Рабочий день заканчивается, и в тепло освещенном зале остается последний посетитель.

Для того, кто огрызается и скалит зубы на «очкарика», Каору заявляется к Коджиро в ресторан слишком часто, а для того, кто справедливо оскорбляется на «гориллу», Коджиро слишком рад видеть Каору, сосредоточенно и элегантно сидящего за барной стойкой или за небольшим столиком у окна.

Как-то даже нелепо: фазу с дерганьем за косички они должны были пройти еще в школе, но получилось так, что именно тогда они вели себя гораздо взрослее, искреннее, честнее. До тех пор, пока Айноске не сошел с ума, разорвал все связи и умчался в Америку.

Наверное, не такая уж это была и катастрофа, особенно если оглянуться на те дни столько лет спустя, но Каору воспринял всё, что сделал Айноске, как плевок лично ему в лицо, а Коджиро всегда страдал тем, что хотел разделить с Каору и радость, и горе.

Такая вот складывается жизнь — от надписей, выцарапанных где-то у набережной, когда они гоняли там на скейтах и возвращались по домам в перепачканной школьной форме, до перебранок при каждой встрече на «S» между ними, уже опытными скейтерами, о которых гремит слава по всей Окинаве. Они с Каору и вправду очень своеобразно продвигаются вперед: может, им до сих пор не хватает приключений без кого-то третьего. С другой стороны, мечта у них всё еще одна на двоих, пусть и замаскированная непрекращающейся игрой, которая, как ни странно, никогда не наскучивает.

— Скоро закрываться, — говорит Коджиро, облокачиваясь о стойку и отбрасывая факт, что он уже много лет как профессионал, который не заигрывает с клиентами. — Поднимешься ко мне?

Вообще Коджиро свои нынешние мечты назвал бы целями, а мечты Каору — скорее амбициями, однако в то же самое время они остаются Джо и Черри, а у этой отбитой парочки в сердцах всегда останется место для безрассудной романтики.

Коджиро всё-таки взрослел с Каору бок о бок — и знает, о чем говорит.

— А если не поднимусь? — отвечает тот, невозмутимо встречая Коджиро взглядом сквозь очки.

— Тогда придется заглянуть к тебе в гости, — Коджиро улыбается и аккуратно убирает длинные пряди Каору за ухо, — и любить тебя в традиционной обстановке.

У Каору гладкие волосы, тончайшие черты, гибкое тело, в котором сила скрывается, как течение в глубине вод, и Коджиро готов любить его всегда, вне зависимости от обстановки. Если Каору на такое согласен.

— Ты так часто намекаешь на обстановку, — Каору прищуривается, но не отстраняется. — У тебя фетиш?

— Возможно, — он пробегает пальцами к шее, ключицам, к полам, легко перекрещенным на груди. — Особенно на твои ноги под юкатой.

Джо больше всего любит проноситься по бешеным трассам вместе с Черри, а Коджиро — слышать медовые стоны, означающие, что Каору наконец-то отбросил всё и отдался блаженной спонтанности, которой в обычное время упорно избегает.

Такие мечты требуют больших усилий.

— Издеваешься?

— Это ты надо мной издеваешься, — смеется Коджиро. — Очкарик с лучшими ногами на этом свете!

Когда на бледном лице Каору проступает румянец, Коджиро в который раз радуется, что никогда не боялся труда.