— Почему миры первого уровня, как правило, не имеют названий?
— Потому что там очень мало странников. И еще меньше тех, кто знает о существовании других миров. Люди дают названия своим городам, странам, даже планетам, потому что знают, что есть и другие. С мирами так не работает.
Мы сидели на горе и наблюдали за закатом и тем, как Братишка донимал Кэя вопросами. И то и другое было занятно. Закат продолжался уже третий час. И я знал, что пройдут сутки, недели, годы, но огненный шар так и не опустится за горизонт. Он будет расцветать в небе, точно алый цветок, будет окрашивать мир все новыми оттенками золота и пламени, но не сдвинется с места. А может, и это очень редкий случай, солнце быстро спрячется за дальние синие горы, чтобы тут же выплыть с другой стороны. И это нормально. Нормально для мира четвертого уровня. Там почти всегда закат.
Я научился принимать такого рода факты без вопросов. Вечный закат. Крылья Кэя, которые появлялись только по вторникам. Двери, скрытые в самых неожиданных местах. Причудливых животных, фантастические пейзажи. Люди, правда, не особо отличались от жителей нашего мира. Их мы видели только в Межграничье – том самом мире с ручьем. Если пройти километров пять вверх по течению, дальше будет небольшое поселение. А в нем — маленькая таверна. На первый взгляд кажется, что ты попал в далекое прошлое: местные живут натуральным хозяйством, ни электростолбов, ни машин. Но потом присмотришься – идет такая типичная поселянка, взметая юбкой пыль, а из уха у нее свисает провод наушника. А за мельницей ржавеет чей-то забытый трактор. Встречались и загадочные паровые механизмы, и непонятно от чего работающие телефоны с диском. Нам никто не удивлялся. Лишь равнодушно бросали вслед:
— А, мироходцы пошли…
— Опять они…
Как в деревне обычно говорят про соседей. Вон пошла мельникова дочка, а вот смотри, такой-то корову ведет на выгон, а вон опять эти иномирские придурки тут ошиваются.
Кэй говорил, что не везде нас будут воспринимать как рутину. И что мы пока не готовы к путешествиям в другие населенные миры. Еще слишком рано.
Я не возражал. Впечатлений пока было более чем достаточно.
Я привыкал к нашей двойной жизни. Была одна жизнь, где я продавал диски в музыкальном магазине, где мы с коллегами с азартом спорили, какой альбом поставить следующим, и законно ли гонять один и тот же трек по нескольку раз, даже если ты фанат. В этой жизни я играл на гитаре по утрам в парковой беседке. Мы часто собирались, чаще всего у Налии дома и смотрели очередной безумный фильм или тусовались в местном клубе, скакали как ненормальные под очередную группу, исполняющую рок-каверы разной степени паршивости и возвращались по домам уже засветло. А была еще и жизнь другая, в которой мы отправлялись в путешествия. Не на поезде, не на самолете. Путешествия в места, где может произойти все что угодно. При возвращении из которых ты не был уверен, было ли это на самом деле или нет. Мы старались прихватить что-то оттуда, какую-то мелочь, шишку, семечко, пуговицу, просто на память. Так напротив дома Кимми и Братишки выросло странного вида деревце. Листья у него всегда оранжевые, даже летом.
Мы не старались особо держать нашу вторую жизнь втайне. Кэй никогда не требовал этого. Оно и понятно, все равно никто не поверит. Поэтому, когда кто-нибудь спрашивал, где мы пропадали все выходные, или же где умудрились так сгореть, ведь всю неделю шли дожди, мы так и отвечали – в параллельном мире. Как вежливая форма «не твоего ума дело».
Больше я никуда не проваливался. Если и отправлялся куда-то, то по своей воле.
А вообще, жизнь странника не сильно-то отличалась от жизни обычного человека. Просто иногда нам всем нужно было открыть очередную дверь, и на несколько часов или суток исчезнуть из этого мира. Мы черпали из этого силы и вдохновение. Кэй упоминал как-то, что среди странников полно́ художников, поэтов и музыкантов. А еще нам нужно было быть вместе. В странствиях и в этом мире. И пусть ничем таким выдающимся мы не занимались, скорее, наоборот, но из этих моментов, дурацких шуток, застольных песен, пьянок, прогулок создавалась целая жизнь. Странненькая, как вся наша компания, но интересная, полная приключений. Нестрашных уютных приключений.
