Я снова сидел. Сидел и смотрел в чертово окно. Одежда мерзко липла к телу, я не мог перестать трясти ногой под столом. Дождь барабанил в бешеном ритме, будто подгоняя меня.

В тот день я не пришел. Я вобще больше туда не ходил. Не знаю почему. Я вдруг просто не смог. Мне было страшно и так плохо. Ужасно. Я корил себя за то, что вобще был там и возненавидел себя за то, что мне было хорошо. Хотелось убить себя, потому что все время мыслями я возвращался в то место, в тот вечер, к тому человеку. Я стыдился этого и забываясь, самоистязал себя. Не хотел, забывал есть и слишком часто чесался, разрывая ногтями кожу до крови. Это было заслуженно, так я думал.

Мне вдруг очень захотелось расплакаться, и я спрятался в ладонях. Предо мной лежали документы, отчеты. Я пытался понять их, перечитывая все заново раз за разом. Весь день. Я прерывисто вздохнул, приложив пальцы к вене на шее. Я честно пытался отмерять пульс, но каждый раз сбивался. В итоге я начал нервничать. Казалось что вот-вот и я сделаю что-нибудь. Что-нибудь ужасное с собой или кем-то другим. Мне стало так холодно, что я начал дрожать. Непрерывно, словно я был на морозе три часа. Такое было не редкостью, но сейчас это было чем-то более сильным. Я схватил себя за плечи и согнулся. Еще меня мутило. Не сильно, но от этого не лучше.

Я заперся в кабинете, свернувшись калачиком на нелепом диване, я в темноте пытался перестать чувствовать себя так, словно сейчас умру. Это было глупо и иррационально, я не мог умереть прямо сейчас. Такое уже случалось раньше и позже, когда проходило, это меня удручало. Слишком часто мне казалось, что я схожу с ума. Ужасно жарко. Я был бы непротив, если бы на меня сейчас свалился потолок, убил, раскромсал меня. Тогда бы я мог успокоиться. Тогда бы небыло этого чувства. Я безмерно хотел, чтобы что-нибудь уже наконец случилось и этот противный узел ожидания развязался бы.

Я всхлипнул. В дверь постучали. Я, медленно поднявшись, открыл. Лицо Лилит сразу же изменилось, стоило только ей увидеть меня. Я выглядел очень скверно. На моем уж слишком бледном лице расползались розовые пятна, а глаза казались заплаканными, хотя я еще не успел разрыдаться. Все это я увидел в зеркале за плечом моей супруги, ужаснулся и попытался улыбнуться. Шмыгнул носом.

— Ты что-то хотела? — Я мотнул головой.

— Да, я.. — она замялась, — Я хотела позвать тебя на ужин.. Все хорошо?

— Да, да, конечно, — я улыбнулся шире, сжав ручку двери сильнее, — я сейчас подойду.

Мне хотелось разорваться. Идеальный стейк не лез в горло, под взволнованные взгляды жены я глотал ставшее безвкусным мясо. Не только мясо было безвкусным.

Все было ужасно. Не только в моей жизни, хотя в ней нормальному человеку небыло бы на что жаловаться, но и в мире в целом. Я переживал свою шекспировскую трагедию, в то время как мир переживал свою. Будто предзнаменования конца света, очаги вспыхивали повсюду. В каком-то из священных писаний, не уверен, была ли то Библия, а может еще что, говорилось, что для наступления конца света достаточно лишь одновременное появление всех четырех всадников апокалипсиса. На протяжении всей человеческой истории всадники апокалипсиса: Голод, Чума, Война, Смерть, следовали друг за другом. Но вот сейчас, в этот мелкий промежуток моей жизни среди огромного количества прошедших и будущих столетий, вселенная решила попробовать снова уничтожить меня и остальные несколько миллиардов. Кажется, в этот раз у нее могло получиться.

