Через пару часов Рантаро всё же просыпается, и, потратив все свои силы, он сваливает тело Корекиё с себя, оставляя его на своей кровати.

      — Ну ты и тяжёлый, — ворчит себе под нос Амами.

      Утро уже позднее, и солнце не просто светит сквозь окна, а вливает уличный жар. Прохлада леса лишь немного смягчает эти лучи, но воздух всё равно спёртый, и комната наполнена духотой.

      Накинув лёгкую белую майку и шорты до колена, он выходит из спальни в коридор, и там тоже от жары вся жизнь, едва успевшая проснуться, уже чахнет от бессилия: одни из сестёр после пробуждения решили вздремнуть, другие — вяло переключают каналы или проводят время в телефоне, переписываясь или играя.

      Глава семьи, заботливая Амами, услышав шорох на втором этаже, кричит:

      — Таро? Таро, ты проснулся?

      — А? Да, мам, я иду!

      Парень быстро спускается по лестнице и целует женщину в щеку.

      — Доброе утро, — и тут же приступает к готовке завтрака.

      — И тебе доброе, — улыбается Амами и гладит сына по спине. — Как спалось? Тебя тот твой друг не беспокоил?

      — Не, не, всё хорошо, — Рантаро, поставив свою кружку под кран кофемашины, достаёт яйца из холодильника и разбивает их на сковородку. — А вы сами как поспали?

      — Неплохо, девочки в гостиной спрашивали, чего ты так долго спишь?

      — Устал с дороги, вот и проспал до обеда, — смеётся парень, нарезая помидоры к будущей глазунье.

      Мать внимательно следит за каждым движением сына: он действительно повзрослел во время учёбы в столице. До университета он редко успевал делать столько дел одновременно. Но что из него не исчезло — так это трудолюбие: он со школы часто пропадал на подработках, параллельно учился и искал сестёр и, скорее всего, поиск всех сестёр он не бросил.

      Но, будучи чувствительной к запахам, Амами что-то ощущает в воздухе:

      — Пахнет чем-то горелым, — констатирует женщина. — У тебя яичница случаем не горит?

      Рантаро проверяет яичницу: гарью пахло явно не от неё.

      — Вот чёрт! — вскрикивает парень и снимает готовую лишь наполовину глазунью со сковороды. — Хах, как-то я даже не заметил, что жарил на большом огне.

      Юноша садится за стол, и его мать — рядом. Она замечает, что сын недоготовил яичницу.

      — Уж не влюбился ты? — добродушно смеётся женщина.

      Вопрос матушки застаёт Рантаро врасплох, и тот задыхается в кашле и стучит себе в грудину.

      — Ух! Кх-х… — откашлявшись, Амами пытается ответить: — Нет, мам, всё хорошо, ни в кого я не влюбился.

      — Тогда, может, расскажешь мне об этом своём друге? — она, встав сзади, мягко стучит по спине, помогая откашляться. — Шингуджи, кажется?

      — Ух… Д-да.

      Рантаро доедает глазунью и тянется к кружке с кофе.

      — Он только в этом году перевёлся, — начинает он рассказывать. — Мы особо не общались, но…

      — «Но»?

      — Но он помогал мне с учёбой, — говорит юноша, стараясь сказать маме о Корекиё одновременно и больше, и меньше произошедшего между парнем и цзянши. — Где с домашкой делился, где на экзамене… подсказывал. Так и начали общаться.

      — А чего до этого не рассказывал о нём?

      — Я…

      Немного замявшись, Амами всё же продолжает:

      — Я просто не думал что мы так… близко подружимся. Говорю тебе, мы мало общались, вот только вчера, пока мы ехали, он рассказал мне, что у него была старшая сестра.

      — А, поняла тебя, — улыбается мать, прищурив глаза. — Не говорил, потому что только сейчас сблизились.

      — Да-да, мам… — Рантаро выпивает полкружки залпом.

      Матушка снова принюхивается к воздуху в доме.

      — Послушай, а это не из твоей комнаты?

      До Рантаро, кажется, что-то доходит.

      — Я сейчас схожу тогда наверх? — Амами подрывается со стола и быстро идёт к лестнице.

