Оставив других путников далеко позади, Сет немного успокоился и ослабил поводья. Велех зашагал степеннее, и юноша потянулся за спину, к своему мешку с пожитками, нащупал его и дернул на себя, перебросив через борт телеги. Внутри помимо сменной одежды, не менее затасканной чем та, что была на нём сейчас, изрядно похудевшего монетного кисета и запасного бурдюка с водой сбоку лежал сложенный в шесть раз лист потрепанного пергамента. Сет кое-как развернул то, что оказалось картой, одной рукой и, сверившись с ней, съехал с горной дороги на старую торговую тропу, ведущую в Кехам. Этот путь — единственный способ добраться до деревни ремесленников, ошибиться было бы сложно. В повозке царила тишина: старик ещё спал.
Сет невольно позавидовал. Торговец мирно отдыхал, его ничто не беспокоило — ни дурной сон, ни тревожные думы, спрятанные глубоко внутри… В его голове, наверное, даже мысли не промелькнуло о том, что Сет мог бы ограбить и лишить его жизни, пока старик ещё спит, да сбежать. Спрятать улики в глубине песчаных морей, где никто и никогда бы не нашел их, и отправиться дальше с чужим товаром и велехом... Мужчина доверял Сету. Неизвестно почему, но доверял.
Сет задумался. Изменилось бы отношение торговца, узнай он, чем сын пустыни зарабатывает себе на жизнь? Скорее всего, да, и очень сильно…
Сет взглянул на почти незаметный шрам на левом предплечье и вспомнил, как получил его. Да уж, такие истории сложно забываются… В первый месяц работы наемником мальчишка принял заказ на какое-то чудовище, ещё сам не зная, с чем имеет дело, и бросился искать — не потрудившись даже собрать информацию. Кушать хотелось больше, чем тратить время.
Два дня и две ночи Сет пытался взять след, и наконец сумел.
Перед глазами снова та же картина: почва стала уползать из-под ног, словно в ней образовался омут. Всё быстрее начинало затягивать в воронку, она стремительно расширялась. Сет будто наяву вновь увидел длинное гибкое тело, вращающее песок словно размешивая мёд в отваре, подвижные педипальпы и мощные хелицеры, за которыми щелкал клюв.
Его целью оказался малый песчаный ко́ргот, или золотой вертун — личинка чудовища, хотя и довольно взрослая — и ему крупно повезло. Будь коргот постарше, он бы уже мог вполне резво нырять в песке и прогрызать туннели в горной породе, и в этом случае его было бы практически не достать… Но хуже было другое: чем коргот старше, тем крепче его панцирь.
О, как Сет тогда похолодел… Малый коргот, в длине превосходивший ещё юного мальчишку в три раза, за малым не выпрыгивал из песчаной воронки в попытках достать до своей жертвы. Песок засыпал глаза, забивался в нос и рот, и все глубже мальчишку тянуло вниз, все ближе к губительной пасти чудовища. Все ощутимее чувствовалась вонь гнилой мертвечины и неизвестно каких ещё нечистот…
Сет сжал вожжи в кулаках. Тогда ему пришлось очень постараться, чтобы одолеть это чудовище. Всего лишь шрам от когтей на кончике педипальпы — не так уж и много.
Он помнил, как впервые использовал свой дар чтобы навредить кому-то. Как пески замерли, твердея, как вытянулись в три гибких широких лезвия, отсекли корготу голову и сомкнулись над тушей монстра. Чуть замешкаться или не суметь вынырнуть из песка — и раздавило бы не только чудовище...
Сет хмыкнул. Какое счастье, что сейчас он пользуется даром гораздо более умело.
После стольких лет скитаний Сет искал место, где сможет хоть недолго предаться спокойной жизни, но нигде не мог остановиться надолго. Даже если он начинал учиться земледелию или какому-то ремеслу, добившись расположения местных мастеров, его вскоре настигала неустранимая тревога. Порой она была обоснована: в городе появлялись вести о том, что ищут смуглого рыжего человека в белом — тотчас Сет хватал свои скромные пожитки и уносил ноги как можно скорее — порой мысли опережали слухи. Иногда же тем, что направляло его стопы по новой дороге, становились смутные воспоминания, поднимающиеся из глубины памяти.
«Беги, Сет!»
Он упорно пытался вспомнить, чей же крик так впечатался в его память. Это женщина, без всяких сомнений, женщина! Но откуда она знала его? Отчего кричала так отчаянно?..
Он рос послушным, домашним ребенком и с неизвестными людьми без надобности не общался, значит, она должна быть ему близка, или хотя бы знакома… Каждый раз, когда Сет пытался вспомнить ее лицо или думал о её голосе слишком долго, боль стремительно прошивала виски, а на темени появлялась невыносимая давящая тяжесть.
Воспоминания… Почему-то некоторые из них настолько болезненны, что хотелось бы избавиться от них — другие же прекрасны, и в таких начинаешь желать остаться навечно; бывают и те, которые никак не хотят отвязаться, как сильно ни гони от себя прочь... Сету вдруг стало любопытно, если правда вскроется, каким воспоминанием станет он для этого добродушного старика? Возможно, узнай хоть немного о прошлом своего попутчика, торговец бы просил его уйти и никогда не вспоминать о добром старике, доверчиво помогающем без разбора всяким оборванцам…
Не вспоминать… Не вспоминать… кого? Кажется, он даже представлялся, но Сет не запомнил имени. Как же его…
Как его зовут?
Старик зашевелился только когда нехитрая процессия покинула обходную дорогу и минула песчаниковые горы, а велех потихоньку начинал путаться в своих же лапах. Сет уловил шорохи за спиной и невольно бросил взгляд назад. Самое время. Скоро начнет темнеть.
— Славно я вздремнул… — похвастался торговец, разминая жилистые плечи. Заметив постепенно чернеющее небо, он охнул:
— Это сколько же я спал? Весь день?
— Нет, уважаемый, не весь, — Сет направил велеха к столбу из глыбы старого песчаника. Очевидно служит он местом привязи животных и стоит на этом посту уже много десятилетий. — Вас после полудня сморило.
