Экстра 1. О любви и хомяках

— Артур, Артур, Артур, это пиздец!

Знакомый голос скатился в совсем уж истеричные нотки. Лейтенант Кёркланд, матерясь, потёр глаза и посмотрел на часы. Два сорок пять. Два сорок пять, мать вашу!

— Альфред, во-первых, прекрати голосить и заткни пасть, — рыкнул разозлённый из-за внепланового подъёма Артур. — Во-вторых, если ты не заметил, сейчас ПОЧТИ ТРИ ЧАСА НОЧИ, твою мать! Три! Что тебя надоумило позвонить мне среди ночи, ебаный ты мудак?! Какого хуя мне? Я тебе отец, брат? Кто?! Какого чёрта?!

— Арту-у-у-ур, — Джонс беспомощно скулил. — Мне больше не к кому обратиться!

— Из дома выгнали, что ли? Спутался с кем? — заинтересовался, успокоившись немного, Кёркланд.

— Упаси боже! — испугался Альфред. — За кого ты меня принимаешь?

— Я абсолютно точно могу сказать, что ты по ночам названиваешь чужим мужикам, — мстительно прошипел Артур.

— Тьфу на тебя. Всё очень плохо, просто пиздец, помоги, умоляю! — снова заладил Джонс.

— Что случилось? — Кёркланд закатил глаза, потерев глаза ещё раз. Сзади что-то зашуршало, и его талию обвили руки Брагинского, который, очевидно, тоже был разбужен звонком и которому наскучило лежать в кровати одному. — Я, между прочим, тебе не нянька и не мать. Учёба давно окончилась, но ни ты, ни твои дружки с того выпуска не собираетесь меня оставлять в покое! Вот это, Альфред, пиздец. Я как многодетный отец.

— Скорее мамочка, отец у нас Иван, — сострил Джонс, на адреналине, видимо.

— Очень смешно, — буркнул Артур.

— Папочка будет зол, если ты сильно затянешь, — протянул Брагинский в трубку, тесно прижимаясь к своему возлюбленному со спины. Кёркланд шикнул на него.

— Выкладывай давай.

— Это ужасно, — заныл Джонс.

— Я понял. Конкретика?

— Хома мёртв!

Повисла тишина. Хомячьей живости.

— Ты издеваешься или смеёшься? — устало спросил наконец Артур.

— Хома, — всхлипнул Брагинский за его спиной.

— Нет, я его убил! — заголосил хнычущий Джонс в трубку. Кёркланд глубоко вздохнул, ощущая себя матерью с двумя плачущими младенцами на руках. Оставалось надеяться, что никто не описается вдобавок.

— Что за бред... Как ты умудрился вообще? Даже я сдержался, хотя этот комок шерсти...

— Не говори так о Хоме! О мёртвых или хорошо, или ничего! — Иван шмыгнул носом. Альфред, рыдая, выл в трубку.

— Пошёл ты нахуй, — сердечно послал Брагинского Артур, обернувшись, и вернулся к разговору с Альфредом. — Да успокойся, идиот! Как это произошло? Выкладывай, как было, хомячий ты киллер. Даже я сдержался от убийства этого грызуна, хотя у меня, между прочим, остался шрам от этой кусачей заразы!

Джонс шмыгнул носом и принялся объяснять:

— Я, когда ухожу на работу, обычно оставляю клетку с Хомой у окна. Прихожу домой — забираю оттуда. Но сегодня я сильно задержался на работе...

— Ага, я заметил, — Кёркланд зевнул.

— А сейчас ведь очень холодно по ночам, — вздохнул Альфред.

— Ну да, зима на дворе, а ты как хотел?

— Артур, дай мальчику объясниться.

— Брагинский, закрой рот! — рявкнул лейтенант.

— Так вот, — продолжил Джонс, не обратив внимание на перепалку "родителей". — Я вернулся к началу третьего и, когда обнаружил Хому... — Снова послышался всхлип. Артур закатил глаза. — Он окоченел! Артур, он полностью окоченел! Я убил его!

