Тёмный лес и тяжёлая тревожная ночь остались позади. Кенни снова остался один и шёл к своему, по словам Рыцаря, последнему испытанию. Переход был очередным затишьем перед бурей, и он это чувствовал. Причём буря его ожидала явно нешуточная, но какая именно, оставалось только догадываться.
Вокруг понемногу светало, но облака не желали рассеиваться. Над головой они разрывались то там, то тут и отливали розовым и бледно-жёлтым, но впереди висел тяжёлый серый, где-то даже почти чёрный, полог, подсвечиваемый белыми вспышками молний. Перспектива идти туда представлялась не лучшей, но альтернативы у неё не было.
Очередная смена обстановки всё же имела положительное воздействие. Здесь было больше пространства, и его можно было осматривать далеко вокруг. По равнине было раскидано несколько пышно цветущих деревьев, и они покрывали всё вокруг своими серо-розовыми крупными лепестками. В воздухе витал лёгкий сладкий запах. Мирный и тихий пейзаж успокаивал, но чувство тревоги о грядущем не давало расслабиться.
Кенни вспомнил о висящем на поясе мече и вынул его из ножен. Он был увесистым, но рукоять хорошо лежала в руке, будто Кен всегда знал, как им пользоваться. Плоское прямое лезвие, заточенное с обеих сторон, было украшено искусной гравировкой в виде розовой лозы, оплетающей клинок по всей длине. Работа была настолько тонкой, что можно было разглядеть каждый лепесток на бутонах и каждый шип на лозе. Меч больше походил на произведение искусства, чем на оружие.
Алиса всё ещё не понимал, чем ему может помочь этот клинок. Неужели придётся и правда с кем-то или с чем-то сражаться? Он всё ещё колебался и ощущал нехватку сил. Он не знал, как суметь победить это «что-то» в таком состоянии, и сомнения снова брали верх. Но пока у него было время подумать и успокоиться. К счастью, пейзаж к тому располагал.
Местность вокруг не изменялась уже долгое время. Казалось, даже солнце перестало подниматься и всё вокруг так и застыло в рассветных сумерках. Кенни будто оттягивал завершение пути, боясь чего-то, поэтому сад никак не заканчивался, а картинка вокруг зациклилась.
На какие только игры ни способен человеческий разум. Довести себя до состояния паники, от которой тяжело удержаться на месте; найти источник силы и веры в себя там, где сам не ожидаешь, или создать целый мир, подменяющий реальность. Сила сознания неисчерпаема, а его глубины до сих пор загадка для самого человека. Человеческий мозг, по словам учёных, – вселенная, которая умещается в небольшой черепной коробке. Простая на первый взгляд, но бесконечная и непостижимая, если копнуть поглубже. И внутри неё ещё тысячи галактик и десятки тысяч миров. Кенни попал в один из таких и оказался в ловушке. Что с ним творилось в этот момент во внешней реальности, было неизвестно. Тело и сознание разделились, но, к счастью или к сожалению, первое без второго существовать не могло, поэтому Кен переживал о происходящем за гранью нереальности.
Но всё же внешний мир сейчас не был насущным вопросом. Проблемы оставались во внутреннем, и их срочно нужно решать, к тому же они были достаточно серьёзными. Оставалось какое-то последнее звено во всём происходящем. У сказки должен быть конец, последняя глава, сражение с драконом... Стоп. С драконом. В памяти всплыл указатель, который Алиса видел ещё в Стране Чудес. На одном из направлений был нарисован чёрный дракон. Неужели и правда придётся сражаться? Как ни иронично, но Стефани была лучшей кандидатурой в этом случае. У неё хотя бы были доспехи, и мечом она явно владела лучше.
Что-то здесь не складывалось. Указатель был в Стране Чудес, а не в Зазеркалье. Это был другой мир, на другой стороне… чего? Зеркала? Сознания? Подсознания? В любом случае они не должны быть чем-то единым, они параллельны друг другу. Неужели там на развилке был короткий путь к логову монстра? Неужели ещё в первый день можно было просто свернуть в другую сторону, а не делать этот крюк длиной в два дня? Но не может быть всё так просто. Это закон жанра.
Кукольник что-то говорил о том, что за кромкой леса всё замыкается, и можно выйти обратно к станции. Но станция – часть Зазеркалья. И в этом есть какая-то логика, ведь шахматная доска имеет зеркальную разметку в зависимости от фигур игрока. Фигуры движутся друг другу на встречу, как человек к своему отражению. Потом они перемешиваются друг с другом, переходя на чужую половину и занимая место соперника. В результате картина, сложившаяся в начале партии может встать с ног на голову. Белые займут место чёрных, чёрные – белых. В начале новой партии фигуры вернутся на своё место. Этот круг бесконечен. Если мир Зазеркалья замыкался на самом себе в промежутке между этим лесом и железнодорожной станцией, в этом был смысл.
Дракон не выходил из головы. Он обязан быть здесь. Но почему тогда указатель, ведущий к нему был в Стране Чудес на первой же развилке? Неужели очередное искажение пространства? Хотя, может быть, в этом и вовсе не было смысла и искать его бесполезно. Здесь всё имело двойное дно, значит оно было и в этой загадке.
Ещё одна неувязка: драконов в Алисе в Стране Чудес не было. Странных существ там хватало, но монстров не было. В голову как назло ничего не шло. Вопросов становилось всё больше, а ответов не было вовсе. Поток размышлений толкал Алису вперёд, и он уже не мог отклониться от своего курса и избежать конца путешествия.
Сад поредел, под ногами появилась выложенная камнем широкая дорога. Гроза и тяжёлые тучи были уже совсем близко и почти нависали над головой. В воздухе появился запах озона и влажности. Гром оглушал долгими раскатами, эхом рассеиваясь вокруг. Несмотря на пасмурную погоду всё же стало светлее и утро окончательно наступило. Далеко впереди серая стена дождя застилала горизонт. Возможно, она и была границей этого мира, за которой всё замыкалось. Через какое-то время вокруг дороги появились высаженные в ряд деревья. Они были старые на вид, уходили ветвями далеко вверх, застилая небо, а корнями прогрызали землю, что камень вокруг них вспучился и сильно потрескался. Это место было похоже на аллею, по которой Кенни пришёл в страну Чудес, следуя за Кроликом, но деревья были зелёные, а вокруг – не так мрачно, как в самом начале. Хотя, как ни странно, напряжение в этом светлом и спокойном месте было куда сильнее, чем в туманном парке и заброшенном саду-лабиринте.
Длинная аллея резко оборвалась, и вместо деревьев остались только треснутые голые стволы и раскрошенные пни. Дорога перетекала в деревянный подъёмный мост и упиралась в серые каменные ворота. Толстая стена из плотно сложенного кирпича будто сливалась с окружающей местностью, серой от непогоды, которая добралась сюда и бросала с неба крупные тяжёлые, пока что редкие, капли. Дождь размеренно застучал по камню, и Кенни нужно было поторопиться попасть хоть под какую-нибудь крышу.
Ров под мостом был до самого верха наполнен серой мутной водой, в которой плавало что-то неопределённой формы. Алиса решил даже не строить догадок, что это было, во избежание очередного приступа паранойи. Но взгляд всё же зацепился за что-то, и это оказалось мёртвое тело. Кожа трупа была землистого оттенка, и он безвольно плавал кругами вокруг крепостной стены, смотря пустым взглядом в небо. По спине пробежала холодная дрожь, когда Кен увидел ещё несколько тел, курсирующих вокруг крепости. Увидеть такое зрелище своими глазами он не был готов, поэтому поспешил убраться с моста как можно скорее. Но вряд ли ему удастся в дальнейшем стереть это из памяти, даже несмотря на тот факт, что всё происходящие – плод его собственного воображения.
