Жизнь Альбедо могла бы быть похожа на день сурка: серый от усталости Драконий Хребет с покосившимися верхушками сосен, провальные эксперименты, прелесть которых заключается именно в их провальности; люди, лица которых он заставляет себя запоминать. Он просыпается в одно время и ложится в одно время, завтракает и обедает по часам, потому что хаос настигает его вне его распорядка, и этот хаос несёт Кли.
Он гладит её, непредсказуемую, тёплую и весёлую, по голове, и думает, что хаос – двигатель прогресса. Лучшая вещь, которая когда-либо могла с ним случиться. Если бы его создали не как гомункула, стремящегося к идеальной бесконечности, а как няньку для Кли, он бы был, наверное, счастлив – потому что счастлив тот, кому не нужно искать собственное предназначение.
Но Альбедо всегда несправедлив к себе, а потому счастье его осколочно и нуждается в куче уточнений. Кли обнимает его за шею, чтобы Альбедо было удобнее подхватить её на руки, и один осколок становится на место.
Где же остальные осколки, думает Альбедо. Как же у меня нет времени их искать.
***
Счастлив тот, кому не нужно искать собственное предназначение; остальных же ждёт кромешный холод и стыль. Колкие снежинки в глазах Кайи Альбериха, которые они никогда не обсудят, наверное, могли бы ранить. Но снежинки маленькие, хоть и острые, и чтобы они нанесли урон, их нужно подпустить к самому сердцу. Альбедо смотрит в глаза мальчика, от которого слишком многого хотят; мужчины, который слишком многого сам от себя требует – и зарекается. Ему не чужды человеческие чувства – спасибо, мама – но таких чувств он хотел бы избежать. Дело не в симпатии, которая застывает в груди тугим комком – дело в том, во что она может вылиться. У Альбедо слишком мало времени на откровения и чужие травмы, он не хочет и не собирается с ними работать.
Колкие снежинки в глазах Кайи Альбериха чуть искрятся.
– Спасибо, что присмотришь за Кли. Я заберу её вечером, – Альбедо поправляет карандаш за ухом и не поднимает взгляда от книги.
– Всегда можешь рассчитывать на меня, – фыркает Кайа.
Ты последний человек, на которого бы стоило рассчитывать, думает Альбедо. Судя по ухмылке, Кайа отлично понимает, о чём он думает.
***
– Когда мама была со мной, мы устраивали семейные ужины, – говорит Кли. – Мне этого не хватает. Я тоже хочу устроить семейный ужин, но братик Альбедо занят, и я переживаю, что могу помешать ему.
– Разве не каждый твой ужин с… – Кайа едва переключается с ядовитого тона на обычный, потому что Кли не заслужила этого яда совсем. – Братиком Альбедо семейный? Чем отличается семейный ужин от обычного, если ты каждый раз ужинаешь с семьёй?
– Ты не понимаешь, – вздыхает Кли.
Кайа действительно не понимает. Были ли ужины в его детстве семейными? Ужины с тяжёлой атмосферой, от которой хотелось спрятаться под стол? Что делало их семейными? Ждал ли он хоть когда-нибудь следующего ужина, не успев отойти от атмосферы предыдущего?
Кайа осекается в собственных мыслях, потому что ждал. Единственный раз в жизни он ждал этого кошмарного некомфортного ужина, чтобы почувствовать: ничего не изменилось. Всё продолжит идти своим чередом. Пропасть между ними с Дилюком не станет бездонной, а чувство вины не будет мешать дыханию.
Но в тот вечер, когда Кайа впервые ждал этого дурацкого ужина, Крепус уже был мёртв.
Кайа навсегда запомнит эту горечь обманутых ожиданий и этот страх перед неизвестностью. Когда смотришь в глаза родного человека и не видишь в них ничего знакомого.
Кайа запомнит, но не дай бог Кли когда-нибудь это понять.
– Так что нужно для семейного ужина? – спрашивает капитан кавалерии, и рыцарь-искорка одаряет его сверкающей улыбкой.
Подстава, думает Кайа. Какая же ты маленькая подстава.
***
Для семейного ужина нужна семья, говорит Кли. А я тут причём, отвечает Кайа, но маленькую затейницу уже не остановить, потому что кроме семьи (условно) нужна вкусная еда, атмосфера веселья, взрывающийся Додоко (никаких, шипит Кайа, взрывающихся Додоко и не Додоко, и вообще ничего, потому что я устал сидеть с тобой под домашним арестом), а если не Додоко, то хотя бы свечи, и Кайа не успевает уточнять, не путает ли она семейный ужин с романтическим, зачем ей эти свечи и что из еды она хотела бы купить.
Если бы у него была совесть, то он стоял бы и краснел, слушая, как Кли описывает Саре из «Хорошего охотника» меню семейного ужина; но вместо этого он стоит позади и с трудом сдерживает смех, потому что с каждым словом Кли брови Сары поднимаются всё выше и выше; она стесняется переспрашивать, но явно в услышанном не очень уверена.
