Артур внимательно прочёсывал задний двор в поисках камней. Маленькие глазки с необычайной быстротой находили в густой траве камни, и не какие-то там, а определенной формы, окрасом и гладкостью. Насчёт последнего критерия возникали некоторые проблемы, так как море было очень далеко, потому и гладких камней вокруг не сыщешь.

На лице мальчика не было видно радости или привычного детского восторга. Он смотрел на мир несколько иначе, возможно, даже чересчур серьёзно для своих малых лет.

После тщательного отбора, собранные камушки были разложены рядом с конюшней, где земля была вытоптана и совсем лишена травянистого покрова. Артур сооружал пирамидки из камней, отходил в сторонку и, глядя на полученный результат, задумчиво хмурил густые бровки, будто бы окунался в какие-то серьёзные думы. Для многих взрослых его занятие казалось обычной детской забавой, лишённой всякого смысла, но Артур считал иначе. Он видел в своём творении работу — серьёзную, взрослую и очень важную работу, на которую нельзя было махнуть рукой и отвернуться. Её нужно было сделать до конца и во что бы то ни стало.

— Арчи, иди встречать брата!

— Брата? — мальчик насупился так, словно для него слово «брат» означало нечто скучное и не достойное внимания явление. Впрочем, всё стало ясно после того, когда братец сам вышел во двор, чтобы поприветствовать мальчика. Это был очень высокий и худой мужчина с огненно-рыжими волосами — такими же непослушными, как и у Артура. Тонкие, белые губы играючи передвигали курительную трубку, из которой выплывал густой сизый дым. Он был одет в сильно потрёпанный килт — этакий полосатый кусок материи с одной единственной лямкой, к которой были пришиты ножны, а за спиной торчало тонкое дуло мушкета. Увидев, чем занимается мальчик, мужчина ухмыльнулся, выпустил порцию дыма и осмелился подойти ближе, ступая по хрустящей траве.

— Ну, что, малышня? — задорно спросил он, кладя руки на бёдра. — Все дети, как дети: скачут верхом на собаках, мнят себя солдатами, а ты всё сидишь, да камни перебираешь. Ну, что за дела?

Мальчик что-то пробурчал в ответ, что-то вроде: «ага, зато я не гуляю по улице в юбке» и снова уткнулся взглядом в сторону пирамидок. Его-то они увлекали куда больше, чем какие-то двоюродные братья, которых он видел пару раз в своей жизни и эти пары раз казались для него такими же унылыми, как развлечения соседских ребят.

— Я тоже рад тебя видеть, — парировал шотландец. — Может, обернёшься? А то ведь я скоро отчаливаю. Я же здесь всего-то проездом — хотел тебя повидать, сорванца.

Эти слова нисколечко не тронули ледяное сердце Артура. Его равнодушие начинало сильно раздражать, хотя этому было вполне резонное объяснение. Этот длинноногий шотландец был ему двоюродным братом, которого малыш не собирался ставить даже рядом со своей семьёй, не то, что бы считать её частью. Дядя с тётей жили в глубинах Шотландии, докуда не всякий путник мог добраться на своих двоих. Да что уж там, не всяких путников были рады видеть местные горцы. К тому же, во многих королевствах постоянно вспыхивали войны, да и вообще жизнь не казалась столь сахарной, какой её описывали в книжках и песнях. Потому о жизни Скотта и его семьи Артур не знал практически ничего.

Но вот, не дождавшись никаких ответных подач, кузен подошёл ближе к Артуру и ловко обнял его со спины. Тот, конечно же, начал брыкаться и грозно рычать, как нелюдимый щенок.

— Ну, как вы там? — на крыльцо дома вышла его мать — молодая женщина с очень добрым и светлым лицом. Артур совсем не был на неё похож. Если не считать вздёрнутого носика, всё остальное ему было дано от отца и его братьев. Впрочем, сей факт нисколечко не мешал Артуру любить её больше жизни.

— Всё нормально, — не отпуская Артура, крикнул в ответ Скотт. — Мы с ним пр-рекрасно ладим!

— О, Скотт, я тебя молю, не придуши его! Он же ещё совсем малыш!

— Да, мэм, есть, мэм, - отдал невидимую честь шотландец, после чего склонился над порозовевшим лицом ребёнка и тихо спросил. - Слыхал? Мой маленький малыш, ой! — последний звук Скотт издал в тот момент, когда «маленький малыш» дотянулся до его рыжих прядей и умудрился вырвать целый клок волос.

Это было очень неприятно.

***

Скотт достал из ведра длинную щётку и, хорошенько ею встряхнув, принялся чистить гриву своему коню. Иногда, он не выдерживал одиночества и начинал что-то насвистывать себе сквозь трубку, с которой он не расставался даже в постели. Артур продолжал игнорировать гостя, гулял где-то рядом и собирал всякий хлам. На этот раз его привлекали не серые булыжники, а тонкие сучья, выпавшие с деревьев. И что было приятного в этой коллекции — Скотт понятия не имел, но не решался спрашивать об этом напрямую. Уж больно ему была дорога своя жизнь. А место, где безжалостно был выдран клок волос, всё ещё нестерпимо болел.

— Ну так что? Ты потом вернёшься к себе в Шотландию?

О, чудо из чудес! Сорванец заговорил!

Скотт прекратил водить щёткой по шкурке коня и посмотрел через плечо на младшего брата.

— Да, — с вымученной улыбкой ответил он. — Там у меня много дел.

— Мама говорила, что ты много путешествовал. Где ты был?

Скотт опустил щётку обратно в ведёрко с водой, где то благополучно исчезло в мыльной пене, и обернулся лицом к ребёнку. Глаза его задорно засияли в тени медных волос. Он понимал, что настал шанс рассказать свою историю, а, может, даже не одну. Вообще Скотт любил рассказывать истории, слушать истории, читать истории. Он был весьма неплохо образован, несмотря на своё мутное происхождение.

— Ох, где я только не бывал, — скромно сетовал он, а сам зарумянился - довольный, как сытый кот. — Я был во Франции, в Италии, в Исландии… О, Исландия! Знал бы ты, как там холодно и несказанно красиво!

Кажись, жертва клюнула на приманку. Артур теперь не сводил с него своих блестящих глаз.

— В Исландии, говоришь? — недоверчиво спросил он. — Там, где викинги обитают?

— Да, там, где викинги, — кивнул Скотт. — Кстати, хочу тебе кое-что подарить. Тебе это должно понравиться.

Присев на корточки, шотландец вынул из своей шерстяной сумки некую книгу, сплетённую из сыромятной кожи. Когда Артур её увидел, на его лице появилась гримаса отвращения. Он ожидал чего-то… более любопытного. Чего-то необычного, что было бы сродни гладким камням.

— Что это?

— Книга про викингов.

Мальчик открыл первые страницы, и лицо его поморщилось ещё сильнее, словно он съел лимон.

— Что это за каляки? — проворчал он.

— А вот это загадка, — лукаво ответил ему Скотт, явно довольный своим подарком. — Ты же умный парень. Так поработай над ней, авось что-нибудь и поймёшь. А как поймёшь, напиши мне весточку. Я тебя обязательно награжу. Ты ел когда-нибудь манго?

— Это какое-то животное?

Скотт прыснул со смеху. Уж слишком смешным и наивным был его двоюродный братишка.

— Нет, глупыш! Это такой вкусный фрукт. Украл как-то раз, когда гостил у монахов в Испании. Вот когда переведёшь мне книгу, тогда я тебя им накормлю. Тебе понравится, обещаю.

Артур отчаянно скорчился, но книгу всё равно прижал к груди, что значило только одно — таинственный подарок Скотта его заинтриговал.