      — Заодно своего спящего красавца разбуди, а то весь день проспит!

      Сбежав от неловкого разговора, Рантаро распахивает дверь: от кожи вампира исходит лёгкий дымок, а в воздухе действительно пахнет гарью.

      — О Господи, — парень тут же завешивает шторы, проверяя сонного цзянши.

      Он относительно цел: солнце оставило слабые ожоги на обнажённой коже рук — от запястий лёгкая струйка дыма и идёт. В остальном же вампир цел, но самочувствие его неважное.

      — Нгх-х, — вздыхает Корекиё, почувствовав небольшое облегчение.

      — Прости, я что-то… Забыл завесить окна.

      Шингуджи безмолвно поднимает глаза на Амами и переворачивается на спину.

      — Ещё пара часов на солнышке, и помогать мне тебе бы не пришлось.

      Виновато опустив глаза, парень присаживается на свою кровать и продолжает рассматривать кожу цзянши. Она всё такая же бледная, но Корекиё повезло, что он уснул лицом в подушку.

      — Там, это… Мама хотела пообщаться с тобой побольше, узнать там про тебя…

      Тонкие руки аккуратно хватают край майки Амами, и Шингуджи подтягивается к нему, уткнувшись лицом в тёплый бок и обнимая талию.

      — Это обязательно?..

      — Ну, я не могу ей отказать.

      Корекиё ворчит, но приподнимается с кровати, опираясь о постель руками, и садится на колени:

      — Мало того, что я не могу нормально выпить ци, так ещё и сна меня лишаешь, — одной рукой цзянши мягко берёт парня за подбородок. — Так что предлагаю маленькую сделку: ты мне дашь выпить немного крови, а я спущусь вниз и забуду, что ты сейчас чуть не убил меня. К тому же, если ты хочешь, чтобы я мог нормально жить днём, мне придётся пить кровь.

      — Но мама может заметить укусы! — Рантаро смотрит на своё предплечье. — Я удивлён, как она до сих пор этот укус не заметила!

      — Возможно, подумала, что это комар, — Корекиё сплющивает большим и средним пальцами щёки собеседника. — Не переживай, я могу укусить там, где она не увидит.

      Рантаро, что-то пробубнив себе под нос, соглашается.

      — И куда ты кусать собираешься?

      — Дай подумать, — Шингуджи мягко вертит голову Амами, аккуратно придерживая за подбородок, и осматривает её. — В шею — слишком много крови, мне будет сложно её остановить. В руку тоже может быть заметно. В ключицах мало крови…

      — Ты решил?

      — Да, — Корекиё поднимает глаза и смотрит в глаза Рантаро, а затем изучает майку без рукавов. — Я могу укусить тебя за бок?

      Парень сглатывает слюну, но поднимает майку, выставляя небольшой, но заметный пресс напоказ.

      — Только сделай это быстро.

      Корекиё прикрывает рот рукой, тихо ахнув. Он опускается к животу Рантаро и аккуратно касается правого бока тонкими пальцами. Мягкое движение руки от талии к бедру заставляет Амами вздрагивать, как будто от ударов током.

      — М-мх! Я просил быстро!..

      — Я рассматриваю лучшее место для укуса, — шепчет в бок Шингуджи перед тем, как коснуться языком его кожи.

      Цзянши мягко смазывает слюной талию, готовясь укусить. Вампир открывает рот, обнажает клыки и вонзает клыки в готовое место. Рантаро прикрывает рот, выгнувшись от боли и покалывания в боку. И, что удивительно, либо укус кажется ему слабым, либо боль не такая сильная — но Амами тут же успокаивается.

      — У меня слюна обезболивает укусы, — оторвавшись от талии, Корекиё поднимается и вытирает губы с ещё свежей кровью. — Не переживай, оба укуса пройдут примерно за неделю, и боли точно не будет.

      Рантаро тут же опускает майку и чувствует: всё его лицо снова покрыто румянцем.

      — А, кроме обезбола, в твоей слюне больше ничего нет?

      — Если что-то и есть, — цзянши языком слизывает остатки крови с губ и аккуратно тычет пальцем в лоб парня, — то только здесь, в твоей странной головушке.

      — Эй! Это у кого ещё голова странная?!

