Мо Сюаньюй по природе своей почти не умел выражать эмоции тихо. Что смех, что слезы вылетали из него от души, так, что слышали все вокруг. От этого не помогали ни укоризненные взгляды и выговоры в Башне Золотого Карпа, ни ругань и даже побои в деревне Мо.
Тело Цзинь Гуанъяо, как оказалось, умудрялось плакать совершенно бесшумно. Мо Сюаньюй никогда не видел своего брата не что плачущим, даже хоть сколько-то расстроенным. На его лице всегда играла приятная улыбка, кроме, разве что, тех случаев, когда серьезности требовала какая-нибудь церемония. Поэтому Мо Сюаньюй не сразу осознал, что тело его сейчас сотрясается именно в рыданиях. С губ не слетало ни единого всхлипа, и даже нос не шмыгал. Даже дыхание, хоть и рваное, давящееся каждым вдохом, вырывалось из горла беззвучно. И только слезы двумя ручьями текли и текли по щекам.
Глава Лань притянул содрогающееся тело к себе и очень аккуратно обнял. Словно боялся, что сжав крепче, он раздавит своего изящного побратима. Одна его рука без труда обвила талию тела Цзинь Гуанъяо, а вторая легла на лопатки, то грея легким нажатием, то слегка поглаживая. Глава Лань ничего не говорил, лишь дыхание его, тоже став отрывистым, попадало в ритм с рыданиями.
Однако, стоило Мо Сюаньюю немного успокоиться и пошевелиться в этих объятиях в попытке слегка отстраниться, как глава Лань тут же разжал руки. Еще мгновение — и они встретились взглядами.
Глаза у главы Лань оказались откровенно испуганными. Пожалуй, Мо Сюаньюй мог даже сказать, что в них плескалась паника. Губы идеально очерченного рта чуть приоткрылись и самым обыденным образом дрожали, словно глава Лань готов был вот-вот и сам расплакаться.
На Мо Сюаньюя этот новый образ главы Лань неожиданно подействовал успокаивающе. Впервые на его памяти безупречная нефритовая маска раскололась на куски, и из-под нее выглянуло человеческое лицо, хрупкое и ранимое. Возможно, совершенно некстати подумал Мо Сюаньюй, именно такого Лань Сичэня Яо-гэ и полюбил?
— А-Яо, пожалуйста!.. — тихонько взмолился глава Лань, и от звуков этого низкого, глубокого, с просящими нотками голоса у Мо Сюаньюя, вернее, у его тела, вновь все внутри взорвалось. — Пожалуйста, не молчи. Скажи что-нибудь. Поделись своими бедами.
— Я запутался, — совершенно честно признался Мо Сюаньюй. — Я устал. Я не знаю, что делать…
— Извини, на последнюю фразу монополия у Не Хуайсана, — в попытке пошутить у главы Лань чуть дрогнули уголки губ, однако полноценной улыбки у него не получилось, слишком уж сильная тревога была написана на его лице. — А-Яо, я тебя хорошо знаю. Ты самый умный, практичный, деятельный и находчивый человек из всех, с кем я знаком. Не может быть такого, чтобы ты не знал, что делать.
«Ну да, конечно, — мрачно подумал Мо Сюаньюй. — Яо-гэ, разумеется, всегда знает, что делать. Но я-то ведь не он!»
— Вот в то, что ты устал, верится гораздо больше, — продолжал тем временем глава Лань. Усилием воли он сделал свой голос мягче, и Мо Сюаньюй почти плыл в волнах его звучания. Отвлекало только то, что руки главы Лань, которыми он теперь снова сжимал его кисти, сотрясало нервной дрожью. — Ты взвалил на себя слишком тяжкий груз. И хоть я ничуть не сомневаюсь в твоих способностях, все же такая работа не может не выматывать. Ничего удивительного, что от усталости ты даже заболел.
— Я… — начал было Мо Сюаньюй, отводя взгляд. — Со мною уже все хорошо…
В тот момент, когда он разглядел в главе Лань человека, до него дошли одновременно две диаметрально противоположные мысли. Первая — что этот человек нравится ему чуточку больше, чем тот, кем Мо Сюаньюй считал главу Лань раньше. Не то чтобы он сильно нравился — в конце концов, этот человек претендовал на Яо-гэ, в чем Мо Сюаньюй уже ни капли не сомневался, — но все же он больше не вызывал такого отвращения, как раньше.