***

Пожар уничтожил всё. Всё, что когда-то можно было назвать деревней, теперь звалось пустошью, покрытой чёрным пеплом и тлеющими углями. Французы, что проходили мимо этих мест, хорошо позаботились о том, чтобы на местных лугах ничего не росло ещё много лет. Любой крестьянин, что умудрялся выбраться из этого ада, тут же получал пулю в сердце. Ну, или сдавался солдатам в плен, что, пожалуй, было даже хуже смерти.

Но Артуру удалось спастись. Он не знал, зачем спасся и как вообще ему это удалось. Он отчётливо помнил боль, которая томно ухала в его сердце, когда он только-только пробирался сквозь сухие кусты под крики людей и громкий говор опьянённого властью врага. Теперь же, когда за его спиной остались только догоревшие головешки, боль в груди таинственным образом затихла. Теперь он смотрел по сторонам кране осознанным взором — без горя, без паники и без страха, хотя и не понимал ещё, зачем это делал. Куда было проще умереть вместе со всеми и более не терзать себя мыслями о мести. Никаких мыслей, никаких забот, лишь свобода и свет. Ведь, кажется, в это и верила его мама. Или это были слова его бабушки? Воспоминания были вязкими, как смола.

Он долго шёл по узкой тропинке, по которой никто не ходил уже много лет. Может, тропинки и не было вовсе, но Артур не считал нужным задаваться таким глупым вопросом. Он всё равно не знал, куда идти, потому что со всех сторон его окружал чёрный и тихий лес. Французы были далеко позади и, возможно, пошли другой дорогой. Даже если бы они и увидели его средь высоких стволов, то не стали бы бежать за ним вслед. Пир был завершён, а волки были слишком сыты для такой никчёмной охоты.

Артур пересёк старый мост через реку, когда в небе замерцали первые звёзды. Он остановился посередине моста и, положив грязные руки на перила, посмотрел в тёмную воду. То, что он там увидел, не принесло ему никакой радости на сердце, а лишь наоборот — он ощутил, как его тело обдало липким холодком. Ему нужно было лишь чуть сильнее наклониться вперёд и всё — остальное сделает речное течение. Но он этого не сделал. Просто… не хватило духу.

Когда в небе загорелась луна, Артур подумал остановиться. Его не пугали мысли о диких зверях, которые наверняка паслись стаями где-то рядом. Раньше эти байки, рассказанные стариками, звучали очень жутко, а теперь…

Положив под голову подол своего плаща, он закрыл глаза и судорожно попытался уснуть.

На рассвете его разбудил глухой цокот копыт. Какой-то крестьянин с густой бородой, что высовывалась из-под шерстяного капюшона, заметив рядом с дорогой какой-то светлый предмет, остановил повозку и спустился на землю. Он надеялся увидеть среди кустов нечто ценное, что можно было бы потом продать на ярмарке, но находка заставила его застыть на месте.

— И как ты здесь очутился? — спустя несколько часов сказал он мальчику, когда тот уже сидел в повозке. — Ума не приложу. Ближайшая деревня здесь в шести милях, да ещё этот проклятый холод с войной, что б её… Ты проголодался?

Артур почувствовал боль в желудке, однако он понимал, что после пережитого не сразу посмеет проглотить даже кусок хлеба. Он молча присел рядом со стариком и спокойно посмотрел на дорогу, по которой катилась повозка. Взгляд его был совсем бесцветным.

— Я держу путь до Бредфурда, — продолжил старик. — Там есть неплохой городишко. Может, и ты куда-то собираешься?

— В Шотландию, — кратко ответил Артур.

— Ого, вижу, у тебя грандиозные планы! — воскликнул мужчина, а про себя тихо чертыхнулся. Он никак не мог понять: и с чего этого малютку так тянуло в такую даль?

— Ну, хорошо, я довезу тебя до Дарлингтона, а там уже… извини… наши пути разойдутся. До границы тут ехать больше двух дней, и это даже не пешком. Гм. Ты уверен, что хочешь этого? На кой тебе вообще сдалась эта Шотландия?

— Там моя семья, — снова без эмоций ответил мальчик и лишь посильнее укутался в предложенный плед.

— Вытрись, — сообщил ему путник и протянул ему какую-то тряпку. — У тебя на носу что-то чёрное.

Некоторое время их повозка передвигалась по дороге в тишине. Старик изредка брал в рот какую-то траву и медленно прожёвывал её своим кривым ртом. В его голубых глазах читалась тревога или нечто похожее на тревогу. Артур не мог понять, что его так волновало, да и не хотел вдаваться в такие подробности. Свернувшись в одеяле, он думал о своём и лишь иногда пытался отдохнуть, хотя это было очень сложно: призраки прошлого терзали его тело, вгрызались в него, будто оголодавшие звери. А он лежал и старался не шелохнуться, лишь иногда по его спине начинали пробегать мурашки.

— Знаешь, — вдруг заговорил с ним старик. — Я тут решил… ну… не могу же я бросить тебя на дороге. Ты не подумай, что я так сердоболен, но… гм, чёрт возьми, да я не смогу и глаз сомкнуть, коли буду знать, что ты где-то бродишь без еды и ночлега. Ты улавливаешь мои мысли?

— Наверное.

— Давай лучше я довезу тебя до Бредфурда, там, гм, живёт моя сестра. Хорошая женщина, трудолюбивая. Ей как раз нужен помощник, а вот ты, гм, вроде как, ей подходишь.

— Но мне очень нужно в Шотландию.

— Да погоди ты! — буркнул на парня старик. — Конечно, это будет временная работёнка. Пока ты будешь при деле, я, гм, попрошу своего знакомого — он возит некоторым шотландским кланам шерсть и молоко — и он, гм, довезёт тебя дотуда, если будет проезжать мимо деревни. Ну, как тебе такой расклад?

Артур медленно нахмурил брови — ему очень сильно не понравилась такая идея. Да, он был голоден и нуждался в тёплом доме, но он не хотел платить за это своим рабством, да ещё и какой-то неизвестной ему тётке. Он опасался, что тот некий «знакомый», о котором ему говорил старик, мог и вовсе не приехать в Бредфурд, и что же тогда? Сколько ему предстоит работать и жить мечтой о нормальном доме?

Мысли об этом не давали ему покоя до самого вечера. Даже когда старик угостил его мясом, Артур ел его очень неспешно и задумчиво, словно не ощущал вкуса. А когда старик сделал остановку возле старенькой таверны, чтобы напоить своего гнедого и пополнить запасы, Артур незаметно слез с повозки и пустился наутёк.

***

Ему пришлось идти в полном одиночестве и на своих двух ногах. За спиной его свисал узелок с едой и некоторой одеждой, которые он умудрился прихватить с собой во время побега, под тонкой рубахой таилась книга о викингах, а в голове теснилось множество планов. Во-первых, нужно было как-то пересечь границу и не попасться в лапы каким-нибудь шотландским кланам. Во-вторых, Артур понятия не имел, где именно жил его двоюродный брат. Так получилось, что за всё время он не удосужился об этом поинтересоваться у самого Скотта.

Но везение его пока покидать не собиралось.

Хотя начиналось всё обычно не так здорово, как хотелось бы. Пересекая очередной лес, мальчик случайно натолкнулся на банду разбойников.

— Ух, какой прыткий! — воскликнул их главарь — худощавый, бородатый мужик с выбитыми передними зубами. Он схватил Артура за шиворот и легко поднял его высоко над землёй, когда тот случайно наступил на одну из искусно расставленных на земле ловушек. — Теперь у нас есть, чем полакомиться, а то я так голоден! Когда мы в последний раз ели? То-то же, и я не помню!

