— Эм, Артур… — Брагинский схватил лейтенанта за руку, когда тот уже собирался уходить из Академии.

— Что? — недовольно рыкнул Кёркланд, пытаясь вырваться из хватки Ивана. Было это, мягко говоря, сложно.

— Мы… Можем поговорить? — Брагинский состроил жалобные глазки, отчаянно давя на жалость. Не всегда это работало, не сработало и сейчас. Почему-то Артур был на взводе, и комендант беспокоился. Более того, его поступку сегодня днём никакого объяснения он найти не мог (а то, что это был Артур, Иван понял мгновенно). Особенно нелогичным было то, что этот инцидент произошёл в аккурат после того, когда Кёркланд на месяц отстранил Ивана от своего тела, и обычно он придерживался таких норм, даже если сказал подобное на взводе. Просто, потому что, если дать слабину однажды, более это угрозой не будет и как мера наказания не сгодится. А за многие годы, что они были в отношениях, Брагинский изучил Артура довольно тщательно. Что-то не вязалось.

— Нам говорить не о чем, — грубо ответил Кёркланд, пытаясь отстраниться, но Иван в своём желании обсудить происходящее был довольно авторитарен. Он тянул Артура за собой, не обращая внимание на его нежелание вести беседы, прямой отказ и явные попытки вырваться.

— Я считаю иначе, — твёрдо заявил комендант Академии и затащил-таки лейтенанта в свой кабинет, мгновенно закрыв его после этого на ключ. — Что с тобой, Артур?

— Со мной? А что со мной может быть не так? — запальчиво спросил Кёркланд, с презрительной ухмылкой отворачиваясь.

— Ну, например, вначале ты объявляешь, что месяц со мной спать не будешь, — услышав это, Артур мгновенно покраснел. Разумеется, он помнил о своём обещании. — А затем внезапно отсасываешь мне. Прошу заметить, при делегации из Министерства внутренних дел! Обычно ты таким не балуешься. Более того, к факту секретности наших отношений ты относишься серьёзно, а такое поведение…

К неудовольствию Кёркланда, Иван был очень сосредоточен. Не валял дурака, как обычно, не шутил, не подтрунивал. Лучше бы им было спустить это всё на тормозах, но…

Но как тут спустишь?!

— Лучше присядь. И заранее пообещай, что ничего предпринимать не будешь, потому что дело улажено, — вздохнув, твёрдо сказал Артур. Он уже не подросток и даже не юноша, чтобы игнорировать то, что видеть или знать не хочется. Чтобы утаивать то, что не нравится. Чтобы бежать от проблем, а не решать их. У них с Брагинским не раз возникали ссоры из-за этого, а извлекать уроки из прошлого лейтенант умел и регулярно этим занимался.

Иван недовольно прищурился и поджал губы. Такая постановка вопроса была ему не по душе.

Но да, иногда он мог быть резким. Время от времени ему совсем сносило крышу, и он пару раз доходил до крайностей. Потому такая постановка вопроса была более чем справедливой.

— Обещаю, — тихо ответил он, садясь на диванчик. — А теперь слушаю.

Артур же взялся за голову.

— Твою мать, да как теперь это всё… Боже, какой же бред. Ладно, начну с первого, — определившись, Кёркланд выдохнул и выпрямился. — Пару недель назад мы поспорили с Родерихом. Предмет спора тупейший, оценки Бонфуа за тесты. Родерих был в нём так уверен, что во мне взыграл азарт… Ну, и мы поспорили. Я решил над ним поиздеваться и задел его влюблённость в Гилберта.

— Я так понимаю, это оказалось наказуемо? — уточнил Иван, всё ещё напряжённый, поскольку звучало всё это мелковато для такого волнения со стороны лейтенанта, а потом до него дошло. — То есть, то, что было сегодня — это…

— Брагинский, — зашипел Артур, — будь благодарен Родериху за то, что получил то, чего не заслужил!

