Цзян Ваньинь хмурым взглядом окинул открывшуюся ему картину. Цзинь Гуанъяо буквально видел, как в глазах напротив отображаются попеременно пустая золотая сеть, А-Лин, стоящий поодаль, и, наконец, он сам.

      — Это еще что? — тяжело уронил свой вопрос Цзян Ваньинь, уставившись на Цзинь Гуанъяо.

      Тот только сейчас осознал, что все это время продолжал сидеть на земле. Неторопливо поднявшись, он отряхнулся и по привычке улыбнулся, хотя и знал отлично, что на главу Цзян никакие улыбки не действуют. И уж тем более тот никогда не доверял незнакомцам.

      — Цзинь Лин, я спросил, что это такое? — в низком голосе отчетливо послышалось рокотание, и Цзинь Гуанъяо ничуть не удивился, приметив, что голова юноши словно сама собой чуть втянулась в плечи.

      Цзинь Гуанъяо как раз хотел вежливо указать на то, что он все-таки не «что», а «кто», когда А-Лин все же рискнул раскрыть свой рот.

      — Так… Придурок один, — поморщился он, машинально теребя свой лук.

      На мгновение Цзинь Гуанъяо стало даже обидно. Не то чтобы он совсем не был согласен с А-Лином: Мо Сюаньюй и правда был тем еще придурком. Однако не такому молокососу разбрасываться оскорблениями по отношению к тем, кто был гораздо старше. Цзинь Гуанъяо все же действительно пытался вырастить из своего племянника приличного человека, и то, что все его старания будто бы падали в бездонную пропасть, вызывало изрядную досаду.

      — Ай-яй-яй, А-Лин, — покачал он головой с показным разочарованием. — Как тебе не стыдно так говорить про своего дядю!

      — Ты!.. — тут же предсказуемо вспыхнул мальчишка.

      — Еще один? — скривившись словно от зубной боли, мрачно фыркнул Цзян Ваньинь. — В Поднебесной уже шагу некуда ступить, чтобы не наткнуться на ублюдка Цзинь Гуаншаня. Хоть и мрут как мухи, а все новые и новые находятся.

      Цзинь Гуанъяо прикусил изнутри щеку. Он давно уже не слышал столь откровенно унизительных речей в свой адрес и немного от них отвык. К счастью, сейчас хотя бы не было нужды улыбаться и сохранять благожелательное лицо. Настоящий гнев он себе, увы, тоже не мог позволить, однако образ Мо Сюаньюя вполне разрешал ему оскорбиться.

      — Какие грубые слова, глава Цзян! — заявил он, сморщив нос. — А ведь вас слушает молодое поколение! Что А-Лин усвоит из подобного разговора?

      — Что нечего общаться со всякой швалью, — отрезал Цзян Ваньинь и вдруг с подозрением нахмурился. — Какого хрена ты вообще рядом с ним ошиваешься? Вид у тебя пидороватый!

      Цзинь Гуанъяо поперхнулся воздухом от такого оскорбления. Он сделал все, чтобы облик Мо Сюаньюя потерял сходство с самой дешевой уличной девкой. И, уж конечно, ничто в его поведении не должно было напоминать развязные манеры не таящегося обрезанного рукава.

      А-Лин тем временем, уже позабыв о том, что совсем недавно опасался гнева дяди, привстал на цыпочки и что-то торопливо зашептал ему на ухо. Глаза Цзян Ваньиня на мгновение широко распахнулись, а затем презрительно сузились. Во взгляде, брошенном на Цзинь Гуанъяо, теперь отчетливо читалась угроза.

      Глава Цзян еще ничего не сделал и даже не сказал, но Цзинь Гуанъяо, нутром почуяв опасность, уже начал осуществлять тактическое отступление. Проще говоря, он попятился от застывших посреди поляны дяди с племянником, сейчас таких на удивление похожих. Однако не успел он сделать нескольких шагов, как вновь запнулся о корень и упал. Правда, на сей раз не на землю, а на чьи-то безукоризненно белые сапоги.

      Непрактичную белоснежную обувь, впрочем, каким-то чудом умудряясь сохранять ее в чистоте, носили только в одном ордене. Тут же забыв о Цзян Ваньине, Цзинь Гуанъяо затаил дыхание, не в силах поверить своему счастью. Неужели после всех тревог этой ночи и унижений со стороны родственников ему все-таки улыбнулась удача?