— Переохлаждение — это опасно, но не смертельно. У твоего пациента пульс есть? — деловито уточнил Кёркланд. Ветеринаром для своих бывших учеников он ещё не был. Медобразования и вовсе не имел. Кстати, об этом, он ведь мог обратиться к своему дружку! — И вообще, почему ты позвонил мне, а не Ловино?

— Я ему и позвонил! — зарыдал Альфред.

— О боже. Видимо, хорошо, что он врачом не стал, — пробормотал Артур. Тело прижимавшегося к нему Брагинского тряслось от тихого смеха. "Веселится, лицемер сраный!" — подумал Кёркланд. — Значит, у тебя есть сообщник, так?

— Я ему позвонил, а он сказал, что Хому надо быстро согреть, пока он не умер, — всхлипнул Джонс. — Я и...

— Что ты?

— Засунул его в микроволновку... на тридцать секунд, — завыл от рыданий Альфред. Уставший давиться смехом Иван громогласно рассмеялся. Услышав это, Джонс заплакал с удвоенной громкостью.

— Да как же ты достал, заткнись! — заорал Артур на Брагинского. Тот уже по полу катался от смеха, и, злобно рыкнув, Кёркланд пнул его ногой в бок. — И что?

— Он дымился, когда я его достал, — сквозь плач пояснил Альфред. — Он был очень горячий, и пахло палёной шерстью...

— Живодёр неотёсанный, — вздохнул Кёркланд. Вот и что ему делать?

— Тим возвращается утром, он меня убьёт! — истерично заголосил гроза грызунов.

— Ну, убьёт вряд ли, а расстроится точно, — рассеянно заметил Артур. Он понятия не имел, как его старый друг на такое отреагирует. История, если честно, и вправду такая идиотская, что впору вместе с Брагинским валяться и ржать, но, мало ли, у него тонкая душевная организация окажется... Хотя он уже четыре месяца выживает в одном доме с Альфредом, наверное, уже привык к уровню его идиотизма.

Истины ради, идиотизма исключительно бытового. Не сказать, что Джонс был таким уж глупым человеком. Но убить хомяка микроволновкой мог только он!

— Значит, так, у тебя есть два варианта. Ломануться за новым хомяком и скрыть следы преступления либо подготовить пышные хомячьи похороны... Но я бы всё равно на всякий купил нового грызуна.

— Поможешь мне? — хныкнул Альфред. Блять, ну вот и как отказываться?

— Помогу, не ной только.

Весь опухший и красный от слёз Альфред встретил Артура у круглосуточного зоомагазина. Всё ещё сонный от недосыпа, а потому время от времени зевающий Кёркланд был искренне готов убить паршивца, заставившего его начать свой день в ебаных три ночи. А лёг Артур вообще-то под полночь...

Ладно, Джонс вообще не спал. Наверное, это должно было как-то его оправдывать.

Пока Брагинский, увязавшийся за Кёркландом, сюсюкал у стенда с грызунами с каждым комком шерсти, который казался ему милым, Артур тёр глаза и следил за состоянием Альфреда. Тот уже вроде бы успокоился, но что-то как-то всё равно выглядел не очень.

— Кстати, — внезапно вспомнил Кёркланд, привлекая внимание Джонса, — я до сих пор не знаю эту историю.

— В смысле? — Альфред осовело заморгал, пытаясь понять, что от него хотят.

— Как ты сошёлся с Тимом! Я знаю, что вы познакомились в "Устрице", но на этом мои познания заканчиваются. Не расскажешь?

Джонс немного покраснел и, начав смущённо теребить рукава своей куртки, начал рассказ.

***

Ночная прохлада немного остужала покрасневшее от смущения лицо. Обычно Альфред такого не позволял незнакомцам. Обычно это он так поступал — вторгался в чужое личное пространство без спроса, добивался, чего хотел, а затем уходил, заинтересовавшись кем-то или чем-то другим. Что же до этого конкретного случая, ну...

