Кататься с Лангой наравне — как долго и старательно взбираться в гору, а в конце пути открывать для себя сотни и сотни заснеженных вершин, белеющих где-то вдалеке — одна выше другой. Или как навык, в котором Рэки никогда не убедится полностью: в конце концов, чем больше узнаешь, тем меньше знаешь. Для него всегда будет так.

Это, само собой, относится к скейту. Но и к Ланге тоже. А еще — к чему-то такому, что разливается по телу, как густой мед, когда Рэки вспоминает, что они с Лангой проехали вместе такой длинный и тяжелый путь — и пообещали, что больше не остановятся. Что будут кататься друг с другом вечно.

«Вечно» — это очень долго. Гораздо дольше, чем несколько месяцев, и даже дольше, чем семнадцать лет. Быть может, примерно столько Рэки и понадобится, чтобы дойти до того уровня, на котором Ланга сейчас, и двигаться так же быстро, так же свободно покорять сложнейшие трассы, но…

Уже темнеет, и они устало сидят на освещенной фонарями рампе, придерживая скейты на коленях.

— Ланга, — Рэки вглядывается в корпус, который выпилил и разрисовал сам, и проводит пальцами по царапинам, высеченным тесно, в одном месте, — а тебе точно не надоест?

Тот задумывается, склоняет голову вбок, и длинные пряди падают ему на нос:

— Что не надоест?..

Иногда японский для Ланги слишком неточный. Иногда у него в лице особенно проявляются острые европейские черты. Иногда Рэки засматривается на него и запоздало понимает, что у Ланги глаза бледно-голубые, как ясное зимнее небо ранним утром. Иногда Ланга взмывает в воздух, и тогда на Окинаве совершенно невозможным образом начинается снег.

Рэки это точно не надоест и после сотни повторов. Но ведь интересно должно быть не только ему?

— Да со мной кататься, вот я к чему, — он сжимает доску и прокручивает переднее колесико пальцем. — Я же не такой, как ты.

— Почему? — Ланга смахивает прядки назад, но они тут же соскальзывают обратно.

— Я хотел быть лучше тебя, — колесико прокручивается всё тревожнее, и Рэки хмуро вздыхает: — А когда не получилось, вообще чуть не бросил. Тупо, скажи?

— Немного, наверное. Но я не знаю, — говорит Ланга куда-то к звездам. — Ты всегда помнишь, зачем катаешься. Мне без тебя трудно помнить.

Для Рэки скейт — мечта всей жизни. Но и Ланга, кажется, тоже. Может ли у человека быть две мечты всей жизни? Или у Рэки из этих двух получается одна?

— А ты домой хочешь? — обращается Ланга прямо к нему с таким же выражением лица, с каким раньше без конца пересматривал видео с движениями, которые мечтал выучить.

— Неа, — возникает подозрительное ощущение, будто до всех ответов рукой подать. — Давай ездить до утра?

Тогда Ланга кивает, и через пару секунд они с хохотом несутся вниз, и Рэки в который раз не может представить, что проведет эту вечность по-другому.