Сет спешился, отцепил повозку и завязал поводья вокруг исполинского прикола, задержавшись взглядом на рельефе. Даже здесь умельцы выбили маленькие фигурки странников — а, может статься, и бедуинов. Бредущие каждый по своей дороге, все они держали путь под луной и солнцем — символами двух верховных богов.
Откуда-то из щелей выскочили две довольно крупные ящерицы и ринулись бежать кто куда. Раз, два! — длинный сине-оранжевый язык велеха утащил в рот обоих, и животное довольно, лениво зачавкало. Сету потребовалось моргнуть, чтобы перестать таращиться на животное. Он раньше не видел, чтобы велехи — которые сами являлись по сути своей ящерами — ели себе подобных.
Видимо, на севере Аривии свои законы.
Сет осмотрел место, в котором они оказались. Позади горы из песчаника, здесь что-то вроде старого пристанища для караванов: кострище в центре, пустая кадка — для воды, наверное — да старое уже дерево, когда-то давно прятавшее путников в тени густых ветвей. Верблюжья колючка, простоявшая здесь не одно и не два десятилетия, забытое пристанище, россыпь блеска в небе и кругом пустынная равнина, на которой начинают появляться низкорослые редкие кустарники. Почва здесь уже гораздо тверже, чем в других регионах, а где-то остались обломки древних скал, стертых временем в песок. Сет слышал, что, чем ближе к Бездне Де́рлеха, тем больше меняется и твердеет почва.
Аривийцы верили, что легендарное чудовище, исполинский морской змей Дерлех, способный проглотить корабль целиком, обитал когда-то в глубине прибрежных вод. По сказаниям, что уже много раз переврали, он пал в битве и перед самой гибелью ударил по дну с великой силой, приподнявшей берег нынешней Аривии. Старцы говорили, от этого в некоторых местах дно резко уходило вниз, а эти трещины и котлованы — символ силы морского царя. Сет невольно сжал зубы так, что на скулах заходили желваки. На каменистых пляжах северной части Аривии было действительно небезопасно, но его путь пролегал как раз по тем местам.
— Сет, вы голодны?
Торговец достал плетеную корзину из повозки, в которой хранил дорожную еду, и уже принялся разворачивать остатки вяленого мяса. Попутчик стоял недвижим уже долгое время, не реагируя ни на что, и мысль потревожить его думы показалась не такой уж плохой. Сет, очнувшись, наконец отпустил прикол, за который до сих пор неосознанно держался рукой, и предпочел развести костер да помочь подготовить скромный ужин, чем бессмысленно глядеть вдаль, пропадая в неспокойных раздумьях.
Доверился ли он старику? Не выходило. Сет старательно делал вид, что он самый обычный человек, но все его тело напрягалось, стоило только протянуть к нему руку или лишний раз случайно задеть его. Он хотел бы перестать следить за чужими движениями, но не выходило — ожидать отовсюду опасность уже стало чем-то настолько же обыденным, как отдергивать ладонь от костра. В нём боролись напряжение и беспокойство, когда хоть кто-то оказывался с ним рядом, и страстное желание перестать опасаться людей. Это недоверие изматывало, но Сет ничего не мог с собой поделать — ничего, кроме как из раза в раз выдумывать разные маски, под которыми можно спрятаться.
Пытаясь разжевать задеревеневшую мясную нарезку, сын пустыни невольно с горечью вспоминал детство. Он рос простым домашним мальчишкой, помогал отцу в гончарном деле, ходил с матушкой на рынок, продавать то, что налепил... Иногда даже продавалось все. На вырученные деньги или в обмен на товар они набирали продуктов и возвращались домой, мама готовила свою особенную мясную кашу, и вся семья садилась ужинать... Сет совсем посмурнел. Он помнил только раннее детство, очень отрывочно, пока ещё не совсем умел говорить и был наивен, как и полагается всем детям... Память о более сознательном возрасте ему словно кто-то вырезал и прижег.
Он опустил руки и незаметно вздохнул.
По крайней мере, у него остались хотя бы такие воспоминания. По крайней мере, они счастливые.
— Что-то вы невеселы, — отметил старик, прикладываясь к плошке с водой. — Не хотите поделиться?
Сет отрицательно мотнул головой:
— Незачем. Только оба расстроимся.
Попутчик понимающе закивал. Он размышлял, стоит ли озвучить мысль, что посетила его; нужно ли делиться образом, что тронул его тонкие губы мягкой улыбкой. Сет, конечно, заметил это, но решил не вмешиваться — не принято столь бесцеремонно вламываться в чужие сердечные думы.
— Знаете, Сет… Это большое счастье, иметь дом, где тебя ценят и ждут, — в словах торговца бегущим меж камней ручейком скользили любовь и нежность, в тёмных глазах засияла трепетная радость. — Знать, что, стоит тебе только въехать в деревню, как младшие тут же побегут встречать, и будут кричать, чтобы все вокруг услышали: “дедушка Касим приехал, дедушка Касим приехал”! — торговец звонко рассмеялся, отчего и Сет улыбнулся — больно заразно неприкрытое добродушие едва знакомого соотечественника. Переведя дух, Касим продолжил:
— Да и внучка моя наверное уже соскучилась… Она вашего возраста примерно. Все никак ей жениха не подберем — не хочет от семьи отделяться, упрямица, — старик пригубил остатки воды из плошки и стер влагу с губ рукой. — Оно и ясно, у корней надежнее… — торговец повернулся к попутчику, и радость его стала чуть сдержаннее. — А вы что? К корням или прочь?
Легкая улыбка тотчас сошла с лица юноши, и он вновь сделался смурным и задумчивым. Касим ощущал себя все более растерянным, а стоило спутнику заговорить, так и вовсе пожалел, что завел этот разговор.
— Корней меня давно лишили, — горько ответил Сет, отворачиваясь. — С тех пор я как перекати-поле.
Старик замялся, пытаясь ответить хоть что-то. Он бы и рад что-то сказать, но слова решительно покинули его. Сет не ждал утешений, не желал жалости — все же в нем осталось еще немного гордости. Касим поднял голову и почти издал первый звук, но, будто упустив мысль, потер шею, пожал плечами и с усилием поднялся на ноги.
