Лёгкий стук в дверь не будит, но выводит из состояния приятной дремоты.

«Какого… с утра пораньше!»

Я смеюсь.

Мы уже и думаем одинаково, и выражаемся одними словами.

«Если там не извержение Солха, всех к чёрту!»

Моему синеглазому счастью понежиться не дали… надеюсь, там действительно извержение! В гневе он страшен — и прекрасен.

«Одеялом прикройся, чучело!»

«Вопрос только в том, куда я его вчера зашвырнул. Даже под кроватью нет. Не магией же испепелил?!»

В том состоянии, что был, — вполне мог. Ладно, простынь тоже сгодится.

Стук повторяется — очень деликатно и тихо.

— Заходи, кто там нерешительный такой!

Голова Стэна аккуратно просовывается в щёлку, а глаза, зная нас, он старательно отводит в сторону:

— Парни, простите… Но вы очень нужны!

— Проходи, садись, — машу я рукой. — Эй, не к нему!

«Он у меня шальной с утра… Как схватит…»

«Конечно, схвачу! Нечего на голодном пайке держать!»

Наверно, мы думаем слишком громко — иначе почему юноша краснеет и опасливо отодвигается?

Джэд внимательно смотрит на него и сразу меняет тон:

— Стэн, случилось что? На тебе лица нет.

Он мучительно кивает:

— Меня Мэль бросила…

Мы оба подскакиваем:

— Да ты что!

— Не может быть!

— Может… Сказала — всё кончено. Обряда не будет…

Мы переглядываемся:

— Слушай... ты, наверно, не так понял. Поссорились, наговорили глупостей.

— Это же нормально. У нас так частенько.

— Вон, мне Дэрэк тут такого наплёл — жуть! Я… — здесь Синеглазый запинается.

«Давай, расскажи ему — как напился и нож в себя всадил! А то давно доченька над нами не издевалась!»

«Похоже, доча нашла нам замену».

Стэн вздыхает так тяжело, что шутить уже не хочется.

— Вы, парни, другое дело. Все же понимают, что вы не расстанетесь никогда. И вы сами — первые. А мы с Мэль месяц вместе... и тринадцать дней.

«Дэрэк, дело серьёзное. Он дни считает, а доча дурит?»

Я с ним согласен.

— Стэн, расскажи всё по порядку. С чего началось-то?

Губы у него дрожат — почти не заметно, если не всматриваться.

— Всё было нормально. Вечером пожелали друг другу спокойной ночи. Поцеловались и... — Он с тревогой покосился на Джэда.

— Стэн, тут все взрослые! Потискались чуток. Дальше!

— А утром она не пришла меня будить. Я к ней — заперто. Стучу — не открывает. Зову — тишина. Я к себе вернулся. Смотрю — на подушке кристалл лежит. А в нём… вот.

Дэйкен забирает крохотный десятигранник из его руки, сжимает — и перед нами Мэриэль во всей красе. Лицо бесстрастно… ох, не нравится мне эта наследственная черта. Судя по тому, как хмыкает Джэд, ему тоже.

— Стэн, я всё обдумала и поняла, что мы слишком торопимся. Мы слишком мало вместе, чтобы связать себя Обрядом. Поэтому считай себя свободным.

Запись резко обрывается. Синеглазый уставляется на меня, я — на него.

— Джэд, а кристалл подделать можно?!

— Ты тоже об этом подумал?!

 Он принимается вертеть кристалл и так, и эдак — величайший маг Саора! — чтобы в итоге вздохнуть:

— Нет, запись настоящая. Сделана сегодня ранним утром. Ничего не понимаю!

«Она же любит его, Дэрэк! Я же знаю!»

«Обиделась? Приревновала? Кто-то что-то наговорил?»

«Если бы Мэль обиделась или приревновала — врезала бы от души. А услышав что-нибудь нелестное, начала бы с воплями разбираться».

«И вопли те разносились бы от Тая до Лэнтри… Доченька не в тебя. Молча страдать не станет».

«Оставив в покое мою скромную персону, что делать-то будем?»