Войны разгорались повсеместно, каждый раз по разным причинам, но всегда похожие. Ненависть. Глупое чувство, оно лишает человечности, хотя для некоторых это только плюс. Но для меня все же минус. Уже почти никто не получал выгоды с чужих войн – у всех были свои. Свои солдаты, свои несбыточные мечты, свои сумасшедшие лозунги, которые можно напечатать на агитационном плакате. Мне всегда было все равно: кто с кем и за что. Мне было все равно на голод, ведь у меня была еда, мне было все равно на болезни, ведь я был здоров. Мне было все равно на смерть. Я ведь был жив. Но сейчас я наконец задумался об этом и почувствовал как липкий ком подобрался к горлу. Почему это пришло мне в голову именно во время еды?

Мне снова захотелось разреветься, но я лишь засунул подальше очередной кусок мяса. После ужина Лилит ушла. То ли к подруге, то ли куда-то еще. Я не интересовался, она не считала нужным рассказывать.

Дом душил меня. Портретом на стене со специально оставленным для будущих детей месте, витающим в воздухе запахом цветочного парфюма. Я бездумно уставился в окно, выключив свет. Мне стало немного лучше, но только физически. Мне казалось, что все хотело свести меня с ума.

Сейчас на меня будто бы снизошло благословение и я смог нормально вдохнуть. По улице сновали люди с зонтами. Небольшая компания рабочих стояла на углу. Дождь продолжал лить, уже более мелкий. Я дотронулся до стекла. Оно было холодным и гладким. Я ткнулся в него горячим лбом и закрыл глаза. Отчаянная попытка успокоиться, которая на удивление сработала. Я осознал эту неизбежность. Я был с самого рождения обречен на это и небыло у меня другого выбора, это я был не в силах изменить. По крайней мере, так я себя убеждал. И у меня будто камень с души упал, перестал давить на меня двумя атмосферами. Я смог открыть глаза и вгляделся в небо над городом. Звезд небыло видно, лишь сероватые облака выделялись на фоне полной черноты. Все, что сейчас происходило – было следствием не моих выборов.

Предавая это я не чувствовал себя виноватым. Я чувствовал себя бунтовщиком, будто говоря "я не в вашей власти". Ведь я боялся сказать это напрямую, я просто не мог.

Взглянул на часы. Еще не поздно, я еще мог бы попробовать, я еще мог бы отыскать его, я.. Сердце сделало сальто, когда эта мысль окончательно сформировалась. Я прикрыл рот рукой, улыбаясь, будто глупый школьник.

Кое-как накинув плащ и чуть не задушив себя нелепым шарфом я захлопнул дверь. Выронив и подобрав ключи несколько раз, я сбежал по лестнице. Выдыхал облачка пара во влажный воздух, оглядываясь по сторонам. Мне казалось, что времени очень мало, что оно словно песок ускользает сквозь пальцы. Впервые мне так казалось и я нервничал. Не находя себе места я пошел, почти побежал, в сторону того парка. Я чуть не сбил ребенка, но тот вовремя отпрыгнул. В парке было немного больше людей чем в прошлый раз. Я опешил, остановился, восстанавливая дыхание и услышал как меня окликнули.

Я обернулся и заметил среди перепачканых уставших рабочих его. Шнапс отсалютовал мне издалека, я даже не должен был всматриваться чтобы понять кто он.. Невольно улыбнулся, разворачивась полностью.

Он подбежал ко мне. В этот раз он был одет по-другому. Обычная форма, которую я видел уже много раз будто открывалась с другой стороны, когда он был в ней. Я улыбнулся еще шире, и, кажется, на несколько секунд забыл как дышать. Он улыбнулся, сунув руки в карманы, качнулся с пятки на носок и обратно.

— Меня ищешь? — он даже не пытался укрыться от дождя. Я тоже.

— Я, — покраснев как деревенская простушка я вперился взглядом в асфальт, — мне жаль, прости за тот раз, я просто.. — сглотнул, — мне жаль.

— Что? — он склонил голову, — Не понимаю за что ты просишь прощения. Я все понимаю и не обижаюсь, — он обернулся и махнул рукой своим, судя по всему, друзьям, — Давай зайдем куда-нибудь, а то тут мокровато.

Я кивнул и мы пошли. Я шел за ним, стараясь не выглядеть таким стесненным габаритами его спины. Он был выше меня почти на голову и несколько шире. Мне вдруг стало очень интересно: его член тоже в два раза больше чем у меня? Я затолкал эту мысль в ящик "самые постыдные мысли столетия". Я не запомнил дороги, был слишком занят своими гениальными размышлениями. Мы спустились по какой-то лестнице в полутьму какого-то почти пустого помещения. Он кивнул кому-то головой.

