Коротко вздохнув, Женя упёрся руками в асфальт, немного подсобрал уставшее тело и переместился на бордюр, скучающе подпирая голову руками. Порой у него и правда наступали какие-то полосы невезения, когда даже ходить было опасно, потому что каждый шаг был чреват сломанной ногой минимум. Он не знал с чего это, как оно взялось, почему так было, но из-за этих полос он периодически задалбывал всех, особенно в общаге, потому что мог за десять минут наебнуться с кровати, удариться лицом о дверной косяк, ошпариться кипятком при приготовлении кофе, подавиться зубной пастой и удавиться майкой. А в одном дне, между прочим, сто сорок четыре раза по десять минут. Это очень много.
-Ничего не доломал?
-Просто сидел, дышал и моргал, как ты и просил. Не двигался. Теперь, когда ты пришёл, я могу волосы завязать?
-Так уж и быть.
Вытянув ноги, Женя собрал все дреды и связал резинкой, чтобы не мешались. Гриша нависал над ним огромной скалой, давя на совесть своей нервозностью.
-Да выдыхай ты, блин, я же как-то до девятнадцати лет дожил с такой потрясающей ловкостью.
-Верю, но на быстрый набор скорую всё же поставлю.
-Камон, это обычно всего недельку длится. Или два дня. От двух дней до недели. Короче, нормально всё будет, не ссы.
-Да куда уж мне. Пошли, вон деревья.
Вслед за Гришей Женя доковылял по траве и нескольким опавшим листьям до дерева и уселся на землю, прислоняясь спиной к стволу. Гриша уселся рядом плечом к плечу, сняв свой рюкзак. В очередной раз в голову пришла мысль о том, что Женя виноват во всём, просто во всём в мире.
-Прости меня, пожалуйста.
-За что?
Женя дёрнул плечами, не отрывая взгляда от земли.
-Я не знаю. Можешь просто сказать, что прощаешь?
-Хорошо, я тебя прощаю.
Поблагодарил Женя уже шёпотом, слыша в ответ тихий вздох. Ну, а что поделать, если ему всегда требовалось такое прощение того, не знаю чего? Чувство вины ему было с детства как-то вшито в мозг, поэтому иногда он ни с чего мог попросить человека рядом с ним его простить. А Гриша ещё и слишком адекватный и милый, он будто совсем в другом мире существовал, в котором нет психологических травм. Странное, наверное, зрелище — расслабленный и тёплый Гриша и являющий собой матерящийся комок агрессии и фиолетового Женя.
-У тебя часто такое, да? Ты сказал, что дожил до девятнадцати.
-Угу, бывает. Просто ни с чего в какой-то момент начинаю собирать все возможные травмы, которые можно нанести моим окружением. Падаю, врезаюсь, обжигаюсь, обмораживаюсь, режусь, бьюсь, ну, ты понял, это порча какая-то, клянусь. По крайней мере мне легче думать, что на меня нашептала цыганка, чем признать, что я просто неудачник.
Придя в движение, Гриша уселся лицом к Жене, складывая длинные ноги по-турецки. Несколько бесконечно долгих секунд он его просто рассматривал, медленно водя зелёными глазами снизу вверх и обратно. Женя честно держался, но в итоге всё равно смутился, принимаясь рассматривать свой облупленный лак на ногтях.
-Уши покраснели, — констатировал Гриша, и Женя тут же закрыл уши дредами.
-Мои уши, что хотят, то и делают. Чего высмотреть-то пытаешься?
-Ничего. Просто смотрю на тебя.
Гриша отбитый, понятно.
-Зачем?
-Ты красивый. А ещё мне нужно иметь полный образ человека в голове, знать цвет его глаз, его тип одежды и остальную херню. Так меньше блоков в общении.
-Я красивый? Ну приехали, конечная.
-Ага, но нестандартно. Это, по моему скромному и субъективному, гораздо лучше, чем просто банальная шаблонная красота.
Женя скептично вздёрнул брови.
-Пиздец. Насмотрелся, нет?
-А надо? Не хочу насматриваться.
Да что ж с ним не так? Женя принялся уже отковыривать лак с ногтей, всё ещё не поднимая глаз.
-Когда пойдём котёнка гладить, конфетки есть и помогать пакеты из машины нести?
-Скоро-скоро, — Гриша засмеялся. — Ты слишком большой мальчик уже для того, чтобы я тебя такими вещами соблазнял.
-Тогда, пожалуйста, электронки, флэт уайт и рэд булл по акции. Если будешь за меня черчение делать, то вообще все твои прихоти добровольно выполнять буду.
Подтащив свой рюкзак, Гриша порылся там и вытащил на свет из кармана белую и довольно массивную электронку, протягивая её Жене.
