День третий

Перед глазами мелькали пейзажи, проплывающие за окном поезда. Тополя, клены, осины, начали сменяться ёлками, но до города, куда девушки держали свой путь, было ещё далеко. И глядя вдаль, на предзакатное небо, окрасившееся в ало-сиреневые тона, и на золотистую листву деревьев, что одно за другим проносились мимо взора, Лена размышляла о последних событиях. Сколь безрассудным было это спонтанное решение сбежать! Никогда раньше девушка не делала подобного, предпочитая тщательно взвешивать все свои решения в страхе допустить ошибку. Но сейчас всё было иначе. И Темникова понятия не имела, к чему это в итоге приведёт.

Оля коснулась её руки, оторвав от мрачных мыслей.

— Что-то случилось? — обеспокоенно спросила она.

— Да вот думаю о том, насколько мы безумны, — усмехнулась Лена в ответ. — Слушай, ты серьёзно думаешь, что нам удастся сбежать? И что дальше? Тебя ведь тоже будут искать.

— Да, я знаю. — взгляд Оли помрачнел. — Но хоть раз я хочу сделать то, чего мне действительно хочется. И сейчас я хочу быть с тобой, — серьёзно сказала она. — Я поняла это ещё при нашей первой встрече — ты можешь понять меня. Ты единственная можешь понять меня. Поэтому…

— Не продолжай, — Лена притянула девушку к себе, коснувшись её губ лёгким поцелуем, и, отстранившись, мягко улыбнулась: — Я тоже хочу быть с тобой.

***

Вечерний город пестрел красками. Даже в позднее время жизнь в мегаполисе кипела, и отзвуки этой жизни были видны повсюду. Кто-то возвращался с работы, громко разговаривая по телефону, стараясь перекричать музыку, доносившуюся из соседнего дискового магазина, компания молодежи шла в клуб, чтобы там весело провести очередную беспечную ночь, а кто-то просто шатался по улице, чтобы убить время. Город наполнен людьми, и в этой толпе легко затеряться.

Смотря на Олю, что с радостной улыбкой ворковала с продавцом мороженого, с детской непосредственностью смеясь, Лена подумала, что, может, девушка всегда хотела убежать. От семьи, от проблем, от той жизни, что она вела до сих пор. И в этом они были похожи. Но сейчас перед ними открывалась дорога, полная неизвестности — и это пугало, вносило смуту во взволнованную душу. Лена знала — организация не оставит это так просто, и рано или поздно их отыщут. Рано или поздно придётся заплатить за свое желание вкусить свободы.

Серябкина подошла к брюнетке, протягивая той рожок с шоколадным мороженым, и озадаченно склонила голову к плечу, заметив угнетённое выражение лица подруги.

— Всё в порядке, — отмахнулась Лена, желая избежать расспросов, и взяла мороженное. — Не лучшее лакомство для конца осени, — заметила она, ухмыльнувшись.

Гуляя по городу, девушки долго разговаривали и просто наслаждались этими моментами покоя. Оля о многом хотела спросить: о прошлом Лены, о том, почему та решила стать киллером, и о том, почему так просто согласилась на побег? — но что-то подсказывало ей, что стоит затронуть эти темы, как очарование момента спокойствия сменится гнетущей тревогой и напряжением. Оля знала, что сейчас не лучший момент для серьёзных разговоров, но эти мысли не давали ей покоя.

Оказавшись в отеле, девушка устало опустилась на кровать. От долгой прогулки на каблуках ноги гудели, и Оля в очередной раз пожалела, что не обула кроссовки. Лена заказала легкий ужин на двоих и села рядом с Олей.

— Ты, наверное, о многом хочешь спросить? — заметила Темникова, словно бы угадав мысли подруги, и успокаивающе положила ладонь на её руку, чуть сжимая, давая понять, что готова ответить на её вопросы.

— Да. Но я не знаю как начать и что сказать… — Оля потупила взгляд.

— Говори как есть. Не нужно ходить вокруг да около.

— Тогда расскажи о себе. Почему ты стала убийцей? — прямо спросила Оля. — И… ты правда любишь меня? — добавила она чуть погодя.

— У меня не было особого выбора, — ответила Темникова, грустно улыбнувшись. — Мои родители умерли ещё когда я была ребёнком, а после я попала в приют. Там были не самые лучшие условия, и однажды я просто сбежала оттуда. Долгое время блуждала по улицам, воровала, а потом как-то меня нашёл человек из организации и взял к себе. Он дал мне крышу над головой и научил убивать. Можно сказать, он просто дал мне и временное жилье, и работу.

