Don't you see their bodies burning?
Desolate and full of yearning
Dying of anticipation
Choking from intoxication
I want you
To be
Left behind those empty walls
Taunt you
To see
From behind those empty walls
Немного после рассвета они принимаются за поиски следов, что опрометчиво могли оставить обитатели лаборатории — сломанные ветки, примятая трава, остаточные всполохи чужой чакры. В молчании они прочесывают лесную поляну шаг за шагом. Итачи уверен, что, если зацепки есть, то он обнаружит их первым, потому замирает в растерянности заслышав голос Торуне.
— Нашел.
След — поломанные ветки низкорослого кустарника — очевиден настолько, что заставляет усомниться.
— Выглядит очень нарочито, — замечает Итачи, и Фуу кивает.
— Еще раз проверим и возьмем этот след, если не найдем другого.
Несмотря на согласие, Итачи резко понимает, что, скорее всего, так оно и будет, тем не менее, следуя приказу, возвращается к поискам. Раз за разом он просматривает выделенный ему квадрат: то склоняется к траве, то раздвигает ветки кустов, то взбирается на деревья. Фуу и Торуне занимаются тем же и, судя по всему, также безуспешно.
Проходит не менее получаса, прежде чем они собираются у каменной кладки убежища.
— Если след оставлен специально, то, вероятно, нас может ждать засада. Итачи, пойдешь по низу — у тебя больше шансов что-то заметить. Мы прикроем тебя с деревьев.
— Понял.
Договорив, Фуу достает из-под плаща свиток призыва и, сдвинув маску, чтобы прокусить палец, активирует. Во вспыхнувшем над печатью облаке дыма, к удивлению, появляется не животное и даже не оружие, а тряпичная кукла с серпом и мотыгой в руках. Итачи хочет спросить, но решает, что любопытство будет излишним. Фуу подхватывает куклу, прежде, чем они с Торуне скрываются в густой листве.
Итачи отправляется вперед, сквозь сломанные кустарники, отметив, что, если бы не шаринган, он бы ни за что не заметил чужого присутствия. Время от времени, ему попадаются новые следы, иногда такие же грубые, иногда чуть заметные. В попытке объяснить происходящее, он предполагает, что беглецов было несколько и все они обладали разными навыками скрытности. Да и лабораторию вряд ли возможно обеспечивать в одиночку.
Очень скоро Итачи чувствует новый ориентир — запах, чуть уловимый, но легко узнаваемый — горелая плоть. Проследив направление ветра, он убеждается, что след ведет в том же направлении, откуда приходит запах, и ускоряет шаг. Еще через несколько минут можно заметить, как путаются в кронах деревьев клубы рассеянного дыма. С каждым метром он становится все более осязаемым, а вдалеке между кустами и деревьями мелькают всполохи пламени. Рядом с ними угадываются фигуры незнакомых шиноби в льняных рубахах, подвязанных сиреневыми поясами. Подтверждая худшие опасения, в костре догорают перемешанные с ветками и сухой листвой тела.
Итачи подбирается совсем близко к поляне, стараясь дышать через раз. Глаза слезятся то ли от дыма, то ли от длительного использования шарингана. Итачи не уверен, стоит ли атаковать первым, ждать сигнала капитана или оставаться в засаде. Он предпочел бы последнее, чтобы проследить, куда направятся вражеские шиноби, закончив с телами, но товарищи решают иначе.
Сигналом служит брошенный под ноги врагов кунай со взрывной печатью. Пользуясь секундным замешательством, Итачи делает бросок вперед. Одновременно с ним из крон деревьев появляется не Фуу или Торуне, а та самая тряпичная кукла. Уровнем боевой подготовки вражеские шиноби едва ли сильно превосходят генинов — не приходится использовать даже техники, хватает одного меча. Первому противнику достаточно одного удара, второй держится на два дольше. Боковым зрением Итачи подмечает, что кукла Фуу ловко управляется с серпом и мотыгой, лишь немного уступая в скорости ему самому. Только последний выживший, также вооруженный мечом, умудряется пригвоздить куклу лезвием к земле. Зачистивший свою часть Итачи, кидается на помощь, но дорогу ему перекрывает внезапно появившийся Торуне с бездыханным телом Фуу на плече.
— Стой, — командует он. Уже взявший разгон для броска Итачи резко тормозит так, что из-под ног разлетаются комья земли. — Это Фуу, — поясняет Торуне, кивнув через плечо на вражеского шиноби. А тот и верно не предпринимает попытки напасть, присаживается на корточки перед своей куклой, внимательно разглядывает, насколько меч повредил ткань.