-Гик Бар, мята, будешь? Сегодня только купил.
-Буду! Буду-буду-буду-буду.
Женя получил в распоряжение электронку и, довольный, затянулся, радуясь горячему вкусненькому дыму, попадающему в организм.
-Всё, под кого ложиться?
-Пока обойдусь, — Гриша усмехнулся, принял электронку обратно, затягиваясь два раза, и отдал снова. — Расскажи о себе что-нибудь, раз уж я тебя обеспечил.
Тут Женя напрягся. Думать долго было нельзя, это подозрительно, он немного выбил себе время, когда занял рот электронкой, а дальше пришлось импровизировать.
-Ну, я жил в Архангельске пятнадцать лет, девять классов учился с одними и теми же людьми в, получается, двух разных школах. Мама у меня препод в университете, отец работает на заводе. В пятнадцать лет меня после ОГЭ отправили в Москву, старшие классы я ходил уже в другую школу, а ещё ходил на художественные курсы. Жил у маминой подруги, у неё пустая комната была в квартире, потому что дочь уже взрослая, съехала. Сдал ЕГЭ, пошёл в МПГУ и съехал от маминой подруги в общагу, где сейчас и обитаю, тут, на ВДНХ.
-В девятом или в тринадцатом?
-В девятом.
-О, там мои живут! А как ты там оказался, оно ведь не для художников?
-Даже не спрашивай.
-А кто у тебя сосед?
-Филатов Егор. Не запоминал с какого он факультета, но что технарь — помню.
-Такой, с торчащими волосами, который выглядит немножко как тумбочка и раньше говорил постоянно «ля кринге»?
-Угу.
-Какая прелесть, он из моей группы. Так мы знакомы были год через два рукопожатия, точно судьба, Евгений.
-Мой ты нежный, любой факт сводится к тому, что наша встреча — судьба всех судеб, да?
Гриша ему подмигнул так, что Женя искренне порадовался тому, что закрыл уши немного ранее.
-Пока всё к этому и приводит, у меня даже оказалась электронка, а ведь утром я был очень не уверен в том, что мне надо её покупать.
-Ой всё, заканчивай.
-Странно, что мы за этот год не пересекалась ни разу, хотя я в вашем корпусе каждую неделю бываю, если не чаще. Тебя бы я точно запомнил. Егор, кстати, рассказывал, о своём соседе, теперь срослась картинка.
-Чё говорил?
-М-м-м, — Гриша начал вспоминать. — Что он странноватый, необщительный и постоянно в наушниках. Это самые упоминаемые признаки. Ещё он тебя Маугли называет иногда, ты знаешь?
-Да-да, это он и ко мне лично так обращается.
-Ещё, что ты материшься, когда рисуешь, а иногда психуешь с этим рисованием так, что ему приходится из комнаты сваливать. Ещё, что, прости, что ты среди нашей группы технарей смотришься, как тот мем с пятью неграми и белой девочкой, потому что ты единственный такой цветной и не математик.
Подавившись дымом чуть ли не до слёз, Женя засмеялся, впихивая Грише электронку в руки. Егор не соврал, он и правда вёл себя так, и матерился, и психовал, и необщительный, но вот такое сравнение — это просто пушка.
-Господи, как меня только не называли и с чем не сравнивали, но это бесспорное первое место, Оскар, Грэмми, Золотой граммофон и тарелка Муз ТВ.
-Тебе не обидно, надеюсь?
-Нет-нет, правда, это потрясно. Здорово, что твоя группа меня знает и внимание обращает, знаешь ли, никогда не был популярным, это мило.
-Ну «соседа Егорки» у нас точно вся группа знает, даже те, кто в общаге не живёт, потому что Егорка разговорчивое создание. И те, кто тебя видел, тоже под впечатлением. Ты редко выходишь из комнаты, да?
-Не редко, а скорее только по делу. На кухню, когда хочу есть, в душевую утром и вечером и на улицу. А так, чтобы прям тусить в общаге вне комнаты, — это да, нет. Так там общага — кошмар любого не маньяка, я конечно понимаю, дух дружбы, вся хрень, но смотреть на этот антураж психбольницы ради общения я не совсем готов.
-Да ладно, был я в вашей общаге, не так всё плохо.
-Когда я в ней «был», Гриш, всё тоже не так плохо было.
-Какой ты зажравшийся-то.
-Конечно, я ж в Архангельске-то в особняке жил, а не в квартире, где два человека плечами не разойдутся. А ещё я сын Путина и Милонова, блять.
-Ой, всё, не начинай буянить, аристократия. Твою-то, я и в общаге вашей часто бываю, а всё равно тебя не видел, ты точно на данный момент не моя горячка?
-Если бы, — Женя фыркнул. — В твоей горячке есть черчение?