— Но почему ты согласилась на такое? — удивлённо спросила девушка. — Ведь убийство — это… как-то уж слишком. Нельзя убивать людей. Я бы ни за что не согласилась на подобное!

Лена рассмеялась.

— Тут ты ошибаешься. Поверь, окажешься на улице без документов и без гроша в кармане, так пойдёшь на что угодно, лишь бы выбраться из этой ямы, — ответила она. — Я убивала, чтобы жить. Только и всего.

— Каково это — убивать?.. — неуверенно спросила Оля, внимательно глядя на подругу. Она хотела понять её, но в то же время осознавала, что вряд ли сможет взглянуть на ситуацию глазами Лены. Их жизни в корне отличались, и Оля, хоть и узнала о прошлом Лены, но не могла понять в полной мере то, через что она прошла.

— Трудно сказать… — задумчиво ответила Лена, вертя в руках бокал вина. И сделав глоток, продолжила: — Сначала страшно, непривычно. А потом убийство становится такой же обыденностью, как, к примеру, завтрак. Самое странное здесь противоречие в том, что надо просто выполнять то, что требуется, выполнять свою работу и устранять всех, кого прикажут, не раздумывая, но в то же время важно знать и когда не стоит спускать курок. Важно думать, решать самостоятельно, чье убийство будет правильным, а чье нет. Но в то же время именно это и может помешать работе. Моей проблемой стало как раз то, что я научилась думать. Сначала я просто выполняла приказы, не смотря, кто моя жертва и почему мне приказали её убрать, и к чему это в итоге приведёт. Но спустя время я уже не могла так поступать.

— Тебе было жалко своих жертв?

— Кто знает, — Лена усмехнулась. — Что-то я сегодня совсем разоткровенничалась. Это так на меня не похоже.

Девушка мягко провела ладонью по спине Оли, сев ближе к ней.

— Кстати, я же так и не ответила на последний вопрос, — Лена хитро улыбнулась, покручивая пальцами пуговицу на блузке возлюбленной. — Ты спросила — люблю ли я тебя. Но, думаю, вместо лишних слов лучше доказать делом.

Оля вздрогнула, когда брюнетка, склонившись к ней, мягко коснулась губами её шеи, нежно целуя, проводя языком по коже, вызывая приятную щекотку. Лёгкие поцелуи неожиданно сменились ощутимым укусом, сорвав тихий стон с губ Серябкиной.

— Не бойся. Всё хорошо, — Лена крепко обняла девушку, опустившись на постель, и осторожно, словно боясь причинить боль неловким движением, начала освобождать её от одежды. Темникова не была девственницей, и в прошлом у неё было несколько любовников, а порой и ради работы ей приходилось проводить ночи с некоторыми мужчинами: и с богатыми заказчиками, кого после она удачно использовала, и с некоторыми жертвами, дабы втереться в доверие, и, подобно шиноби из стародавних времен феодальной Японии, спала с ними, а после убивала. Но она впервые была так близка с девушкой, и впервые страсть, что разжигалась с каждым поцелуем и прикосновением к разгорячённой коже, была рождена искренним влечением, а не действием алкоголя или банальной похотью. Но если бы Лена думала о том, почему вдруг почувствовала столь страстное желание к своей жертве, то не смогла бы ответить на этот вопрос. В этом не было логики. И не было смысла. Было лишь нелепое притяжение. И Лена следовала этому чувству, не задумываясь о последствиях.

Гладила тело шатенки, мягко касаясь плоского живота, что тяжело вздымался, и ласкала языком небольшие груди, слегка покусывая соски. Прерывистое дыхание Серябкиной и её тихие стоны, что та изо всех сил старалась сдержать, были усладой для ушей Лены, и в то же время знаком того, что она всё делает правильно. Знаком того, что впервые дарит удовольствие кому-то по собственному желанию, лишенному расчета.

Оля коротко вскрикнула, когда пальцы брюнетки настойчиво и резко проникли в неё. Двигаясь навстречу движениям Лены, Оля не чувствовала ничего, кроме удовольствия, что целиком поглощало её разум, освобождая от множества рамок и правил, навязанных кем-то, когда-то. Протянув дрожащую руку к лицу Лены, девушка коснулась её щеки, а после притянула возлюбленную ближе, со всей страстью впиваясь в её губы поцелуем, кусая до крови и сходя с ума от металлического привкуса во рту.