«Пойдём, для начала поговорим с этой… обдумывальщицей».

«А с парнем что делать? Не натворил бы чего. Взгляд у него… нехороший».

Я вижу, что Джэд прав. А в нашей спальне полно и ножей, и мечей… не прятать же их начать демонстративно — мол, не вздумай!

«Уложи-ка его баиньки, Синеглазый».

«В нашу постель? Сны не замучают?»

Чуть приподнятая бровь, и лукавая усмешка, и подсползшая простыня… Я бы сам тебя замучил — пока бы пощады не попросил… Как не вовремя Мэль дурить приспичило!

«Ты свои мысли до ночи прибереги… подвинься чуть, сейчас усыплю его».

Вряд ли Стэн понимает, что происходит. Мы укладываем его, сладко спящего, быстренько одеваемся и прыгаем к Мэриэль. Злые. Очень.

Злой я — это много шума и крика. Гнев Джэда — это тихая, холодная ярость. Гораздо более пугающая.

Вместе мы та ещё картина…

Мэль при нашем появлении подскакивает на месте.

— И как это называется? — набрасываюсь я с порога.

Наша будущая синеглазая королева смотрит на меня с опаской, переводит взгляд на отца — и отшатывается в ужасе.

— Доченька, — голос Дэйкена обманчиво ласков, — а не предупреждал ли я тебя в детстве, что люди — не игрушки? Что забавляться с чувствами — жестоко? Что чем ближе тебе человек — тем сильнее ты можешь его задеть, ранить, причинить боль?!

— Папа…

— Так какого чёрта ты развлекаешься!!!

Ой-ой-ой… Сейчас тут будет половина Оржа… если не пол-Саора. У меня-то уши заложило, а я к его рыку привык. Мэриэль падает в кресло, как подкошенная:

— Я не развлекаюсь! Я сравниваю…

— Что именно?!

Мэль смотрит на него в панике, затем умоляющее поворачивается ко мне:

— Дэрэк... помоги!

— Нет, доча, — мотаю я головой, — заварила кашу — расхлёбывай. Объясни, что на тебя нашло?!

— Ты сначала папу успокой…

— Не раньше, чем ты убедишь меня это сделать. Почему, ложась спать невестой, ты просыпаешься свободной.

— Нет, всё не так! Дэрэк… Я не могу, когда он так смотрит!

О, да. Смотреть моя любовь умеет — так, что внутри всё переворачивается — от страха ли, от страсти… Однажды, очень-очень давно, в первый день знакомства, он так посмотрел на меня. Спустя семнадцать лет я вздрагиваю, вспоминая тот взгляд. Слава Создателю, первый и последний. Поэтому я понимаю, что чувствует Мэриэль.

Но вмешиваться не буду. И потому, что сам зол не меньше. А ещё — потому, что заблуждаются считающие меня способным воздействовать на него всегда. Я хорошо вижу те моменты, когда не в состоянии повлиять даже я. И не лезу. Сейчас как раз такой случай.

Мэль понимает это тоже. Глубоко вздыхает:

— Я всю ночь думала. Я люблю Стэна. Он меня. Но наша любовь — обыкновенная. Как у всех. А хочется — чего-то большего! Чтобы до безумия, до отчаяния, до Грани!! Как у вас.

Всё, Мэль… Теперь я тебя точно не спасу…

Я всё равно предпринимаю попытку сдержать его — хотя обречённо понимаю, что это безнадёжно…

***

— Чтобы до безумия, до отчаяния, до Грани!! Как у вас.

Гнев вспыхивает с такой силой, что становится почти зримым, почти ощутимым. И робкая попытка Дэрэка только подстёгивает.

— Тебе хочется Грани?!

Я только что провёл там шестнадцать дней — всей своей силой не давая уйти любимому и готовый в любой момент последовать за ним и сквозь неё…

— Ты хоть понимаешь, о чём ты говоришь?! Наслушалась красивых сказок?! Нормальная, счастливая, спокойная жизнь тебя не привлекает? Любовь прекрасного парня кажется тебе обыкновенной?! Как у нас! Хочешь, я покажу тебе Мариник — воспоминания Дэрэка?! Пройти через эту боль и отчаяние, умереть заживо — ты к этому стремишься? Неужели ты думаешь, что мы этого хотели?