Торуне, убедившись, что опасности нет, осторожно укладывает Фуу на траву.
— Оставим его как пленника, — говорит тот из чужого тела. — Я знаю местоположение нового убежища.
Фуу так и не возвращается в свое тело, доверив его и куклу Торуне. Он говорит, что чужая личина может быть полезна при проникновении на территорию врага. Исходя из этого они меняют строй — Фуу идет по низу, Итачи прикрывает его с деревьев, Торуне следует за ними с заметным отставанием.
Солнце уже в зените, потому Итачи приходится следить не только за движением, но и за тенью. Внимательно изучив местность на предмет чужого присутствия, он бросками перемещается с ветки на ветку и снова прислушивается. Долгое время ничего не происходит.
С расстояния около сотни шагов Итачи улавливает чужую чакру, но с удивлением не находит ее источника. На всякий случай он подает Фуу сигнал, качнув веткой два раза, и всматривается в густую листву. Чакра тянется нитями меж деревьев и уходит под землю. Раньше Итачи не встречал подобную структуру, хоть она и выглядит знакомой.
Фуу чуть замедляет шаг, осматривается.
Наконец, Итачи вспоминает.
Заслышав щелчок и свист, он срывается с ветки, но все равно не успевает. Тонкая игла пробивает шею Фуу, и остается надеяться, что он все же успел покинуть чужое тело, уже через секунду осевшее на землю.
Теперь, когда Итачи выдал свое присутствие, бой неизбежен. Нити чакры движутся, марионетки вырываются из-под земли, беря противника в кольцо. Все они имеют человеческие черты и одеты в одинаковые бордовые рясы. Этот образ тоже кажется знакомым, но времени на лишние мысли нет. Итачи не атакует первым, только защищается в попытке пробиться к точке схода всех нитей чакры.
Отразив удар когтистой руки и увернувшись от очереди игл, он подмечает влажный блеск на всех наконечниках. Яд — заключает Итачи и понимает, что права на ошибку в этой битве у него нет.
С удивительной ловкостью кукловод управляется одновременно с десятком марионеток. Итачи пробует огонь. Плащи и парики вспыхивают моментально, обнажая тела марионеток и истинную природу их конструкции: куклы сделаны не из дерева, а из фрагментов человеческих тел.
Итачи остается преодолеть всего одну поросль кустов, чтобы добраться до кукловода. Он перехватывает атакующую его марионетку за запястье, дергает, разворачивая тело. Сила инерции позволяет ему крутануть куклу вокруг себя, сбив с ног сужающих круг противников. Так Итачи выигрывает несколько секунд, чтобы, наконец, добраться до кукловода.
В прыжке он выхватывает меч, чтобы нанести смертоносный удар. Но видит только еще одну сгорбленную марионетку в бордовом плаще. Меч звенит о сталь — кукла блокирует удар взмахом пластичного хвоста с лезвием на конце.
Отскочив на шаг назад, спиной к вновь оживившимся марионеткам, Итачи переходит в глухую оборону. Он создает теневых клонов в надежде, что те выиграют ему время на разработку новой тактики.
Нужно уничтожить марионетку-кукловода. Чем бы она не являлась, именно к ней тянутся нити чакры.
Пробуя противника на прочность, Итачи нападает одним из клонов. Кукловод приподнимается на четырех ногах и с пластичностью насекомого уходит от атаки, ставит блоки и бьет хвостом, также смазанным ядом. А его марионетки, обгоревшие и изломанные, поднимаются и кидаются на клонов вновь и вновь. Сверкают лезвия, свистят иглы и только шаринган помогает уходить от перекрестных атак.
Тактика противника очевидна — измотать и добить. Клон пропускает удар хвоста и с хлопком растворяется в клубах дыма. Другие двое, прикрывая тылы, еще держатся.
Для следующей атаки Итачи предпочитает огню воду. Кукловод прижимается животом к земле, вцепляется руками в корни деревьев, не позволяя оттеснить себя мощным потоком.
Еще один клон растворяется. Итачи встает спиной к спине с оставшимся. Марионетки со своим кукловодом резко сужают круг, наступая одновременно. Очередной взмах хвоста и, не имея возможности увернуться, Итачи ставит блок мечом. Мышцы вспыхивают болью от напряжения, но выдерживают.
Теперь лучшей тактикой видится отступление, потому, оттолкнув от себя хвост, Итачи проводит технику замены. Клон держится недолго, но дарит ему заветные несколько секунд, чтобы перебраться на ближайшее дерево и кинуться в том направлении, откуда пришел. Если Торуне и Фуу не пришли за ним, то, вероятно, они тоже столкнулись с врагом. Итачи надеется, что успеет помочь и они начнут отход вместе.