Артуру связали руки, чтобы тот не умудрился сбежать, и понесли в логово бандюг. Артур не чувствовал страха, в его маленьких зелёных глазках пылал огонь ярости, да ещё такой, от вида которого некоторые бандиты немного струсили — не видели они никогда, чтобы ребёнок так ненавистно на них смотрел. Словно пытался прожечь их красные лица своим взглядом. Но чествование на этом не отменялось — желудки урчали у всех.

Проходя ряды облысевших и сухих деревьев, они услыхали чьи-то шаги и приготовили для защиты ножи и топоры. Об Артуре на какое-то время позабыли, закинув его в овраг с жёлтыми листьями. Лежать было неудобно, яма чудовищно сильно смердила грязью и сыростью, а издевательский смешок людоедов лишь добавлял масла в огонь детской ненависти.

К счастью, мимо разбойничьей толпы проезжали солдаты на осёдланных лошадях. Вернее говоря, это был целый караван: всадников было пятеро, а, может, и больше (Артур не очень хорошо считал, да и из оврага было сложно разглядеть), а за ними тянулась большая, забитая до краёв бочонками повозка. Для разбойников это был чудесный шанс отвоевать такую большую добычу. Искушённые предстоящей победой, они ринулись из кустов в бой.

Артуру помнилось, что борьба длилась долго… очень долго. За это время его тело стало заметно затекать и ныть, а кончики пальцев онемели от холода. Запах грязи уже не вызывал отвращения и тошноты, малыш сумел с ним смириться и даже немного полюбить. За всё это время до его ушей доносились крики мужчин и звонкий лязг ножей. Кому-то отрезали руку, кого-то проткнули насквозь, будто насадили на штык — со временем всё это стало размытым и ненужным для памяти. Артур очнулся лишь тогда, когда некто схватил его за верёвку, привязанную к рукам и рывком поднял на ослабшие ноги. Мальчик с неохотой открыл слипшиеся глаза, готовясь увидеть перед собой ехидную ухмылку людоеда, но вместо этого ощутил на себе задумчивый взгляд светло-серых глаз одного из тех проезжавших мимо всадников. Как оказалось, победа осталась за ними, а тела мёртвых разбойников лежали тут, да там, замызганные кровью и сырой землёй.

— Кто таков? — спросил его всадник, но Артур промолчал, лишь изучающим взором прошёлся по его одежде: пышной тёмно-бурой шубе, от которой пахло диким зверем и под которой блестели золотистые нити шотландского килта.

***

Клан Макбрейн обитал далеко в горах, где вечно дули северные ветра. Над круглой крышей старинного замка раздувались флаги с золотистым львиным гербом. Когда Артуру предстояло увидеть обиталище клана и своих спасителей, он почувствовал в груди нечто, похожее на нарастающее волнение. Впервые в жизни ему предстояло столкнуться не с одним шотландцем, а с целым народом. Вернувшиеся с войны англичане частенько уверяли своих доверчивых жён в том, что горцы невероятно страшны как снаружи, так и своим нутром. Что они жестоки, кровожадны и безумны, как бешенные медведи. Как не странно, правды в их словах было столь же мало, сколько и храбрости в их сердцах.

Представитель клана, а также по совместительству отличный рыцарь и наследник трона, был очень серьёзным и честным человеком. Он мог подолгу молчать, обдумывать свой дальнейший шаг, и порою для многих это была невыносимая пытка. Его звали Генрих, и он считался самым умным, самым находчивым и самым сильным среди своих людей. Когда он спас Артура из лап людоедов и увидел побледневшее лицо мальчика, в его взгляде как будто что-то смягчилось, и он решил забрать мальчишку с собой. Во время пути, который длился несколько недель и был очень утомителен (особенно для детских ножек), Генрих проявлял к своему найдёнышу острожный интерес. Конечно, он понимал, что постоянными вопросами не добьётся от мальчика и крохи правды, потому он действовал очень бережно. Он сам приносил Артуру еду, сам подавал ему одежду для согрева, предлагал во всём свою помощь, иными словами, он всеми силами старался добиться от ребёнка хоть какого-то доверия. Между этими трогательными ухаживаниями он умудрялся выуживать какую-то информацию из уст маленького Арчи.

Когда же Генрих узнал о сожжённой английской деревне, его лицо заметно погрубело, хотя это вовсе не значило, что он был в гневе. Напротив, несмотря на происхождение Артура, он даже не пытался испытать к нему ненависть или отвращение.

— Англичанин, значит, — проговорил он в тихой задумчивости, после чего приложил палец к губам. — Теперь мне многое стало ясно.

— Вы меня убьёте? — осведомился Артур.

— Что? Не-ет, — усмехнулся Генрих. — Знаешь, из тебя выйдет хороший оруженосец. Хм?

Артур неуверенно потупил взгляд.

— Не знаю, — произнёс он. — Я просто хочу найти свою семью. Вы мне поможете?

— Конечно, помогу, но это ведь не так просто, понимаешь? — тяжёлая рука, укрытая в плотной перчатке с эмблемой льва, легла на хрупкое плечо Арчи. — Мне не известно, где проживает Скотт Кёркленд, но я готов это выяснить, если на то требует твоё сердце, а взамен… взамен ты немного поживёшь в нашем замке, идёт? Не волнуйся, я не заставлю тебя делать непосильную работу.

— И что тогда я должен буду делать?

— Что и другие оруженосцы. Помогать мне, — пожал плечами мужчина. — Путь рыцаря крайне тернист и без помощи друзей пройти его приходится порою очень и очень не просто.

— А-а...

— Ты ведь понимаешь, как это глупо — одному искать своего родственника, блуждая по неведомым землям Шотландии? Я сразу понял, что ты был рождён в рубашке, ибо никак иначе объяснить твоё везение я не в силах. Но рано или поздно фортуна повернётся к тебе спиной и тогда… ты сам знаешь, что с тобой может случиться.

— Да, знаю.

Увидев покорность в лице мальчика, Генрих довольно улыбнулся. Нет, не губами, скорее, глазами. Но это выглядело приятно и тепло.

Дальнейшее пребывание в обществе Макбрейнов не казалось Артуру таким уж невыносимым, но… каждую секунду своей жизни он думал о том, что скоро должен будет их покинуть. Ожидание сулило страшные душевные муки, которые порою вырывались из его юного тела в виде слёз и рвоты. Как бы сильно он ни пытался скрыть в себе горе по матери, временами оно всё равно умудрялось брать над ним вверх. Мысли о прошлой жизни травили и ослепляли его разум, тянули всё ближе к пасти безумия. Если бы не работа оруженосца, которая частенько уводила Артура от мрака и боли, то всё обернулось бы иначе. Намного иначе.

Генрих был очень любезен со своим молодым помощником, хотя порою мог перейти на грубость. Его горячий нрав весьма часто проявлялся в некоторых действиях. Когда что-то доводило его до исступления, он мог пробить кулаком деревянную стену и не испытать укола боли. Да, в гневе он был кошмарен, и Артур это понимал и старался всеми силами не гневить своего единственного покровителя или хотя бы не попадаться ему на глаза.

В обществе других Макбрейнов и их прислуги Генрих представлял Артура сыном своей кузины по материнской ветви. Учитывая то, что многие из представителей клана хоть и горячо почитали своё происхождение, но легко путались в дядях и тётях, то уловка с Артуром всегда срабатывала идеально. Люди тут же улыбались и начинали одобрительно кивать юному сыну кузины, иногда даже приговаривая: «Да-да, точно, я помню твою мать!»

В свободное от поездок время будущий лэрд брался обучать своего оружейника искусству битвы на мечах. Эти уроки давались Артуру очень нелегко. Вернее говоря, не давались совсем. Но, к счастью, благодаря изумительному упрямству наставника, мальчик всё же сумел выучить несколько приёмов и даже научился обороняться, хотя, его навыки всё равно не шли ни в какое сравнение с силой и опытом настоящих шотландцев.