Я отбрасываю руку, пытающуюся меня удержать:

— Нет обыкновенной и необыкновенной любви. Она или есть — или нет. И если ты любишь, то найдёшь способ выразить это! Не в бою и не в подвигах, а в обычной жизни. В словах поддержки, сладости близости, постоянной заботе. Ты думаешь, понимать человека можно, только разделяя его чувства и слушая его мысли? Оценивать силу страсти расстоянием до Грани?!

Мне приходится сделать пару вдохов — иначе я задохнусь.

— Знаешь, когда я признался себе, что люблю Дэрэка? Не когда вытаскивал из тьмы, не когда он закрыл меня… А когда он врезал мне от души — за то, что позволил ранить себя в Артреске. И царапина-то была пустяковая, и Грани никакой не было, и подвигами не пахло. Был разгневанный мальчик, сказавший мне… чёрт, на язык Саора и не перевести! Что я обязан думать о себе, потому что обо мне думает он…

Вот теперь его руки очень кстати. Как и ошеломлённый взгляд… Да, ты до сих пор не знаешь всего, Дэрэк… Чувствовать любовь и сказать себе, что ты любишь — есть разница.

— Вот тебе, Мэль, и самая обыкновенная любовь. Без отчаяния, боли и Грани. Думаешь, мы не мечтали бы на этом и остановиться?

— Мой Синеглазый… Да я полжизни бы отдал, чтобы ничего не было — ни Мариника, ни Нергала, ни Скера… Мэль, нельзя мечтать о боли! Даже если она сближает. Радуйся, что у вас со Стэном нет подобных воспоминаний, а если очень повезёт, то и не будет.

Дэрэк вдруг резко притягивает меня к себе и стискивает — так крепко, что становится трудно дышать:

— А ещё, Мэль… Благодари Создателя, что Стэн не могущественный маг, не Хранитель, не обладает великой силой! Потому что жить, зная, что настанет момент — и он опять отдаст свою жизнь ради других, не задумываясь, не выбирая… лучше тебе не знать, каково это! Знать это всегда, засыпая, просыпаясь, радуясь, наслаждаясь близостью… Я готов отдать своё бессмертие, если б мог поменяться с тобой местами!

«Ты можешь меня разлюбить».

«Очень смешно!»

Мэриэль смотрит на нас, словно видит впервые.

— Доченька, легенды об истинной, «настоящей» любви не отражают реальности. Возможно, наступит день, когда Стэн тоже умрёт за тебя. Или ради тебя. Но если любишь ты — ты этого не захочешь. И не допустишь.

«Я — не допущу!»

«А я не захочу!»

Похоже, мы её убедили.

«Пойдём Стэна будить?»

«Пусть сама будит!»

— Доча, там в нашей спальне Стэн тебя ждёт.

— Только мы его усыпили слегка. На всякий случай.

— Там простейшая магия. Снимешь сама.

«О! Легенда о спящем принце!»

«Короле, Дэрэк!»

«Король пока ты. Ближайшие… сколько?»

«Лет двести? А потом — построим дом…»

«На самом верху Эриэжа! И спальня с окнами на восход!»

«И двух собак! Чтоб никто, кроме них, не будил по утрам!»

«А внуков-правнуков пусть в гости приводят!»

«Точно! Пусть Эльги с Дейзи нянькаются! У нас будет больше времени…»

— Папы? Вы чего так улыбаетесь?!

— Мы мечтаем, доча…

***

Можете отвергать или принимать нас. Нам безразлично.

Мы будем вместе вне зависимости от того, что вы думаете. В любом из сотен миров. В родном и одобряющем Саоре. На осуждающей Земле. В Нергале, где подобные отношения преследуются законом. Даже в Шэньри, где за это положена смертная казнь.

Вместе — не просто слово.

Рядом — не значит место.

Связь — не только способность обмениваться мыслями и чувствами.

— Джэд…

— Дэрэк…