Нет, я по-прежнему иногда срывался. Потому что я — это я. Потому что Вирры… Оттуда невозможно полностью уехать. Потому что, как сказала однажды Нали, и почему-то в голосе у нее слышалось восхищение, «сколько же у тебя в голове отборных тараканов!» Но звонить домой я стал куда реже. Так, просто иногда выводил своих тараканов на прогулку.
Лишь два вопроса мучили меня. Один о прошлом, и один о будущем. Второй – просто в порядке интереса, ничего больше. А вот первый порой заставлял просыпаться ночью и думать, а имею ли я право жить и делать вид, что всего этого не было?
И вот в тот вечер, я решил, что пора задать эти вопросы. Я несколько раз косился на нашего проводника, который сегодня снова был с крыльями. Он вообще был ничего, Кэй. Иногда. Я привык и к его пространным рассказам, которые еще больше путали мозги, и к тому, что он постоянно орал и чему-то возмущался. Это была всего лишь его разновидность головных тараканов. Лучшее в нем было то, что он порой мог понимать без слов.
Когда мы засобирались назад, в родной мир, я намеренно мешкал. Все остальные уже давно шагнули в дверь.
Кэй нарисовался передо мной: завис в воздухе, скрестив руки на груди.
— Твой первый вопрос я знаю, Эстервия. «Достоин ли я, презренный убийца с руками по локоть в кровище топтать эту землю?»
А вот и худшее, что было в нем. Он всегда знал, что у тебя в голове. Еще и озвучит все так, как ты боишься произнести даже про себя.
— Откуда ты знаешь?
— Я много чего про тебя знаю, Эстервия. Смотри-ка, дважды я назвал тебя полным именем, а ты и не реагируешь. Значит, дело серьезное?
Я взорвался.
— А по-твоему, нет?! Ведь я…
Кэй опустился на землю. Его спокойствие раздражало.
— А еще тебя волнует, что никто из этой троицы не обладает твоими талантами. Никто не прибил сгоряча ни пьяного отморозка, ни старушку-учительницу…
— Замолчи!
— Ну, уж нет. Раз мы начали этот разговор, тогда давай уж его закончим! Итак, у меня встречный к тебе вопрос: ты намерен продолжить свое грязное дело? Ну а что, на свете ведь полно дрянных людей, без которых мир бы стал лучше?
— Нет, конечно же, нет!
— Это радует. Но ты и не сможешь. Когда тебя шарахнуло тогда в Ньютоме, ты полностью израсходовал запас сил. Пусть и ушло все впустую. Теперь сможешь на пару лет забыть об этом. На будущее: когда тебя вот так накроет в следующий раз, не пытайся больше это сдержать. А то можешь и не выжить.
— Когда накроет в следующий раз? То есть, это повторится?!
— Так, так, панику отставить! Я же сказал, как минимум на два года можешь забыть об этом. А если рассмотреть глобально — нравственно… Вот скажи мне, есть ли смысл злиться на молнию, за то, что она ударила в дерево? Есть ли смысл судить молнию за уничтожение дерева?
— Но я не молния!
— Конечно, нет. У молнии есть некая закономерность. Молнией можно управлять. Можно поставить громоотвод, и она ударит в него. А с тобой такого невозможно. Знаешь… Я ведь в курсе, что произошло с тобой, перед тем как… Так вот тебе мой совет, Эстервия. Через два года, да и раньше тоже постарайся не попадать в такие ситуации, когда тебя может накрыть. И уж, конечно, никогда не пытайся сам призвать эту силу. Потому что за ее использование есть своя цена. Но об этом, я думаю, ты и так знаешь, да?
Я кивнул, все еще неудовлетворенный.
— А еще ты, конечно, можешь пойти в полицию. И рассказать, как полгода назад перевернул на шоссе грузовик с двумя отморозками. Которых, к слову, уже давно разыскивали, ты был не первый, кто нарвался на них… Можешь рассказать и то, что в восемь лет вызвал инфаркт у престарелой садистки. Чтоб совесть не мучила. Если будешь сильно убедителен, тебя закроют под замок, правда, в несколько ином заведении. Так себе вариант, верно? Если тебе нужно чье-то одобрение и разрешение, то, пожалуйста, я разрешаю тебе забыть об этом и жить дальше… Ох, опять эти глаза… Ну что не так-то?!