— Путь продолжим на рассвете... Вас разбудить?
Сет кивнул и прислонил к губам плошку с родниковой водой. Ещё холодная… Наверное, остатки элементальной магии пока не выветрились. Ему эта вода казалась невероятно вкусной, и он не знал, что на него повлияло в большей степени: усталость, спадающая жара или ощущение скорой разлуки.
Возвращаться в повозку не хотелось. Сет потянулся к песку и щедро засыпал им обложенное по кругу кострище. Проводив тающий дымок, юноша коснулся взглядом выси. Над ним — стремительно чернеющий купол небосвода, украшенный звездами, словно брызгами серебра. Сет умел ориентироваться по ним, но сейчас он чувствовал себя так, словно ни одна из них не сможет указать ему дорогу.
Он прилег на спину, сцепив пальцы за головой, и стал рассматривать небо. Под ним ещё горячий песок, над ним далекая неизвестность… Он уже и забыл, каково это, спать под одной и той же крышей. Забыл тепло домашней еды, лёгкий хруст чистой постели. Много лет не ощущал, каково это, быть в безопасности...
Холодок лизнул спину быстро и уверенно. Песок начал остывать ещё когда только село солнце, а сейчас и вовсе греть перестал, и Сет с неохотой согнал с себя полудрему. В его вещах нашлась тонкая, но греющая свободная шерстяная накидка в пол — в ней сразу потеплело, и вернуться к наблюдению за звездами было куда приятнее. Неподалеку фыркнул сквозь сон велех, а чуть повыше, на вершине склона отдаленно шумел пустынный ветер. Сет прикрыл глаза. Он дома. Его нынешний дом — жаркие пески под звездным небом, тающий дымок над кострищем и пара кожаных бурдюков с чистой водой. Другого у него нет уже много лет — а скоро…
Внутри как-то очень болезненно потянуло. Сет закрыл глаза с тяжелым вздохом.
Скоро не станет и этого.
Касим действительно поднял его до того, как встало солнце. Он все время что-то бормотал, удивляясь, — чего это попутчик задремал у костра? — на что Сет ответил что-то вроде «хотел заземлиться». Торговец посмотрел на него озадаченно. Заземлиться? Юноша ведь и так в сандалиях ходит, не шибко он далек от земли… Впрочем, решил старец, его дело.
Остатки пристанища, где они заночевали, располагались в низине, и теперь сонного велеха старик направил в горку. Сет вновь уселся спиной к ним, всматриваясь в даль. Сердце его тянула к земле тоска. При мысли, что, возможно, это последние деньки, когда величественный пустынный пейзаж можно видеть воочию, а не лелеять в памяти, тревоги заполняли его разум. Так ли хороша чужая земля? Неужто там обитает покой? А ежели нет? От тяжелых дум Сет совсем сник. Что, если он бежит от змея в пасть ко льву?..
Во вчерашнем пристанище он незаметно зачерпнул в бурдюк, что был поменьше, песка, и теперь меж его пальцев бегала маленькая ящерка, из него же и созданная. Имитируя пальцами волну, юноша наблюдал за своим творением. Его всегда успокаивало наблюдать за золотыми струйками, сочащимися с камней и расщелин, и за шевелениями зыби на тропах да барханах — как люди смотрят на воду, так Сет глядел на шафрановые одеяния родины. Песчаная фигурка щекотала руку, то обращаясь ручейком, скользя вокруг запястья, то вдруг снова принимала форму ящерицы, пробегаясь по костяшкам пальцев. Улыбка не коснулась губ, а заплясала искорками в глазах цвета янтаря. Сет никогда не забудет свою самую большую любовь, где бы он ни находился.
Ящерка вновь обернулась струйкой, но на этот раз Сет вернул песок на место. Поудобнее усевшись, он запустил руку в мешок, пытаясь что-то в нём отыскать наощупь. Оно должно быть где-то здесь… Наконец, нашлась пропажа. Сет искал небольшой сверток, спрятавшийся на самом дне, в потайном кармане. В белую ткань оказался завернут цилиндрический пенал, однако ни одна из его сторон почему-то не поддавалась, как бы ни пытался Сет сдвинуть хоть одну крышку. В попытках вскрыть тубус проходила минута за минутой, Сет начинал нервничать, а упрямый футляр всё никак не открывался.
— Неужели обманул меня торговец? — сердито процедил юноша вполголоса.
Он вдруг подумал, что без карты здесь заблудится, и на секунду поддался унынию — разумеется, он впервые в этой части страны, и местных троп не помнит без карты! Но то всё же полбеды, карта Аривии у него есть, найдется… Но за её пределами Сет бессилен. Руки сами опустились, вырвался тяжёлый выдох, и вдруг тот конец тубуса, на котором лежала правая ладонь, повернулся. Сет воспрянул духом — у него есть карта! От волнения руки начали подрагивать, а футляр выскочил, звонко стукнувшись о дно повозки.
— У вас всё хорошо? — торговец отклонился назад, прислушиваясь к ответу.
— Да, да, всё в порядке… Просто выпало кое-что.
Старик пожал плечами. Никакой конкретики, как всегда. И всё-таки чудной он, этот странник в белом…
Сет осторожно развернул карту. В четыре раза больше его собственной, эта куда хуже держалась в руках, расправить её не выходило, а от случайного ветерка и вовсе ткань начала трепыхаться. Хмыкнув, Сет разложил её на дне повозки и стал соображать, где они находятся.
От Аль-Кайхара до Шаманкада — шесть дней пути, а значит завтра к закату появится и сама забытая развилка, и призрак города, в честь неё окрещенного. Сет надеялся, что словам местных можно верить. Они все описывали придорожный камень примерно одинаково: крупный песчаниковый валун с выбитыми на нем письменами, что выделены белой краской — должно быть, вполне заметный… По карте Аривии Сет помнил: путь его, отчасти пролегающий по северной части государства, тянется от Шаманкада через город странников — по старому паломничьему пути, к каменным пляжам. От них придется двинуться немного восточнее, к порту, и оттуда наконец пересечь Бездну Дерлеха, что у чужеземцев звалась как-то иначе… Впрочем, Сет плоховато знал мировое наречие, и читать у него получалось с трудом — понимать уж тем более.