Генрих никогда не злился на Артура, по крайней мере, не делал этого всерьёз, а каждый старательно выученный мальчиком трюк восхвалял так радушно, будто тот совершил нечто грандиозное.

— Ох, был бы ты моим сыном, я бы тобой гордился, — сказал ему как-то Генрих, окончив очередную утомительную тренировку возле конюшни. Капли пота стекали по его могучим плечам и волосатым рукам, а дыхание казалось сбивчивым и усталым. Он присел на кучку сена и бережно обтёр свою крупную шею платком. — И я совсем не преувеличиваю.

— Спасибо, сэр, — ответил утомлённый Артур и вонзил в землю свой немного притупленный меч.

С того момента, как он очутился в клане, минуло уже шесть лет. Хоть он этого и не замечал, пребывая вечно на побегушках у будущего лэрда, однако тело его успело заметно вытянуться и немного окрепнуть, а на лице вырос первый юношеский пух.

— Знаешь, парень, — сказал ему Генрих. — Я обещал тебе, что разыщу твоего двоюродного брата и дядю с тётей.

Сердце Артура замерло. На протяжении шести лет он буквально грезил мыслями о том, как встретит своего кузена после долгих странствий и поведает ему о своём горе. В своих грёзах Артур не испытывал к нему злости, даже наоборот, он готов был снова научиться любить, как прежде.

— Так вот, — продолжил рыцарь, небрежно доставая из кармана запечатанный конверт. — Мои люди прочёсывали деревни в округе, опрашивали соседние кланы. Их поиски длились очень долго (собственно, ты и сам это знаешь), но, к счастью, дали свои результаты. Они написали, где живут твои дядя с тётей. Даже карту нарисовали.

Артур с панической радостью готов был вырвать из сильных рук Генриха конверт, но тот быстро поднял его над головой мальчика и серьёзно спросил:

— На путь уйдёт не меньше недели, слышишь?

— Слышу, сэр.

— Ты думаешь, что готов это сделать?

— Да, сэр, — отчаянно выдохнул Арчи. — Всегда был готов.

— Хороший ты парень, Артур, — вздохнул в ответ Генрих и милосердно всучил ему помятый конверт. Казалось, что он не сделает этого никогда. — И очень умный. Я безмерно счастлив тому, что встретил тебя на той дороге. Если бы не наш с тобой уговор, я бы тебя никуда не отпустил, но… но слово своё держать я должен. Не просто же так мой дядя собирается скоро назначить меня лэрдом этих земель, не так ли?

Артур уже не слышал его слов, его пальцы нервно разрывали шершавую бумагу конверта и оголяли маленькое и хрупкое письмо. Если бы он только мог плакать, то сделал бы это с великой радостью. Но глаза его оставались предательски сухими, пока бежали по сдержанным строчкам текста.

***

— Извините, вы не знаете, где проживают Кёркленды?

Молодой пастух, опираясь на посох, задумчиво почесал свои сальные волосы. Его очень поразило внезапное появление этого мальчишки, облаченного в Макбрейновский килт и огромную, пышную шубу, от которой пахло зверем и мятными травами. На правом его плече свисала маленькая тряпичная сумка, в которой, возможно, лежали какие-то запасы еды и небольшая сумма денег, а на боку свисал небольшой длины, но очень острый кинжал, который был выдан лэрдом в качестве подарка за годы службы.

— Не местный? — с тяжким акцентом поинтересовался он. — Честно говоря, не знаю. Где-то там, должно быть, дальше.

Устало вздохнув, мальчик пошёл вперёд по указанному пастухом пути. От постоянной ходьбы у него завывали ноги, хотя он старался не обращать на это внимание. А книга, которую подарил ему Скотт, висела под его рубахой тяжелым грузом, почти как горка камней.

— Прошу прощения, вы не знаете семью Кёрклендов? — спросил Артур, посмотрев на недоуменное лицо пожилой дамы, что несла вёдра с водой через дорогу. — Ну… Там ещё такой парень живёт: высокий, с рыжими волосами.

Женщина грустно покачала головой.

Начинало уже темнеть, и Артур бросился искать себе место для ночлега. Он безумно скучал по тёплой кроватке и подогретому молоку, которое он всегда мог незаметно стащить из кухни в замке Макбрейнов. А ещё иногда он вспоминал мамино пение, которое всегда усыпляло его, когда он был ещё ребёнком. Оно приходило к нему очень внезапно и начинало звучать так тихо, словно то было слабое дуновение ветра.

Следующее утро оказалось пасмурным и очень зябким. Даже трава покрылась морозной коркой и припала к земле, не выдержав суровых перемен в погоде. Здесь нельзя было больше оставаться: чтобы выжить, нужно было идти дальше. Артур неуклюже поднялся на ноги и, обхватив живот руками, поплёлся дальше по вытоптанной тропинке.

— Доброе утро. Вы случайно не знакомы с Кёрклендами? Не знаете, где они живут?

— О, кого это сюда занесло? Макбрейн! — прокричал мужик с короткими каштановыми волосами и недельной щетиной, которая клоками росла на подбородке и щеках. Артур сбился со счёту, какой это был дом, ибо все они стояли на крохотных холмиках и все казались до боли похожими. — Да-да, слыхал про таких, кстати, ты на их сына очень похож, только тот был рыжий.

— Ага, — Артур энергично закивал головой. — Рыжий такой, с трубкой.

— Точно, тот ещё заядлый курильщик! Так слушай, их дом стоит за этим лесом. Ни за что не пропустишь его из виду, ведь он выстроен из алого кирпича. Правда, это очень далеко и дотуда порою даже письма не доходят… может, тебя стоит проводить? — мужчина кинулся было за плащом, но мальчик его остановил:

— Нет! Спасибо большое, я сам справлюсь!

— Хах, — мужчина покачал головой. — Такой юный, а уже сам по местности разгуливаешь! Мама, небось, гордится твоей самостоятельности.

— Наверное… До свидания, — совершив прощальный кивок, Артур быстрой походкой направился в сторону леса. Только больше он не улыбался. Да и та улыбка была одной из его масок, в которых он любил прятать своё истинное лицо.

***

Он несколько раз постучался костяшками по калитке, но в ответ ему отзывалась тишина. Только выйдя из леса и увидев тот самый дом, про который сетовал ему тот общительный незнакомец, он понял, что что-то в этом домишке было не так. Несмотря на утренние заморозки, с трубы почему-то не валил дым. Да и вообще, место казалось заброшенным, в окнах не горел свет и двери были закрыты. Может, даже заперты на замок.

Отгоняя от себя подальше хмурые мысли, Артур сбежал вниз по заросшей тропинке, подошёл ближе к деревянными воротам и посмотрел через их колья во двор.

— Эй! — крикнул он, рассчитывая на то, что ему вот-вот кто-то да ответит и тогда ему не придётся самостоятельно перебираться через забор. — Эй, кто-нибудь!

Чёрные окна дома отвечали холодным молчанием. Тогда Артур перекинул через забор книгу с сумкой, а затем перелез сам, надеясь не наткнуться на острые штыки. При этом он продолжал наивно напрягать слух, надеяться на то, что его сейчас встретят. Что двери отворятся и на пороге появятся улыбчивые тётя с дядей.

Но вот, теперь он стоял на крыльце, который вмещал в себя не более двух человек, стоял и колотил кулаком по двери. Звук его проворных ударов эхом разносился по всему двору. Будь здесь соседский дом, то он наверняка сейчас бы стоял на ушах. Но ближайший сосед жил только за лесом.

