Чистый лист блокнота. Безупречный и девственно белый, даже без линовки. Я не раз слышал мнение, что перекладывание своих мыслей и планов на бумагу очень помогает все упорядочить, сделать правильные выводы. Но в Виррах это было невозможно — мое семейство обязательно обнаружило бы эти записи. Сколько раз я прятал журналы, диски, какие-то мелочи под матрас, делал тайники, приподнимая доски паркета — все это все равно находили, и в лучшем случае просто выбрасывали. Поэтому я предпочитал вести дневник в мыслях. Представлял, как слова ложатся на бумагу, ровные ряды букв, лихая завитушка в конце каждой строки — для красоты.
Теперь я был сам по себе, и никого не интересовало, что я там напишу. Именно поэтому на последней остановке я купил этот блокнот. Взял в руки и уже не смог положить обратно. Жемчужно-серая однотонная обложка, приятная на ощупь, скругленные листы, плотная белоснежная бумага. Может, действительно, если постоянно записывать, то можно будет привести свою жизнь в порядок.
Мне даже не терпелось поскорее взяться за дело. В первую очередь, конечно, следовало подумать, куда ехать дальше. Я разложил перед собой ворох туристических проспектов, добытых на вокзале. Округ Нортэм был позади, впереди были неизведанные земли. Где-то, где мне еще могли быть рады. Пока я вновь чего-нибудь не отмочил…
Я начал медленно выводить буквы, пытаясь не скатиться в свой обычный стиль — кардиограммы, нацарапанные птичьей лапой. Хотелось сделать первую страницу своей новой жизни безупречной.
На странице возник заголовок:
«Куда отправиться?»
И на меня тут же накатила досада. Сначала ручка писала слишком сухо, а потом слишком жирно, так, что чернила не успели подсохнуть, и я смазал их рукой. И более, того, всплыла еще одна проблема, о которой я совсем забыл.
Заголовок гласил:
«Куда отправитца?»
Неправильные буквы бросались в глаза, раздражали, хотелось немедленно вырвать и скомкать этот лист. Но чертов блокнот был крепко прошит: выдерни лист, и останутся рваные клочки бумаги, а это тоже смотрится по-уродски. И вновь подступила паника, ведь я знал, точно знал, как пишется правильно, но почему-то написалось именно так, и теперь надо бы исправить, а я уже не помню как…
— Какими это «полесными тропинками» ты бродишь, Эстервия? — зазвучал в голове ехидный голос учительницы. — Куда ты там хочешь «отправитца»?
Она любила зачитывать мои труды вслух, перед классом, и позже — родителям. Класс смеялся, родители — нет. Мне-то вообще было не до веселья, потому что потом непременно следовало долгое заключение в комнате с учебником родной речи, и бесконечные строчки, которые я должен был написать от руки. Стоило отвлечься хоть на секунду, понадеяться, что теперь-то дело доведено до автоматизма, как рука вновь выведет «подорожный корм» или еще что-то в этом роде.
Подобных ошибок было слишком много, так, что у учителей порой мелькали сомнения в моей умственной полноценности. Кто-то же утверждал, что это такой странный способ издевательства. Но на самом деле, я знал, как правильно пишется. Мне вовсе не хотелось привносить в свою и без того нескучную жизнь новые проблемы. Диссонанс между головой и рукой очень напрягал. Единственным способом хоть как-то скорректировать это, было писать очень медленно, подолгу раздумывая над каждой буквой, контролируя и отмечая каждое действие. Но долго выдерживать у меня не выходило.
Вот и теперь. На первой же странице, на первом же предложении! И ведь если подумать, такой пустяк, ну, перечеркни ты, или оставь как есть и все, у тебя позади бессонная ночь в автобусе, несколько месяцев дурдома, не удивительно, что мозги набекрень.
Но нет. Дурацкая ошибка вывела меня из себя.
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох. А потом вдруг подхватился и вылетел из придорожного кафе, где сидел. Блокнот остался лежать на столе. Мне вдруг срочно понадобилось на свежий воздух.
Я встал, прислонившись к дверям кафе. Закрыл глаза. Все в порядке. Надо просто вовремя замечать свои закидоны. И сразу же тормозить их.
Надо поесть. Выпить крепкого сладкого чая. Найти место, где можно поспать. И уже потом решать, что делать дальше. И черт с ним, с блокнотом.