Несмотря на то, что Сара ещё долго будет переваривать услышанное, скоро об этом узнает весь Мондшадт; и даже Архонт не ведает, какими ужасающими подробностями эта новость может обрасти. Кайа уже мысленно приготовился к тому, что кто-то их с Альбедо да поженит, как-то упустив момент, что для отношений надо иметь слегка больше точек соприкосновения, чем Кли.
Больше обговоренных точек соприкосновения, если быть точнее. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю в этом случае обычно не работает.
Кли закончила свой рассказ, всплеснув руками, и Сара, вежливо улыбаясь, попросила зайти через несколько часов. Несколько часов, подумал Кайа напряжённо, надо было слушать, что она там заказывает.
Он на всякий случай пощупал свой кошелёк, чтобы успокоиться – но стало ещё тревожнее.
***
Кайа убрал свой абсолютно пустой, как его голова во время миссии, кошелёк, в карман, и вздохнул. Да здравствуют закатники, собранные с деревьев, вода из-под крана и широчайшая улыбка Кли. К последнему у него претензий, конечно, не было.
В следующий раз, подумал он, нагружаясь пакетами с едой под завязку, когда кто-то попросит меня присмотреть за Кли, надо попросить, чтобы нам выделили ещё одного человека, который будет присматривать за мной, присматривающим за Кли. Может, тогда у меня хоть немного денег к концу вечера останется. Может…
Кли бежит вприпрыжку, и Кайа едва успевает за ней. Вот где бы ему точно пригодилась лошадь, которых в Мондштадте не осталось.
***
– Я принц на белом коне, – заявил Кайа абсолютно уверенным голосом, сгружая пакеты прямо на алхимический стол под неодобрительный взгляд Альбедо.
– А где конь? – спросил он, скрещивая руки на груди.
– Я, я, я! – запрыгала Кли вокруг Альбедо. – Я могу быть конём!
– Малышка, я боюсь, если я на тебя сяду, это будет наше первое и последнее путешествие, – Кайа притянул Кли за ворот поближе к себе. – Давай. Объясняй, что это за пакеты.
Пока Кли восторженно объясняла разницу между семейным ужином и обычным, Кайа и Альбедо разбирали пакеты. Вообще-то, к их приходу Альбедо не успел закончить все свои дела, но легче было помочь, чем смотреть, как капитан кавалерии ставит вещи не туда, куда нужно и отчаянно с этого беситься. Из вежливости Альбедо не сказал бы ему и слова против, но легче было сделать самому, чем объяснять, что, где и как должно стоять.
– Сервировать столы я не умею, – шёпотом сказал Кайа, подхватывая самый тяжёлый пакет и поворачиваясь к Альбедо, чтобы тот разобрал его содержимое и не наклонялся.
– Можно подумать, я умею, – пожал плечами Альбедо.
– Иногда кажется, что ты умеешь всё, – Кайа фыркнул, не то издеваясь, не то пытаясь польстить. Альбедо настолько не понимал его, что иногда становилось даже жутковато.
– Серьёзно? – только и спросил Альбедо, останавливаясь. На лице капитана кавалерии не дрогнул ни один мускул.
– Абсолютно.
– И нам надо зажечь много свечей! – закончила Кли громче обычного; Альбедо с Кайей чуть ли не врассыпную бросились друг от друга.
– Зачем свечи? – удивился алхимик Ордо Фавониус, и Кайа фыркнул.
– Как зачем? Они красивые, – он подмигнул Кли, на что та радостно захохотала и бросилась расставлять их по столу. Ничего красивого Альбедо в обыкновенных хозяйственных свечах не увидел, но расстраивать Кли не стал – чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не взрывало ничего, особенно в горах Драконьего Хребта, где каждое неосторожное движение чревато сходом лавины.
Каждое неосторожное движение чревато сходом лавины, и Кайа прикасается пальцами к пальцам Альбедо, и лавина сходит – бесшумно и где-то не здесь, но Альбедо её чувствует. Эту тупую лавину, которая плавится на свечах и колется снежинками чужих глаз.
– Можно садиться? – Кли забирается на самую высокую табуретку и принимается болтать ногами.
– Зачем ты спрашиваешь, если уже сделала? – Кайа отнимает руку и отворачивается.
– Дурной пример заразителен, – Альбедо тоже отворачивается, но скорее потому, что не знает, куда себя ещё деть. – Когда я говорю «дурной», я имею в виду тебя.
– Приятно, – фыркает Кайа.
– Это не было комплиментом.
Альбедо смотрит на него, в него и сквозь него одновременно.
– Я знаю.
Кли тянется к мондштадским оладушкам.
***
Кайе хочется пошутить о том, кто будет мамой, а кто папой на этом семейном ужине, но он переживает, что Кли слишком ответственно подойдёт к ответу на этот вопрос. Кли хочется дотянуться до мяса с морковкой самостоятельно и не упасть при этом с табуретки, но получается пока не очень.
Альбедо хочется, чтобы они все ушли и оставили его одного.
И совсем немного – чтобы никогда не оставляли.