накрывает волной




У Рина в глазах двоится, в голове - сплошная ругань.


Он, на самом деле, уже привык, просто когда на тебя смотрят две идентичные девчонки, то, ну, и ёбу дать можно.


Одна из них Линн, другая, кажется, Эл - и то, и другое Рин произнести не может, а милые не то немецкие, не то французские близняшки придумывают ему прозвища на своём родном языке, ведь Юкио им постоянно говорит не фамильярничать.


Рин их путает, Рин их различить не может.


Рин знает одно - одинаковые люди одинаковы во всём.


У близняшек менталочки ебучие, загонов вагон и маленькая тележка и, походу, краш в него, потому что он их из этого дерьма вытягивает.


Линн об свои запястья окурки тушит - ей кто, блять, сигареты продал и в какой подворотне, а? - Рин их мазью мажет, которую у Шиеми выклянчивает.


У Эл краш ещё и в его брата и, походу, проблем чуть больше, чем у "нээ-сан".


У Юкио, к сожалению, характер мудацкий и похуизм полнейший к чужим чувствам.


Рин взваливает вину за это на свои плечи.


Это же он не смог братика нормально воспитать. Он же старший, похуй, что на полчаса всего, а значит, должен думать и вкладываться, раз отец приёмный не может, la maman работает на постоянке, а родному отцу похуй.


Их - других детей, то есть - у него, так-то, дохуя. Рин насчитал штук десять с ним и братиком включительно.


Но не об этом.


Рин свои страдашки задвигает на завтра. И так каждый вечер. Ему ж не так сложно.


Пустяки.


Ведь помочь Линн-Лине-Элине - как кого из вас блять зовут? - гораздо важнее.


Рин почти путается в том, есть ли близняшки в принципе, и если есть, то сколько.


Ну, вроде две.


Можно замутить тройничок жмж - пишет ебанувшийся на своём образе главного Казанова Рензо.


Рин честно шлёт его нахуй.


Трижды.


На разных языках.


В двух случаях в голосовых, потому что вертел он эту возню с написанием, на слух же запомнил.


Сойдёт.



Линн он достаёт из реки, Эл успокаивает после истерики.


У близняшек, по идее, есть семья, которой на них похуй, и всё.


Ну и Рин, которому не.


Вот и имеем, что имеем.


Когда у Рина начинает отъезжать нервная система, а за ней и менталка, Рин сказать не может.


Наверное, когда он, блядь, седеет и становится ебучей копией своего бати.


Не того, который Широ, к сожалению.


Широ выглядит на свой возраст, дымит, делая вид, что за зож, и является священником.


Родной отец - ёбаная магия вне Хога - в свои дряхлые дохуиллион выглядит максимум на двадцать пять, и волосы у него почти такие же - благородная платина.


Silver fox, блять.


Рин засматривается на верёвку.




- Проходи, располагайся, тебе тут не рады.


Амаймон - один из старших братьев - выглядит, как долбанутый фрик. Как и вся их дружная family, но это мелочи.


Амаймон протягивает ему таблетку, высовывает свой пирсингованный язык в намёке, что глотать эту самую таблетку не надо.


- Я стесняюсь спросить, - для приличия начинает Рин.


Вообще-то, он мальчик не совсем уж тупой, и понимает, что такое не совсем законное держит в ладони.


Вообще-то, он просто пришёл к одному из "аники" с просьбой типа «‎хочу расслабиться»‎.


Расслабиться - это в плане в приставку поиграть или просто прорыдаться, но второе на крайняк.


- Я вижу твоё состояние и понимаю, что тебе надо на самом деле. Бери-бери, слабак. Если выдержишь - дам кое-что посильнее.


Рин нервно сглатывает, глядя на чужие бинтованные сгибы локтей.


Рин бросает таблетку на пол и валит - в окно, прямо в снег.


Его трясёт всего и перед глазами картины такие, будто он уже чего-то глотнул.


И самое-то блять отвратное, что внутри у Рина что-то шепчет:


Ещё можно вернуться и почувствовать облегчение.


Ещё можно вернуться и забыться.


Так не вовремя Рин вспоминает лица близняшек и весёлую цепочку.


У Линн краш в него, у него - в Шиеми, и это, на самом деле, взаимно, просто непонятно для кого Шиеми строит непонятно что, бегая то к Юкио, то к нему, то снова к Юкио.


Снова охуенный тройничок, они его, блять, преследуют.


Действительно, будто чего-то наглотался.


Рин чувствует, как мысль бежит дальше, почти видит будто со стороны картину того, как кладёт таблетку в рот и блаженно падает в забвение.


Скудным шаражным обедом его рвёт прямо себе на кеды.




Плачет Рин в плечо одной из близняшек, которая его нашла и волосы подержала.


Ебучие волосы на самом деле. Ебучая внешность.


Рин ненавидит своё лицо, потому что они с батей буквально одинаковые. У Рина для хоть какого-то морального комфорта пидорский хвостик из волос и такой же пидорский льдисто-голубой - на них.


Звучит-то как выёбисто.


Льдисто-голубой.


А говорят, что пацаны оттенки хуёво различают.


Тьфу бля.


- Я почти сорвался, почти сорвался, почти, - шепчет без остановки Рин, пока она мягко гладит его по голове и целует в макушку.


Рин жмётся к её груди, как ребёнок к матери, всё не отпускает.


По лёгкому западающему "р" в словах успокоения понимает - это Линн.


Её сестра садится рядом, тоже обнимает.


И вместе, будто одним голосом, они начинают шептать:


- Мы рядом. Мы будем с тобой.


И Рину почему-то уже меньше хочется порезать себе физиономию или сигануть с крыши многоэтажки прямо своей полетевшей в пизду менталке в объятия.


Рину, наверное, стоит пойти к мозгоправу, как говорит Эл.


Рину, наверное, стоит перестать думать, что весь пиздец жизни он вывезет сам.