— Сет! — позвал торговец, и юноша поднял голову. — А вы не желаете видами полюбоваться? Солнце сядет скоро, будет так красиво…
Сет, беззлобно ухмыльнувшись, стал складывать карту:
— Если вы устали, могли просто попросить меня повести.
Касим неловко засмеялся, потирая шею. Всё-то эта молодёжь понимает, уже и слова произносить не нужно…
Вопреки ожиданиям странника, торговец отнюдь не желал перебраться в повозку. Напротив, он сидел рядом, рассказывая забавные истории из родного поселения, разной меры бородатости. Порой Сет усмехался, а над некоторыми даже от души посмеялся, заливаясь вместе с Касимом. За живой беседой время ускользало неуловимо, словно уносимый ветром тончайший шелк.
Вдруг, когда тени начали ползти впереди повозки, смысл тех слов наконец дошёл до ума странника. “Солнце сядет скоро”... Сет с тоской обернулся на алеющие облака и зреющий позади закат, затем всмотрелся в даль по левое плечо. В некотором отдалении стоял дорожный камень — песчаниковый булыжник неясной формы, что взрослого мужчины точно выше будет, на котором давным-давно были выбиты иероглифы-указатели. Велех остановился сам, словно почуяв тяжесть возникшей тишины.
— Вы действительно не останетесь? — с печалью в голосе спросил Касим.
Сет кивнул, передавая поводья, и торговец на прощание обнял его. Странник потянулся за мешком со скудными пожитками, перекинул его через плечо и спешился, готовый сделать первый шаг по новой дороге, да только его остановил чужой голос. Касим что-то перебирал средь вещей, так долго, что Сет невольно задумался: что он там пытается разыскать?.. Немного погодя торговец спрыгнул с повозки и подошел к попутчику, вручая тяжелый сверток. Сет отрицательно помотал головой, пытаясь вернуть его, но Касим жестом попросил оставить.
— Это подарок. Мне хватит на дорогу, а вам наверное еще долгий путь предстоит, — старик улыбнулся кивнул незнакомцу на прощание и направился обратно к повозке.
— Касим! — мужчина обернулся. Сет приложил ладонь к сердцу, похлопал несколько раз и наклонил голову. — Благодарю. В добрый путь.
На губах старца засияла широкая улыбка. Он так же коротко поклонился, взобрался на козлы, шлёпнул вожжами и подогнал велеха окриком. Пока ящер совсем не задремал, нужно было найти пристанище.
Сет одернул себя, глубоко вздохнул и повернулся к дорожному камню. Часть пути, что пройдена с торговцем, окончена, а вот дорога к будущему только начата. Скинув с плеча мешок и развязав его, юноша хотел было положить дар к другим вещам, и вдруг услышал, как что-то плещется в нем. В удивлении он раскрыл ткань. Носа коснулся запах вяленого мяса, а тем, что лежало с ним рядом, должны были быть лепешки… но внизу... В самом низу был бурдюк, но чем он наполнен? Сет вынул пробку и принюхался.
— Вино! — странник обернулся, а торговца и след простыл.
Искать его времени не было, да и, думалось Сету, Касим умышленно подогнал велеха, зная, что делает, и он уже далеко отсюда. В сердцах сделав старцу выговор, юноша вновь обернул дар тканью, убрал его к другим вещам и поднялся на ноги. Вино, что передал ему торговец, имело запах сладкий, крепкий и терпкий — оно густо пахло красным виноградом и пряностями, и у Сета не осталось сомнений, что это за напиток. Такой дар он счел слишком дорогим, да только вот высказать что-то было уже некому.
Холодок нарастал стремительно. Солнце скрылось лишь наполовину, а Сет уже поежился. Не желая терять больше ни минуты, он поспешил к указателю, и чем яснее становились его черты, тем более улыбался юноша. Дорожный указатель не был бесформенным булыжником. На пьедестале боком к идущему восседала фигура человека в длинном платье, чьи руки и ноги были щедро украшены браслетами. Накидка струилась почти до самой земли, голова украшена короной-маской со змеиной головой, скрывающей верхнюю часть лица, а над теменем статуи — прозрачная сфера, также изящно украшенная. Сет подошел к протянутой руке, что приветствовала каждого путника, и коснулся ладони божества своей. Камень, еще горячий, приятно согрел пальцы, легкая улыбка на лице показалась страннику ободряющей. Иероглифы, ожидаемо, выбиты на старом наречии — только вот бывалому страннику они все оказались знакомы.
— Богиня Кхамар приветствует почтенных скитальцев, — значилось на камне перед статуей, — и очи её зрят за каждым.
Сет с трепетом поднял голову, осторожно глядя на лик богини. Уж он знаком с характером Кхамар. Всевидящая госпожа ночи бесспорно покровительствует путникам, но на этом её влияние не кончается — в её же власти решать, кто достоин загробной жизни, а чьему существу суждено скитаться по бренной земле в поисках прощения.
Стоило луне выйти из-за барханов, как с первым лучом, коснувшимся сферы, та зажглась ярким белым светом, на секунду ослепив странника, и он с шипением отпрянул. С испуганными криками несколько крылатых созданий выскочили из-под накидки статуи, прятавшиеся в темной глубине, тут же разлетаясь кто куда, однако часть их направилась вдоль дороги. Сет, проследив за ними, увидел мерцающие огни вдалеке, и вновь вчитался в надпись поменьше. Он оказался прав, в той стороне — Шаманкад, и в городе кто-то есть.
Дорога к нему неухоженная, ощущалось это не столько при взгляде, сколько при каждом шаге. Под подошвой то и дело расползался песок, попадались мелкие камни и обломки сухих веточек, колючками впивающиеся в ноги. Сет пожалел, что решил обойтись чем подешевле — к бесконечным странствиям привыкли лишь стопы, но кожа над ними недостаточно загрубела, чтобы корявые колючки кустарников не надрывали её столь ощутимо. Стоило только освободить щиколотку, как колючка впилась в ладонь — стряхнуть её тоже потребовало усилий. Сет хмуро взглянул образ города, постепенно становящийся четче. Не слишком гостеприимная встреча.
