Не сказать, что Мацуда об этом думал. Он, как считалось, вообще не думал, а по большей части мечтал, дурил и попадал пальцем в небо. Чем было заслужено такое мнение, оставалось загадкой. Не совсем справедливо, но хотя бы слава скучного человека его не преследовала.

Опять же, не сказать, что Мацуда замечтался об этом с самого начала: тогда в Айдзаве-сане ему запомнилась только прическа, выдающаяся во всех смыслах слова. Хорошо, как решил ничего еще не подозревавший Мацуда, что в управлении потолки и проемы высокие, а то гнездо с этой головы постоянно бы сшибало.

Где-то через месяц подозрений не прибавилось, да и ума тоже, но мнение слегка изменилось: как же хорошо, что гнездо с этой головы ничего не сшибало — ведь Мацуде хотелось разрушить его самому! Запустить пальцы и посминать кудри — со страстью и громадным удовольствием! А если бы еще и получить обратную связь вроде довольного мурчания и бурчания…

Такие перемены при старании можно было спутать с нехитрым желанием выплеснуть эмоции на спокойного, уверенного в себе, знающего и опытного коллегу, но детали про страсть, удовольствие и мурчание смутно намекали на что-то другое. К моменту, когда Мацуда догадался, на что именно, стало слишком поздно: жгучее пламя подрагивало уже не только в кончиках пальцев, но и в сердце и в штанах, а Айдзава-сан стал человеком с самым милым носом и самым ласковым взглядом во всем Токио.

Простой анекдот закончился — началось бесконечное введение в секс-комедию.

Айдзава-сан частенько попадался ему по маршруту от своего стола до факса — в том смысле, что к этому попискивающему аппарату Мацуду усадили ближе всех — чтобы набирался опыта и учился четко, без потерь перенаправлять ценную информацию, — из-за чего встречи были неминуемы.

Набирая цифры на панели и отправляя важную макулатуру в далекое турне, Айдзава-сан выглядел очень внушительно, будто именно от той порции документов, с которой он пришел, зависело, уснут ли жители страны сегодня в мире и покое. Может, так оно и было. Мацуде было приятно это представлять, в который раз пристраиваясь за Айдзавой-саном в очередь.

Но Мацуда с удовольствием наблюдал не только за несомненным героизмом личности, но и за ошеломляющей эротикой. В конце концов, он был всего лишь человеком, да еще и парнем двадцати пяти лет от роду. У всех есть свои слабости, и у него в этот момент жизни таковой стало то, что Айдзава-сан порой раздевался. Точнее, когда наступала жара, снимал пиджак, стягивал галстук и закатывал рукава. Шок и скандал! Сенсация! Людей старой Японии покорял вид голой шеи, выглядывающей из-под ворота кимоно — Мацуду уничтожала артиллерия из освобожденных от ткани рубашки и слегка волосатых рук, решительно делавших свое дело.

Оттуда мечтать стало уже попроще — естественно ведь, хоть и страшновато, хотеть расцеловать человека, которого ты уважаешь, который тебе нравится. Наверное, не особенно хорошо и правильно в ситуации Мацуды, но кто бы об этом узнал? Маленькая тайна никому никогда не вредила. К тому же, Мацуда привык. По нужным поводам он всё-таки умел держать язык за зубами, кто бы как ни считал, да и никаких конкретных шагов не предпринимал.

Некоторое время — точно.

Двух вещей Мацуда не учел: что тайны болят и зудят, а еще что маленькие тайны понемногу становятся уродливо большими. Так короткий резкий звук обрушает лавины с вершин гор, а взмах крыльев бабочки порождает на другом краю света ураган.

В центре схожей по масштабу катастрофы Мацуда и ощутил себя, когда Айдзава-сан в первый раз сжал ему плечо — горячей рукой! чувствовалось через ткань! — и сказал, что он — молодец. Потом, постепенно, он подарил Мацуде еще несколько ёмких отзывов, неизменно сопровождая их рукой, прожигавшей насквозь, и пару-тройку крайне внимательных взглядов из машины, которые не то поглаживали ему спину, не то вдохновляли на падение на ровном асфальте.