— Выбирай место, я сейчас, — сказал он и, не дождавшись ответа, развернулся. Ушел.

Я остался один. Огляделся и понял, что я в баре. Почти пустом, что было странно для такого времени. Смутно я понял, что это не простой бар. Я не выбирал, сел просто на ближайшее место. Прямо у барной стойки, в самом углу, у двери. Поздно спохватился что я в мокрой одежде. Почти судорожно стянул плащ и шарф, повесив на пустой крючок.

Через две минуты он вернулся. Повесил свою немного нелепую коричневую куртку на ключок около моего.

— Так ты все-таки передумал, — он запрыгнул на стул рядом, — Я не буду спрашивать как, это не мое дело. Если захочешь, сам расскажешь.

— Хорошо. Я хотел кое-что спросить, но передумал, — глупо улыбаясь, я уставился в дерево стойки, — знаешь, я никогда не думал... Не важно. Так странно. Знаешь, я за свою жизнь был только в шести местах. А сейчас... три новых за месяц. Чувствую себя странно. Еще все так изменилось. Я никогда не ожидал, что... — я почувствовал, ком в горле и посмотрел на него. Он меня так искренне внимательно слушал, что я чуть не взорвался. Кровь прилила к лицу и мне сразу захотелось вывалить все, что было у меня на душе. Я попытался улыбнуться, кажется вышло плохо, потому что его лицо изменилось. Сначала он нахмурился, потом хихикнул:

— Ты стесняешься! — Он легонько хлопнул по моему колену и лишь на секунду задержал руку, — Знаешь, это надо исправить, — он легко подтолкнул ко мне полупустой стакан с чем-то, что по виду походило на некрепкий чай. До этого я пил только красное вино на ужинах и шампанское на чопорных праздниках... Откуда там взялся этот стакан вообще?

Я непонимающе взглянул на него, приподнял бровь.

— Если не хочешь, я могу... — он легко обхватил пальцами стакан, и взгялнул на меня почти вызывающе.

— Нет, я буду, — я выхватил стакан и, не подумав, опрокинул все в себя. Вкуса я не разобрал, лишь почувствовал как горло разодрало. Нет, это точно не для меня. Я скрючился в три погибели, в глазах и носу защипало.

— Фу.

— Первый раз?

— Можно сказать и так, — все бстро прошло, но я успел изучить ткань его штанов. Выпрямился.

— Лучше?

— ...Ага. Что это?

Он пожал плечами:

— Виски!

Мы пили эту бурду некоторое время. Я не понимал откуда появляется еще, и не считал стаканы. Я даже не задумался об оплате. Жидкость была все еще противной, но теперь я разобрал нотки дерева и кленового сиропа. Может, я только хотел, чтобы оно имело такой вкус. Он тоже пил виски, но гораздо меньше. И через некоторое время я улыбался не сдерживая себя. Мои щеки и уши пылали, я хотел смеяться. Алкоголь в три раза увеличил это чувство радости и трепета, которое я испытывал от... Этого места? Ситуации? Человека предо мной..? Всего вместе, наверное.

Я болтал много и без умолку. Что-то о своей работе, об осени и просто о себе. Я был скучным. Не заурядным, а просто никаким. Я ничего не хотел и ничем не увлекался, я просто всю жизнь делал то, что надо было, что от меня хотели. До этого момента.

Когда я оторвал взгляд от него и осмотрелся по сторонам я обнаружил, что место это стало люднее. На крючках висела одежда и почти все столики и места у стойки были заняты. Что меня удивило, так это то, что здесь было довольно много женщин. Почти столько же, сколько было и мужчин, и они не выглядели скованными или напуганными. Я вдохнул воздух, пропитавшийся какими-то парфюмами и улыбнулся.

— Мне здесь нравится, — почти застеснявшись сказал я.

— Да? Мне тоже, — он наклонился чуть вперед.