«Это какой-то глубокий трип…», – эхом прозвучали собственные мысли. Кен с трудом мог поверить, что это всё создал его разум. Больное воображение, которое искажало всё, что было у него под рукой и бесконтрольно ломало само себя. Возможно, он и правда просто перегрелся на солнце, и из-за этого у него поднялась температура (но она должна быть где-то под сорок в таком случае). У него до сих пор не было внятного объяснения происходящего. Причём всё было настолько реальным, что никакие кошмары с этим не сравнятся.
Мысли прервала яркая вспышка молнии прямо над головой и последовавший за ней оглушительный раскат грома. Дождь продолжал усиливаться, но с неба будто капала не вода, а разведённые чернила. Струи дождя начали чернеть, и серый камень покрывался тёмными разводами. Несколько капель попало на лицо. Кенни провёл тыльной стороной ладони по щеке, и на коже тоже осталось чёрное размазанное пятно. Вода была перемешана с пеплом. Стоило поспешить внутрь, чтобы не почернеть окончательно.
Продвигаясь глубже во двор, Алиса пересёк ещё один мост, стараясь не смотреть больше вниз. Как только он шагнул за вторую стену оба моста поднялись за его спиной и перекрыли путь назад. Видимо, до этого у него ещё был шанс передумать, но теперь все пути отступления были отрезаны. Осталось только двигаться внутрь замка и встретиться с тем, что его там ожидало.
Земля за второй стеной была чёрной от толстого слоя пепла. Алиса ворошил носками ботинок шуршащую чёрную массу, а его следы быстро растворялись в ней, обстрелянные падающим дождём. Стены тоже были измазаны чёрным. Где-то даже можно было разглядеть размытые силуэты, под которыми то тут, то там проглядывали обугленные кости с обрывками плоти, куски кожи и металла, разбитые камни. Кенни нервно сглотнул от этого пугающего зрелища. Тут полегло немало рыцарей, а какие шансы у него? Без какой-либо брони, даже без элементарного щита; вооружён, но безоружен, потому что толком не умеет этим пользоваться; с бьющимся внутри страхом. Руки задрожали, но всё же потянулись к мечу и вынули его из ножен.
Дождь уже перешёл в ливень и плотной вуалью отрезал крепость от всего, что находилось за её пределами. Кен покрепче сжал меч в руке и побежал к дверям, чтобы наконец укрыться от чернильного потока воды. Стоя под широким карнизом у дверей, он старательно пытался оттереть лицо и промокшие волосы рукавом рубашки. Здесь уже не было удобств, как в замке Красных Короля и Королевы, чтобы привести себя в порядок, поэтому приходилось обходиться тем, что было. Меч, как ни странно, остался чистым, как и его ножны, хотя брюки и рубашка успели промокнуть, но их чёрный цвет не выдавал чернильных пятен на ткани.
Закончив с попытками избавиться от тёмных разводов, Кен какое-то время в нерешительности стоял у дверей, боясь войти внутрь. Но ему не пришлось делать первый шаг: тяжёлые створки открылись сами собой в молчаливом приглашении. Внутри было сумрачно и тихо. Алиса поднял меч, взяв его обеими руками, и вошёл.
Шаги гулко раздавались в широком холле. На стенах горело несколько факелов, закоптивших камни вокруг себя. Это место ощущалось слишком пустым, полностью безжизненным. Такого не было раньше, и это пугало, вызывало подозрения. По обе стороны от главного входа шли две узкие лестницы, ведущие, вероятно, наружу или в какие-нибудь башни. При взгляде на них не чувствовалось, что по ним кто-то может спуститься. К тому же они были подозрительно одинаковые: даже скол на одной из ступенек правой лестницы повторялся на той же ступеньке левой. Если что-то и было в этой крепости, то оно явно находилось дальше.
– Папа.
Этот голос. Лили. Она где-то здесь.
– Папа.
– Лили? Где ты? – Кен сжал меч ещё крепче и метался из стороны в сторону, не зная, откуда шёл голос.
– Папа, я здесь. – зов доносился, казалось, отовсюду и разносился эхом по огромному холлу.
Не сумев больше стоять на одном месте в нерешительности, Кенни побежал наобум вглубь замка. Краем глаза он уловил движение в одном из боковых проходов. Ему показалось, что там пробежал ребёнок. Не думая, бросился вдогонку.
Пока Алиса бежал к дверям, он услышал странные звуки: стук и негромкий скрежет металла, скрип и активное движение. На стенах всё ещё висели факелы, слабо освещавшие коридор, но впереди было явно светлее.
Почти сразу за дверями пол обрывался. Оборвался в прямом смысле слова, потому что дальше, сразу за небольшим порогом, зияла чернеющая пропасть. Кенни схватился за стену и убрал меч обратно в ножны, посмотрев вниз и ощутив приступ лёгкого головокружения. Но картина, представшая перед ним, шокировала ещё больше.
Огромное круглое помещение с движущимися механизмами, шестернями и пружинами было наполнено поистине оглушающим шумом, который добирался до самых костей и сотрясал их. Посередине этого сооружения возвышались две толстые колонны и одна потоньше, уходящие в потолок, сквозь который падало большое количество света. Высокие узкие окна с витиеватыми решётками растянулись по стене, освещая это место ещё больше, хотя по стеклу стекали чёрные струйки дождя. Наверху находился огромный прозрачный циферблат со движущимися стрелками, а внизу, под механизмом, качался тяжёлый маятник. Алиса достал из кармана свои часы, чтобы удостовериться, что они всё ещё ходят, пусть и в обратную сторону. К счастью, они продолжали тикать. Гигантский механизм был созвучен с его часами, и стрелки наверху находились в том же положении, что и на его циферблате.
На другом конце зала находился проход дальше. Кенни мельком увидел убегающую туда фигурку.
– Лили, стой! Ох, этого ребёнка просто невозможно поймать…
К сожалению, обходного и безопасного пути на другую сторону не было. Хотя, возможно, и была вероятность попасть в тот коридор через другие залы, но кто знает, какие проходы спрятаны в этом замке и сколько придётся по ним плутать.
На первый взгляд вся эта конструкция выглядела надёжно несмотря на постоянное движение его частей. Это вселяло надежду, что Алиса сможет пройти через это, не свалившись в пропасть из-за покачнувшейся под его весом шестерни, но в то же время риска в этом мероприятии было хоть отбавляй. Хотя после всего, что он тут уже пережил, этот пробег с препятствиями казался уже чем-то обыденным.
Перед узким порогом, на котором ютился Кен, вращалась плоская широкая шестерня, и он, оттолкнувшись прыгнул на неё. Это было неплохим стартом. Пока он оглядывался, он подъехал к стыку с другой шестернёй. Перешагнуть на неё не представилось трудным. Алиса пытался двигаться ближе к центру, но перешагивать на другие части постоянно что-то мешало: или слишком большая разница в высоте, или слишком быстро движущийся элемент, из-за чего приходилось идти по дуге.
Постоянное движение по кругу туда-сюда уже вызывало головокружение и дезориентацию в пространстве, что иногда Кенни не совсем понимал, куда ему вообще нужно идти и к какому из проходов двигаться. В этот момент он снова почувствовал себя крошечным, как это было в Стране Чудес, где постоянно приходилось контролировать свои размеры и размеры объектов вокруг. Теперь ему снова пришлось иметь дело с огромными вещами и как-то перемещаться между ними, пытаясь не покалечиться.