А вторая, уже совершенно невеселая, мысль состояла в том, что Мо Сюаньюй резко засомневался, что глава Лань сумеет ему помочь. У этой нефритовой скалы оказался ломкий, чересчур хрупкий стержень, и не было никакой уверенности в том, что он отреагирует на трагическое известие адекватно. Адекватной реакцией Мо Сюаньюй счел бы либо желание немедленно помочь, либо гневную отповедь — возможно, с рукоприкладством, — которая все равно окончилась бы желанием помочь. Сейчас же Мо Сюаньюй опасался, что глава Лань впадет в ступор. Что он будет делать в своей спальне с такой махиной, которой в теле Цзинь Гуанъяо едва доставал до плеча, Мо Сюаньюй совершенно не представлял.
Зато при мысли о главе Лань в своей спальне вновь оживилось его тело. Мо Сюаньюй вынужден был неловко поерзать на кровати, чтобы хоть как-то унять не вовремя проснувшуюся эрекцию. Не оставалось уже никаких сомнений, что тело Цзинь Гуанъяо реагировало на главу Лань точно так же, как тело Мо Сюаньюя на него самого.
Глава Лань уловил движение, хотя и умудрился не разгадать его причину. Он лишь посмотрел на своего побратима с невообразимой скорбью и вдруг покаянно произнес:
— А-Яо, извини меня, пожалуйста…
— За что? — машинально переспросил Мо Сюаньюй.
Он уже не знал, что и думать об отношениях этих двоих. С одной стороны, казалось, что между ними все предельно ясно — настолько, что даже Мымра не только в курсе, но и смирилась. С другой, каждый поступок главы Лань был оттенен такой невинной неловкостью, что закрадывалось подозрение, что тот вовсе не представляет, как себя вести при определенной степени близости.
— Ты всегда все держишь в себе, — медленно, с трудом подбирая слова, произносил тем временем глава Лань. — Ты никогда ни на что не жалуешься. Даже в самые тяжелые годы ты только улыбался и заверял, что все хорошо. А когда ты один-единственный раз признался мне, что тебя беспокоит спина, я отмахнулся от тебя.
Вид у главы Лань был самый что ни на есть покаянный, но Мо Сюаньюю его совершенно не стало жаль. В нем ураганом взвились воспоминания о том дне, когда глава Не спустил Яо-гэ с лестницы, а глава Лань просто вышел к ним обоим потом, как ни в чем не бывало. А ведь это было даже не впервые! Мо Сюаньюю неоднократно доводилось слышать сплетню о том, что в самый первый раз, когда Яо-гэ только пришел в Башню Золотого Карпа, его спустили с лестницы по приказу отца. Эта байка всегда ужасала Мо Сюаньюя, а после истории с главой Не он и вовсе старался ходить где угодно, только не по парадной лестнице. Та была слишком огромной, со слишком высокими ступенями. Упади с нее обычный человек — и до подножия долетит только труп. Заклинатели, конечно, крепче обычных людей, но золотое ядро Мо Сюаньюя было слишком слабым, да и у Яо-гэ в юности наверняка оно было не намного сильнее.
Как глава Лань мог называть себя братом Яо-гэ, если ему было наплевать на все это?
Мо Сюаньюй сам не заметил, как поджал губы, так, что они, обычно мягкие и улыбчивые на лице Цзинь Гуанъяо, сейчас вытянулись в тонкую ниточку. А вот глаза он прикрыл совершенно сознательно, чтобы не выдать себя горящим там презрением.
— Я знаю, я неправ! — по-своему расценив оба этих жеста, торопливо продолжил глава Лань. — Я был так уверен, что тело заклинателя неизменно излечивается, что совсем забыл: даже на месте заживших ран иногда остаются шрамы.
Он продолжал сидеть на коленях перед кроватью, на которой расположился Мо Сюаньюй, и вид имел самый что ни на есть смиренный. В его взгляде, устремленном сейчас чуть снизу, отчетливо читалось покаяние.
Внутри тела Цзинь Гуанъяо что-то мучительно сжалось, а потом отчаянно запульсировало. Облик такого Лань Сичэня возбуждал неимоверно, и Мо Сюаньюя начали раздирать противоречивые чувства. С одной стороны, ему было безумно обидно, что подобные чувства в Яо-гэ будил не он сам, а посторонний, по сути, человек. Который, ко всему прочему, не очень-то заботился о своем побратиме. С другой же стороны, сейчас Мо Сюаньюй как никогда остро понимал, что Яо-гэ на это толком и не рассчитывал. Он никому не доверял и никого не подпускал к себе слишком близко. Цзинь Гуанъяо, скорее, сам предпочел бы позаботиться о том, кто заставил его сердце откликнуться.
В этом они с Мо Сюаньюем неожиданно оказались схожи. Все те жалкие несколько раз, когда ему перепадало чужое внимание, его вынуждали становиться «младшим братом». Всем почему-то казалось, что тонкий, изящный, почти по-девичьи хорошенький юноша способен быть только принимающей стороной. В то время как ему самому хотелось и дарить ласки, и — что уж скрываться перед самим собой — подавлять чужую волю.