      — Мальчики, чего вы там так долго? — слышится чей-то голос внизу.

      — Мам, я сейчас! Он вставать не хочет!

      — Зато я знаю, кто уже встал, — тихо хихикает себе под нос Корекиё, переодеваясь в свою обычную одежду.

      — Ты, чёрт тебя побери, — резко краснеет Рантаро, — вообще о чём?

      — Не думаю, что мне стоит озвучивать, — Шингуджи кивает Амами, краем глаза осмотрев шорты.

      Юноша, фыркнув, следует из спальни к маме, подталкивая вампира со спины.

      Когда они оба спускаются на первый этаж, с кухни слышатся разные звуки: голоса матери и старших сестёр, грохот посуды, журчание воды на мойке. Хозяйка даёт указания, советы, подсказки, помогает с нарезкой ингредиентов. Кто-то из девочек включает музыку на колонке, и та обсуждает с другой, какую песню поставить лучше — обычно это приводило к конфликтам, но Рантаро своим появлением их тут же останавливает:

      — Так, давайте не будем ссориться! — Амами роется в кармане шорт и находит монетку в одну йену. — Послушаем обе песни по очереди, первую определит монетка. Кто орёл, кто — решка?

      — Я орёл!

      — Решка!

      Наконец, определившись с очерёдностью плейлиста, парень с крашеными волосами говорит маме, что посидит с младшими сёстрами, и уходит в гостиную. Она и кухня представляют собой одну большую общую комнату, разделённую на области лишь опорными колоннами; зал по совместительству является и столовой, располагаясь ближе к выходу на террасу. Потому, приглядывая за младшими сёстрами, которым ещё рано помогать на кухне, Рантаро может наблюдать и за Корекиё, и, в случае каких-то проблем, либо помочь ему, либо помочь маме и остальным.

      Шингуджи от лёгкой потерянности трёт одну из своих передних прядей и ищет глазами, как и чем мог бы помочь. Собравшись с мыслями, он обращается к главе семейства:

      — Амами-сан, вам нужна помощь?

      — Ой ты божечки, — удивлённо восклицает мать Рантаро, — да успокойтесь, Шингуджи-сан, вы же наш гость! Я ж ещё вчера сказала, чувствуйте себя, как дома.

      — Мне неловко от бездействия, когда тут кипит работа, — сообщает Корекиё. — Может, я могу помочь с готовкой? Что у вас на обед?

      — Как получится, — смеётся она. — Думаю, на обед приготовим рамен. На ужин — что останется, быть может, приготовлю карри.

      Высокий юноша роется в кармане и, достав красную ленту, подвязывает ей волосы, собирая их в высокий хвост.

      — Я мог бы приготовить рамен по нашему семейному рецепту, если вы желаете, Амами-сан.

      Предложение нового друга её сына звучит слишком интересно, и она предлагает ему приготовить рамен по его рецепту после того, как матушка с дочерями приготовит первую порцию.

      Амами старшая выключает газ под кастрюлей, и сёстры собирают тарелки, чтобы матушка разлила рамен по одной порции на каждую; простояв очередь, девочки несут свой обед в столовую.

      — Таро, ты сейчас поешь или попозже?

      — Я позже, мам! — Рантаро встаёт с пола, отряхивает ноги и подходит на кухню к родительнице.

      Корекиё, с разрешения женщины, роется в холодильнике в поисках ингредиентов. Он достаёт морковь, шиитаке, лук, имбирь и соевый соус. В отдельной кастрюле он, нарезав овощи и грибы, варит их в воде, а позже, процедив, добавляет в бульон соевый соус. Рантаро тоже помогает, посоветовавшись с юношей: парень вытаскивает размороженное куриное филе, режет его и обжаривает на сковороде. Матери остаётся лишь наблюдать за тем, как её сын и его друг вместе готовят.

      — Шингуджи-сан, у вас в семье, похоже, очень любят рамен?

      — Можно и так сказать, — мягко улыбается он. — Если честно, в детстве я его не очень любил. Но из-за…

      Рантаро слабо, но достаточно заметно качает головой.