Пробраться внутрь было не так сложно, как могло показаться на первый взгляд. По крайней мере для такого упрямого мальчишки, как Артур. Пара ударов палкой по замку в погреб и — вуа-ля! — чёрный ход был открыт нараспашку, откуда разило запахом влаги.

Очутившись в пустой и сырой гостиной, Артур окончательно убедился в том, что в доме не было ни души. А пыль, что лежала толстым слоем на полу, на столе, на полках, на стеллажах, как бы намекала на то, что люди, жившие здесь когда-то, покинули это место относительно давно. Может, месяц назад или даже больше. Артур посмотрел на почерневший камин и увидел сверху на нём курительную трубку. Ту самую, с которой Скотт обычно никогда не расставался. Только эта трубка была тоже вся в пыли, словно к ней не прикасались месяцами.

— Странно, — пробормотал парень и внезапно вздрогнул от неожиданного грохота, который раздался в противоположной части дома. — Скотт! Скотт, это ты?! — в его голосе прозвучали нотки волнения.

Грохот повторился. Как будто кто-то стучал молотком по стене. Пару раз стукнул-замолчал, и затем по новой. Стиснув до боли кулаки, мальчик быстрыми и волнительными шагами направился на звук.

Оказалось, что в конюшне буйствовал оставленный Кёрклендами чёрный конь. Несчастный скакун стоял у себя в стойле, испачканный в своём помёте, тощий и очень злой на окружающий мир. Этот конь принадлежал Скотту.

Артур вышел через второе крыльцо, подошел к конюшне и внимательно осмотрел потускневшую шкуру лошади, словно именно в ней крылись ответы на его вопросы. Конь же на секунду замер, тоже внимательно уставившись на мальчика своими выпученными карими глазами, а затем снова начал упрямо стучать копытом по деревянной ограде и недовольно фырчать.

— И где твой хозяин? — озадаченно спросил Артур. — Куда он делся? Почему он тебя оставил?

Жалко, что лошади не умели говорить, как люди. Очень жалко.

***

Прошёл целый день, но дом всё равно оставался пустым и страшным. Артур сам зажёг огонь в камине и уселся рядом с огнём, чтобы хорошенько обогреть свои замёрзшие ноги. В котле, что стоял на кухне, он нашёл остывшую кашу, которая давно уже покрылась какой-то странной плесенью, но это не помешало ему попробовать её на вкус, так как другой еды в доме не было, а собственные запасы были съедены ещё вчера.

Сытым он не был, но зато желудок больше не урчал, и теперь Артур мог посвятить себя подаренной братом книге. В доме Макбрейнов у него никогда не было времени на решение загадок. Хоть он и частенько носил книгу при себе, но открывать её он никак не решался. Она была для него скорее символом, чем набором сухих бумажных страниц. Символом, который приносил удачу.

Теперь же он мог открыть её и не испытать при этом страха быть увиденным кем-то из лэрдовых слуг. Он мог углубиться в неизвестный язык, абсолютно его не понять, нахмурить брови и даже рассердиться. Ведь как же так? У Генриха ему доводилось читать множество книг, написанных на английском и гэльских языках, хотя это было и не часто. То были истории, мифы, легенды, предания и даже стихи. Чтение вообще давалось ему очень легко, что вызывало у многих из горцев сильную зависть. А что же тут? Он листал страницу за страницей, а неизвестных слов становилось только больше, они росли на бумаге, будто грибы!

Но затем в голову ему пришла безумная мысль.

«А что, если… если я переведу эту книжку, и тогда… Скотт вернётся! Точно! Как же я сразу не догадался?» — и мальчик усерднее принялся перелистывать страницы, зазубривая каждый символ, каждую закорючку этого жуткого языка.

Следующим утром, когда солнце наконец вырвалось из-за туч и осветило посиневшую от холода лужайку, Артур решил прогуляться по скромному жилищу своих родственников: он разглядывал картины, которые висели в гостиной и спальнях, всякие фигуры из дерева и прочие безделушки, что стояли на полках над камином или на подоконнике рядом с пустыми горшками. В комнате Скотта Артур обнаружил несколько полок с книгами, и тогда его глаза алчно загорелись. Мальчик жадно выгреб из полок все книги и перенёс их к огню, где было намного теплее и уютнее.

***

— Ну что, Демонёнок, как дела? — Артур погладил коня по его длинной морде. Проживая в доме Скотта, он позаботился о том, чтобы конь чувствовал себя комфортно. Его шерсть вновь была бархатистой и блестела при свете солнца, а грива переливалась, как ручьи родника. Получалось так, что отныне Артур был его единственным хозяином.

Прошло больше года, дом продолжал пустовать, Скотт так и не вернулся, хотя Артур ждал его; каждый день выходил на крыльцо и задумчиво смотрел вдаль, надеясь увидеть там знакомую фигуру и пятно огненно-рыжих волос. Долгие месяцы самостоятельной жизни, борьбы пытливого ума с суровой реальностью, которая включала в себя частую простуду и жуткий голод, давались ему очень тяжело. Со временем ему удалось сразить оба этих фактора: имея под рукой такую шикарную библиотеку, Артур не мог не прочесть каждую в ней книгу от корки до корки. Благодаря им он познал множество различных мазей и сывороток, которые можно было изготовить из обычных трав, что росли возле леса.

А вот с голодом дела обстояли немного сложнее… Дело в том, что силой многогранного ума невозможно было завалить олениху или, на крайний случай, пришибить барсука. Для того, чтобы снабдить дом едой, нужно было сначала её заполучить. А для того, чтобы её заполучить, нужно было уметь её ловить. Первые попытки охоты Артур переживал крайне паршиво, он был бы счастлив стереть сей позор из памяти навечно, будь в его руках такая славная возможность, но увы. Пока он пас найденного у опушки леса зверя, то мог запросто потерять из-за волнения лук или споткнуться на ровном месте. Боги, как же это было мерзко, а порою и больно, если падал он не на мягкую травку, а на жёсткую землю. Иногда его дичь спугивали бодрые крики других охотников, которые не редко разгуливали где-то поблизости, но никогда не доходили до окраины леса.

Позже позорные падения прекратились, и тогда жизнь Артура стала немножечко… проще. Он учился готовить мясо из зайчатины, оленины или тетерева, добавляя в него всякие пряности, найденные под лестницей в крепко связанных мешках. Крупных зверей он всячески остерегался, ибо знал, что такую добычу завалить был не в силах. Хотя иногда ему очень хотелось сделать что-то безумное, пойти, например, в берлогу медведя и испытать на этом грозном звере свои силы. Ощутить колючий страх под тонкой кожей и услышать бешеный стук сердца в момент, когда влажное дыхание хищника коснётся его похолодевшего лица. К счастью, он редко шёл на поводу у своих желаний.

Других людей он старался не встречать, а если и встречал, то всеми силами пытался не идти на контакт. Играть роль нелюдимого безумца, живущего далеко от деревни и ближе к природе, ему нравилось значительно больше, чем всегда быть на виду у всех.

Но вот, время неустанно шло вперёд, а кругом ничего не менялось.

Он слишком долго ждал брата, но брат — если он был жив — не особо торопился вернуться домой. В скором времени пылающий костёр надежды обратился в мёртвый и похолодевший уголь, но зато в голове теперь теснились новые идеи, новые планы, которые Арчи собирался срочно осуществить. Он не видел смысла в том, чтобы оставаться здесь ещё хоть на день.

Конь был с ним солидарен и готов был сделать всё, что угодно, лишь бы покинуть эту скучную конюшню. В последний раз поужинав на кухне, Артур собрал сумку с книгами и одеждой (благо, что за годы его тело умудрилось вытянуться и теперь почти вся одежда, что когда-то принадлежала Скотту, была ему впору), припасы с едой, и, сев на коня, на рассвете отправился вниз по холму, где паслась кучка белых овец.