Очевидно, сейчас имели интерес к нему. Интерес очень смущающего толка. Джонс с трудом избегал любой возможности остаться наедине с девушками, которые им интересовались. Более или менее было просто, ибо традиционно первый шаг они делать были не должны, как трубили из каждого угла, а потому немногие решались проявить инициативу, и Альфред сбегал, как только предоставлялся шанс. Но что делать, если это мужчина?

Мужчина старше Альфреда, который имеет не только виды на него, но и настойчивость. Сейчас они отдалялись от шумного бара, растворяясь в ночной тьме, разбавляемой то тут, то там яркими огнями города. Мужчина всё ещё держал его за руку, держал крепко, но боли не причинял. Он не вёл в тёмные закоулки, напротив, выводил Альфреда на широкие улицы, освещённые лучше того переулка, где находилась "Голубая устрица". Он молчал, отчего становилось немного страшно, ведь его намерения так определить не удастся. Впрочем, если сам Джонс нервничал, то мужчина, напротив, не выказывал ни нервозности, ни возбуждения, а значит, делать ничего плохого не собирался. Скорее всего.

Светлые волосы незнакомца блестели под огнями рекламных вывесок. Тот смотрел куда-то вперёд, видимо, планируя маршрут, а потому даже рассмотреть его получше у Альфреда не было возможности.

Но с чего-то надо начинать, иначе он умрёт от волнения, честное слово.

— Э... Извините, а куда мы идём? — осторожно спросил он.

— Особой точки назначения нет. Просто гуляем, — лаконично ответил незнакомец и повернулся к Джонсу.

— А-а-а... — Альфред невольно разинул рот, удивляясь тому, насколько тот был красив. Или, может, ему ударила в голову эта странная ночная атмосфера? — А как вас зовут? — спросил он, чтобы не показалось, будто бы он открыл рот зря. Он прекрасно осознавал, что выставляет себя полным идиотом... В каком-то смысле это был стиль его жизни.

— Тим де Вард, — важно представился мужчина. Джонс облизал губы, кивая.

— Я Альфред. Альфред Джонс.

С того момента Альфред ещё пару раз пытался его разговорить, но Тим отвечал на его вопросы в основном односложно, и вскоре Джонс вернулся к своей привычной модели поведения. Он говорил сам, довольно быстро, иногда перескакивая с темы на тему, потому как внезапно в голове всплывали мысли, которые, как ему казалось, надо срочно высказать.

Рассказал о своей религиозной семье и собственных попытках понять, почему люди так сильно верят.

— Я изучал Новый Завет, — рассуждал он практически себе под нос, не обратив внимание на то, как внимательно вслушивался де Вард. — Я нашёл несостыковки, много, на самом деле, и когда пришёл в церковь, чтобы услышать хоть что-нибудь убедительное, какие-то объяснения, хотя бы варианты, теории, я не услышал ничего. Мне молчали в ответ, а кое-где обвиняли в сатанизме и выгоняли. Разве это правильно — слепо верить, не разбираясь, во что именно? Мне не понравилось.

Ещё будучи мальчишкой, он посещал и церкви, и секты, оббивал все пороги в поиске истины, но не нашёл. В итоге он отдалился от родителей, не понимающих, в чём дело.

— А Мэтти, напротив, был очень послушным мальчиком. Исправно ходил по воскресеньям в ближайшую церковь, читал молитвы и всё такое... В какое-то время я даже смеялся над ним из-за этого, — признался Альфред, который уже не мог удерживать улыбку на лице в этот момент. — Мы были близнецами, но настолько разными, что в это никто не верил.

Пока Альфред искал доказательства, Мэттью верил. Альфред занимался стрельбой — Мэттью учился делать уколы и перевязки. Альфред пошёл служить в армию, а Мэттью уехал вместе с ним в качестве полевого врача, когда Джонса отправили в горячую точку. Там-то однажды он и пропал.

— Я тогда с катушек, наверное, слетел. Гилберт, с которым я там и познакомился, не дал мне натворить лишнего и заставил уехать оттуда. Там я совсем теряю контроль над собой. Бывает у меня такое, что... — Джонс повёл плечом. — Что-то находит, на глаза будто красная пелена опускается, и я перестаю понимать, что делаю. Я стараюсь избегать и не доводить до такого, да и рядом обычно Гилберт, а он знает, что такое случается, и следит за мной.