Вроде все, попустило. Я открыл глаза.
Почему-то все вокруг было оранжевое. Оглянувшись вокруг, я сообразил, почему — улицу заливал свет предзакатного солнца. Но ведь было всего восемь утра! И вообще, все вокруг изменилось. Куда-то исчезли редкие прохожие, спешащие на работу, застекленное здание кафе смежное с автовокзалом. Вокзал тоже исчез. Вместо этого появилась узкая улица с небольшими деревянными домами стоявшими впритык друг к другу. Людей не было совсем, от всего веяло абсолютной заброшенностью.
Опять я умудрился провалиться. Черт, черт, черт! Может, реально уже, пойти и сдаться в психушку? Не обманывать самого себя, сам я явно не справлялся.
Но сначала надо бы отсюда выйти… Где это я вообще?
Надписи на вывесках были полустертые, язык незнаком. Даже буквы были чужие. И почему-то повсюду: на прилавках, на ступенях лавок, на крылечках домов валялись огромные тыквы. Я дотронулся до одной и поморщился: она явно была гнилая, бок ее вдавился от моего прикосновения. Да и запах стоял характерный, гнилостно-сладковатый.
Я отбросил тыкву рукой, овощ шлепнулся на мостовую и лопнул. На мостовую вытекла буроватая кашица с семенами. Омерзительно. Я снова перевел взгляд на небо. Не уверен, что даже в южных широтах закат должен быть настолько ярким.
Я двинулся вперед по улице, уговаривая себя не паниковать. Конечно, ничего не получалось. Я завернул в переулок, врезал по ближайшей стене. Ничего. Вернулся на главную улицу. Побродил вокруг. Повсюду чертовы тыквы. Что здесь было, фестиваль урожая? Где всех фермеров вдруг похитила неведомая сила? Но это не столь важно. Как бы мне выбраться отсюда?
Прошлые разы… Обычно появлялся тот, зеленоглазый. Или другие… Только один раз мне удалось выбраться самому, но тогда я просто бежал, не разбирая дороги. И сам не понял, что сделал. Может быть, вернуться туда, откуда я пришел? Вроде было кафе, из которого я вышел. Мне было плохо, кружилась голова, я особо не разбирал, что вокруг. Я выбрался наружу и стоял там некоторое время закрыв глаза. А потом, увидев, что я провалился, я стал метаться по улице. Кажется, даже перебежал дорогу…
Откуда я вышел? Вон оттуда, где рядом стоит целая тележка с тыквами? Или оттуда, где на ступеньках стоит горшок с засохшей пальмой? Я определенно помню эту пальму.
Соглашусь на все, даже на лечение электричеством, если выберусь!
— Эй, кто-нибудь? Есть здесь кто-нибудь?
Нет, никого. Так, без паники. Может просто снова закрыть глаза? А потом раз и… Нет, без толку. Что там еще… Ущипнуть себя? Протереть глаза? Да что такое?
Я присел на ступеньки ближней лавки и принялся растирать себе виски. Деревянный настил, нагретый солнцем, был довольно теплым. Здесь так-то было хорошо, чем бы это место не было. Но есть ли здесь кто-то живой? И какая-то еда, помимо подгнивших тыкв?
Может, я навсегда застрял здесь? Ведь бывает же, что люди пропадают без вести. Кто-то решил, что я в своем мире достаточно натворил дел… Хотя нет, пропавшие наверняка просто становятся жертвой маньяков или обстоятельств. А я… наверное, так и торчу у вокзала, и все это происходит лишь в моей голове. Хорошо еще, если не стою посреди дороги.
Или все же этот мир реален? Я провел рукой по ступеньке, на которой сидел. Несколько заноз застряло в ладони − дерево было довольно шершавое. По ощущениям, все вполне настоящее. Вот ведь угораздило!
И вдруг я услышал, как кто-то негромко стучит по стеклу. Я вскочил и судорожно огляделся по сторонам.
Звук доносился из лавки через дорогу. Барабанили по стеклу витрины, несильно, но явно пытаясь привлечь внимание.
Я бросился туда. В окне, вроде бы промелькнул чей-то силуэт.
Но лавка оказалась пуста. Это скорее была не лавка, а аптека, только старинная, − не только место для продажи лекарств, но по совместительству закусочная и бакалея. На одном из столиков стоял стакан с мутноватой жидкостью. Я, не подумав, окунул туда палец и поморщился. Конечно же, это был тыквенный сок. И притом давно испорченный.