— Эй – эй, осторожнее! — прокричал он, судорожно вцепившись в гриву животного. А конь — будто назло — продолжал ускоряться, то и дело подскакивая и встряхивая головой. Артур пытался балансировать на этой широкой и могучей спине, в душе давая себе клятву, что он в первый и последний раз едет верхом.

***

Эта работа казалась ему самым скучным занятием на всём белом свете. Но то был единственный приемлемый вариант, который мог устроить молодого и одинокого юношу, явившегося откуда-то из дали и с ходу обменявшего своего величественного коня и клановый кинжал на неплохую сумму денег. Эта сумма и помогла ему перевоплотиться в нечто более симпатичное, чем в то, что въехало в город, будучи обличённым в старый шотландский килт. Теперь у него были все шансы найти себе работу и слиться в толпе. У него было своё жильё, его кормили, платили деньги и давали иногда отгулы, которые он тратил по назначению, сидя в своей комнатке и старательно вырисовывая на карте какие-то пиктограммы. Со своим острым умом и явным трудолюбием он мог бы спокойно поступить в академию, если бы только захотел и с чем он пока что не торопился.

Встречать и провожать судна на пристани и параллельно вести запись каждого пришедшего корабля: время, подпись хозяина (а от тех, кто не умел читать, всего лишь требовалось поставить крестик) и цена за стоянку — таковой была его работа. Артур был очень расчётливым парнем, поэтому всегда при подсчёте выдавал правильную сумму. Сколько раз его ни пытались обмануть (дело доходило порою до угроз и до драк), Артур оставался непоколебим и горд, как скала. Когда он начинал говорить своим ровным и полным холодной любезности голосом, клиенты тут же начинали ощущать какую-то скользкую неловкость и стыдливо опускали глаза, будто их уличили в чём-то грязном и мерзком. После такой беседы желание спорить дальше отпадало само собой.

Были люди, которые пытались понять эту персону и всё, что ею могло двигать. Они давали советы, рассказывали различные байки, из скуки учили корабельному мастерству. Порою Артур слушал своих назойливых собеседников почти с интересом, а иногда пропускал их наказы мимо ушей. Он не любил навязчивость.

Вечерами, после прожитого рабочего дня, утомлённый людской суетой и глупыми цифрами, Артур возвращался в общежитие, зажигал в комнате свечу и принимался за чтение. Читал он очень много. Едва он открывал какую-нибудь книгу, то взгляд его тут же стекленел, он замирал, словно статуя, и ничто не могло его отвлечь от своей страсти.

Хотя, нет, были некоторые моменты, когда Артуру приходилось оторвать взгляд от книги и направить его за пределы липких страниц.

В тот день его сомнительный сосед надумал привести к себе в комнату парочку своих хихикающих подруг и учинить с ними ну просто невыносимые для ушей игры.

— Может, вы поубавите звук у своей прекрасной флейты? — как всегда с сарказмом спросил Артур, едва ему удалось достучаться до своего соседа.

— А тебе-то какая разница, червяк? Завидуешь? — судя по тому, как быстро испортился воздух между ними, сосед был сильно и безнадёжно пьян. А за его кривой и волосатой спиной мельтешила именная та самая флейта — пухленькая, светловолосая леди в одних персиковых панталонах. Артура сей вид практически не смутил. Ну, или смутил совсем слегка. Самую каплю.

— Я прошу вас не шуметь, — членораздельно объяснил он. — Иначе…

— Иначе что, бровастик? Полезешь с кулаками? Шёл бы ты сосать сисю своей мамаши, — ответил ему сосед с кривой усмешкой на влажных губах. — Не мешай взрослым людям заниматься взрослыми вещами.

— Так… это значит «нет»? Или всё-таки «да»? — осторожно поинтересовался Артур, чем невольно навёл мрачную тень на лицо соседа.

— Или ты проваливаешь отсюда, или мой сапог изучит глубину твоей задницы. Так яснее? — и он сильно ткнул в грудь юноши своим пальцем. Если бы он только знал, к чему приведут его угрозы, то не стал бы даже о них думать. Артуру хватило пары секунд, чтобы ввалиться в комнату соседа, намотать его грязную рубашку себе на кулак и прижать обескураженного обидчика к ближайшей стене. Даже испуганный визг девицы не в силах был остановить его жгучий, словно лава, гнев, он лишь крепче пригвоздил мужичка к стене и приложил аккуратно завёрнутый в бумагу уголёк к его вздутой и плохо выбритой шее.

— От… отпусти, гадёныш! — жалобно прохрипел мужичок. — Отпусти немедля!

— Только посмейте ещё раз пошутить про мою мать, и тогда — даже не сомневайтесь в этом, сэр — мой сапог изучит глубину вашей задницы значительно быстрее, чем завершится ваш первый половой акт. Меня совершенно не волнует то, как и сколько раз вам предстоит втолкнуть член в свою леди, а также в каких условиях вы были бы рады проделывать сей процесс снова и снова. Я хочу лишь одного — чтобы вы как можно скорее заткнулись и прекратили мешать моим делам. Теперь я закончил, — глубоко вздохнув, Артур милостиво разжал пальцы, и ошарашенный мужик медленно скатился по стене на пол. След от угля так и остался зиять чернотой на его вспотевшей коже.

***

В дверь еле слышно постучались, и спустя некоторое время в комнату вошёл мужчина с длинными каштановыми волосами, затянутыми в конский хвостик. На его гладком, хотя и слегка желтоватом, лице была изображено волнение.

— Добрый… добрый вечер, — пробормотал он, еле шевеля бесцветными губами. У окна находился узкий письменный стол, который был накрыт белоснежной простынёй. Именно простынёй, но не скатертью. Хозяин комнаты — по складности, возможный сверстник вошедшего, но куда более суровый на вид, о чём говорил его ледяной взгляд зелёных глаз и поджатая тонкая линия губ — лениво отвернулся от окна, за которым светило бледное лондонское солнце.

— Артур Кёркленд, — представился хозяин комнаты и рассеянно протянул вошедшему перепачканную в какой-то жидкости руку. Кажется, то была чья-то кровь.

— А… эм… — мужчина испуганно ощетинился, будто эта рука была протянута ему не ради рукопожатия. — Прошу прощения, но мы… мы ведь уже с вами знакомы. Я заходил к вам вчера, помните?

— Ох, правда? Тогда простите мою бестактность, но у меня нет времени запоминать прохожих.

— Но я не прохожий! — возмутился мужчина. — Вообще-то я ваш сосед! Я живу в комнате напротив! Грегори Рейн. Лекарь. И позвольте поинтересоваться, в чём ваша рука? Это что, кровь?

Мистер Кёркленд с любопытством посмотрел на свою руку сквозь чёрные стёкла круглых очков и как-то по-детски наклонил голову на бок.

— Да, кровь, — ответил он, коротко улыбнувшись. — Крысиная. Или собачья. Что-то не могу припомнить…

— Что значит — не можете припомнить? — Грегори поспешно закрыл спиной дверь и вытер со лба выступившие капли пота. — Это же, — он указал дрожащей рукой на своего соседа. — Это же кровь. Как вы можете не помнить её происхождение?

— Эксперимент я окончил ещё в полдень, почём мне думать о давно ненужном материале? Теперь же я занимаюсь другим проектом, и вам, как лекарю, это должно быть интересно, мистер… э-э... Рейн.

Грегори ошарашено замотал головой, словно попытался скинуть с себя какую-то назойливую мысль. Он определённо понятия не имел, о чём говорил ему этот чудак, да и вообще, не ради этого он сюда пришёл.