Изъеденные временем и ветрами стены, когда-то служившие городу надежной опорой, встретили странника остатками былого величия. Частично покрытые трещинами, а кое-где и потерявшие несколько камней, утратившие пышную растительность, что сохла без должного внимания, и выцветшие, они тем не менее всё ещё стояли крепко. У самых врат — две гигантские статуи — Хедеш слева, Кхамар справа. Те, что поменьше, сторожили дорогу. Сет невольно замедлил шаг, рассматривая каменные изваяния, почти не тронутые эрозией.
Перед статуей бога плодородия были двое. Первой встречала крупная птица с длинным мощным клювом, на чьих крыльях ещё осталось немного потрескавшейся от времени синей краски — там, куда не доставало солнце, рядом же с ней — кот. Длинноногий, пятнистый и поджарый, навостривший крупные длинные уши — казалось, он вслушивается в мысли идущих, вглядывается в их тайные страхи и желания и вот-вот шевельнет одним из хвостов, готовый действовать. Сет взглянул на статуи, стоящие справа, и невольно сглотнул. Две псовых фигуры — тощий и длинномордый спереди, словно живой скелет, обтянутый тонкой шкурой, не скрывавшей костей, да более крупный и мощный позади него, — и ни одна из них не сулила ничего доброго тем, кто явился с дурным умыслом.
Хедеша местные изобразили как и везде — молодым мужчиной в объемном платке, сбегающем на плечи, правой рукой держащим над головой чашу с водой, левой же приглашая входящих. Шея его украшена широким ожерельем, раньше ярко окрашенным, к которому крепился узкий, но длинный плащ. Носящий две бедренные повязки-схенти, бог плодородия тем не менее ходил по раскаленным пескам босиком.
С глубоким поклоном Сет вошел в открытую арку, и сердце его упало. Напрасно он надеялся, в старых домах почти нигде не было света, даже стражу не было видно. Часть домов выглядела так, словно в них давно никто не жил, и всё же надежда сияла в окнах, где был зажжен свет. В малых чашах, наполненных маслом, всё же танцевали огоньки, освещавшие улицы, да в отдалении послышалось мычание — выходит, где-то здесь живые люди были. Сет подошел к постаменту, где стояла самая крупная чаша, вчитываясь в письмена. Он не узнавал старого названия города — известно почему, Шаманкад не всегда носил звание Забытой развилки.
Когда-то у города было иное имя, когда ещё прадед Сета был совсем маленьким — а, может статься, даже до его первого вздоха — во времена, когда пути паломников, торговцев и путешественников так часто ложились по этой тропе, что два племени бедуинов решили пустить по ней корни — у развилки, что осталась за спиной, и в нескольких днях пути от порта, неподалеку от каменистых пляжей. Долгое время эти поселения расцветали: приносимые зерна чужих культур бережно хранились в рассказах гостеприимных хозяев, лелеялись теми, кто оставался, влюбляясь в красоты северной Аривии. Тянулись каналы, вода разливалась по земле, щедро сдобренной любовью и заботой... Да только канули в лету те времена. Так давно, что вспомнят, поди, только дряхлые старцы.
— Почтенный странник, приветствуем тебя в городе!
Сет вышел из-за постамента, пытаясь разглядеть, чей звонкий голос вывел его из размышлений. То была женщина в белом, молодая и статная. За спиной её прятался ребенок, несмело выглядывающий из-за колен матери, и тут же прячущийся вновь. С широкой улыбкой та приложила ладонь ко лбу тыльной стороной, и Сет ответил тем же.
— И вам здравия. Как живете?
— Дела у нас славно, Хедеш благоволит нам, — улыбнулась незнакомка, — должно быть, и у вас неплохо?
Сет кивнул.
— И не страшно вам по вечерам гулять? — медленно приближаясь, поинтересовался он. — Солнце уже село, скоро из нор выползут скорпионы, и пусть бы только они.
— А я их не боюсь! — выкрикнул ребенок, снова прячась.
— В них и беда наша, — женщина покачала головой. — Не видевший их счастье свое исправить хочет…
— А ты видел их, странник? — мальчишка вновь с опаской взглянул на чужака. — Большие они?
— Видел, — кивнул юноша. — Бывают и большие, мне по колено, а бывают и с ладонь.
— Далек ли путь ваш? В нашем доме есть кровать, если пожелаете…
— Только сначала рассказать придется, кто такой и откуда.
Мужчина, выросший за спиной незнакомки, к которому тут же подбежал её сын, должно быть, её супруг — смекнул Сет. Тем же жестом, что и у входа в город, он дал понять, что пришел без оружия, и незнакомец хмыкнул, коротко поклонившись.
Сет представился именем Маду, назвавшись странствующим охотником на чудовищ, ищущим пристанище на одну ночь. Лицо мужчины разгладилось, он сразу повеселел и шумно приветствовал странника. Извинившись, тот так же как и женщина пригласил незнакомца следовать за ним — чего же стоять посреди улицы. Повезло — дом его, изогнутый под прямым углом в середине, оказался на центральной улице.
— По дорогам сейчас разные люди бродят, — объяснил хозяин, проходя во двор, — вы уж простите мою недоверчивость!
Сет понимающе кивнул.
— Мне понятны ваши переживания, но о ком вы всё-таки говорите?
Хозяин задержал молчаливый взгляд на госте, взглядом показал на лестницу, попросил жену накрыть на стол, и тоже поднялся на крышу, что на контрасте с разбитым на множество помещений жилищем поражала простором. В центре находилась площадка повыше, располагаясь под высоким навесом из белой ткани. Там же — плетеный из папируса ковер и стоящий на нем тростниковый стол, едва достающий до колен взрослого.