— Опять ты?
Голос раздался откуда-то из глубины помещения. Молодой, веселый, с нотками легкого удивления. И почему-то смутно знакомый. Но когда я вошел в подсобку, то обнаружил там очередную тыкву. В жизни теперь к ним не притронусь.
— На четвертом их много, — сообщил вдруг невидимый собеседник, будто прочитав мои мысли. — Сама не знаю почему. — Они растут сквозь миры и повсюду оставляют свои плоды.
Его, вернее, ее голос звучал откуда-то издалека. Но дальше была только дверь черного хода.
— Кто ты? Ты знаешь, как отсюда выйти?
— Выйти? О, так ты, значит, наш! Круто! Только я скоро проснусь, жалко не успеем познакомиться. А выходи через дверь, как всегда.
— Подожди, через какую дверь?
— Прямо иди! Как интересно! Я еще таких, как мы не встречала.. Слушай, я уже просыпаюсь, но знаешь что? Приезжай к нам! Ты где-то рядом бродишь, я же вижу.
— Каких таких? Кто вы?
— Ой. Ты что, ничего не знаешь? Ну все равно приезжай, разберемся. Хоть посмотрю, как ты выглядишь, интересно же.
— Куда приехать? И ты что, не видишь меня?
— Но мы же на четвертом, — удивилась она. — Тут все выглядит не так. А ты еще, наверное, забудешь все, как вернешься… И я забуду. Хотя вчера ты тоже ходил где-то рядом. Я тебя узнала.
Мне почему-то было очень важно узнать, кто обладатель этого голоса. Прямо-таки жизненно важно. Впервые в жизни я приблизился к разгадке моих путешествий в «не туда».
— Ой, я просыпаюсь! Как бы не забыть! — в голосе на секунду послышалась паника.
— Хотя… А я тогда вот так… Ты должен понять.
— Подожди! Подожди, пожалуйста! — я достиг двери черного входа и поспешно распахнул ее и…
Шагнул в знакомое привокзальное кафе.
И мне бы радоваться, что я выбрался, но я впервые после возвращения испытал досаду. Разгадка была так близко. А теперь пройдет несколько суток, и я не буду уверен, привиделось мне все это или нет.
Я заказал кофе и вернулся за свой столик. К счастью, никто не покусился ни на гитару, ни на рюкзак со всем моим барахлом. И блокнот все еще валялся посреди стола. Хотя нет, я помнил, что он лежал поверх всех городских карт. А теперь одна из них была заложена между его страницами и сдвинута так, чтобы оказаться как раз под надписью «Куда отправитца». Рядом с названием города ручкой была нарисована маленькая медуза.
Я поднял карту и огляделся по сторонам — может, кто-то из посетителей развлекается? Но здесь была только кассирша, всецело поглощенная закрытием смены. Может тот, кто нарисовал медузу уже смылся? Что это, призыв к действию? О Тьярегорде я ничего не знал, кроме того, что недавно там был праздник по случаю юбилея — сто двадцати лет с момента основания. Случайно увидел в новостях. С другой стороны, почему бы и нет.
Я сложил буклет пополам и собирался было убрать его в карман куртки, но пальцы почему-то прилипли к бумаге.
Клятый тыквенный сок. Он никуда не делся.
«Они растут сквозь миры и везде оставляют свои плоды» — вдруг вспомнилось мне.
Но почему «вспомнилось»? Ведь мы разговаривали всего несколько минут назад. С той невидимой девушкой, которая хотела узнать, как я выгляжу. Почему я уже забыл об этом?
На самом деле это всегда было так. Проходили дни, недели, и все происходящее «не здесь» будто отходило на дальний план. Я забывал обо всем до следующего инцидента. Вспоминал, если натыкался, вот как сейчас, на какую-то материальную зацепку. Вроде тыквенного сока.
Я вытер пальцы салфеткой и схватил ручку. На грамматику и орфографию уже было плевать. Я писал о тыквах, растущих сквозь миры. Об оранжевом закате. Выуживал из памяти все, что случилось со мной в Ньютоме. Торопливо фиксировал все, чтобы в дальнейшем вернуться и перечитать. Ржавый. Клуб. Подвал. Обрушившийся город.
И мне было абсолютно неважно, сколько ошибок там будет. Главное, что я пойму.