Тучи сгущались, земля гудела, морские воды отступали, чтобы вскоре с невиданной силой атаковать берега, Айдзава-сан слегка игнорировал вежливость, а Мацуде в ответ хотелось пожаловаться только на то, что этого ему было слишком мало.

Узнавали бы мы вовремя, на что стоит жаловаться, и жизнь вмиг бы стала гораздо проще и понятнее. Хоть и тоскливее.

В конечном итоге узкая тропка мечтаний, жалоб и незнания завела Мацуду в глухую комнатку архива. То есть, если пересказывать более реалистично, его туда завели рабочая необходимость и бремя поносить-подавать, на которое обречен любой молодой сотрудник. Никаких приятных перспектив. С другой стороны, ту же комнатку с ним разделил и Айдзава-сан: дверная ручка щелкнула, зажглась лампочка, пространство между стеллажами из удушливого и унылого преобразилось в тесное и интересное.

И как после такого не верить в романтические совпадения?

Разговор у них с Айдзавой-саном получился коротким. Он, конечно, попытался родиться, но быстро осознал свою ошибку и умер. Пылинки в воздухе заискрились, словно бриллианты. Тусклый зеленоватый свет размяк и заструился, превратившись в лунный. Лабиринты из документов приготовились заполыхать от любого движения. Вдохновение и решимость Мацуды простирались довольно далеко, но вообразить, что ему будут горячо дышать в ухо посреди папок с отчетами, описаниями и показаниями, он до того еще ни разу не успел. Недальновидность всегда подкрадывалась к нему со спины и оглушала ударом по затылку.

При такой обстановке кто-то рано или поздно должен был с кем-то что-то сделать, и это навело Мацуду на важный проблеск мысли среди прочувствованных вздохов: чему быть, того не миновать. За мыслью тут же последовало действие — вспотевшие руки вцепились в лацканы светлого пиджака, а губы вжались туда, где шея соединяется с острым уголком челюсти, — и это было самым легким решением на свете.

В мечтаниях Мацуде неизбежно виделось, что Айдзава-сан будет непоколебимым, как скала, суровым, как северный ветер, жестким, как сон на полу без футона, и жадным, как барракуда — то есть как почти все, к кому имели прямое отношение прошлые бедствия Мацуды. Их было не то чтобы много, но достаточно, чтобы назрел вывод: внушительные люди оставляют после себя внушительные раны. Возражать на это — так же странно, как возражать на то, что от солнца — жарко.

Айдзава-сан в самом деле непоколебимо стоял на ногах, сурово сжимал одной рукой край стеллажа, жестко обозначал другой намерение смять Мацуду под собой и жадно, не успевая надышаться, вбирал в себя жгучий воздух, совершавший круговорот между ними, и при этом плавился под губами Мацуды, как масло, и подавался к нему, как окончательно плененный — как мотылек на огонь.

Мацуда не мог похвастаться богатым опытом следователя, но даже он, проработавший в управлении меньше полугода, сумел воспринять, на что намекали эти улики. Айдзава-сан влип так же, как он сам, и мало хочет выпутываться. Айдзава-сан хоть и делает всё размеренно и спланированно, потому что он ответственный и серьезный человек, но для Мацуды сделает исключение. Поэтому же Айдзава-сан будет стараться.

— Давайте уедем? — в процессе нашептал Мацуда. — Попозже, вечером. Если у вас других дел нет?..

Наверное, порой расстояние между мечтой и реальностью покоряется силой, которую в себе и не подозреваешь, пока не сталкиваешься с доказательствами лицом к лицу.

— Да, — выговорил Айдзава-сан в ответ, и каждый звук опьянял не хуже сакэ. — Куда хочешь.