Очередная шестерёнка с квадратными зубцами. Её край оказался у́же, чем Алиса предполагал, и он чуть не поскользнулся на ней, рискуя улететь в пропасть. Скорее всего, внизу где-то был пол, но лететь до него было очень долго, а приземление пережить вряд ли возможно. Попытавшись выбросить из головы кровавое месиво, в которое он мог бы превратиться, упав отсюда, Кенни перешагнул на другую шестерню, но не очень удачно. Нога подвернулась, и он упал на бедро, на котором, к счастью, не висел меч. Было неприятно больно, особенно если учесть большое количество увечий, полученных за это долгое время. Но нельзя было терять бдительность, так как он рисковал или быть сброшенным, или застрявшим, или даже перемолотым в стыке между деталями.
Ещё несколько прыжков, и под ногами наконец был неподвижный пол. Голова ходила ходуном, а перед глазами всё продолжало плыть. Хорошо ещё, что эти часы не били, иначе он бы этого точно не пережил. Немного придя в себя, Алиса всё же побежал в следующий коридор за непоседливым Кроликом, натыкаясь время от времени на стены.
Длинный переход, освещённый факелами, никак не желал заканчиваться, потому что маячащая впереди дверь будто не становилась ближе ни на метр. Это было похоже на ловушку у зеркала на холме, где Кен провёл много времени перед тем, как отправиться изучать мир Зазеркалья. Но здесь его роль пешки ничего не значила, поэтому оставалось только бежать вперёд, хотя силы были уже на исходе. В какой-то момент дверь просто исчезла, а коридор повернул под прямым углом. За поворотом шла лестница вниз. Не имея никакого другого пути, Кенни спустился вниз и вошёл в новую дверь. Точнее сказать, он вышел из неё, потому что снова оказался во дворе. Во дворе какого-то другого замка.
Здесь было куда светлее, пасмурно, но не так мрачно, а также очень много людей в окружении множества техники, проводов ещё большего количества людей. В стороне возвышалась высокая металлическая конструкция. Если быть точнее, это была сцена, за которой Кенни и оказался.
Он медленно осматривался, стараясь не натыкаться на снующих туда-сюда людей. Всё казалось смутно знакомым, но он не мог уловить, что именно. Вдруг послышался зовущий его знакомый голос:
– Кен, вот ты где! Я тебя обыскался.
– Гэри?
– Уходить не пойми куда уже стало твоей дурной привычкой, а искать тебя – моей обязанностью.
– Извини. – Это замечание заставило его чувствовать себя по-настоящему уязвлённым. – Я тут немного заплутал.
– Ты в порядке? Неважно выглядишь.
– Не уверен, если честно. – Фронтмен продолжал рассеянно оглядываться вокруг, пытаясь понять, что происходит вокруг.
– Кен? Ты здесь вообще?
– Эм… а где это «здесь»?
– Кажется, ты переутомился после дороги. Мы на Castle Rock*, в Германии, помнишь? К слову, у нас выступление меньше, чем через два часа. Ты когда переодеться успел, кстати?
Поток вопросов не давал сосредоточиться и осознать происходящее. Какой это год? 2016? 2017? Стоп. Какой год бы ни был, это в любом случае скачок в прошлое. Пока Кенни старался размышлять, Гэри продолжал задавать вопросы и что-то говорить о грядущем выступлении. Ещё один голос ворвался в его сознание:
– Гэри! – пробираясь между грудами оборудования, к ним приближался Пауль. – Там Крис с парнями подъехали, пошли.
Крис… видимо, речь о Хармсе и о Lord of the Lost. Значит, 2016 всё-таки.
Чувствуя сильное дежавю, Ханлон направился следом за Паулем и Гэри, чтобы встретиться со старыми знакомыми. Прожить заново момент из прошлого, да ещё и так реалистично, представлялось настоящим безумием. Поэтому он ждал, когда эта иллюзия растворится сама по себе на самом интересном месте, как это обычно делают сны.
Всё происходило точно так же, как и два года назад. Фестивальный дух единства музыкального сообщества, мандраж перед выходом на новую сцену, болтовня и суета в гримёрках. Кенни чувствовал себя очень странно, проживая этот день из прошлого. Его всё время не покидало дурное предчувствие. Проходя мимо знакомых и незнакомых людей, он постоянно думал, что над ним смеются за спиной. Такая паранойя и синдром новичка были ему обычно не свойственны, потому что он уже привык всегда полагаться на себя, хотя вокруг были поддерживающие друзья. Он был рассеян, поэтому окружающие его постоянно одёргивали, что уже начало раздражать.
Выход на сцену вообще звучал как приговор. Кенни стоял за кулисами, с трудом сдерживая расшалившиеся нервы. Гэри и Руперт уже несколько раз спросили о его самочувствии и готовности выступать и пытались успокоить, что уже начало выводить из себя. С обеспокоенными лицами гитаристы отправились на сцену под вступительный бит первой песни, оставив его одного на какое-то время.
Вокалист попытался собраться с мыслями, поправил наушники и тоже направился на сцену, приветствуя публику. В этом выступлении всё шло не так. Зрители были будто мёртвые, и их было невозможно расшевелить, как бы Кенни ни старался. Хотя остальные участники группы явно получали удовольствие от происходящего и складывалось ощущение, что у них был хороший контакт с публикой, судя по их движениям. Кен старался всё же работать даже на такую аудиторию, но он чувствовал себя не в своей тарелке, потому что ощущал не просто безразличие, а даже неприязнь. Между делом он ловил на себе недоумённые взгляды других музыкантов (даже тех, что были за кулисами), для которых это напряжённое поведение явно не имело никаких оснований. Ему казалось, что он видит всё совсем не так, как остальные, потому что он помнил это выступление совсем иначе.
Отмеренные сорок минут наконец-то закончились. С натянутой улыбкой Кенни всё-таки поблагодарил публику, которая даже к концу выступления не ожила, и с облегчением выдохнул, скрывшись за кулисами. За сценой группу встретили уже знакомые лица из Lord of the Lost. Но Кена они встретили с каким-то непонятным подозрением, а остальных – с тёплым радушием. Бо и Клаас подошли к немецкой половине группы и о чём-то заговорили. Само собой, это было сделано с целью что-то скрыть, но по тону голосов и не очень довольным выражениям лиц было понятно, о ком шла речь. Ханлон поспешил отдалиться от этой компании, чтобы не попадать под негативное влияние, и отправился в гримёрку, расположенную в замке.
Оставшись в одиночестве, вокалист ощутил на себе всё давление, которое накапливалось в течение этих часов. Внутри нарастала обида, злость на себя и раздражение. Неужели всё было так? Все и правда думали, что он такой неуверенный и бестолковый? Нет, этого не могло быть. Чтобы несколько лет все за глаза так думали и ни слова не сказали, а в лицо только снисходительно улыбались? Они не могли так поступить. Или у них всё же лопнуло терпение, поэтому и с группой решили всё по-тихому замять? Он и сам до конца не знал, что происходило после ухода. Была ли это его вина? В любом случае была. Он же ушёл первым. Как крыса с корабля, иначе не скажешь. Кто знает, может, ещё был шанс решить висящую в воздухе проблему, если бы у него было больше терпения. Может, ему самому стоило быть более честным как с собой, так и с фанатами, и рассказать всё, а не просто прятаться? Уже прошёл год, и время ушло. Или ещё нет…
Через открытое окно были слышны знакомые голоса. Кенни выглянул наружу и увидел своих друзей и коллег, весело болтавших о чём-то внизу. Они обсуждали фестиваль, делились какими-то новостями и событиями и просто приятно проводили время. В этот момент Кен почувствовал внутри пустоту. Впервые за прошедший год ощутил боль от потери. От потери места, где чувствовал себя своим, причастным к чему-то хорошему, от потери близкого круга единомышленников. Кен был будто отрезан от всего мира в своём одиночестве, как сейчас был заперт в пустой гримёрке. Вокруг были разложены вещи его согруппников. Под окном стоял рюкзак Руперта, рядом на диване была брошена одна из их мерчевых толстовок, на вешалке у стены висела куртка Кена, в которой он сюда приехал. Когда-то это была его реальность, а теперь он смотрел на это воспоминание как на чью-то чужую жизнь, где для него больше не было места.