Возможно, Яо-гэ чувствовал это в своем брате подсознательно. Он не желал ни под каким видом уступать свою доминирующую роль и потому решительно отвергал того, кто претендовал на нее. Облик Цзинь Гуанъяо ведь тоже был обманчив и многих вводил в заблуждение своей миниатюрной хрупкостью.
— Вот, — глава Лань явно начал испытывать неловкость от затянувшейся паузы и чуть суетливым жестом достал из рукава небольшой флакон. — Когда госпожа Цзинь написала мне, что ты нездоров, я первым делом подумал о твоей спине. Я знаю, ты не хотел обращаться к целителям в Башне Золотого Карпа, потому что…
Он запнулся, но Мо Сюаньюй понял его и без слов. Разумеется, Яо-гэ не хотел обращаться к собственным целителям с подобным вопросом. Столько времени прошло, Цзинь Гуанъяо стал не только главой ордена, но и Верховным Заклинателем — а все равно старые сплетни были неистребимы. Все в Башне Золотого Карпа знали о происхождении главы Цзинь и о том, как закончился его первый визит в отчий дом. Попросить помочь со спиной — это не только признаться в том, что собственный уровень заклинательских способностей не позволяет справиться с проблемой, но напомнить всем о том, как подобная травма была получена.
— Но целители Облачных Глубин болтать не станут! — проглотив окончание предыдущей фразы, торопливо продолжил глава Лань. — Сплетни запрещены… К тому же наши целители не знают, для кого я брал эту мазь.
Возникла еще одна неловкая пауза.
Вообще-то Мо Сюаньюя в теле Цзинь Гуанъяо спина не беспокоила — помимо сегодняшнего дня, когда он уснул в столь неловкой позе. К тому же гордость побуждала его презрительно отказаться от запоздалого подношения. Но, в последний момент, уже почти открыв рот, Мо Сюаньюй успел спохватиться, что, возможно, телу Яо-гэ это действительно нужно. В конце концов, за эти дни Мо Сюаньюй ничего не делал, кроме как валялся в кровати да совершал небольшие прогулки по малому саду. Это же не он днями напролет сидел, склонившись над бесконечными орденскими и всеобщими делами.
Тем более…
Мо Сюаньюй вновь ощутил, как к его щекам подкатывает жаркая волна. Он бросил из-под полуопущенных ресниц пристальный взгляд на главу Лань. Тот замер в ожидании, его напряженное тело казалось скованным, а в чуть покрасневших глазах плескалась тревога и еще какое-то не вполне сформировавшееся чувство. Впрочем, Мо Сюаньюй, кажется, догадывался, какое именно.
— Спасибо, эргэ, — пробормотал он в конце концов негромко, вновь потупив взгляд. — Но, боюсь, мне будет затруднительно воспользоваться твоим подарком…
Все верно: даже при гибкости Яо-гэ мазать спину самому себе нелегко, а вызвать кого-то из слуг при желании сохранить тайну — невозможно.
Лицо главы Лань оставалось все таким же белым, однако кончики его ушей, к неожиданному восторгу Мо Сюаньюя, слегка порозовели. Мо Сюаньюй никогда не видел, чтобы кто-нибудь краснел ушами, но у Ланей, судя по всему, и здесь все было не так, как у нормальных людей.
— Я… — блистательный глава Лань еще и запинаться начал! — Я мог бы помочь… Если ты, конечно, согласен, А-Яо!..
Тело Цзинь Гуанъяо было за. Особенно определенная его часть. А у Мо Сюаньюя так давно не было вообще никого, что, по здравому размышлению, он решил не отказываться от того, что само шло ему в руки. В конце концов, должна же была хоть когда-нибудь и на его улице перевернуться телега с пряниками?
— Мне так неловко, — произнес Мо Сюаньюй, почти не поднимая глаз. Лишь ресницы его чуть подрагивали, то и дело позволяя из-под своей густоты бросить взгляд на главу Лань. — Эргэ столь добр…
Лань Сичэнь судорожно сглотнул. Его взгляд, казалось, был прикован к этим мельчайшим взмахам длинных ресниц напротив. А когда Мо Сюаньюй плавно потянулся к застежке на своем верхнем одеянии, глава Лань и вовсе, не отдавая себе отчета в своих действиях, преступным образом облизнул вмиг пересохшие губы.
Снимая ханьфу, Мо Сюаньюй позволил себе поморщиться, и глава Лань, спохватившись, помог ему разоблачиться. Когда большие теплые ладони задели обнажившиеся плечи, Мо Сюаньюй ощутил, как по всему его телу пробежала волна горячего возбуждения. И пусть сам глава Лань все еще был целиком и полностью одет, Мо Сюаньюй уже не сомневался, что это ненадолго.