      Цзинь Гуанъяо осторожно приподнялся на руках и запрокинул голову. Прямо над ним возвышалась статная фигура, с такого ракурса до рези в глазах напоминающая статую какого-нибудь божества. Однако уже в следующее мгновение ноги в белых сапогах окончательно высвободились из-под навалившегося на них тела и аккуратно обошли его стороной.

      С появлением старинного недруга Цзян Ваньинь, казалось, сразу же позабыл про «еще одного дядю Цзинь Лина». Теперь он переругивался уже с ним — вернее, с кем-то из юных Ланей, гуськом следовавших за Ханьгуан-цзюнем. А-Лин тоже не сумел остаться в стороне, и Цзинь Гуанъяо получил возможность полюбоваться, как глава Цзян завяз в мальчишеской перепалке. Лань Ванцзи в своей молчаливости умудрился удержаться в стороне, и Цзинь Гуанъяо осторожно, не привлекая к себе ничьего внимания, вновь приблизился к нему. Плавно обогнув компанию, бурно выясняющую отношения, Цзинь Гуанъяо удалось оказаться за чужими спинами.

      Услышав о том, что Лань Ванцзи позволил себе разрубить чужие золотые сети — в количестве четырех сотен штук! — он мысленно присвистнул. Цзян Ваньинь, несмотря на свой суровый облик, действительно баловал А-Лина. Правда, на взгляд Цзинь Гуанъяо, в данном случае все же перебарщивал. Что за слава перебить уже пойманных монстров? А ведь глава Цзян наверняка хотел их племяннику именно славы. Еще интересно, что бы он потом говорил, возвращая А-Лина в Башню Золотого Карпа, ведь если бы его замысел удался, мир заклинателей обязательно узнал бы об этой охоте. Или Цзян Ваньинь рассчитывал, что победителей не судят, и Цзинь Гуанъяо промолчит на такой откровенный обман? Впрочем… пожалуй, он бы действительно промолчал.

      Лань Ванцзи предсказуемо предложил оплатить золотые сети — а Цзян Ваньинь столь же предсказуемо отказался. Цзинь Гуанъяо мысленно обоих обозвал идиотами, особенно своего свойственника. Общая стоимость такого количества сетей выглядела внушительно. Вполне возможно, Лань Ванцзи, живущий только ночными охотами, был далек от столь приземленного предмета как деньги, но Цзян Ваньинь, как глава ордена, просто обязан был знать их стоимость. Собственный орден Цзинь Гуанъяо являлся самым состоятельным — как считал он сам, не в последнюю очередь из-за того, что поколение за поколением его главы знали цену деньгам. Если уж они и тратили их безоглядно, то тогда, когда этого требовало поддержание блистательного образа. А просто так выкидывать средства на ветер — это ничем не оправданное расточительство.

      Впрочем, заставил себя успокоиться Цзинь Гуанъяо, сейчас это была вовсе не его проблема. Деньги ордена Юньмэн Цзян его никоим образом не должны волновать. Его задача — как-нибудь умудриться пробраться поближе к Ханьгуан-цзюню и…

      А-Лин унесся первым после того, как Цзян Ваньинь в очередной раз его отчитал и спровадил с наказом без добычи не возвращаться. Цзинь Гуанъяо едва успел прикусить язык, чтобы не возмутиться этому. Его слова все равно ничего не значили, ибо в этом теле он являлся пустым местом для обоих. К тому же глава Цзян тоже вскоре удалился, и Цзинь Гуанъяо, понадеявшись, что тот все-таки отправился приглядывать за А-Лином, сосредоточил свое внимание на Лань Ванцзи, которого ни в коем случае нельзя было упускать из виду.

      В своем желании держаться поближе он, видимо, утратил бдительность, ибо его наконец-то заметили.

      — Молодой господин Мо! — отчего-то радостно поприветствовал его один из юношей. — Как вы здесь оказались?

      Остальные мальчики тоже обернулись к нему, и Цзинь Гуанъяо пришлось пустить в ход свое актерское мастерство. К счастью, лицо Мо Сюаньюя оказалось достаточно пластичным.