В гримёрке висело узкое зеркало, и Кенни увидел себя в полный рост. Отражение показывало его точную копию из лета 2016 года. Та самая привычная ему одежда: чёрные рубашка с закатанными рукавами и кожаные брюки, широкий кожаный браслет на правом запястье и тонкий из камней на левом. В отражении было больше энергии и жизни, что оригинал растерял за последнее время. Поверхность зеркала слегка задрожала и покрылась рябью, как только Алиса подошёл ближе. Он дотронулся до жидкого стекла и растворился в нём, уйдя на другую сторону, прочь из воспоминания.
Оказался Кен… нигде. Точнее это было пространство, состоящее только из стекла и зеркал, которые отражались друг в друге. Но больше в нём не было ничего кроме него и его отражений, мелькавших то тут, то там. Хотя нет, здесь был кто-то ещё, и этот кто-то продолжал убегать. Та же маленькая светловолосая фигурка с кроличьими ушами, чьи шаги эхом раздавались повсюду.
– Лили, стой! Хватит убегать от меня. Я уже устал за тобой гоняться.
Но ответа не последовало, и ребёнок продолжал бежать в только ему известном направлении. Кенни прорычал от негодования, но всё же отправился следом. Конечно же, вскоре он снова потерялся и оглядывался вокруг в поисках хотя бы отражения Кролика, чтобы понять направление, но ничего. Снова один.
Брожение туда-сюда тоже ничего не давало. Ребёнок будто испарился. Алиса уже бесцельно ходил по лабиринту, сворачивая там, где подскажет чутьё. Правда, чем это чутьё руководствовалось при выборе пути, оставалось загадкой. Вокруг было только стекло и его отражения, что начинало сводить с ума. Хуже становилось от того, что на некоторых стенах висели ещё зеркала самых разнообразных размеров и форм. Точнее сказать, они висели не на стенах, а вплотную к ним, левитируя и покачиваясь в воздухе. Во втором слое зеркал Кенни видел разнообразные вариации своего отражения: здесь ему около шестнадцати, здесь уже далеко за двадцать, а это отражение он видел буквально пару дней назад у себя дома. Видимо, здесь были собраны все зеркала, в которые он смотрелся за всю свою жизнь. К счастью, стены показывали его всё ещё Алисой, которой он являлся сейчас, поэтому он хотя бы мог видеть, как выглядел на самом деле.
Рассматривание самого себя в разные моменты жизни вызывало странные чувства. Это было похоже на просматривание старого фотоальбома, где собраны снимки из разных периодов жизни, но Кенни смотрел на них как на чьи-то чужие фотографии, а не на свои собственные. Отражение показывало больше, чем капризный объектив камеры: в нём можно увидеть все детали, заглянуть себе глубоко в глаза и прочитать всё, что хочется утаить или не хочется признавать.
Откуда-то Алиса услышал голос. Свой голос, но будто пропущенный через неисправные колонки: немного ниже обычного, будто не в той тональности, иногда резко подскакивающий вверх. Он снова достал меч из ножен и поднял лезвие, осторожно двигаясь на звук.
Потом присоединился детский голос, но это была не Лили. Голос будто был знакомый, но Кен не мог вспомнить почему. Маленький собеседник что-то взволнованно рассказывал, что его язык едва справлялся со скоростью озвучивания всех его мыслей.
Повернув из-за очередного угла, Кенни увидел говорящих, и впал в ступор. За маленьким круглым столиком сидели две его копии и играли в шахматы. Младшей было лет семь-восемь, а рядом с ним валялся на полу ободок с кроличьими ушами. Он болтал ногами в высоких ботинках, не доставая до пола. Мальчик был настолько увлечён своим рассказом (который был полон недовольства и посвящён всем тяготам, которые ему выпали, пока он изображал из себя Кролика), что не заметил вошедшего Алису. Но собеседник сразу обратил на него внимание:
– А вот и ты, наконец-то. – Голос звучал искажённо даже вблизи, а внешность ему однозначно соответствовала. Чёрные волосы, почти касающиеся плеч, косая чёлка, закрывающая пол-лица, чёрные глаза, а вокруг них тёмные подтёки. Такие же подтёки покрывали и плечи, неровными дорожками спускаясь до локтя из-под чёрного жилета, надетого на голое тело. На шее, дважды обернувшись вокруг неё, висело длинное ожерелье с матовыми бусинами и подвеской в виде дракона с расправленными крыльями. Оба запястья обвивали цепочки из тёмного металла, и они позвякивали от каждого движения рук. – Я столько про тебя наслушался уже. Присоединяйся.
Кенни стоял в ступоре и не знал, что делать. Он находился в окружении самого себя, и от этого было очень жутко. Одно дело смотреть на себя через многочисленные зеркала, а другое – видеть свои, пусть и изменённые, копии в материальном обличии. Маленький Кенни повернулся и соскочил со стула. Его серо-зелёный комбинезон был сильно измят и штанины забрызганы грязью до самых коленей, один рукав рубашки был порван на предплечье. Он поднял с пола кроличьи уши и бросил в Алису:
– Это всё из-за тебя! – Потом повернулся к хозяину замка, – Не пускай его!
– Боюсь, он уже здесь, и я ничего не могу с этим поделать, малыш, – Бармаглот развёл руками и тоже встал из-за стола с лязгом, который издавала массивная цепь, обмотанная вокруг бёдер поверх потёртых джинсов и тащившаяся за ним следом.
– Тогда выгони! Ему тут не место.
– Извини, но у него такое же право здесь находиться, как и у нас. – Как ни странно, но сломанный голос мог звучать даже мягко, когда он разговаривал с мальчиком. Тот в свою очередь только надул губы, зашёл Бармаглоту за спину и скрестил руки на груди.
– Стойте-стойте. – Кен наконец вышел из ступора. – Я здесь только чтобы найти Лили, то есть Кролика… короче, где девочка?
– Вот весь твой кролик, – Бармаглот кивком указал на лежащий на полу ободок. – Ты всю дорогу бегал за самим собой.
– И сделал меня девчонкой! – Вставил раздражённый детский голос.
– Да, и это тоже. И чего ты всем этим добился?
– Я хотел всего лишь… выбраться отсюда. – Этот ответ казался Кену уже заезженным, но он до сих пор не знал, что ещё сказать.
– Да ладно? – Бармаглот упёр руки в бока и высокомерно усмехнулся. – Сюда приходят не для того, чтобы выбраться…
– Я и без тебя знаю про побег от реальности, от проблем и бла-бла-бла. Мне уже объяснили.
– Отлично, значит обойдёмся без вводной лекции. Мне же лучше. – Он наклонился к маленькому Кену, что-то тихо сказал ему, и тот вышел из комнаты, буравя свой «оригинал» суровым взглядом. – Надо же сберечь в нас хоть что-то хорошее, даже если оно осталось в прошлом.