      — Из-за некоторых обстоятельств рамен теперь напоминает мне о доме, — договаривает Корекиё. — О родителях, сестрице… Амами-сан, у вас есть сушёная вечерница?

      — Вы как-то грустно говорите о них, — матушка Амами, подставив табуретку, лезет в шкаф за специями и достаёт коробочку с сушёными цветами. — Таро занят, я подам. Что-то случилось между вами?

      — Как вам сказать, Амами-сан… — цзянши переводит взгляд на парня, и тот снова качает головой. — Ам… Родители погибли в автоаварии, и сестрица… опекала меня до совершеннолетия.

      — Вот как… — тяжело выдыхает женщина. — А сестра как?

      — Она… Она умерла лет… — чуть прошипев от капнувшего на кожу скворчащего масла, Шингуджи отводит взгляд и добавляет лапшу в бульон, — года четыре назад. Я поехал с вашим сыном, потому что мне было по пути. Хочу навестить её могилку и расчистить её место на кладбище. Я… каждый год, иногда чаще, приезжаю к ней.

      — Мои соболезнования, — хозяйка нежно хлопает Корекиё по лопатке. — Я надеюсь, они все сейчас в лучшем мире.

      — Я тоже надеюсь, Амами-сан. Спасибо вам…

      Цзянши достаёт ещё кастрюлю поменьше и варит несколько яиц в мешочке, не забывая о рамене. Несмотря на то, что на нём надет лонгслив с опущенными до кистей рукавами, матушка Амами замечает, как через рукав проступают складки от бинтов.

      — А что у вас с рукой, Шингуджи-сан?

      Корекиё тут же понимает, о чём говорит женщина, и поднимает руку, осматривая рану:

      — Я… — он снова смотрит на Рантаро, а потом на его маму. — Обжёгся. Да, как-то случайно вылил кипяток, пока себе кофе готовил, да.

      Амами с облегчением выдыхает.

      После того, как пообедали и старшие, и младшие сёстры Рантаро, обедать садятся и мальчики вместе с главой семьи. Корекиё, сварив яйца, кладёт по яйцу в тарелку и сверху посыпает нарезанным укропом. Приятный, сытный запах курицы, овощей, грибов и специй сводит с ума пустые желудки, доводит их до урчания и лёгких спазмов.

      Рантаро достаёт столовые приборы и кладёт каждому по паре палочек и небольших булочек. Матушка садится напротив сына, Амами — рядом с Шингуджи.

      — Мам, — начав обед, как бы ненароком говорит Рантаро, — мне нужно кое-что сказать.

      — Да, Таро?

      — Шингуджи-сан хотел бы, чтобы я поехал с ним на могилу к его сестре.

      — Но ты только приехал! — чуть повышает голос мама, не переходя на крик.

      — Я вернусь! Пару дней туда-обратно, всё будет хорошо!

      Корекиё молча подхватывает палочками лапшу, но решает вмешаться:

      — Не переживайте, Амами-сан, — перебивает он почти начавшуюся ссору, — я верну вам вашего сына в целости и сохранности. Просто в последний раз я был у сестры на могиле зимой, там наверняка много травы наросло, да и надо почистить надписи на надгробии и от мха избавиться. Боюсь, сам не справлюсь.

      Женщина молчит, задумчиво опираясь подбородком на свои слабые кулаки.

      — Таро, ты совсем дома не бываешь, — вздыхает она. — Едва приезжаешь домой, тут же едешь на поиски других сестёр от твоего непутёвого отца. Даже на месяц дома не останавливаешься.

      — Мам, — Рантаро берёт её слегка морщинистые руки и нежно сжимает их, — я говорю тебе, мы с Шингуджи-сан съездим, и я вернусь на всё лето.

      — Обещаешь? — она поднимает немного влажные глаза на сына.

      — Обещаю.

      — И когда вы поедете? — Амами старшая поворачивается к Корекиё.

      — Я собирался купить билеты на завтрашний вечер. Поездка займёт максимум неделю. Потом я привезу Амами-сан к вам и уеду в Токио. Я там сейчас квартиру снимаю и работаю.

      Женщина, кажется, успокаивается.

      — Хорошо, вы можете поехать. Только, Таро, береги себя и возвращайся поскорее.

      — Конечно, мам!