— Послушайте, мистер Кёркленд, — тихо начал он. — Я знаю, вы наверное человек занятой… Но тут неподалеку один знакомый барон моего знакомого коллеги устраивает пышный бал. Приглашает чуть ли не весь город. Вы, случаем, не хотите присоединиться к веселью?

— Шумные компании, реки алкоголя, громкая музыка… М-м, нет, спасибо. Это всё немного не в моём вкусе.

— А. Ну, как хотите, — Грегори какое-то время простоял на пороге в нерешительности, просто надеясь, что его сосед передумает, но Артур больше не намеревался отвлекаться от своей работы. Тогда он незаметно положил на пол ароматно надушенное приглашение и бесшумно вышел в коридор.

***

Пока в зале звучала ненавязчивая, но весёлая музыка, а гости медленно разделялись по крохотным группкам, делясь своими интересами и незаметно сплетничая о светской жизни всяких господ, возле дворца пускали красочные салюты, от хлопка которых даже лошади за забором начинали взволнованно стучать копытом. Вечеринка проходила удачно, об этом можно было судить по кучке пьяных мужчин, что разгуливали по заднему двору и безуспешно пытались найти точку опоры. Изначально планировалось учинить маскарад с яркими гирляндами и расписным куполом в зале, кучку арлекин и пляшущим цирковым медведем. Но, может, оно было и к счастью, однако цыгане со зверьём так на бал и не явились — то ли потерялись в городе, то ли просто обманули хозяина и, забрав деньги, свалили за тридевять земель, потому самым весёлым на балу оставались лишь маленькие арлекины и симпатичные, густо напудренные певцы.

Артур расхаживал между мраморными колоннами, украшенными ароматными цветами и очень часто опускал глаза в пол, точно собственные сапоги вызывали в нём значительно разительный интерес, нежели окружающая мишура. Он, как и многие гости, был одет строго и официально: на нём красовался тёмно-зелёный пурпуан с блестящими золотыми пуговицами, а внизу были плотные бархатистые брючки, ибо так требовала мода.

— Не могу поверить в это, — сокрушительно произнёс он, когда к нему с двумя бокалами вина подошёл Грегори. — Я изменил сам себе, променял изумительный проект, связанный с небесами, на эти заурядные пляски. И кто же я после этого? Чудак.

— Вы чересчур самокритичны, мистер Кёркленд, — улыбаясь, ответил ему Грегори. — Балы и созданы для того, чтобы человек мог почувствовать себя немного чудаком и отгородиться от своего внутреннего мрачного мирка.

— О. Тогда я предпочту мрачный мир, он мне кажется более привлекательным.

— Вы не умеете шутить, мистер Кёркленд.

— Как это не печально, но я даже и не пытался.

Музыка сменилась на более медлительную, и люди, будто по команде, разбились на пары. Мужчины подходили к дамам, протягивали им руку, а те, смущённо хихикая, выходили с ними на танец. В глазах Артура сей процесс разил чем-то... неестественным. Словно танец приглашённых гостей был похож на хорошо отрепетированную сцену в спектакле. И он не шел ни в какое сравнение с чувственными плясками друидов на шотландских зелёных холмах на фоне хмурых облаков.

— Послушайте, я помогу вам развеяться, — заверил Грегори своего угрюмого соседа. — Пригласите кого-нибудь на танец. Это поможет вам забыть о всех проблемах.

— Может мне ещё заявиться в бордель?

Грегори удивлённо воззрился на Артура, словно увидел его впервые.

— Ради всего святого, мистер Кёркленд, потанцуйте с женщиной! Обычный светский танец и постельные утехи — совершенно разные вещи!

— Ох, мистер Рейн, — Артур устало закатил глаза, всем своим видом говоря, что он откровенно утомился вести подобные беседы. — Не пытайтесь заставить меня сделать то, чего я не желаю всем своим сердцем. Просто поверьте, я не настроен заводить знакомства с противоположным полом.

— Это как? — Грегори озадаченно захлопал глазами.

— А вот так. Я считаю, что привязанность к женщине губит всё остальное, что я считаю для себя бесценным. Например, мои знания. Мои увлечения. Мои таланты. И в чём смысл? Стать таким же безумцем, как и наши короли? Или их лорды? Нет уж, уважаемый, я совершенно не горю желанием войти в число влюблённых безумцев.

— Да вы и без того тот ещё безумец, — с нервным смешком ответил Грегори и с учтивостью передал Кёркленду его бокал.

***

— Мистер Кёркленд, нам нужна ваша помощь! — Грегори без стука вбежал в комнату соседа и при виде Артура, который в спешке надевал на себя плащ, застыл от удивления. Комнату накрывал подозрительный полумрак, окна были плотно закрыты и зашторены. — В клинику привезли пациента, а он… О, вы куда-то собрались?

Густобровый мужчина резким взмахом головы смахнул с лица взмокшую чёлку и поправил высокий воротник у шеи. Грегори не припоминал ничего такого, по какой бы причине его сосед должен был куда-то уходить. Обычно в такое время мистер Кёркленд занимался своими опытами или любовался звёздами.

— Да, у меня важное дело, — сказал Артур быстрым и чётким голосом, будто выплёвывая каждое слово. — Наверное, для вас это покажется полным безумием — уходить куда-то в такой поздний час, но, поверьте, у меня есть на то веские основания.

— И что же это за важное дело принуждает вас бродить ночью по улицам Лондона? — скрестив руки на груди, поинтересовался сосед. Если бы Артур не был столь рассеян, то он бы заметил, как нездорово заблестели водянистые глаза этого типа.

— Я намереваюсь убить человека.

— Ч… что, простите?

— Что слышали. Я совершу преступление, от которого на уши встанет весь Лондон. Не волнуйтесь, я всё заранее продумал.

— Господи Боже! — охнул в ответ мужчина и возвел руки к потолку. — Вы собираетесь убить человека и говорите это так спокойно, так буднично, будто это для вас в порядке вещей!

— Нет, безусловно, вы правы, — ответил ему Кёркленд, попутно изымая из-под стола завёрнутый в тряпки мушкет и пряча его в блестящих складках плаща. — Это ужасно, и я не могу говорить об убийстве столь спокойно, как говорю, но… то, что я надумал совершить — необходимо.

— Вы же прекрасно понимаете, что после этого всё изменится, мистер Кёркленд, — нервно забормотал Грегори. — Вы же убьёте человека. Это… это немыслимо. У вас, наверное, просто жар и вы бредите!

— Отнюдь. Я здоров, как никогда.

 Артур был сосредоточен, он уже давно готовил этот террористический акт, он прекрасно осознавал, каким чудовищно громким был этот риск. И разве может его остановить какой-то мелкий человек, абсолютно лишённый возможности и желания понять его мотивы? Сколько уже лет прошло? Сколько они знакомы? Года четыре? Так или иначе, юный Грегори знал об Артуре столько же, сколько и в момент их знакомства. Иными словами, он не знал абсолютно ничего. Он мог запомнить какие-то его привычки, мелкие особенности, но он на знал тех причин, которые превратили Артура в такого человека. Он не знал ничего, и потому обязан был молчать.

***

Артур нёсся по темным закоулкам и постоянно оглядывался назад, проверяя, не преследует ли его хвост. Его уже давно охватила паранойя. Любой звук, донёсшийся неподалёку, отзывался глухим эхом в мозгу англичанина, и тот вздрагивал, как напуганный зверёк, и уходил всё дальше в тень высоких и покрытых смогом домов.

Уже давно по улицам витала новость о приезде французского посла, который был связан с, как считали многие англичане, мнимым союзом между двумя сильнейшими странами Европы. Да, возможно, этот союз был очень шаток и нелеп, и, возможно, очень скоро рисковал быть разрушенным, стоило лишь одному принцу пролить вино на грудь другому, но факт оставался фактом — французы направлялись со своей делегацией в Лондон, и английский король готов был встретить их едва ли не у ворот своего дворца.