-Нет.
-Тогда я точно не в твоей горячке.
-Чего тебе это черчение так въебалось-то?
-Да ненавижу я его! У меня даже руки слишком трясутся для черчения, у меня уже нет входных данных для него, нахуй мне оно, ну нахуй?! Я клянусь, если я выйду из комнаты во время выполнения задания по черчению и кто-то, вот хоть кто-то, в мою сторону пискнет — я его деревянной ложкой с хохломой распотрошу. Математики эти твои меня не выдерживают, а эти ваши циферки я в рот ебал.
-Да что ты говоришь?
-Да!
Женя уже завёлся, но заметил, что Гриша стал выглядеть, как воспитатель, наблюдающий за разбушевавшимся ребёнком, чтобы тот в запале себя не покалечил. Самостоятельно и молча сделав выводы, Женя фыркнул и отвернулся, складывая руки на груди.
-Обиделся?
-Отстань.
-Уй ты Господи, Жень.
Собрав несколько опавших листов, Женя швырнул их в Гришу. Именно как метательный предмет листья были, конечно, ни о чём, зато акт протеста был засчитан.
-Принято. У тебя из кармана выпало.
Гриша залез пальцами в траву и что-то протянул Жене на ладони. Когда Женя счёл нужным повернуться, он увидел тёмное кольцо из бисера, о котором уже трижды забыть успел с тех пор, как сунул утром его в карман штанов.
-А. Выкинуть надо.
-Почему?
-Я размеры херово рассчитал, когда его делал, оно велико для меня, так что я расстроился, и надо его выкинуть, лично мне оно не нужно.
-Тогда мне нужно, — Гриша оперативно надел кольцо на средний палец правой руки. — Всё.
-На кой чёрт?
-Мне оно по размеру, раз уж это твой критерий. Смотри, идеально сидит.
-Очередная судьба, Гриш?
-Да! Моё кольцо теперь.
Женя дёрнул бровями и выдохнул.
-Как хочешь. Дарю.
Всё равно он его снимет перед душем и забудет навсегда, а Женя так и так выкинуть эту «поделку» хотел. Без разницы, выкинет он или Гриша. Но, кстати говоря, кольцо Грише и правда подходило, даже слишком. Состояло оно из трёх полос, две чёрные и средняя тёмно-зелёная. Глаза у Гриши, конечно, были поярче, чем конкретно этот зелёный бисер, но сам факт цветового сходства даже Женю стреманул немного.
-Оно красивое, долго этим занимаешься?
-Первый раз.
-Нихуя себе, я извиняюсь.
-Так поэтому оно и перекосоёблено, и мне не нравится. Попытка была не пытка.
-Если это перекосоёблено, то я прям даже не знаю.
-Не идеально, значит, плохо. Да забей, ты либо забираешь кольцо, либо докапываешься.
Гриша тут же накрыл правую руку левой, а потом, на всякий случай, ещё и убрал её подальше от Жени.
-Я не отдам.
-Да я не претендую, забирай, нахер оно мне, если я его хотел выкинуть?
-Я не знаю, ты нестабильный, Шевченко.
В очередной раз за сегодня Женя вздохнул и, устав сидеть, завалился на землю, переворачиваясь на спину. Теперь Гриша опять выглядел нависающей скалой из-за больших плечей, и не то, чтобы у Жени был какой-то типаж на парней, коим в условиях России вообще не имеет смысла обладать, но Гриша ему прям нравился. Он был, как он сам сказал, шаблонно красив: высокий, с прям очень чёрными густыми волосами, яркими зелёными глазами, длинными пальцами и всякой остальной шнягой, свойственной похожему типажу. Наверное, популярен у себя там в математике.
-Теперь ты меня рассматриваешь, а сам только что возникал.
-Хм, — Женя, как смог, пожал плечами и закрыл глаза. — Ты просто типажный, как главная любовь персонажки гетной манги. Внешне. Не в обиду, если что.
-Вряд ли ты мне расскажешь что-то, что я ещё не знаю. Поверь мне, я про свою внешность даже чаще тебя слышу.
Гриша прозвучал как-то слишком грустно. Открыв один глаз, Женя глянул на его горбившуюся фигуру и немного подумал, расставляя приоритеты и личные границы.
-Закат начинается, если не стрёмно, хочешь со мной просто посмотреть на небо и молча послушать музыку?
-Хочу, — едва ли не быстрее, чем Женя вопрос договорил.
-Не против моей музыки?
-Нет.
Достав из кармана телефон и проводные наушники, Женя отдал один наушник Грише, которому из-за длины провода пришлось лечь на землю рядом, включил шаффл и положил телефон себе на грудь, упираясь взглядом в краснеющее небо.