А если сделает хуже и приведет за собой нового противника? — вдруг осознает он и резко меняет направление, уходя в сторону. Марионетки уже идут следом и этот поворот сокращает дистанцию. Итачи петляет между деревьев, уходя от ядовитых игл.
Над головой проплывает тень, вынуждая бегло бросить взгляд на небо, где плывет напитанная чакрой белая птица. Сразу после Итачи замечает несколько белесых, больше похожих на скульптуры, пауков на той ветке, что выбрал для следующего прыжка. И пусть он раньше не встречал подобных техник, Итачи кожей чувствует опасность и пытается снова изменить курс.
Чутье не подводит, но Итачи не успевает полностью уйти от атаки — пауки детонируют. Взрывная волна отбрасывает его к стволу ближайшего дерева, выбив воздух из легких. Именно в этот момент происходит непоправимое — бедро обжигает мимолетной болью. Итачи не смотрит, и так знает, что это игла.
Перемещаться по ветвям с ядом в крови небезопасно, потому он спрыгивает на землю и просто бежит. Над кронами деревьев все кружит птица, марионетки не отстают ни на шаг, а в траве и меж кустов то и дело мелькают белесые пауки, ящерицы и летучие мыши. Они имеют небольшой радиус поражения, но их поиск и необходимость уходить от взрывов требует дополнительных усилий.
От бедра по ноге во все стороны растекается онемение. Бежать и маневрировать становится сложнее. Лес плывет перед глазами, уши заполняет звон, а сердце непривычно заходится. Итачи падает, поднимается, снова бежит, спотыкается и пропускает притаившуюся в траве ящерицу. Боли почти нет, он, скорее, как факт, понимает, что проехался локтем по земле, что маска на его лице раскололась, что налетел спиной на ближайшее дерево. Тело не слушается, но Итачи, путаясь в собственных конечностях, пытается встать.
Сквозь пятна он видит, как нагнал его кукловод, видит, как приземляется в нескольких метрах от него птица и с нее на траву спрыгивает шиноби. Настоящий кукловод? Нет, вряд ли. Тогда Итачи заметил бы чакру.
— А он крепкий, ага, — замечает шиноби, подходя ближе.
— Успел меня достать, — рычит кукловод.
Итачи снова пытается встать, но удар ногой между лопаток окончательно припечатывает к земле. Прежде, чем сознание покидает его, Итачи успевает подумать о Торуне с надеждой, что хотя бы ему удалось уйти.
***
Тяжело втянув затхлый от чужого дыхания и паров алкоголя воздух, Итачи просыпается. Рывком, скинув с себя одеяло, в состоянии полной боевой готовности. Сердце заходится от адреналина. С десяток секунд он смотрит на стену перед собой.
Медленно сознание проясняется и не последнюю в этом роль играет всхрапнувший на соседней кровати Кисаме. Конечно же, он ведь собирался пить всю ночь. Оттого в комнате и стоит запах перегара, а Итачи так тошно просыпаться.
Потрогав бедро, ровно то место, куда во сне вошла игла, он закрывает глаза. Пытается проанализировать увиденное. В реальности ему никогда не приходилось полноценно противостоять Сасори и Дейдаре, даже биться с ними бок о бок, потому представления Итачи об их техниках весьма поверхностные. Но, даже несмотря на это, он больше для расслабления прикидывает, как стоило бы поступить, столкнись они на поле боя по разным его сторонам. Гендзюцу против Дейдары и тайдзюцу против Сасори. Наивно было полагать, что марионеткам можно противостоять с помощью меча и огня.
Второй он, тот, что существует во сне, глупый и наивный, вызывает у Итачи брезгливость. С болезненной радостью он думает о том, что тот, наконец, погиб, а, значит, призраки прошлого перестанут являться по ночам.
Мысленно закрыв эту тему, Итачи оборачивается на Кисаме и замечает неожиданную деталь. На тумбочке между кроватями друг на друге лежат две шляпы, почти идентичные форменным. Он берет одну из них в руки и осматривает.
Зажав в пальцах колокольчик, Итачи смотрит на Кисаме и больше не чувствует раздражения из-за крепкого запаха перегара. Напротив, он ловит себя на тех теплых, с непривычки щемящих, эмоциях, что никогда не позволил бы себе испытать к нему бодрствующему. Ведь, если подумать, Итачи редко говорит о своих желаниях и беспокойствах, что никак не мешает Кисаме понимать и удовлетворять их.