— Я, кажется, понял, о чём ты. Обратись к Брагинскому, у него похожая проблема, — посоветовал Тим.

— Что? Вы знаете его? — удивился Альфред.

— Знаю уже лет десять. Обратись, поверь, он сможет помочь.

Взгляд Тима оставался нечитаемым, сколько бы Джонс не бросал на него заинтересованные взгляды. Он мог говорить о чём угодно, изредка де Вард что-то уточнял или переспрашивал, но даже тогда понять, что он думает, было невозможно. Это... Это интересно.

— А вы где работаете?

— Я член Палаты представителей.

Глаза Альфреда зажглись огоньком. И впрямь интересно!

— Комитет?

— Энергетика и торговля.

— Вау! Республиканец или демократ?

— Республиканец.

Ещё часа два Альфред то и дело задавал вопросы. Он спрашивал, спрашивал, спрашивал, спрашивал, а Тим отвечал. Обстоятельно и подробно, насколько мог. Он знал, о чём говорил и с чем имел дело.

Рассвет они встретили на набережной. Альфред, будто зачарованный, смотрел на человека, которого увидел впервые в жизни меньше двенадцати часов назад. И он был влюблён.

***

— Вышло действительно интересно...

— Артур, Альфред, посмотрите, вылитый Хома! — закричал Иван, указывая на какого-то хомячка.

— Нет, никаких Хом больше не надо! — решительно отказал Артур. — Слушай, Альфред, может, лучше крысу какую? А то с этими хомяками столько мороки...

— Может, ты и прав. Я не хочу, чтобы призрак Хомы витал над нашим домом, — покачал Джонс головой. Кёркланд посмотрел на него, как на умалишённого, а потом махнул рукой. Он из тех же соображений забраковал двойника покойного: чтобы не напоминал о трагическом происшествии ни одному, ни второму хозяину.

— О, какой красавец!

— Брагинский, да заткни ты пасть!

— Артур, ну иди сюда!

Зарычавший от злости Кёркланд двинулся к Ивану, но исключительно с намерением тому врезать. Впрочем, на этот раз его находка была удачной: крупненький белый крыс.

— Красивый, — вздохнул Альфред. — Возьму.

— Отлично. Эй, мистер, — Артур окликнул продавца. — А у вас инструкции к животным имеются? Чтобы было, знаете, прописано: кошке в глотку не пихать, в микроволновку не совать, в морозилке не хранить? А то разные ситуации происходят.

— Артур! — со слезами на глазах воскликнул Альфред.

В итоге Тима встретила вся честная компания. Джонс, проваливший попытки не заплакать, Артур, держащий в руках клетку с крысом, которого Альфред назвал Берти, и Иван, торжественно охраняющий коробочку с почившим Хомой. Запах копчёного мяса и палёной шерсти завершал общую картину.

— ...В общем, вот так, — рассказал всю историю Артур, пока де Вард успокаивал объятиями разволновавшегося Альфреда. Хомяка, конечно, жалко, но это зарёванное чудо жальче.

— И из-за этого так плакать? — Тим погладил Джонса по голове. Тот шмыгнул носом и прижался к мужчине.

— Я не хотел...

— Да понял я, понял. Не плачь. Это меня расстраивает больше, чем смерть Хомы, поверь мне.

— Правда? — Альфред посмотрел на де Варда с надеждой.

— Конечно, правда, — улыбнулся самыми уголками губ Тим. — Так что, у нас теперь новый питомец?

— Да, его зовут Берти! — радостно объявил Джонс.

— Слава богу, это закончилось, — тихо пробормотал Артур.

— Да ладно, было весело, — заметил Брагинский.

— Не сомневаюсь, что тебе, садюга, было весело!

Ваня хихикнул и обнял раздражённо бурчащего Кёркланда. Всё хорошо, что хорошо кончается!