      — Ведомый злобным роком! — скорбно вздохнул Цзинь Гуанъяо и для верности шмыгнул носом. Глаза как по заказу увлажнились. — Наш дом в деревне Мо сгорел, и я пошел искать по свету лучшей доли — и вот забрел в самый центр ночной охоты.

      — Ты же говорил, что являешься опытным заклинателем! — встрял в разговор ехидный юноша, который докапывался до Цзинь Гуанъяо еще в деревне. — Неужели боишься?

      — Не боюсь, а проявляю разумную предосторожность! — с максимальным достоинством, на которое был способен с покрасневшими глазами, заявил Цзинь Гуанъяо. — Вы же видите, что у меня нет ни меча, ни талисманов. У меня вообще ничего в жизни не осталось, та проклятая ночь забрала у меня все!

      И он уже почти непритворно всхлипнул. Та ночь для него действительно оказалась роковой, но до сих пор Цзинь Гуанъяо, предпочитая решать проблемы по мере их поступления, старался держаться.

      — Лань Цзинъи, не будь таким жестоким! — осадил друга строгий юноша. — Ум и сила не всегда идут рука об руку, и не тебе судить других людей.

      Цзинь Гуанъяо поспешно закивал, придвигаясь к небольшому отряду поближе. Лань Ванцзи, не интересуясь, о чем там беседует молодежь, пошел дальше одному ему ведомым путем, и все устремились за ним. Цзинь Гуанъяо, старательно делая вид, что поглощен разговором, пристроился к остальным.

      Однако со временем его маневр разгадали.

      — Ты что, решил за нами увязаться? — нахмурился Лань Цзинъи, осознав наконец, что новый знакомый и не думает отставать.

      — Но мне же надо как-то выйти из этого леса! — старательно округлил глаза Цзинь Гуанъяо. — Если я останусь здесь один, это может плохо для меня закончиться. Неужели потеряв родственников, дом и все имущество, я обречен потерять еще и жизнь только потому, что в ордене Гусу Лань такие жестокие и черствые адепты?

      Лань Цзинъи презрительно фыркнул и хотел уже произнести что-то в ответ, когда его друг мягко вмешался.

      — Мы понимаем ваши мотивы, молодой господин Мо, — произнес он. — Однако очень скоро мы разойдемся и приступим к ночной охоте. Мы не сможем уследить за вами.

      — Но я… — Цзинь Гуанъяо сделал вид, что беспомощно оглядывается. — Мне нужна помощь!..

      Его взгляд наконец уперся в так вовремя остановившегося Ханьгуан-цзюня. Сам Цзинь Гуанъяо со всей возможной робостью придвинулся еще чуть ближе и заискивающе посмотрел ему в глаза.

      — Такой сиятельный господин ведь наверняка не станет соревноваться в охоте с юнцами, ведь правда? — спросил он как можно невиннее. — Клянусь, я ничем не помешаю! Я буду вести себя очень тихо… и просто находиться рядом. А когда все закончится, вы всего лишь выведете меня из леса.

      В этот момент Цзинь Гуанъяо некстати вспомнились события давних лет. Когда отец еще только притащил в Башню Золотого Карпа Мо Сюаньюя, которому тогда было не больше, чем этим мальчишкам сейчас. Никому из Цзиней не было никакого дела до очередного ублюдка, и мальчишка инстинктивно старался держаться того, от кого хотя бы не слышал ни единого грубого слова. Цзинь Гуанъяо помнил, как юный Мо Сюаньюй бросался к нему и, обнимая за талию и утыкаясь носом в плечо, ныл: «Яо-гэ, ну пожа-а-алуйста!» Желания и просьбы у мальчишки были такими, по меркам ордена Ланьлин Цзинь, скромными, что удовлетворить их не составляло труда, а Цзинь Гуанъяо всегда помнил заветы матушки, что на добро не стоит скупиться. Правда, жизнь заставила его во многом скорректировать это правило, но пожалеть немного доброты тогда, когда тебе самому она почти ничего не стоит, — это было бы уже слишком.