«Хоть что-то». Кен смотрел на своего двойника, который владел этим замком, и задавался вопросом: настолько ли сильно он искажён по сравнению с ним? Настолько ли они разные, как он думал? Наверное, за последний год он несколько раз видел что-то подобное в своём зеркале. Что-то тёмное, надломленное, призывавшее бросить всё и сбежать, сдаться. То же самое он увидел в осколке в театре совсем недавно. Чёрный дракон, точнее сказать Бармаглот, явно чувствовал себя здесь как дома и создал для себя очень комфортное место для жизни. С этим нужно было что-то делать, иначе что от него останется, если он застрянет здесь.
– Это «хорошее» не осталось в прошлом! – Алиса с решительным видом поднял меч и начал двигаться к своему дракону.
– Вау, какая решительность, – соперник даже не пошевелился, а только выразил лёгкое удивление из-за оружия, направленного в его сторону. – Мы всегда из огня да в полымя бросаемся в критической ситуации. И ты знаешь, что это правда.
– Пора что-то менять, я считаю. – Алиса вытянул руку, и лезвие почти упиралось в грудь Бармаглота.
– Решил по-плохому, да? Ладно, как хочешь. Дипломатия – явно не наша сильная сторона.
– Здесь нет места дипломатии. – Его голос звучал твёрдо, а внутри будто появился поддерживающий стержень. – И здесь нет никаких «нас».
– Кстати, а откуда железка? – Бармаглот взялся пальцами за кончик лезвия и посмотрел на него с разных сторон. – Выглядит симпатично.
Кенни дрогнул, бросив взгляд на лезвие и вспомнив Стефани, своего рыцаря в сияющих доспехах.
– А, я понял, жёнушка подарила, – двойник лукаво ухмыльнулся, – ты же в курсе, что мы её не заслуживаем, да? Часто задаюсь вопросом, почему мы всё ещё вместе. Ты тоже?
– Неправда.
– А дети?
– Даже не начинай, даже не смей. – Кен начал злиться и вплотную приставил меч к коже Бармаглота. Из-за напряжения он не рассчитал силу, и увидел, как из-под кончика лезвия побежала струйка тёмной крови.
– Ладно. – Двойник только коснулся краешка раны, увидел оставшуюся на подушечках пальцев кровь и слегка растёр её между ними. – Нам и без этого есть о чём поговорить. Не мог бы ты убрать это от меня? Поранишься ещё.
Кенни заколебался, видя, как кончик меча вошёл в кожу, как в масло, но не опустил его, а только крепче сжал рукоять. Вместе с этим он ощутил жжение в грудной клетке и странное недомогание, но не обратил на это внимание.
– Ты всё равно не сможешь убить меня.
– С чего ты так уверен?
– Ну, во-первых, у тебя просто духу не хватит. Невооружённым глазом видно, как у тебя руки трясутся.
– А что, есть ещё и во-вторых? – Кенни с поддельной уверенностью пытался изобразить ухмылку, но получился какой-то неловкий нервный смешок.
– И в-третьих, и в-четвёртых… но мы остановимся на двух. Думаешь, убивать драконов так легко? Особенно если этот дракон сидит внутри тебя? Конец мне – конец и тебе.
– С чего ты взял, что я просто так тебе поверю? – Алиса только сильнее нажимал на меч, который потихоньку вошёл глубже и упёрся в кость. Боль в его груди стала сильнее, что он схватился за неё.
– А, чувствуешь. Тебе не нужно мне верить, иди сам посмотри. – Бармаглот знал, что прав, поэтому с самодовольной ухмылкой смотрел на бледнеющего Алису, который свободной рукой расстёгивал рубашку, боясь увидеть то, о чём его предупредили. На груди была такая же рана, которую он оставил на теле своего двойника, и из неё так же стекала тонкая струйка крови. – Я же говорил, упёртое и глупое ты создание. Вечная наша проблема: не набьём шишку – не дойдёт. Хотя шишек у тебя и без того полно, я смотрю. Многому научился, видимо.
– Столькому, чтобы начать себя ненавидеть. – Кен бессильно опустил меч, смотря на стекающие по клинку красные капли, которые западали в резьбу и окрашивали розы на ней.
– Вот теперь можно и диалог вести наконец. Мы же так редко видимся.
– Я бы так не сказал.
– Ну, знаешь, – двойник изобразил обиду, – мне тут скучно совсем без тебя, ты постоянно от меня отмахиваешься, а сейчас наконец-то шанс выпал поговорить.
– О чём нам разговаривать-то? Ты вроде всё основное уже обо мне сказал?
– Я даже не начинал ещё, солнце. – Бармаглот рассмеялся, и вместе с этим на мгновение резко погас свет. Его голос продолжал эхом отдаваться между стенами, но сам он испарился.
– И это ты называешь диалогом?! – Вокруг царил красноватый полумрак, зеркальное пространство будто увеличилось в размерах, и отражений повсюду стало ещё больше. – Мне теперь в прятки с тобой играть?
– Нет, ты просто будешь хомячком в этом лабиринте. – Снова этот смех. – Посмотрим, выдержишь ли ты.
– Я не собираюсь в твои игры играть! Не тебе мне здесь условия ставить.
– А кому ещё? Мы одно целое, я единственный, кто равен тебе здесь. Так что поздно практиковать статус властителя мира. Я-то здесь подольше тебя буду. Так что вперёд, хомячок.
Кен обессиленно убрал меч с окровавленным наконечником в ножны. Он с удовольствием бы отправился на поиски выхода из этого места, но он не знал, в какую сторону пойти. Решать здесь на самом деле было не ему, и указание направления не заставило себя долго ждать.
В одном из проходов засветилась одна из зеркальных панелей, ярко выделяясь среди тёмно-красного освещения. Алиса подошёл к ней и дотронулся до покрытого мягкой рябью стекла в надежде, что это сработает как на всех зеркалах до этого и перенесёт его в другое место. Но поверхность только разгладилась и показала очередное воспоминание.
Этому эпизоду было уже около десяти лет. Сначала Кенни услышал голоса, которые явно о чём-то спорили. Само собой, один из них принадлежал ему, а второй – почти забытой девушке из прошлого. Они по очереди проходили мимо зеркала, через которое Кен смотрел на это сейчас. В конце громкой сцены девушка ударила ладонью по столу, и на нём осталось обручальное кольцо. После этого она убежала из поля зрения, и издалека послышался звук хлопнувшей двери.
– Это к слову о наших навыках переговоров. – Бармаглот появился рядом с зеркалом, в котором Кен из прошлого с удручённым видом сидел за столом, и облокотился на стену.
– А я уже почти забыл её. В смысле, как она выглядела, как говорила.
– Зеркала всё помнят.
– В отличие от людей. – Алиса задумался, но его размышления опять прервали.
– К слову, мы тогда опять сбежали. Эмоции, эмоции… вечная наша проблема. Хотя и ситуация та ещё: мы чуть не женились, а в новой стране от силы пару лет тогда пробыли. И чем это всё кончилось?
– Побегом домой в любом случае… – Кен чувствовал себя подавленно, вспоминая этот не самый приятный период своей жизни. Мало того, сейчас он проходил через что-то подобное и часто перебарывал желание сорваться куда-нибудь из дома, но не мог себе этого позволить.
– Наш путь всегда лежит меж двух огней, и один другого краше. То мы лезем на вершины не пойми какие…
– …то потом долго и болезненно с них падаем.