С крыши вид на город открывался совсем другой. Можно было рассмотреть его почти полностью, увидеть редких местных жителей в отдалении, жилища победнее и побогаче, и понять, что даже опустевшие дома знати — гораздо состоятельнее тех, кто приютил Сета этой ночью — и те покрылись трещинами. Сил тех, кто остался, не хватало не поддержание жизни во всем городе — лишь центральные улицы выглядели явно ухоженными. Упрямые местные оставались хранить свой дом, несмотря ни на что встречать всё редеющие группы путников, да теперь уж не было их так часто, как раньше. Когда-то широкие дороги занесло песком, время погрызло постройки, оставляя лишь обломки былого лоска, а многие окна так больше и не зажглись светом…
Отсюда также частично виднелась площадь — обширная, вымощенная камнями, где когда-то был рынок. Теперь же многие палатки разобраны, а в самом центре вырыт глубокий колодец перед птичьей статуей, возле которого выжили три зеленых кустика… Минутку. Колодец?
— Уважаемый, откуда здесь колодец? — Сет повернулся к сидящему рядом.
— Давно он тут... С тех пор, как к чужеземцам да одаренным стали с особой строгостью относиться, жизнь начала покидать наш город… — в голосе местного заиграла неприкрытая печаль. — Рабочих рук не хватало, водоносные каналы обмелели, и мы все могли без воды остаться… Тогда явился колдун — так же как вы, случайно забрел. Он приказал вырыть яму большую и широкую — мы так и сделали. Я сам к тому руку приложил, — рассказчик с гордостью приложил ладонь к груди. — Так у нас этот колодчик и появился. Он ещё и старые каналы зачаровал, чтоб поля не сохли, тем мы до сих пор и живем.
— Стало быть, Яхьюм гостил у вас в облике бродячего чародея, — задумчиво проговорил Сет. — Но вы так и не ответили, о ком всё-таки говорили?
Мужчина огляделся незаметно, Сет невольно повторил его движения и склонился к собеседнику.
— Знаете, — негромко начал хозяин, поглядывая на лестницу, — о странных людях разговоры ходят. Все в плащах длинных, с головы до ног под тканями скрытые, вдоль дорог да по городам ходят. Ни найти их нельзя, пока сами не покажутся, ни по облику узнать — кроме глаз ничего не видно! — шепот его стал громче, и мужчина спохватился, словно кто-то мог его услышать. — Ну, сами понимаете, кто кроме стражей высшей воли так ходить может…
— Понимаю, — кивнул Сет. — И что же, много горя они принесли?
— Сам не знаю, не встречал... Но рассказывают, что от них смертью пахнет.
Сет невольно усмехнулся в усы, а мужчина опешил, брови густые сдвинув.
— Не верите мне?!
— Кто вам рассказал о них? — странник говорил с беззлобной усмешкой, и её было слышно в голосе. — Ежели этих бродяг увидеть нельзя, кто ж решил, что они так выглядят? Если они скрытные такие, кто и как понял, чем они пахнут?
Хозяин замялся, раздумывая. Слова странника поставили его в тупик, это было видно по лицу. Озадаченность сменилась задумчивостью, что взгляд в сторону увела, та перетекла в согласие, а когда хозяин вновь посмотрел на гостя, тревоги в глазах его поубавилось. Сет продолжил:
— Не пугайтесь сплетен. Разбойников издалека видно, а хороших наемников не узнаешь, пока клинки не обнажат.
— Может, вы и правы, — собеседник заметно успокоился. Плечи его распрямились, он вздохнул шумно. — Меджаев в нашем городе нет уж давно, хирасы только недавно появились… Тут уж хочешь не хочешь, а поверишь во всякое.
На ступенях послышались шаги — то женщина с ребенком несли угощения гостю. Хозяин спешно поднялся, чтобы забрать тяжелые кувшины, громко сердясь на жену — он и сам принёс бы их.
“Или хенкет, или молоко, — пронеслось в голове, и желудок неистовой резью напомнил о том, что много дней не получал домашней еды в должном количестве. Разглядев, что кувшины-то с трубкой, Сет кивнул сам себе. — Точно хенкет. Давно я не пил ничего крепче родниковой воды”.
От помощи гостя отказались — разумеется, негоже уставшего с дороги человека утруждать — а Сет совсем растерялся. Перед ним, как и перед хозяином, оказалась похлебка из корневища папируса, несколько ячменных лепешек, большая тарелка с овощами и луком — и даже плошка с финиками. Принесли также и мокрых рушников — и с чистыми руками и лицом оба приступили к трапезе. Сету казалось, он вот-вот захлебнется собственной слюной. Хозяин прежде не видел настолько голодного человека, и попросту замер, не донеся еды ко рту — уж очень скоро не стало похлебки. Вторые блюда и закуски тоже пропали до последней крошки. От кувшинов с хенкетом сладко пахло финиками и забродившими злаками — аромат заставил желудок гостя издать отчаянный вой.
— Наверное, вы давно в дороге! — громко засмеялся хозяин.
— Очень, — захмелело улыбнулся скиталец. — И понял, как невесело паломникам живется!
Вскоре под громкий смех к трапезе присоединилась и семья хозяина. Внешне расслабленный, Сет тем не менее ни на секунду не мог унять осторожности, расслабить натянутые нервы и забыться. Нет, хенкет не брал его — по крайней мере, не так сильно, чтобы забыть о происходящем вокруг — и даже почти приговорив кувшин, на шорох Сет обернулся мгновенно.
Хозяйская кошка, ржаво-медовая, тонконогая и высокая, больше похожая на детеныша антилопы, чем на кошку, тут же припала к земле, прижав уши, зашипела и широко раскрытыми глазами уставилась на гостя, настороженно принюхавшись. Кто-то из детей — Сет не придал значения тому, как за столом появилось ещё двое — окликнул кошку. Шани, её позвали несколько раз, но даже приблизившись к хозяевам, та с опаской передвигалась на полусогнутых лапах.
— Сторож наш, — женщина ласково погладила зверя; Шани, по плечо сидящей, мелко дернулась, но всё же расслабилась и примостилась под бок, стоило хозяйке приобнять её. — Наверное в вас своего признала, вот и ревнует!
Сет усмехнулся остроумной шутке. Длинношерстный рыжий кот с тёмными подпалинами на месте шрамов — пожалуй, выглядел бы он весьма недурно.