Он кладет шляпу на место и, убедившись, что межкомнатная дверь задвинута, встает с кровати, перебирается на соседнюю. Та тесновата, чтобы лечь рядом, особенно когда Кисаме развалился во всю ширину своих плеч. Так что Итачи просто садится, проводит ладонью по жестким волосам, по разукрашенной шрамами спине. Обычно это Кисаме трогает его, потому прикасаться к нему даже непривычно. Итачи пытается придумать уместные по его мнению слова благодарности, когда замечает ухмылку Кисаме поверх нарочитой сонливости.
— Вставай, — говорит Итачи, — нам нужно сдать номер.
— И вам доброе утро, — отвечает Кисаме, не открывая глаз.
Хидан обнаруживается на софе в гостиной, спящим в совершенно абсурдной позе. Его побудку Итачи, проходя мимо в сторону ванной, оставляет на совести Кисаме.
И верно, когда он полностью одетый и готовый отправиться в путь, возвращается в гостиную, что Хидан, что Кисаме уже бодрствуют и ни по кому из них не видно, сколько вчера было выпито.
Судя по всему, эти двое неплохо нашли общий язык — они болтают без умолку, пока сдают номер и покидают гостиницу. Итачи, надвинув шляпу на глаза и повыше подняв воротник, идет следом и без особого интереса размышляет о том, где люди берут столько слов и тем для разговора.
— А не позавтракать ли нам? — мечтательно сообщает Кисаме. Он обращается как будто бы ко всем, но смотрит на Итачи через плечо. Тот кивает, даже удивившись, сколько смелости придает ему шляпа.
— Да, надо пожрать, — подхватывает Хидан. — Вон какая-то рыгаловка. Сойдет.
Вопреки его описанию кафе оказывается довольно уютным и, что еще важнее, безлюдным. Они занимают столик в дальней части зала, откуда хорошо просматривается вход. Кисаме заказывает чай и данго, Хидан — целый перечень блюд от омлета до тайяки.
— Откуда вы вернулись? — спрашивает он с набитым ртом.
— Из Страны Снега, — Кисаме разливает чай и придвигает одну из чашек ближе к Итачи.
— Никогда там не был.
— И не рекомендую. Крайне недружелюбный климат.
— А он вообще никогда не говорит? — Хидан кивает на Итачи. Кисаме ухмыляется, зная, что отвечать придется ему.
— Он человек конкретики и избегает пустых разговоров.
— Зануда, короче. Я думал, мой старикан унылый, но это уже край. Так же в дороге от скуки помереть можно.
Обсуждение в третьем лице раздражает. Итачи хмурится, но не высказывает недовольство. Хидан — последний человек в мире, с которым он хотел бы вступать в перепалку, хотя бы потому что в этом не будет смысла.
— О, поверь, наши совместные странствия весьма увлекательны, — Кисаме удобнее устраивается на лавке и, невзначай задев Итачи коленом, оставляет ногу в таком положении. А тот отстраненно размышляет, действительно ли Кисаме настолько важна возможность делить постель. Даже если и так, Итачи все равно. По крайней мере, пока происходящее устраивает их обоих.
Хидан, пусть и выглядит сбитым с толку, но пояснить не просит. Только смотрит подозрительно, прежде чем отвести взгляд и заняться едой.
Осматриваясь, больше по привычке, чем потому что ждет угрозы, Итачи замирает. По ту сторону подобранной занавески у входа, он видит белые маски и серые жилеты. Рыжие волосы у одного и одежда полностью скрывающая тело у другого. Шаг с одной ноги и дыхание почти в унисон. Сомнений, кто скрывается под масками, не остается.
Итачи склоняет голову, в который раз оправляет воротник и надеется, что эти двое, вдруг задержавшиеся у дверей кафе, уйдут. Он не позволяет своему пульсу сбиться. Ничто не должно выдать его беспокойства. Если не заметят они, то могут среагировать Хидан или Кисаме, задать вопрос слишком громко, обратиться по имени…
АНБУ уходят. Итачи провожает их взглядом из-под полей шляпы. Выжидает недолго, прежде чем поставить перед фактом:
— Через пять минут уходим.
— Че? С хрена ли? Я не дожрал еще! — взвивается Хидан, но Кисаме безапелляционно гасит любое несогласие:
— При должном усердии пять минут — существенный срок, знаешь ли.
Он не спрашивает почему и уже за одно это, даже если Кисаме терпит Итачи только ради секса, о напарнике лучше мечтать нельзя.