      Сейчас тело Мо Сюаньюя все буквально напряглось в желании обхватить кого-нибудь и насладиться защитным теплом. Видимо, подобное поведение было в самой природе братца, и теперь его тело желало привычным образом отреагировать на сказанное. Однако Цзинь Гуанъяо ничуть не сомневался, что Лань Ванцзи ни в коем случае не оценит подобного рвения, и потому неимоверным усилием воли заставил себя остаться на месте. Только взгляд его сделался совсем уж невыносимо жалобным.

      — Займитесь делом, — сухо велел Лань Ванцзи юношам, и те моментально рассредоточились по местности.

      Сам он, развернувшись, неторопливо пошел вперед. Цзинь Гуанъяо осторожно пристроился сзади и чуть сбоку, внимательно поглядывая на своего спутника. Тот его не гнал, а плавная походка дарила надежду, что исчезать он никуда не собирается. Цзинь Гуанъяо облегченно перевел дыхание и приблизился еще на немного.

      Лань Сичэнь всегда с гордостью и даже каким-то восхищением говорил о брате, что тот заботится о других и неизменно готов прийти на помощь. Глядя на ледяную, совершенно невыразительную физиономию Ханьгуан-цзюня, в это сложно было поверить, однако сейчас Цзинь Гуанъяо имел возможность убедиться, что Лань Сичэня не ослепляла братская любовь. Лань Ванцзи, каким бы замороженным он ни был, не лишал обездоленных своей поддержки.

      Неспешный ход продолжался. Любого другого на месте Лань Ванцзи можно было бы назвать безмятежным — настолько спокойным выглядело его лицо, — однако, глядя на черты этого самого лица, никому бы и в голову не пришла мысль о безмятежности. Цзинь Гуанъяо не сомневался, что его спутник держится настороже, не столько вглядываясь в дорогу перед ним, сколько прислушиваясь и ощущая. Со слов Лань Сичэня Цзинь Гуанъяо знал, что сильные заклинатели умеют улавливать колебания энергий, но самому ему подобного испытывать не приходилось. В теле же Мо Сюаньюя на такое и вовсе не приходилось рассчитывать.

      Впрочем, ни ночная охота, ни проблемы горы Дафань Цзинь Гуанъяо не беспокоили совершенно. Все его мысли были заняты тем, как бы добраться до заветного мешочка цянькунь. Тот висел у Лань Ванцзи на поясе, и, хоть Цзинь Гуанъяо, держась позади, не мог его видеть, он самой своей душой ощущал его наличие. Посмертная сила Не Минцзюэ была такова, что чувствовалась даже на расстоянии. Наверное, именно поэтому Лань Ванцзи не стал прятать мешочек в рукав — там, в еще одном подпространстве, было бы сложнее отследить момент, когда энергия руки выплеснется за пределы временного и, увы, ненадежного узилища.

      В своем собственном теле Цзинь Гуанъяо рискнул бы улучить момент и срезать мешочек с пояса. Он не сомневался в бдительности Лань Ванцзи, однако, без ложной скромности, знал и свои способности. От карьеры уличного воришки судьба его уберегла, однако ему от природы досталась исключительная ловкость рук, а несколько лет шпионской деятельности в ордене Цишань Вэнь отточили ее до настоящего мастерства.

      Но телу Мо Сюаньюя Цзинь Гуанъяо не доверял. Тот с возрастом расстался с подростковой неуклюжестью, однако все равно большую часть времени оставался шумным и нескладным. О том, что сделает с ним Ханьгуан-цзюнь, поймав на краже, Цзинь Гуанъяо даже думать не хотелось.

      Поэтому он продолжал тащиться за Лань Ванцзи по одной тому ведомой дороге. От руки дагэ его отделял лишь один небольшой, но очень сложный шаг, и Цзинь Гуанъяо сосредоточился на том, чтобы не упустить своего последнего шанса.

      Внезапно Лань Ванцзи остановился столь резко, что Цзинь Гуанъяо едва не влетел ему в спину. Он едва-едва успел удержаться, так, что лишь его нос легонько ткнулся в водопад густых волос, обдавших запахом сандала.

      А в следующее мгновение Лань Ванцзи понесся вперед так стремительно, что только готовность Цзинь Гуанъяо действовать в любой момент помогла ему не упустить свою цель из виду.