— Ты отсосал мне, проиграв в споре! Это… это даже оскорбительно немного! — комендант Академии даже не сразу нашёлся, какими словами выразить своё возмущение. Хотя, да, его любовник прав — стоило поблагодарить Эдельштайна за вмешательство в его сексуальную жизнь. Потому что уж на что, а на минет уломать Кёркланда было дико сложно.

— Заткнись нахуй и радуйся тому, что есть, — посоветовал ему Артур. Брагинский, подумав, кивнул. — Короче, это не всё. Каким-то абсурдным стечением обстоятельств вышло так, что тому, как я отдавал долг, проиграв в споре, нашёлся свидетель.

— Что?.. — Иван в полном шоке уставился на Кёркланда. Как тот тогда вообще ещё не умер со стыда?

— Что слышал! — вспылил лейтенант. — Ебучий Бонфуа всё… не видел, слава богу, но слышал! Он был там вместе со мной, потому что ему больше, ебаному жопоруку, в прятки играть было негде, и времени его выставить у меня не было! Я честно пытался его убить, но не успел.

Пропустив мимо ушей то, что тянуло на статью "Покушение на убийство", Брагинский сначала вник в суть сказанного, а потом громко рассмеялся. Как же Артур его напугал!

— Прости, Артур, но то, как тебе не везёт, тянет на сценарий для целого сериала, — всхлипывая от смеха, заявил Иван. Кёркланд же разминал пальцы, готовясь к страстным объятиям шеи коменданта. Он очень надеялся, что с летальным исходом.

— Смешно ему! Франциск знает о нас! Обо всей нашей компашке знает, дурень! — Артур перевёл дух. — Но у нас есть ответный компромат. Потому что он более чем впишется, — уже спокойно заявил он.

— Гей? — уточнил Иван. Неприятно и опасно, что такая информация оказалась в руках постороннего человека, но если и у него рыльце в пушку…

— Я подозреваю, что би, но опыта с мужчинами ему хватает, — Кёркланд пожал плечами. — Наблюдал же он тогда за девушками… И Скотт его унюхал, а ты знаешь, какой он чувствительный к этому.

— Только тебя который год не может раскусить, — весело заметил Брагинский. Он уже расслабился: как и говорил Артур, всё улажено.

— Очень, блять, смешно! Только почему-то не мне! — Кёркланд рыкнул. — Ты же знаешь, он… Он просто не может так во мне разочароваться.

Погрустнев, Артур поёжился и обнял себя за плечи. Его брат был ярым гомофобом, что неудивительно для консервативного и религиозного общества Америки. Из родной Англии они переехали ещё в глубоком детстве Артура.

Иван, вздохнув, усадил своего возлюбленного на диванчик, рядом с собой, и обнял.

— У него в голове мусор… Поверь, узнав о тебе, он некоторое время поскандалит, но потом примет тебя. Он тобой очень дорожит и любит тебя. Уж мне-то видно… Хотя вы, Кёркланды, на любовь очень и очень скупые, — он улыбнулся, попытавшись развеселить Артура шуткой.

Тот, закрыв глаза, просто молча наслаждался объятиями. Все свои слёзы по этому поводу он выплакал ещё очень давно. В подростковом возрасте, обнаружив, что девушки его не интересуют от слова совсем. В юношестве, сойдясь с Брагинским и волнуясь каждый божий день, что старший брат узнает об их отношениях и отречётся от него.

С родителями он никогда не был близок, на их мнение было плевать, но презрение и ненависть старшего брата больно бы по нему ударили. Ему и так было очень больно, лишь от мыслей о том, что это может произойти.

Вначале такие "приступы слабости", а попросту истерики, он скрывал от Ивана, панически боясь, что тот посчитает его нытиком и бросит. Но долго это продлиться не могло, однажды его прорвало прямо при Брагинском, но тот никогда не корил его за слёзы и переживания. Напротив, поддерживал, позволяя выплакаться, утешал и отпаивал успокаивающими чаями.

Человек привыкает ко всему, и к своему эмоциональному грузу Кёркланд тоже привык. Стало не легче, но уж точно привычно бояться стать чужим своему брату. Но иногда этот груз давил уж очень сильно.