— Здесь есть душа, в отличие от моего дома, — я замешкался: стоит ли мне рассказывать? А! Какая разница? Будь что будет! — Эта свадьба и квартира. Мне это не надо. Да и все эти предметы роскоши. Эти люди. Я... — я повел взглядом и брови мои изломились, — не знаю, могу ли я вообще что-то чувствовать. Я просто не понимаю как. Это похоже на безумие, — я с надеждой посмотрел на него, его лицо оставалось таким же, — либо безумен я, либо все вокруг меня, а все не могут быть безумны, так что я... Это похоже на цирк уродов, где каждый номер – мой выход. Будто я развлекаю кого-то этим, словно все мое существо – это сцена. От начала и до конца пластинки я выплясываю и изворачиваюсь, но самое страшное это то, что я ничего не чувствую во время этого. Ничего. Совсем ничего.

Я сам даже не до конца понимал о чем говорю. Безусловно, я мог плакать и бояться, осозновать этот краткий миг и бесконечную пропасть.

Но я никогда не любил. До этого момента мне не нравился никто и сердце мое не замирало от одного только взгляда или слова. Еще я никого не ненавидел. Я не хотел бы чтобы кто-то находился в муках, страдал и умирал сто раз в адском пекле. Хотя нет, было кое-кто, кого я ненавидел. Себя. Действительно. Резонно.

Я, только подумав об этом, горько усмехнулся. Он взглянул на меня и его брови изломились. Он почти жалобно дотронулся до моей щеки. Рука скользнула дальше, по скуле и заползла в мои волосы, немного растрепав их. Я сначала отстранился, ведомый чувством неправильности, но потом посмотрел в его глаза.

Таких красивых и печальных я еще не видел. Никто никогда не печалился за меня. Я выдохнул и подался вперед. Меня окутал запах фундука и соленой карамели. Кажется, я всхлипнул. Он погладил меня по спине. Никто никогда не гладил меня по спине. Он прошептал мне в ухо что-то успокаивающее, привствая и приближаясь ко мне еще сильнее. Я закрыл глаза. Никто никогда... А впрочем, никто никогда и не любил меня.

От этого слова, горчащего на языке и заставляющего меня трепетать, трястись, словно бы меня бил озноб я вздрогнул. Немного отпрянул. Снова взглянул в его глаза.

Там небыло этого. Этого блеска, словно бы это была надежда или самоутешение. Я горько улыбнулся. Он выдохнул:

— Макси, ты не урод, совсем нет, — он дотронулся до другой моей щеки, — ты самый идеальный человек, которого я встречал. Во всех смыслах.

Я потянулся к нему. Лишь чуть-чуть. Он все сделал за меня. Я никогда не целовался. Чувствал себя странно: плохо и очень хорошо одновременно. Мне захотелось рассмеяться.

Когда он отодвинулся от меня, я вздрогнул. Виновато потупился, попытался вырваться, но он не дал. Я оглянулся. Никто не смотрел. Всем было все равно. Но я придумал их: неодобрительные, злые взгляды и ядовитые слова сами собой возникли в моей голове, зазвенели в ушах. Я зажмурился и уткунлся лицом в его шею. Он хихикнул, придерживая меня. Все эти плохие мысли вытеснили фундук и соленая карамель.

Через некоторое время мы расцепились. Я был безнадежно залит румянцем, и не совсем все понимал: во мне все еще был алкоголь. Я подумал что вот он, момент, когда мы разойдемся словно в море корабли. Он встанет, скажет, что ему надо бежать по делам и, неловко улыбнувшись, выскользнет за дверь. Но он все сидел, разговаривал с человеком за барной стойкой, а я пожирал его взглядом, стараясь запомнить каждую деталь. Я так боялся что больше никогда не смогу его увидеть. Почему вообще я об этом задумался? Нет. Сейчас важно не это..

Он мягко взял меня за руку, улыбнулся и встал. Не отпустил. Сказал:

— Пошли, у меня кое-что для тебя есть. Если хочешь.

Я улыбнулся. Все, чего сейчас хотел он, хотел и я. Мой взгляд давно заметил эту твердую штуку у него в штанах и я даже не хотел надеяться, что это камень.