Спохватились взрослые, когда уже звезды сияли вовсю, луна проделала немногим больше четверти пути, а дети засыпали прямо за столом. Сет уже и забыл, как это — всей семьей трапезничать, с трудом вспоминал ведение домашнего быта… Даже на кровати некоторое время ворочался — по сравнению с деревянным дном повозки или голой землей тюфяк казался слишком мягким, и уснуть на нем не получалось долго. Кое-как Сет все же смог принять удобное положение и расслабиться, но стоило лишь немного задремать, как раздался шорох с улицы.
Глаза открылись сами собой. Лицом к стене Сет мало что видел, но он был уверен: разбудили его чужие шаги. И что-то заставило его напрячься, хотя все хозяева мирно сопели в другой части комнаты. Вдруг он понял: это его и беспокоит! Никто не просыпался, но снаружи кто-то есть!
Сон как рукой сняло. Сет продолжал вслушиваться. Шорох — опять, ближе! Недалеко тихонько раздался скрипучий голос кошки, больше похожий на птичье карканье, чем на мяуканье. Хозяев это не будило, и, судя по звуку, кошка спрыгнула на пол и прокралась по коридору к двери. Сет слушал. Шани будто спросила: кто там? Шорох — животное зашипело, и куда злее, чем на крыше! Сет приподнялся, глядя то на маленькое окошко у двери, то на охранницу; та обернулась к гостю, всё ещё с предупреждающим завыванием прижимая к голове крупные уши. Он почти беззвучно поднялся на кровати.
На улице кто-то медленно шагнул прочь от стен дома, и кошачий голос сделался таким страшным, что Сет повременил двигаться: ему казалось, Шани кинется на любого, кто покажется ей подозрительным — а крупные клыки аривийской пустынной кошки легко оставляют довольно глубокие раны. Ещё шорох — охранница с воем кинулась на дверь, оставляя глубокие порезы когтями, а ночной гость бросился бежать, и шаги быстро стихли вдали. В глубине комнаты скрипнула кровать.
— Шани! — шикнула на неё женщина. — Быстро спать! Простите, она разбудила вас?.. — в ответ Сет лишь покачал головой. — Она редко так делает, просто с ума сходит… Постарайтесь уснуть.
Сет не стал говорить, что кошка не ошиблась, а сам он теперь уснет нескоро, лишь пожелал добрых снов и повернулся на правый бок.
Для него стало неожиданностью, когда Шани уселась прямо напротив его лица, уставившись в глаза с глубоким вздохом. Сет не знал, как реагировать, и решил выжидать. Кошка медленно прикрыла левый глаз — ему захотелось отзеркалить этот жест, это показалось юноше забавным. Коротко принюхиваясь, она потянулась к лицу гостя. Тот смешливо фыркнул — и тут же получил лапой по лицу.
— Эй! — Сет коснулся щеки ладонью. К счастью, она осталась сухой. — Так нельзя!
Кошка шумно фыркнула в сторону двери и получила кивок-подтверждение: да, там кто-то был. Только вот Сет предпочел беседу закончить и отвернуться обратно к стене. То, что у него кошачьи глаза, ещё не позволяет этой шубе так с ним обращаться!
Тюфяк немного промялся — кошка поставила на него передние лапы, требуя хоть какую-то реакцию, но ей не поддавались. Недовольно фыркнув, Шани устроилась на свободной части кровати, а Сет усмехнулся. Хозяева все спали друг с другом рядом, на сдвинутых кроватях, и такое крупное животное места себе не нашло бы — а гость не торговый корабль, подвинется.
Усталость взяла своё постепенно. Согревшись о меховой клубок за спиной, убаюканный чужим мерным дыханием, Сет наконец начал расслабляться. За окном изредка колыхались ткани от ленных движений ветерка, где-то вдали мягко посвистывали ночные птицы, шуршали и поскрипывали насекомые… Веки, плавно тяжелея, опустились, и странник наконец расслабился.
Его сон был глубок, словно падение в кроличью нору, когда оступаешься у самого входа, и вот уже летишь — в глубину, в самую темень, далеко-далеко от мира, который уже не может к тебе дотянуться. Тот сон, что описывается как “упал, умер, воскрес к утру” — только Сет очнулся не к рассвету, не в обед и даже не за полдень. Когда он вновь открыл глаза, вокруг всё так же тихонько играла ночь. Всё ещё?.. Нет, опять — обернувшись, он понял, что спят теперь не все домочадцы, хозяина дома не было. В помещении что-то изменилось, а хозяйка тихонько молилась в другой комнате. Сет прислушался. Женщина просила верховных богов уберечь мужа от всех ночных и утренних напастей, просила защиты для семьи и детей… Скрип отвлек её — это гость, тяжело приподнявшись, уселся на кровати.
— Доброй ночи, Маду. Вам нездоровится?
Сет поморщился.
“Маду?.. К кому она обращается?” — и лишь тогда он вспомнил, что назвался этим именем прошлым днём. “Из людей”, вот что значило это фальшивое имя — как раз подходит, чтобы затеряться в толпе.
От долгого сна сил не прибавилось — напротив, тело словно ещё больше отяжелело, управляться с ним выходило из рук вон плохо. В голову словно набили птичьих перьев, взгляд ни за что не цеплялся… Выходит, путь измотал его сильнее, чем предполагалось, и, почувствовав, что опасность миновала, тело наконец сдалось усталости.
В таких городах, как этот, бояться было нечего — на страже обоих врат статуи богов и их посланников, внутри хирасат — гильдия, члены которой служат высшим покровителям. В каждом доме, на всех вратах начерчены символы всевидящих глаз: напоминание о том, что в прибежища странников злу и сражениям нет входа под страхом кары — выше и страшнее, чем клинки меджаев или гнев харана.
Омыв лицо, Сет пришел в себя лишь немного, но и этого хватило, чтобы размяться.