— Лейтенант Кёркланд, вы тут? — внезапно в дверь забарабанили. Знакомый раздражающий голос сидящего уже в печёнках человека.

— Я его всё-таки убью, — рыкнув, Артур потянулся к кобуре, но Иван остановил его твёрдым жестом. Всё же убийство в стенах Академии — не шутка, они потом с этим не разгребутся!

— Не пори горячку.

Поцеловав Кёркланда в лоб, Брагинский поднялся и открыл дверь кабинета. Бонфуа тут же заскочил, почему-то очень бодрый, воодушевлённый и радостный. Бесил этим просто невероятно! Пожалев, что Иван его отговорил, Артур мысленно проклял этого француза пару раз.

— У меня очень деликатный вопрос. Кхм, лейтенант Кёркланд, а вы… отдадите мне своего брата? Ну, вы поняли зачем, да? — Франциск состроил просящие щенячьи глазки. Иван с Артуром переглянулись. А ведь это решение проблемы!

Общеизвестно в узких кругахна дворе 90-е, учтите, что геи могут быть и латентными. То есть, скрытыми. Они имеют подсознательное влечение к своему полу, но не осознают его, подавляя в силу разных причин. И довольно часто именно такие выражают свою агрессию по отношению к геям наиболее сильно.

Почему? Очень просто. Как раз потому, что подавляли в себе влечение к своему полу. Если бы не этот факт, то, что кто-то другой позволяет себе свою сексуальность не скрывать, а свободно проявлять, не вызывало бы такую бурную реакцию.

Этот механизм может работать с чем угодно. Если ты что-то себе запрещаешь, то позволяющий себе то самое запретное человек может вызывать у тебя дикую злобу. А учитывая, как часто Скотт в последнее время, после четвёртого развода, заговаривал о членах, ну... Что ещё оставалось Артуру думать? Совпадало-то идеально!

Более того, с женщинами у Скотта складывалось не так уж и радужно. Браки его разваливались почему-то быстро, он менял женщин в своей постели, как перчатки. Вывод только один.

Но говорить об этом ему сам бы Кёркланд в жизни не решился. Скотт бы просто всё отрицал, а потом ещё и двинул ему. Но если есть заинтересованный в нём парень, пусть попробует с ним сладить! Флаг в руки, барабан на шею, пинок под зад.

— В коробку с бантиком упаковывать не буду, — ответил Кёркланд, окончательно успокоившись. Даже если не выгорит, на какие-то размышления он всё же должен натолкнуть его упрямого старшего братца. — Но бери. Если ты знаешь, конечно, что делать с такими, как он.

Бонфуа довольно улыбнулся. О да, он знал.

На самом деле ему было непросто решиться. Но он взял небольшой перерыв на подумать.

До этого Франциск, как бы не было прискорбно признавать, просто ходил по рукам. Он потерял контроль над жизнью ещё давно. Бесхарактерный дядюшка Каррьедо тому поспособствовал, балуя потерявшего родителей подростка, который боль от смерти родителей и осознания своей сексуальности пытался заглушить бесконечным потоком любовников, хулиганств и безумных выходок. Отправив Бонфуа учиться в Академию, капитан нисколько не просчитался.

Франциску понравилось. Учёба так-то давалась, если закрыть глаза на попытки выбесить Артура бредовыми ответами. А услышав тогда размышления Гилберта о том, что это работа спасает жизни других, Бонфуа отложил это в памяти, а затем, подумав, согласился. И решил, что хотел бы спасать людей, вместо того, чтобы вихрем проходиться по их жизням, разрушая всё, до чего дотянется.

Итак, первое — он твёрдо решил доучиться в Академии и стать полицейским.

Второе — ему понравился старший Кёркланд. Статный рыжий красавчик с прожигающими насквозь зелёными глазами. Он был старше, конечно, намного старше, но, наверное, именно это нужно было Франциску. Опора.

Сформировавшаяся и реализованная личность, которая помогла бы и самому Бонфуа выбрать путь и придерживаться его.

Правда, был один пунктик - Скотт терпеть не мог геев.

От Ловино Франц узнал очень много и собирался использовать эту информацию по полной.