В питерской коммуналке потолки высокие, а из окон с каждым годом дуло сильнее. Альбедо жил там лет шесть, может, семь. Кэйя и Тома съехали, вместо них подселили девчонку с кошкой и работягу с завода. До кафедры было минут десять на троллейбусе, но парень так и не закончил университет.

Тучная женщина за прилавком круглосутки была всё так же улыбчива и мила, всегда оставляла нужные сигареты, только смотрела сейчас как-то сочувственно и тревожно. Альбедо заметил, что и золотых зубов стало побольше – и ей это почему-то по-своему шло.

Время-проказник, но сейчас казалось, что оно рвотой ушло сквозь пальцы на пол старой квартиры в тот злополучный день – и больше не осталось ничего. Совсем. Ни-че-го-шень-ки не осталось. Ни черта. Не осталось ни университета, ни друзей, ни рисования… не осталось и Сяо.

Работа в типографии на печати дурацких изображений и глупых футболок, потрепанный жизнью и постоянным лежанием ковер да лепнина на стенах – вот, что осталось. Раз-два – и обчелся. И так на самом деле казалось лучше, проще и просто по-человечески легче, чем в то время, когда все пытались вытащить из этого состояния, таскали по психологам, каким-то мероприятиям, давили разговорами и просто говорили это клейкое «я рядом если что».

Альбедо тоже был рядом. Готов был и выслушать, и позвать куда-то, и сам прийти, просто побыть рядом – толку от этого было ноль. Абсолютно. Смысла не было ни в чем с самого начала. Сколько ни наполняй дуршлаг, воды в него не наберёшь, а других насмешишь. Поначалу казалось, что и Сяо он этим смешил, но вряд ли бы он тогда был рядом столько времени – и это всё, что он знал наверняка.

В питерской коммуналке Альбедо даже не ругался с соседями больше – их он просто избегал. Избегал шумных мест, лишних разговоров, людных магазинов и длинных очередей. Избегал всех попыток вернуть общение даже с самыми старыми друзьями, новых возможностей и выходных, когда все соседи были дома целый день. А ещё избегал на всех прикассовых зонах те самые конфеты с ирисом – от меллера и правда сводило зубы.