      Лань Ванцзи был сильнее и выносливее и даже без всякого полета передвигался гораздо быстрее. Уследить за ним, почти исчезнувшим на горизонте, помогали только развевающиеся белоснежные одеяния, отлично различаемые в темноте. Ничего удивительного, что, когда запыхавшийся Цзинь Гуанъяо наконец нагнал Лань Ванцзи, оказалось, что тот уже вовсю с кем-то сражается.

      Отдышавшись и оценив обстановку — это он сделал одновременно, не теряя даром времени, — Цзинь Гуанъяо чуть не выругался вслух, обнаружив в одном месте А-Лина и каменное чудовище, с которым, собственно, и бился Лань Ванцзи. Появившийся вскоре Цзян Ваньинь ничуть не улучшил ситуации, тут же вступив с племянником в препирательства. Глава Цзян возмущался, что А-Лин не позвал на помощь, а тот огрызался, что ему велели без добычи не возвращаться. Орали они друг на друга так, что почти полностью заглушали звуки сражения, и Цзинь Гуанъяо с тоской подумал, как он, оказывается, мало знает о собственном племяннике. С ним самим А-Лин никогда так не разговаривал, даже если был раздражен или зол. Цзинь Гуанъяо хотелось бы думать, что это из-за того, что к нему племянник испытывал больше симпатии, однако в этот момент он особенно остро осознавал, что дело обстояло с точностью до наоборот. Отношения Цзинь Гуанъяо с А-Лином были ровными, потому что он никогда ничего особенного от мальчика не хотел и не ждал. С главой Цзян же тот явно чувствовал себя внутри семьи, и потому не считал нужным скрывать никаких чувств.

      Однако отвлекаться на семейные переживания было некогда.

      Именно сейчас, понял Цзинь Гуанъяо, ему представился исключительный момент. Ханьгуан-цзюнь был полностью поглощен битвой с чудовищем. Правда, лезть к этим двоим — это все равно что пытаться проскочить между молотом и наковальней, а самоубийственными наклонностями Цзинь Гуанъяо никогда не страдал.

      Он в отчаянии — время стремительно утекало, как песок меж пальцев — огляделся по сторонам, ища хоть что-нибудь, что могло бы ему помочь. Его взгляд скользил мимо все еще ругающихся Цзян Ваньиня и А-Лина, мимо толпы разномастных заклинателей, мимо юных адептов Гусу Лань…

      Внезапная догадка сверкнула в его голове, подобно Цзыдяню. У одного из мальчиков, старшего, того самого, что проявлял такую вежливую заботливость, всю дорогу за спиной висел упакованный гуцинь. Сейчас юноша держал его наготове, явно собираясь подхватить мелодию за Ханьгуан-цзюнем, который, осознав, что даже такой мощный меч как Бичень — не самое подходящее оружие для каменного изваяния, уже выхватил свой гуцинь.

      Все взгляды были направлены в сторону сражающихся.

      Цзинь Гуанъяо ужом скользнул между замерших фигур. Сейчас он как никогда с тоской вспоминал о своем собственном маленьком теле и жалел о долговязости Мо Сюаньюя. Пришлось сильно ссутулиться и втянуть голову в плечи, чтобы не слишком выбиваться из толпы, пробираясь между недорослей.

      Расчет оказался верным. Мальчик, чьи руки замерли над гуцинем, был поглощен зрелищем боя и не видел больше ничего вокруг. Однако он еще не играл, и струны оставались в неподвижности. Заставив себя полностью отрешиться от происходящего, а главное — от мыслей, что с ним будет, если поймают за руку, — Цзинь Гуанъяо стремительным движением срезал с гуциня одну струну.

      На него никто не обратил внимания, в том числе и хозяин инструмента. Приободренный первым успехом, Цзинь Гуанъяо приступил ко второму этапу своего плана. Он сдвинулся еще на несколько шагов и, примерившись, запустил в сторону Лань Ванцзи свернутую в хитрую петлю струну. Непривычные к такому оригинальному орудию руки Мо Сюаньюя тут же оказались рассечены ею до крови, однако Цзинь Гуанъяо крепко держался за свой последний шанс.

      Со второй попытки ему удалось перерезать завязки, крепившие мешочек цянькунь к поясу Лань Ванцзи, а еще через мгновение тот вместе со своим страшным содержимым оказался в окровавленных руках Цзинь Гуанъяо.