Безумие охватывало их, унося в водоворот стремительного, мучительного желания, унося прочь все мысли, что блуждали в закоулках сознания. С каждым движением пальцев, что столь умело и дерзко гладили внутри, то медленно и нежно, то яростно и быстро, в рваном темпе, — Оля чувствовала, что вот-вот это томительное щекочущее ощущение покинет её тело, обернувшись смесью агонии и эйфории. Она и сейчас была на грани. Но что-то внутри давало понять, что место, куда она выйдет, зайдя за черту, вовсе не будет желанным раем.

«Это ли то, что ты зовёшь любовью?» — мимолётно пронеслась мысль в затуманенном рассудке.

Девушка судорожно сжала пальцами простынь, когда наслаждение волной пронеслось по её телу, и протяжно застонала, сильнее раздвинув дрожащие ноги. Что-то словно бы взорвалось в ней, подарив сладостное удовольствие, медленно разливающееся теплом по телу.

Всё ещё подрагивая и тяжело дыша, девушка обратила взгляд к Лене, что также тяжело дышала, склонившись над ней.

— Это ведь не любовь, — чуть охрипшим голосом произнесла шатенка.

— Это лишь её часть, хоть и не обязательная, — ответила Лена, наклонившись к возлюбленной и коснувшись коротким поцелуем её губ. — Однажды я смогу по-настоящему доказать тебе свою любовь, — уверенно сказала она.

— Не нужно ничего доказывать, — Оля покачала головой. — Я верю тебе.

Лена хотела улыбнуться, но что-то в груди болезненно сжалось от этих слов.

Любовь строится прежде всего на доверии. Но Лена не хотела, чтобы ей верили. Вера накладывает огромную ответственность на плечи того, кому доверились. Лена не знала, готова ли она нести груз этой ответственности. И это было столь жестоко и легкомысленно с её стороны, что на миг девушка почувствовала отвращение к себе самой.

— Я схожу в душ и будем спать, — улыбнулась она, нежно касаясь щеки возлюбленной, стараясь не показать Оле своей подавленности.

Она не хотела, чтобы Оля верила ей. Но в то же время хотела подарить ей счастье. Противоречия в который раз играли с ней злую шутку.

— Хорошо, я подожду тебя, — улыбнулась шатенка в ответ.

— Может, пойдём вместе? — игриво предложила Лена, изгибая губы в привычной лисьей ухмылке, на что Оля наигранно нахмурилась, словно и правда осуждала.

— Извращенка! — хоть девушка и старалась показать осуждение, но и её губы расплывались в пошловатой улыбке. А когда Темникова с тихим смехом покинула комнату, Оля сладко потянулась на кровати и, устроившись поудобнее, прикрыла глаза, ожидая Лену, желая уснуть рядом с ней, крепко обняв её и чувствуя тепло её тела. Впервые за двадцать пять лет своей жизни Оля чувствовала себя по-настоящему счастливой.

***

Верное ли решение она приняла? Идти на такой риск ради любви — не слишком ли безрассудно? Маловероятно, что побег — ключ к их счастью. Они не будут спокойно жить вместе. Точнее, им не позволят. Темникова не могла с уверенностью сказать, готова ли она всю жизнь скрываться, боясь за себя и возлюбленную. Это только в фильмах подобные приключения завершаются хеппи-эндом, а в реальности…

Мобильник, оставленный на полке рядом с шампунями, завибрировал, и Лена поспешила включить воду, дабы не привлечь внимания Оли, которая наверняка ещё не спит.

— Долго же ты соображала, — съязвила Марина, дождавшись холодного «алло», — Лена, три дня практически истекли. Пора действовать.

Темникова стиснула зубы, вспомнив обещание Лизоркиной. Марина находится где-то поблизости, и это плохой знак.

— Почему ты молчишь? — голос Марины приобрёл обеспокоенный оттенок. Уверенность в том, что Лена не ослушается приказа, начала таять, оставляя после себя тяжёлое ощущение разочарования. Нет, Темникова ведь не сентиментальная идиотка и никогда не сдохнет из-за глупой влюблённости. Она долго была примером для Лизоркиной, а теперь… — Вне зависимости от твоего решения, я встречу тебя около отеля…

— …как друга либо пулей в висок, — иронично пробормотала Лена, завершив фразу, хотя Марина не услышала этого, резко прервав связь.

Выбор — пожалуй, одна из самых сложных вещей на свете. Секунда, которая способна кардинально изменить привычное течение жизни. Борьба сердца и разума, чувств и рациональности, комфорта и перемен. Лена приложила руку к груди, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Похоже, свой выбор она уже сделала.