– Пошли дальше, хомячок, я покажу тебе горы, с которых мы бесконечно скатываемся. – Двойник снова исчез, а Кенни остался в кровавом полумраке и снова выбрал направление наобум.
В одном из тупиков лабиринта показался Бармаглот. Он сидел в мягком кресле с невысокой спинкой и делал вид, что читает книгу под высоким торшером. Рядом стоял низкий небольшой столик с проигрывателем для пластинок, которые были разложены вокруг, и ещё одно такое же кресло.
– Присаживайся, – он указал приглашающим жестом на второе кресло, закрыл книгу и потянулся за одной из пластинок. – С чего начнём? – Двойник встал и вставил пластинку в проигрыватель. Зазвучала до боли знакомая музыка. Скорее это был набросок для музыки. – Напомни мне, какой это год? 2015? Вроде это что-то из демок к нашему очередному «новому проекту», последнему, что мы пытались создать ещё со Скоттом.
– Да, это оттуда. Я писал это до четырёх утра, неужели из записей осталось только это?
– Не знаю, можно ещё покопаться, вдруг и полную версию найдём. Хотя… – Бармаглот достал из проигрывателя пластинку и со всей силы ударил её о стеклянный пол. Та разбилась вдребезги. – Хотя уже вряд ли. – С невозмутимым видом он поднял с пола другую пластинку. – А как тебе это?
Это уже была полноценная песня. Единственное, что осталось от проекта Chase Saturn. 2008 год. Кенни сначала даже не совсем узнал собственный голос, скрытый за качеством записи и наложенными эффектами.
– Кажется, мы одно время очень увлеклись аранжировкой голоса, – отметил он, совсем не заметив проскочившее местоимение.
– По-моему, это было худшее наше решение, – двойник впервые дружелюбно посмеялся на это замечание, – хотя песня неплохая. Была. – Он разбил и эту запись, не дослушав даже до середины.
– Думаю, худшим было то, что мы играли в школе. – Кен начал нервничать из-за этой ностальгии и того, как прошлое уничтожалось на его глазах.
– Здесь и такое валяется. Поставить? – Бармаглот демонстративно помахал очередной пластинкой, поднятой с пола.
– Ни за что! Мы оба этого не вынесем.
– Ладно. – Винил полетел на пол и раскололся. – Тогда возьмём вот это.
– Моя Life worth Living? – он узнал её с первого аккорда.
– Старая версия, одна из первых. Помнишь, да?
– Такое не забудешь… – Слушая песню, которая была с ним долгие годы, с которой он столько прошёл, Кенни чувствовал себя подавленным.
– Посмотри, только это, только одна песня осталась и прожила долгую, я думаю, даже счастливую жизнь. Но и она закончилась. – Двойник снял пластинку с проигрывателя и повертел её в руках, осматривая разбросанные осколки. – А остальное… погребено. Похоронено в пыли и забвении. Мне кажется, некоторые из вещей, которые здесь есть, ты даже не вспомнишь, – в голосе хозяина замка звучала неподдельная грусть и сожаление. – Сколько усилий и времени… и ради чего? Чтобы в очередной раз закопать это? Скажи, ради чего? – Он замахнулся винилом, чтобы разбить и его, но Кен соскочил с кресла:
– Стой! Я не позволю! – Алиса вырвал из рук двойника пластинку и прижал к себе. – Не позволю уничтожить то, что осталось.
– Я хочу помочь нам. Мы не раз сбегали от проблем, но снова и снова они нас находили. Я могу избавиться от них навсегда.
– Мне такая помощь не нужна, и я отказываюсь безучастно смотреть на то, что ты здесь вытворяешь. Я отказываюсь забывать.
– Тогда мы будем жить с этим и продолжать страдать.
– Плевать.
Бармаглот резко отреагировал на это. Он резко толкнул и прижал Кена к стене, схватив его за горло.
– Мне не плевать. – Пластинка выпала из рук, стукнулась об пол, а потом скрипнула и треснула под подошвой ботинка. – Ты не представляешь, каково быть здесь запертым, дышать этой старой пылью.
– Мы жили с этим долгие годы, а теперь ты хочешь уборку сделать и вычистить всё здесь? Избавиться от прошлого? Для этого ты меня сюда затащил?
– Ты сам себя сюда затащил. Я здесь пока что не авторитет.
– А теперь решил им стать? – Говорить было всё труднее из-за крепкой хватки Бармаглота.
– Мы всю жизнь думаем, что можем всё. Что на одном упорстве всё сможем и всё легко и просто получится. И прошлое ничему нас не учит, мы всё равно лезем на рожон, а потом долго падаем. Пройденные тропы быстро теряются, и мы снова и снова ползём по отвесной скале.
– Но мы выросли из этого. Лет десять назад так и было, я согласен. Но сейчас…
– И сейчас ничего не изменилось. Ты не можешь этого отрицать. – Бармаглот резко упал духом и наконец отступил. – Нисколько мы не выросли.
– Но как же?.. – Алиса потирал шею и говорил с трудом сквозь боль в горле.
– Нет. Пошли отсюда. – Двойник снова исчез, а Кенни остался один посреди красного полумрака. По полу были также разбросаны осколки пластинок. Под подошвой снова скрипнула ещё целая, хоть и повреждённая Life Worth Living. Он взял её в руки, и пластинка показалась слишком тяжёлой. Впереди в коридоре снова послышались торопливые шаги. Кен в расстроенных чувствах положил пластинку в проигрыватель и покинул комнату.
Повсюду было всё также темно, никаких направляющих сигналов – только удаляющиеся шаги. Алиса пошёл на звук, хотя ему постоянно казалось, что он идёт за эхом, а не за его источником. Внезапно стало тихо. Одно из зеркал где-то впереди блеснуло, и блик отразился от стен. Бармаглот нигде не появлялся и не подавал признаков своего присутствия, возможно, он также ждал где-то в лабиринте, готовя для Алисы очередные кошмары.
Кошмары сами не заставили себя долго ждать. В лабиринте посветлело, будто взошло солнце, и из пола выросли огромные цветы. Он оказался в саду, откуда началось это путешествие. И снова был крошечным. На этот раз в бутонах не показывались лица, цветы будто спали.
Это явно была ещё одна иллюзия, но кто знает, что она скрывала в себе. Алиса медленно шёл между рядами цветов, стараясь не привлечь к себе внимание и не встревожить их.
– Стой на месте, попрыгунчик. – Властный голос откуда-то позади застал врасплох. Кенни дёрнулся, обернулся, но никого не было. «Попрыгунчик». Очередное глупое прозвище в этом мире, которое ему дала Валет. Сколько их было за это время? Штук пять? Наверное, каждый второй здесь считал своим долгом как-нибудь его обозвать.
– Lass mich! Lass mich, falsche Alice! – закричал детский голос с другой стороны. Цветы всё ещё спали, вокруг не было ни души, но это определённо кричал маленький Руперт.
– Растяпа! Я просил сделать всё быстро и аккуратно, а не испортить… – возмутился где-то впереди Герцог. От этого замечания в голове всплыли неприятные воспоминания о жаркой кухне и витавшем в воздухе перце.
Из-за голосов цветы просыпались и начали раскрывать свои бутоны.
– ...уже за своего сойдёшь, – послышался рядом снисходительный голос Чёрного Короля.
– К тому же розы без тебя красить некому, – промурчало со смешком из раскрывшегося пёстрого цветка.
«Вот для чего, а для покраски роз народу хватает», – подумал Алиса, вспоминая свои злоключения в дворцовом саду и вездесущую чёрную краску.