Девушки в частной школе, а позже и в коллежде часто обсуждали это. Да, я честно признаюсь, я подслушивал их иногда и в тайне завидовал, что они могу подойти и начать флиртовать с каким-нибудь приглянувшемся парнем, будучи женщинами, такое их поведение даже нравилось мужчинам, хотя некоторые старики грозились пальцем и кричали о "распуных девицах". Я завидовал тому, что они могут обсуждать парней, их внешний вид и выдающиеся качества, а я нет. Мне было положено интересоваться спортом, математикой или экономикой. Меня ругали, когда я витал в своих мыслях. Им же отлынивать было положено: большинство из них собиралось выйти замуж за кого-нибудь из этих парней, которых заставляли вбивать в себя знания и работать всю жизнь на дурацкой должности. Я завидовал женщинам, всему их естеству, природе. Хотя, эту природу по большей части и привили им мужчины. Но мне все равно становилось тошно лишь от одного осознания того, что я никогда не могу быть как они.

Конечно, в коллежде я узнал о том, что существуют и женщины, которым нравятся другие женщины, но их в счет я не брал тогда.

Однажды я даже обнаружил мужской порно-журнал в женской раздевалке, когда после занятий проверял ее по просьбе учителя. Я забрал его себе, спрятал под полом и доставал когда родителей небыло дома. Там я рассматривал разных мужчин, которые в соблазнительных позах смотрели в камеру. Я смотрел на них и понимал, что смотрели они на женщин. Тогда у меня падал и я чуть ли не плакал, злостно закидывая его обратно в подпол. Позже, уже заканчивая школу я забыл про него. Наша домработница обнаружила его во время генеральной уборки моей комнаты. Тогда меня впервые в осознанном возрасте отпороли, запретили выходить из дома и демонстративно сожгли журнал в камине. Меня обозвали выродком и извращенцем, заперев в излюбленном для наказаний месте моего отца: кладовой. Мне пришлось умолять о прощении и выкрикивать извинения около двух часов, лишь чтобы мне дали хлеба.

Пока я там сидел, мне успели найти выгодную всем кроме меня партию. Лилит была идеальной женщиной в их понимании. И я был с ними согласен. Позже мы должны были пожениться.

Сейчас я видел самый большой член в моей жизни, и ни один из того порно-журнала не мог сравниться с ним. Я побоялся что не справлюсь, растерянно сказал Шнапсу об этом, но он лишь поцеловал меня в переносицу и прошептал, что он все сделает. И правда, он сделал все за меня. Я был полностью в его власти, наблюдая как его смазаный чем-то пахнущим розами палец входил в мой зад. Это чувство небыло новым, я уже делал так раньше, но сейчас сам факт того, что это делает он опьянял сильнее, чем виски. Я выгнулся, сладко простонав, он прикусил мой сосок и немного оттянул, глядя в глаза. Пошевелил палцем и поняв, что все нормально, ввел второй. Чувство наполненности расслабило меня, хотя внизу живота все еще была неприятная ноющая боль. Он будто бы невзначай задел мой член, резко вводя третий палец. Я ахнул и попытался закрыть свое лицо, но он перехватил руку, нежно поцеловал костяшки, легко укусил. Я взглянул на него в полумраке небольшой комнаты, куда он меня привел. Простыни подо мной были еще холодными, но пахли стиральным порошком. На мне небыло одежды, на нем лишь безжалостно измятая серая рубашка, казавшаяся невесомой и нереальной, как и вообще все, что происходило сейчас.

— Не закрывайся, — он прошептал мне на ухо горячо, — я хочу видеть.

Он нависал надо мной, горячий и живой. Я вздрогнул, когда он раздвинул пальцы. Я ощупывал его, водил по телу беспорядочно и мне казалось, что я вот-вот растаю от его тепла.

Он поцеловал меня в висок, я извернулся и схватил его за загривок. Осмелев, я захотел еще:

— Нет, так не пойдет, — шепнул я на ухо и прижался всем телом. Оттокнулся кое-как и неловко перевернулся вместе с ним. Я чуть сдержал стон то ли от боли, то ли от наслаждения. Его гребаные пальцы все еще были во мне.