— Кэй, — я вздохнул. — Для тебя все так легко…
Он усмехнулся, и я вновь задался вопросом, сколько же ему лет. Из обрывков разговоров я уже уяснил, что проводники, строго говоря, не являются людьми. И жизнь у них бесконечно долгая, но все же, они не бессмертны. На первый взгляд, Кэйанг, так было его полное имя, выглядел довольно молодо, чуть старше нас. И говорил он так же. Но порой бывали такие минуты, когда смотришь на него и понимаешь: перед тобой древнее существо, которое видело многое. И наши проблемы для него – сущий пустяк, детская возня в песочнице.
— Да, для меня это легко. А если бы ты действительно нес угрозу, не я бы сейчас разбирался с тобой. Ты не опасен для окружающих. Только для самого себя. Любой на твоем месте бы старался защититься. Разница лишь в том, что у тебя была эта сила. Которой ты все равно не можешь управлять. Один раз тебе удалось ее затормозить, и я предупреждаю, не вздумай вновь это проворачивать. Ладно, невротик. Разрешаю тебе еще погрызть себя, ты без этого не можешь, я же знаю. Ну что, пора бы тебе вернуться?
— Подожди, — у меня все еще был второй вопрос. Сейчас он был уже не столь важен, но мне хотелось отвлечься.
На этот раз он не стал залезать ко мне в голову. Но пришлось формулировать самому, что было несколько затруднительно.
— Скажи, а зачем мы такие? Ну… странники, мироходцы, души снаружи?
Он засмеялся, и облик древнего, почти вечного существа вновь рассеялся.
— Чего, экзистенциализм одолел?
— Ну, правда. Ведь должен же быть в этом смысл, какая-то миссия, не знаю. А мы, мы… просто живем себе.
Кэй вновь стал серьезным.
— Все верно. Эсси, − со значением начал он. — Ты и твои друзья вы очень важны! Вы должны спасти мир! Ваше появление на свет было предрешено!
— Что? А какой именно, наш собственный или какой-то другой?
Но тут я понял, что меня разыгрывают. Мог бы догадаться. Нет, ну что за…
Я вылетел за дверь. Наткнулся на удивленные лица ребят. Мой разговор с «наставником» все же сильно затянулся. Им явно было очень интересно, о чем мы трепались, но они не хотели меня допрашивать.
После долгих раздумий я все же рассказал. Вторую половину разговора. И мы долго спорили, обсуждали замыслы и предназначения, пока до нас не дошло, что озвучиваем мы всего лишь собственные мечты. И что для каждой из них, быть странником необязательно.
Был бы я один, так бы и рефлексировал до утра. Но в этой компании философские вопросы, как и все другие разрешались быстро. Всего за пару тостов.
Ведь смысл, предназначение – по сути, понятия относительные. Можно искать их всю жизнь. Можно подцепить идею ложную и потратить всю жизнь на следование ей. Может быть, и нет никакого глубинного смысла в нашей общей особенности. Так, может и не требовать от нее большего, чем возможности увидеть другие миры? Разнообразить свой досуг?
Да и в конце концов. Разве не благодаря этой особенности мы нашли друг друга? Это ведь самое важное.
Бокалы подняты. За вечный закат. За музыку. За всех наших живших ранее и живущих ныне братьев и сестер. За дорогу и возвращение домой.
— Все это очень трогательно, — сказал Кэй, появившись в комнате. − Только я как сглазил, мир-то спасать вам все равно придется. Не сейчас, попозже. Может, через пару лет*.
Новость мы восприняли довольно спокойно. Два года – приличный срок. А пока мы будем просто жить.
Я подгреб к себе гитару и принялся перебирать струны, едва касаясь их. Потому что нашему задумчивому молчанию определенно требовался саундтрек.
«Он однажды всем станет так нужен, с душою своей, той, что снаружи» …
Очевидно, это про нас.
Недавно Улле прислала мне длинное письмо, приложив к нему концертные фото из «Судака». Зал битком. Бедную рыбу на входе уже не узнать, так одолели ее коллективным творчеством. У Шу − своя группа, это он стоит на сцене. Фигура Ржавого на полотнище позади сцены, кажется плывущей в космических просторах. Улле написала, что дело живет, даже процветает. И похоже, градоначальник Ньютома, тот самый, борец против субкультур, вскоре отправится в отставку. Это только слухи, но уже их наличие радовало.
— Или не спасать. Может, наоборот, — задумчиво произнес Кэй. — Порой, чтобы спасти мир, нужно все в нем снести и построить заново. Не буквально, конечно, но…
Мои губы невольно растянулись в улыбке.
— Это я могу. Такой опыт у меня имеется.
2021, Санкт-Петербург