– Даже у стен есть глаза и уши, – назидательно напомнила из-за спины тёмно-красная роза голосом Червонного Короля.
– Да знаю я! – Кен уже взорвался, хотя отвечать этим голосам не было смысла: они всё равно не слышали или не слушали.
– ...шпион-недоучка, – прыснул на это Белый Король из бутона белой розы.
– Так, на раз поиграться, не больше, – ответил ему раскрывшийся бутон чёрной орхидеи голосом Маттео, точнее сказать, Кукольника.
– Тогда вперёд. И не путайся под ногами, – снова скомандовал из ниоткуда Герцог, и Алиса был с радостью готов выполнить это и уйти куда подальше.
«И снова да ладом…», – Кенни закатил глаза и зашагал прочь от говорящих цветов, потому что уже на опыте знал, что с растениями спорить бесполезно.
– Наивное маленькое существо… – вздохнул в стороне Заяц.
– Ты не веришь в происходящее, а оно настоящее, – будто продолжил Гусеница, напоминая о парадоксе реальностей. Один мир перемешался с десятком других, как запутанный комок ниток. Слой за слоем они накладывались друг на друга, просачивались один в другой, соприкасались в нескольких точках одновременно, ломая границы.
– Послушание – это дисциплина и подчинение правилам, – констатировал Чёрный Король.
«Будешь тут подчиняться правилам, конечно. Не дождётесь, ваше величество», – Кенни продолжал упорно идти между цветами, прокладывая себе путь прочь из сада. – «Повыдёргивал бы вас всех с корнем».
– Это из-за тебя всё! Уходи! – прокричал издалека маленький Руди.
– Ну, рассказывай, кто ты и что тут забыл? – снова вклинился Чёрный Король.
Не успел Алиса постоять за себя, как за него уже ответило мурчащее эхо Чеширского Кота:
– Алиса, снова ты потерялась. Совсем не меняешься.
– Сплошные проблемы и никакой заботы о других.
– И сплошные потери, – сетовали Червонные Король и Королева.
– ...это был несчастный случай, – оправдался за Кена Белый Король.
– Зачем чинить часы, если даже после ремонта они будут скверно работать? – спросил Заяц не то у Алисы, не то у говоривших до этого королей.
– Отстают на два дня. Нельзя было мазать хлебным ножом, – возмущалась Шляпница.
– Голову маслом не смажешь.
– Даже жалко их иногда, – с грустью заключил Кукольник.
Голосов становилось всё больше, а каждый цветок работал как громкоговоритель, из которого говорил, то один, то другой персонаж. Кен начал ускорять шаг, продолжая двигаться вперёд, но цветы были повсюду, значит и от голосов было не сбежать.
– Это ваши фокусы? – громко и раздражённо спросил Белый Король. Не успело в памяти Алисы возникнуть, как им помыкали на шахматной доске, как Король продолжил совершено другим тоном. – Мне надо достать карандаш потоньше. Этот вырывается у меня из пальцев – пишет всякую чепуху.
– Какую чепуху? – спросила Чёрная королева.
– Хватит болтать, у тебя полно работы. – Очередная команда Герцога вместо ответа. – Марш на кухню.
– Не потеряйся, – направила Валет как тогда, у двери в подземный лабиринт.
– Брысь отсюда, – фыркнул Чёрный Король.
Каждый голос начинал будто удваиваться, волоча за собой протяжное жуткое эхо, на которое накладывались новые голоса и новые отголоски. Это превращалось в какофонию, в которой становилось трудно различать слова. Алиса ещё больше ускорил шаг в попытке убраться отсюда и почти перешёл на бег.
– Как тебе представленьице? – вопрошал двумя, а то и тремя голосами Кукольник.
– Он первый начал!
– Задом наперёд, совсем наоборот! – ответил маленький Юрген.
– Отрубить ему голову! – пронзительно кричала Червонная Королева.
На этом моменте Алиса не выдержал, вынул меч и направился к ближайшему цветку. Он взял рукоять обеими руками и пытался срубить стебель, нанося удары один за другим. Волокна трещали, во все стороны брызгал сок. Вскоре под тяжестью собственного веса цветок накренился и повалился набок, подминая под собой травинки и несколько других цветов.
– ...руки – очень важный элемент, – методично отметил Кукольник.
– Руби, – небрежно бросил Чёрный Король. – Алиса – это всегда пешка. И обычно она никогда не рубит.
– Я покажу тебе, как она не рубит! – Кен подошёл к говорившему цветку и накинулся на него с мечом и криком. Через несколько ударов упал и он.
– Смелый, значит, интересно, – отметил Червонный Король, будто наблюдая откуда-то за этим зрелищем.
– Руби! – крикнул Белый Король.
– С удовольствием! – Алиса вошёл во вкус и косил цветы налево и направо. С каждым срубленным растением он сам становился больше, но и голоса становились громче, раздаваясь из ниоткуда.
– Не зерно ты мелешь, а чепуху! – отрезала Белая Королева.
– Разве это чепуха? Слыхала я такую чепуху, рядом с которой эта разумна, как толковый словарь, – ответила Чёрная Королева.
– Ничего не поделаешь. Все мы здесь не в своём уме, – заметил Чешир. – и ты, и я.
– Что ты видишь в своей реальности? – спросил Гусеница, и голос Алекса перетёк в другой. Вместе с этим исчезло многоголосое эхо и смолк нескладный хор, а Кенни замер на месте, выронив меч. – Смотри, Алиса, что ты видишь? – повторил вопрос Бармаглот его собственным надтреснутым голосом.
Алиса обнаружил, что сидит на стеклянном полу, обхватив руками голову и закрывая уши. Сада и надоедливых цветов больше не было. Снова повсюду зеркала и красноватый полумрак.
– Смотри, Алиса. Открой глаза.
Кенни вышел из оцепенения и медленно поднялся на ноги. Вокруг никого не было видно и слышно. Меч лежал в отдалении, а ножны на поясе были пустыми.
– Смотри, Алиса. Что ты видишь? – Двойник не унимался, а Кен не знал, что ответить. Он увидел маленького себя в зеркале напротив. Светловолосый мальчик стоял молча и неподвижно, смотря с укоризной из-за стекла.
Одного взгляда хватило, чтобы внутри с треском сломались остатки рассудка. Кенни упал на колени и прижал ладонь к холодному стеклу. Всё тело отдалось болезненными ощущениями, напомнив обо всех набитых синяках и полученных малейших повреждениях, но это не шло в сравнение с тем, что творилось с его сознанием. Психика уже перестала выдерживать происходящее и саморазрушалась.
– Что ты видишь, Алиса?
Он был не в себе. Он боялся поднять голову и посмотреть этому ребёнку в глаза. Тело напоминало о недостатке пищи и отдыха за последние сутки, о постоянных волнениях, которые были одно хуже другого. К горлу подступала тошнота, мышцы пробивала мелкая дрожь, его мутило как от морской болезни.
– Что ты видишь? – Двойник появился за спиной и продолжал добиваться ответа на один и тот же вопрос.
– С-себя… – Одно слово далось тяжелее, чем всё сказанное за последние годы. В горле пересохло, а язык еле шевелился.