Он вытянулся на кровати, позволяя сильным рукам гладить свою спину. Он знал, что глава Лань играет в основном на сяо, однако сейчас чувствовал себя гуцинем, которого коснулись руки опытного мастера. Впрочем, на гуцине глава Лань тоже умел играть — он ведь учил Яо-гэ. Сейчас этим навыкам нашлось удачное применение: твердые пальцы скользили вдоль спины уверенно и бережно.
Сверху и сбоку раздался судорожный вздох. Кажется, пока Мо Сюаньюй таял от прикосновений, тот, кто их дарил, начал ощущать себя не слишком комфортно.
— Неравномерно, — чуть приглушенно выдохнул Мо Сюаньюй, поведя лопатками. — Эргэ, тебе лучше забраться ко мне…
Он затаил дыхание, выжидая. Лани славились своей сдержанностью и приверженностью строгим правилам, но этот конкретный Лань, кажется, уже готов был отбросить все условности.
— Я… — пальцы Лань Сичэня ненадолго замерли, когда он с неловкостью подбирал слова. — Я могу тебя задеть…
— Это нестрашно, — отмахнулся Мо Сюаньюй. — Мы ведь с тобой были и в более стесненных обстоятельствах, верно?
Он знал, что когда-то Яо-гэ спас Лань Сичэня, тогда еще не главу, и какое-то время помогал ему скрываться от преследования отрядов Вэней. О подробностях Мо Сюаньюю известно не было, но вряд ли они таились в шикарных хоромах.
— Ты прав, — глава Лань издал нервный смешок. — Когда-то нам с тобой приходилось спать вдвоем на узкой кровати.
В любое другое время в Мо Сюаньюе взыграла бы ревность, однако сейчас он был слишком занят процессом затаскивания Лань Сичэня уже в свою кровать. К тому же, судя по всему, события пятнадцатилетней давности так и остались без последствий. Вместо того, чтобы переживать из-за прошлого, Мо Сюаньюй невинно посоветовал:
— Сними верхнюю мантию, чтобы не помялась, и залезай ко мне.
Глава Лань послушался. Он аккуратно выскользнул из своего роскошного верхнего одеяния. Оно осталось лежать на полу, ибо руки у Лань Сичэня были в мази, и он не хотел оставлять на ткани отпечатки. Поколебавшись совсем немного, он забрался на кровать и встал на колени по обе стороны от ног Мо Сюаньюя. То, что глава Лань не решился сесть, немного разочаровывало, однако, учитывая его рост и, наверняка, массу, это было по-своему неплохо. Мо Сюаньюй опасался, что подобного веса ноги Яо-гэ могли и не выдержать.
Теплые руки вновь заняли свое место на спине. Мо Сюаньюй уже знал, что на ней нет ни шрамов, ни царапин: кожа Яо-гэ, белая с легким персиковым оттенком, была там такой же гладкой и нежной, как и на всем остальном теле. Однако глава Лань действовал так осторожно, будто работал со свежими незажившими ранами. Под его плавными прикосновениями Мо Сюаньюй ощущал, что плавится подобно воску.
Лежа на животе, он чувствовал, как его член буквально вбивается в кровать. Каким бы твердым и жестким ни был матрас, казалось, что все возрастающая эрекция его вот-вот продавит. В какой-то момент Мо Сюаньюй, из последних сил прикусывавший собственное запястье, не выдержал и все же издал приглушенный стон.
Руки на его спине замерли, касаясь теперь кожи лишь самыми кончиками чуть мозолистых пальцев.
— А-Яо? — тревожно спросил Лань Сичэнь. Ритм его дыхания отчетливо сбивался, словно глава Лань бежал до Башни Золотого Карпа от самых Облачных Глубин. — Что-то не так?
Его руки ощущались уже не просто теплыми, а горячими. Спина Мо Сюаньюя тоже горела, своеобразно перекликаясь с жаром в самом низу живота. Мо Сюаньюю казалось, что еще мгновение — и он самым постыдным образом изнасилует матрас.
Не в силах больше терпеть, он ужом вывернулся из-под воздушного прикосновения и, обхватив Лань Сичэня за талию обеими руками, повалил того на кровать. Предусмотрительно не на себя, а рядом. Падая, Лань Сичэнь не издал ни звука, лишь полупридушенно вздохнул. В его широко распахнутых глазах, толпясь, сменяли друг друга самые разнообразные чувства, однако Мо Сюаньюй безошибочно вычленил одно, самое главное: безграничное желание.