***

Услышав, как раскрылась дверь ванной, Оля повернулась на бок и потёрла заспанные глаза. Усталость, накопившаяся за день, дала о себе знать, и пока Лена ходила в душ, девушка успела немного подремать.

— Лен… ты уже?.. — девушка зевнула. — Мне наверное тоже надо перед сном сходить в душ, — сонно пробормотала она.

Лена стояла возле двери ванной и выглядела очень напряжённой. Опустив голову, она смотрела в пол и сосредоточенно думала о чём-то, словно бы решала в уме трудную задачу, не в силах найти ответ на неё. И видя её такой, Оля почувствовала неладное.

— Что случилось? — встревоженно спросила она.

Темникова судорожно сжала руку в кулак, до боли впиваясь ногтями в ладони. Она не могла поднять взгляд на Олю, не могла посмотреть ей в глаза.

«Не нужно ничего доказывать. Я верю тебе»

Брюнетка усмехнулась про себя и глубоко вздохнула, стараясь набрать в лёгкие побольше воздуха. И почему в комнате стало так душно? Почему дышать стало труднее? За мутной пеленой слёз очертания комнаты и лица Ольги потеряли свою ясность, а боль в груди казалась невыносимой. Впервые Лена чувствовала подобное. Впервые чувствовала себя предательницей.

Оля широко распахнула глаза, когда Темникова направила на неё пистолет.

Непонимание и страх в её глазах, — второй раз Лена видела этот взгляд, что подобно раскалённому железному пруту, разрывал душу, терзая изнутри.

— Почему? — голос Оли дрогнул.

— Прости.

— Зачем ты это делаешь? — спросила шатенка. Слёзы текли по побледневшим щекам, смешавшись с потекшей тушью. — Ведь ты же обещала… что мы будем вместе, что всё будет хорошо… — бормотала она, надеясь, что происходящее сейчас окажется лишь дурным сном и, проснувшись, она увидит мягкую улыбку Лены и её теплый взгляд. — Я же люблю тебя! — воскликнула девушка в отчаянии.

— Я тоже тебя люблю. — Лена спустила курок.

Выстрел прогремел в ушах, и Оля бездыханной упала на подушки. Кровь медленно окрашивала постель алыми разводами, впитываясь в простынь, подобно печати. И вместе с тем и на сердце Лены осталось клеймо. Клеймо предателя.

В широко распахнутых остекленевших глазах Ольги застыли слёзы, и хоть взгляд её больше ничего не выражал, Лену не покидало ощущение, что даже сейчас девушка смотрит на неё. С любовью и слепой верой, с отчаянием и нелепой надеждой.

Пистолет выпал из дрожащих рук девушки. Прислонившись к стене, Лена медленно сползла по ней, продолжая смотреть в лицо Ольги, не в силах отвести от неё взгляда. Крупная дрожь пробрала тело убийцы, а слёзы продолжали катиться по щекам.

Отдышавшись, девушка облокотилась рукой о стену и тяжело поднялась, чувствуя дрожь в ногах.

Нужно уходить. Нельзя оставаться на месте преступления.

Уйти. Как можно скорее.

Быстро одевшись и убрав следы своего присутствия, она бросила последний взгляд в сторону Ольги, лежащей в окровавленной постели, подобно сломанной кукле с оборванными нитями. Но глядя на неё, Лена ничего не чувствовала: ни боли, ни раскаяния. Лишь пугающая пустота осталась в сердце. Лена открыла дверь. Она не хотела больше ни минуты оставаться в этом месте, пропитанном страстью и агонией.

Закрыв дверь номера на ключ, Темникова осмотрелась вокруг, и не приметив никого из людей, что могли бы стать ненужными свидетелями или просто помехой, отправилась к чёрному входу.

Свежий воздух, коснувшийся лица, быстро прогнал туман из сознания, и только сейчас девушка в полной мере поняла, что она сделала. Плакать не было сил, и хоть из горла рвался судорожный, отчаянный крик, она сумела сдержать его, до крови прикусив губу.

— Вижу, дело сделано? — донёсся до её ушей голос Марины. И подняв взгляд, Лена увидела её сидящей в машине.

Впервые Лене так сильно хотелось просто выцарапать ей глаза. Как месть за этот сарказм в её голосе.

Просто хотелось сорваться хоть на ком-то. Просто хотелось умереть.

— Да, сделано, — глухо ответила Лена, со злостью глядя в лицо Марины.

Девушка усмехнулась и распахнула дверь своей машины.

— Садись. Здесь нам больше нечего делать.