Руки его мелко подергивались. Он с удивлением осознал, что это интуиция подсказывает ему: время пришло. На душе колючками царапалось смутное беспокойство. Кажется, Сет видел сон, но не понял и не запомнил, о чём он был…
“Тем лучше, — решил странник, отряхиваясь от пыли, что сам и поднял. — Не запомнилось — значит не важно, а важно — так вспомню, когда будет нужно”.
Однако неожиданное скрипучее “мяу”, прозвучавшее у двери, навеяло кое-что с прошлой ночи. Оглядевшись вокруг, Сет увидел следы, и много. По ним он прочел, как носились по двору двое младших детей — вместе с Шани; следов когтей не осталось, значит, это была игра. Отец и мать что-то вносили и выносили из дома… в какой-то момент в руках оказалась корзина с одеждой — на песке остались следы от падающих капель. И ведь ни одного постороннего отпечатка! Сет не понимал, что и думать. Даже если хенек и опьянил его, кошка была совершенно трезва, и отметины от её когтей на двери вполне реальны! Он растерянно оглянулся. Не могли же они вдвоем сойти с ума на одну ночь?..
Что-то толкнуло его под коленку, и странник обернулся. То была Шани, что-то упрямо вынюхивающая во дворе, раздраженно помахивая коротким хвостом. Когда она подняла голову, в её глазах Сет различил почти человеческое замешательство. Звук был, чужак был, следов не осталось — это как так?
— Я сам не понимаю, — негромко ответил Сет. — Если только не колдовством следы скрыли.
Кошка шумно фыркнула, прижав уши — Сет кивнул, коротко зажмурившись. Он сам не любил таких заклинаний, но ни следов, ни доказательств у него никаких. Пришлось вернуться в дом, продолжая делать вид, что ничего не происходит — было и прошло, значит было и прошло.
Благодарно поклонившись, Сет в последний раз говорил с хозяйкой, понимая с тяжестью в сердце, что такое гостеприимство — одно из последних воспоминаний о родной стране. Он предложил чем-то отплатить — чем угодно! — но женщина наотрез отказалась: каналами для полива посевов и колодцем одарил колдун, с прочим вернутся земляки, что-нибудь да привезя с рынков других городов, а чудовищам здесь водиться не хочется, и в услугах охотника надобности не имелось. Они обнялись как старые товарищи, звонко целуя друг друга в щеки, и прощались уже у калитки.
В городе холод ощущался не так сильно, но Сет помнил: за стенами он догонит быстро, и кусать будет не только за пятки — поэтому дорожному тобе и лёгким шароварам предпочел укрыться платком и надеть одежду потеплее. Всё та же накидка-галабея, что прятала от шеи до щиколоток, грела достаточно.
Карта за столько времени отпечаталась неплохо — по крайней мере, хотелось в это верить. Издалека, уже на площади, Сет заметил хозяина, обсуждающего что-то в компании других мужчин и женщины в темном платке и синем никабе, оставляющем непокрытыми лишь глаза — черные-черные, темнее самой ночи. Будто почувствовав чужой взгляд, она обернулась к страннику и склонила голову, открытую ладонь ко лбу приложив; Сет вновь отзеркалил вежливое приветствие. Если в хирасат приняли женщину, она достаточно сильна, чтобы считаться стражницей воли божеств, и ни одна хирас-алли к себе неуважения не потерпит.
Те немногие, кто замечал странника в белом, издалека приветствовали его, но от своих занятий не отходили. Кто-то отдавал распоряжения, кто-то делился перекусом или водой с другими стражами, кто-то делал обход… Не спали в основном мужчины, широкоплечие, сбитые — видно, что рабочие или земледельцы — но были и несколько женщин вроде той, что повстречалась ранее. Все как одна скрыты под одеждой с головы до пят, и все говорят мало и по делу.
"Выдрессировали, — мысленно хмыкнул Сет, поправляя платок, чтобы закрыть нижнюю часть лица. — Не показывать тела, чтобы не узнали личность, я ещё могу понять, но здесь, в городах паломников, всё ещё придерживаться этих правил…”
Сет покачал головой. Похоже, здесь действительно что-то происходит.
Проходя через арку, Сет провёл ладонью по камням, из которых она выложена, и похлопал по ним — легко, как старого друга.
«Прощай, Шаманкад… Если повезёт, ещё свидимся».
Предпоследний. Ещё один город впереди, за ним — каменные пляжи, Бездна Дерлеха и чужие земли. Чужие люди, чужие законы…
Тревога снова начала подъедать разум. Правильное ли это решение? Действительно ли покинуть свой дом — это единственный выход? Сет нахмурился, рассерженный сам на себя. А какой у него есть ещё?! Ждать, когда вооружённые стражники вломятся в его скромное пристанище? Когда силой заставят подчиниться, сломят волю, оставляя лишь собачье послушание? Или когда узнают, чьими руками была устроена буря в тот день… что тогда они сделают?
Ну уж нет, он устал бояться. Он устал просыпаться от дуновения ветра, которое на мгновение, лишь на мгновение походило на чьё-то дыхание — но этого хватало, чтобы поднять его на ноги. Устал вздрагивать от металлического звона, что мерещился ему отзвуком коротких мечей меджаев. Устал скитаться из города в город, словно перекати-поле, и нигде не мочь задержаться.
С него довольно.
Он шагнул прочь из города.
Примечание
Тобе — укороченный вариант галабеи. Рубашка свободного кроя, длиной по колено; обычно подпоясывается, но может носиться и без пояса;
Малый песчаный коргот — детёныш чудовища, живущий в песках; засадный хищник;
Галабея — длинная рубашка-халат с длинным рукавом, закрывает тело от шеи до щиколотки;
Накидка-галабея — то же самое, но спереди ничем не соединённая;
Бурдюк — мешок из цельной шкуры животного, предназначен для хранения жидкостей в пути;
Хенкет — традиционный аривийский пивной напиток; готовится из финикового сока и недопечёного хлеба;
Шаманкад — "Забытая развилка" — название города;
Маду — “из людей” — имя, которым представился Сет;
Хирасат — объединение последователей богов, служащих их воле; охраняют мирный народ и некоторые населённые пункты;
Хирас — мужчина, служащий хирасату;
Хирас-алли — женщина, служащая хирасату.