– Ты сам себе боишься в глаза посмотреть. И из-за чего? Из-за того, что память и прошлые ошибки давят на тебя. Душат тебя…
Голос альтер-эго растворялся и уходил куда-то вдаль, становясь невнятным белым шумом. Мысли путались, перед глазами плыла мутная тёмно-красная пелена. Все чувства и ощущения, все мысли и стремления утонули в омуте разбитого сознания, оставив вместо себя вязкую бесформенную субстанцию, которая утягивала на дно всё остальное. В этот момент предложение Бармаглота об окончательном побеге от всего казалось привлекательным, и Кен уже был готов собрать последние силы, чтобы согласиться, хотя вряд ли до конца понимал, что за ним стояло. Важным стало только избавиться от боли, какой бы она ни была.
Забыть о боли. Разве это плохо? Перестать страдать от старых ран и чувства вины. Начать по-настоящему с чистого листа, отбросив прошлые ошибки и забыв о сожалениях и упущенных возможностях. Сколько раз за свою жизнь Кен пытался это сделать и сколько раз провалился. Сколько раз пытался изменить взгляд на прошлое. Пытался забыть. Каждый раз это оборачивалось неудачей. Снова и снова на одни и те же грабли. Он уже набил ими такую шишку на лбу, что никакое лечение не помогло бы.
Тёплое прикосновение маленькой ладошки аккуратно выводило из шока. Оно было крошечным маячком, который звал из пучины страха и темноты. Кенни доверился и направился к нему. Душевная и физическая боль не ушли, скорее только усиливались, чем ближе он был к поверхности. Они находили волна за волной, желая потопить его, заставить его захлебнуться и снова уйти на дно. Крошечная ручка схватилась за его ладонь, помогая ему выбраться. Плотная пелена перед глазами становилась тоньше, вытесняясь подступившими слезами, и капала на стеклянный пол вместе с ними.
Тепло разливалось в груди. Маленький Кенни вышел из-за стекла и прижался к когда-то ненавистной версии себя. Кен приходил в сознание всё больше, ощущая стук крохотного сердечка рядом с собой, и обнимал мальчика всё крепче. Двойник где-то позади уже не имел значения.
– Прости меня, – шептал мужчина снова и снова.
– Не я должен тебя прощать, – ответил мальчик. – Ты сам.
– Я буду стараться, обещаю.
Владелец крепости почувствовал себя обделённым вниманием и оскорблённым тем, что его никто не слушал. Он взял с пола брошенный меч и подошёл к Алисе со спины. Лезвие клинка, покрытое липким белёсым растительным соком, оставшимся после цветов, и запёкшимися остатками крови, взмыло в воздух.
– Если обречён я, то и ты подавно. – Бармаглот обрушил мощный рубящий удар на шею Алисы. – Голову с плеч!
В последний момент Кен пригнул голову и нырнул в сторону, ещё крепче прижимая к себе ребёнка.
– И ты туда же? Поддался? – обратился двойник к поднимавшемуся мальчику. – Купился на его мягкое сердце?
Мальчик ничего не ответил, только протянул Кену руку, чтобы он тоже встал.
– Что за капризы такие? А, ну да, такова уж наша натура, правда? Хотите меня за бортом оставить? Не выйдет, мальчики. – Бармаглот приставил лезвие меча к своей шее. – Я утащу вас обоих с собой в бездну, – он громко и безумно рассмеялся. – Вот там мы и посмотрим, кто прав.
– Не утащишь. Не сможешь. – Маленький Кенни будто читал между строк и понимал больше, чем оба взрослых. Его взгляд ещё не был затуманен страхами, условностями, и ошибок он не боялся. Мальчик отстегнул с пояса Алисы ножны и бросил их на пол. – Теперь тебе решать, Кен.
– Я не могу его победить. Он всегда будет частью меня. Если погибнет он – погибну и я.
– Ты просто бросишь меня здесь? – Бармаглот уже заходился в истерике. – Вот так уйдёшь и бросишь?
– Да, нам пора домой. – Кенни взял за руку ребёнка, и тот повёл его по коридорам из лабиринта.
– Так знай же, я тебя просто так не оставлю! Я буду возвращаться снова и снова, когда ты будешь падать. – Эхом разносились крики непобеждённого, но всё также запертого дракона.
Когда всё стихло, Алиса вспомнил о своих часах. Они больше не тикали. Стрелки стояли на месте. По спине пробежал холодок от увиденного. Что теперь? Мальчика рядом уже не было, Кен стоял один в одном из замковых коридоров, уходивших в непроглядную темноту.
– Папа!
– Лили! – Не думая ни секунды, Кенни сорвался с места, уронив часы на каменный пол, и побежал на голос.
– Папа! Ты где?
Коридор становился темнее и уже. Но свет уже был не нужен, потому что только голос горячо любимой дочери был ориентиром. Потолок опускался ниже, а стены подступали ближе. Сначала Кен бежал на полусогнутых, а потом ему и вовсе пришлось ползти. Впереди замаячило пятнышко света. Камень и плитка сменились на рыхлую землю, на которой было трудно на что-то опереться. Туннель полз вверх и становился у́же. Рукам было мало места, из-за чего приходилось прорывать проход по ходу движения.
– Папа!
– Я здесь, Лили, я здесь!
Наконец пробившись сквозь корни и утрамбованный слой земли, Кен вылез наружу. Возле норы стояла разволновавшаяся Лили, а рядом лаяла Хирши, с трудом признавая своего хозяина. Вне себя от радости Ханлон крепко прижал дочь и что-то беспорядочно говорил. Девочка старалась вырваться из удушающих объятий отца.
– Папа, ты в порядке?
– Лучше не бывает, дорогая. – Наконец отпустив девочку, он упал на траву и, улыбаясь, смотрел наверх, где тёплые солнечные лучи играли в листве дерева. Наконец-то дома. В безопасности.
К нему подошла Хирши и начала обнюхивать лицо и волосы, чем вывела из состояния неги. Лили сидела рядом, в недоумении рассматривая отца.
– Пойдём домой. Твоя мама должна, наверное, скоро вернуться.
Девочка кивнула и поднялась с травы. Кен с трудом оторвал себя с земли, потому что тело всё ещё болело и ныло от многочисленных повреждений, полученных в Стране Чудес и в Зазеркалье.
К счастью, от дома они далеко не ушли, как он думал изначально. Только они ступили на задний двор, на крыльце появились Стефани и Лея. Увидев на террасе мужа, Стефани бросилась к нему.
– Кенни, что с тобой?
– Долгая история… – он только вздохнул и улыбнулся, пытаясь её успокоить.
– Долгие истории на потом, пойдём.
Семья зашла на кухню, и Стефани сразу же начала хлопотать вокруг Кена. Пакеты с покупками так и остались забыты на крыльце.
– Лея, принеси аптечку из ванной, пожалуйста. Лили, достань лёд. – Кенни отмыл землю с рук и лица, и кожа снова запестрила синяками и царапинами. Стефани не знала, за что взяться, и опасалась худшего. Она старалась пока не думать о том, что стало причиной такого состояния её мужа, но в голову лезли одна жуткая идея за другой.
Девочки принесли всё необходимое, и Стефани отослала их из кухни. Дочери сначала были против и хотели помочь, но всё же послушно оставили родителей и ушли в комнаты.
– Кенни, что с тобой случилось? – с ужасом спросила она, когда увидела его побитый торс, который скрывала футболка. Все ушибы, ссадины, синяки остались на своих местах и явно требовали к себе внимания. Повязка на правом плече тоже исчезла, поэтому самая проблематичная рана никак не хотела, чтобы её промыли от остатков земли и обработали как следует.
– Ты всё равно мне не поверишь. – он только улыбался от мысли, что он снова дома и весь этот кошмар остался позади. Кен посмотрел на жену и увидел в её глазах то, что выдало её настоящую в тёмном лесу Зазеркалья: вера в него.