Он ахнул сначала от удивления, потом улыбнулся:

— Ладно, дерзай, — он расслабился подо мной, дразня меня этими движениями пяльцев. Рукой я почувствовал как бьется его сердце.

Я вдруг опешил ненадолго, почувствовав такой контроль над ним. Никогда такого небыло. И секса, если честно, у меня тоже небыло. Он провел рукой по волосам и чуть повернул голову с вызовом глядя на меня. Я улыбнулся и понял, что уже не смогу оказаться от этого.

С влажным звуком он достал из меня пальцы и я крпече сжал его своими бедрами, притерся. Мой локоть у его уха и теперь я нависаю над ним. Все еще я не главный, но мне это и не нужно было. Я знаю свое место. Всегда знал.

Я стал медленно опускаться на его член, клянусь, чуть не кончил, стоило только его головке коснуться меня. Вхождение было несколько неприятным, но я даже не думал об этом, я просто не замечал. Уперся в его плечо, приксывая губу, он оглаживал мои бедра, почти невесомо сжимал. Видимо, я был слишком медлителен и нерешителен, поэтому он решил мне помочь. Очень великодушно Шнапс, без малейшего предупреждения, опустил меня на свой член полностью. Я вскинулся и крикнул, он почти напуганно посмотрел на меня. Сначала я почувствовал резкую боль, но она ушла и тогда я весь сжался, обиженно и несколько злобно посмотрев на него, упираясь ему в грудь. Он виновато провел по моему члену кончиками пальцев. Я и не думал злиться.

Я почти набросился на него, честно, даже не ожидал такого от себя. Этот поцелуй на поцелуй похож небыл. Мы стукнулись зубами, начали лизаться и кусаться словно дикие звери. Он приксил мне губу, я ему в ответ. Это было похоже на какую-то изощренную борьбу. Я сам принялся набирать темп, подваясь бедрами вверх и вниз, вперед и назад, он помогал мне, двигаясь навстречу.

Сначала медленно, потом быстро, потом снова медленно он водил рукой по моему члену, почти искусно сжимая его.

Это небыло похоже ни на одну из книг, которые я читал. Конечно, ведь там были женщины. Я слишком хаотичен и неумел, делая неловкие шаги и не зная как подступиться. Алкоголь тогда помог мне откинуть в сторону стыд за то, насколько же я ничего не знал. Но я не думаю, что тогда это было важно.

Это был бешеный ритм, будто бы соитие перед концом света. Он все время смотрел в глаза и не давал спрятать лицо. От наслаждения вскужилась голова. Его прикосновения повсюду оставляли горячие отпечатки на моей коже, будто впитываясь в нее. Его присутсвие во мне сводило с ума, будто все это – плод моего воспалившегося воображения, но несколько засосов на моих ключицах говорили об обратном. Все было реально, оттого казалось еще более сказочным. Я хотел раствориться в его венах, остаться навсегда в этом моменте и не возвращаться обратно. Я хватался за него и кажется даже немного царапал. На моих глазах выступили слезы.

Я кончил, испачкав его руку и торс, он еще продолжал двигаться и это только усилило мое наслаждение. Я расслабился как никогда. Впервые в жизни я почувствовал себя в полной безопасности. Он кончил почти сразу после меня, сильно толкнувшись в меня и раскинувшись подо мной. Большим пальцем свободной руки он убрал покатившиеся по моим щекам слезинки и прижал к себе. Он был таким теплым, в отличии от всего остального вокруг.

— Ты такой холодный и бледный, — прошептал он с улыбкой, попутно вытирая нас. Я улыбнулся и закрыл глаза, позволяя ему позаботиться обо мне.

Так по-настоящему тепло мне никогда прежде небыло. Я бы так хотел, чтобы этот миг длился вечность. Я чувствовал как резко и быстро билось мое сердце, когда он дотрагивался до моей руки. Где-то смутно пролетела мысль о том, что, возможно, это называется любовь. Я не успел ухватить эту мысль и забылся сном, ткнувшись в предплечье Шнапса, который медленно и почти невесомо перебирал мои волосы.

Так тихо. Так хорошо. И даже капли дождя будто успокоились и стали намного реже прорезать тишину.