прижал меня спиной к своему горячему телу. — Что там такого особенного в этом фейерверке? Смотри на звезды, их отовсюду видно.

— Звезды для всех, а фейерверк для меня одного, — я поудобнее устроился в его объятиях. — Там сердечки были, и вообще он мне нравился…

Козлик пошарил в кармане, что-то хлопнуло, и в ночном небе повисла красная сигнальная ракета:

— Я только так могу, зато для тебя одного.

Я расхохотался и обернулся его поцеловать:

— Это лучший фейерверк в моей жизни, Вес, спасибо!

— Ну вот, — пробурчал он, прижимая ладони к моей заднице, — а с этим что тогда делать?

Я поднял глаза и замер: надо мной распускалось огромное сердце в окружении искристых разноцветных шаров — такое же, что раскрашивало небо перед моими окнами три года.

— Я же говорю, что если нет тебя или нет меня — нет и фейерверка, Ли. Теперь мы будем смотреть его вместе, каждый год.

Я протянул руку к россыпям звезд, которые расчерчивали волшебную ночь, яркими лезвиями вспарывая черные кулисы неба. Из прорех нетерпеливо выглядывало блистающее разноцветными огнями будущее — наше? мое?

— Давай загадаем желание, Вес, одно на двоих!

Пусть падают не настоящие звезды, попытаться все равно стоит.

— Я хочу, чтобы мы всегда были вместе, Ли — ты и я.

Я ответил на его поцелуй, думая, что козлик все-таки неисправимый оптимист. Но кто может нам что-то запретить в нашем собственном мире?

Разве прикажешь травам, чтоб не искали неба?

Разве волна сумеет берег не целовать?