Французы… одно это слово порождало в душе Артура столько желчи, что ею можно было отравить целый город. Сердце начинало биться сильнее, с каждым своим глубоким ударом возвращая англичанина обратно в тот горящий дом, в объятия умирающей мамы и к остальным ужасам, которых ему предстояло пережить и которые он переживал даже спустя столько лет. Лечение от боли длилось очень долго и едва ли давало какой-то результат, а вот оно — опять! Опять французы. Опять на его земле.

Артур ускорил свой шаг. Он очень сильно боялся опоздать на приём.

***

Золотистая повозка с принцем резко сошла с дороги, потеряв управление, и покатилась кубарем вниз по горе, удачно минуя толстые стволы деревьев, пока в конце не раздался грохот, сопровождённый сухим треском парковой ограды.

Артур резко натянул вожжи на себя, чувствуя, как верёвки обжигают кожу, и лошади с неохотой сменили галоп на лёгкую рысь, а потом и остановились вовсе. За спиной где-то неподалёку звучали крики и глухие выстрелы с дымом. Его преследовала охрана, которую он считал стаей безумных псов. Если он не совершит задуманное, то они его остановят.

Артур спрыгнул с коляски и бегом миновал разнесённую ограду. Кажется, его не успели заметить, ибо десятки пар глаз были прикованы только к его украденным коням, которые неспешно толкали коляску дальше в сторону большой площади. Пока охрана пыталась понять, что произошло, Артур был уже в парке. Он не бежал, он летел вниз по горе, будто большой и страшный ворон. Ощущение полного восторга накрывало его с головой, что доходило чуть ли не до тряски. Это было великолепное чувство, чувство перерождения!

А вот впереди, между кустами появился уголок королевской повозки. Она лежала на боку, передняя часть была вся разнесена деревом, колеса развалились, а на рябине лежало тело кучера. «Они погибли», — подумал Артур и тут же увидел, как из разнесённой коляски выбирается чьё-то неуклюжее тело. Его лицо исказила гримаса безумной улыбки.

***

— Отпусти! Умоляю, отпусти меня! Чего тебе надо? — кричала над ухом эта белокурая дрянь, сумевшая внезапно пережить падение кареты.

Противная, визгливая зараза.

Заброшенный дом как раз подходил для убийства. Рядом за несколько миль сплошных деревьев и кустарников было удивительно тихо и безлюдно. Никакой охраны, ни случайных прохожих. Всё шло настолько идеально, что Артур с трудом верил в то, что это был не сон.

Сначала, не рассчитав силы, француженка упала на пыльный пол, приложив к нему белые ладони. Золотистые пряди волос упали на лицо, на плечи и на маленькую — точно детскую — грудь. Артур на секунду представил её тело в брызгах крови, и ноги его затряслись то ли от страха, то ли от холода. Или от предвкушения. Нет, скорее, от страха. Он был так близок к финалу, что не в силах был в него поверить. А вдруг он не справится? А вдруг не успеет? А вдруг… Предательски трусливые мысли заполонили его сознание.

Несмотря на то, что эта леди была француженкой, у неё тоже были чувства. Артур был уверен, что час тому назад она и не думала о том, что очутится в гниющем доме в компании с неким молчаливым безумцем. Если честно, то она ни в чём не была виновата. Просто… ей не повезло. Она, возможно, даже понятия не имела, что её лицемерный народ когда-то целыми войсками нападал на мелкие деревушки, грабил их, сжигал дотла и насиловал пленённых женщин ради удовольствия и чувства собственной власти. Что тот человек, стоявший от неё в двух шагах, был выжившим из одной такой деревни.

Не понятно зачем, но Артур решил ей представиться. Ему показалось несправедливым то, что, умирая, девушка не будет знать имени своего убийцы. Правда, это ничего ей не даст, ибо на том свете она не сможет ему отомстить. Её тело увезут во Францию, а там и похоронят со всеми почестями, по всем законам, присущим той гнилой стране. И тогда вражда между двумя странами возобновится, да ещё с такой силой, что их войну не остановит даже сам Господь. И Артур будет этому только рад.

— Френсис Бонфуа, — прошептала леди. Посмотрела на него жалостливо, поджав пухлые губы. В её небесно-голубых глазах заблестели слёзы. Он чувствовал её страх, который будто бы сковывал её прелестное тело цепями.

— Прощай, Френсис, — шепнул Артур, вытаскивая свой мушкет и направляя его на посла.

Какое вдруг странное его настигло ощущение… Словно его с головы до ног окатило ледяной волной воздуха. Он закрыл глаза, попытался забыться, очиститься от мыслей и просто нажать на курок.

Сколько он не пытался, но руки не желали слушать его приказов, они словно одеревенели. И пока он пытался совладать с тревогой, которая жгла и лишала его тело всякой воли, девица вдруг закатила покрасневшие от слёз глаза и лишилась чувств. Артур среагировал молниеносно. Всё ещё сжимая в руках непослушный мушкет, он кинулся ловить девушку. Она повисла в его объятиях, как кукла — не живая и не мёртвая.

— Эй… Эй! — крикнул он, чувствуя странную неловкость где-то в области груди. — Эй… очнись! Француженка!

Всё должно было пройти по-другому. Он должен был с хладнокровием выстрелить, а она должна была полностью осознать свою погибель… но вовсе не падать в обморок. Зачем она это сделала? Зачем именно сейчас?! Артур сначала разозлился, попытался её хорошенько встряхнуть, хлопнул легонько её по бледным щекам, а потом… потом его окатила паника.

— Бонфуа!

Артур прислонил дрожащий пистолет к её затылку, попытался надавить на курок, но… не смог этого сделать. Да что уж тут скрывать? Даже если бы она дальше оставалась в полном сознании и рыдала в три ручья, он ни за что на свете не смог бы лишить её жизни. Потому что он слабак. Он тряпка. Он ничтожество. Так он думал, медленно убирая мушкет себе за пазуху, а другой рукой продолжая удерживать на себе нелёгкое тело посла.

— Француженка, — в слабой надежде позвал он её, но ничего не услышал в ответ. Лишь где-то за разбитыми окнами старого домика раздались приглушённые голоса мужчин. К ним неспешно приближалась охрана. — Ф... Француженка!

Он осторожно приподнял её за подбородок, посмотрел на её бледное, как мрамор, лицо, на её густые чёрные ресницы, которые слегка дрожали при сне. А на щеках постепенно засыхали тонкие дорожки от слёз.

— А ты красивая, — пробормотал Артур. — Ты очень красивая.

Но затем его лицо исказила гримаса боли. Откуда у него взялись такие мысли? Нет, это говорил не Артур, настоящий Артур — хладнокровный, умный и расчётливый — никогда бы не сказал такое малознакомой даме, особенно той, которую он должен был презирать.

Всему виной были её чары. Её мягкая кожа и её сладкий запах. Околдованный её красотой, которая светилась во мраке, будто звезда в холодном небе, он провёл дрожащим пальцем по её губам сначала в одну сторону, потом в другую. Прикосновение к ней пробуждало пугающе приятные чувства. И сердце будто бы стало неимоверно тяжёлым и горячим. И низ живота тронул странный холодок. Он не хотел верить в это до самого конца. Он пытался оградить себя от этих мыслей, но было уже слишком поздно. Мысли о её красоте теснились даже в самых незаметных уголках его разума.

Он выбежал через другой ход и очутился в каком-то кустистом лабиринте. Его окружали колючие, безмолвные кусты. И только здесь, ощущая, как свежий воздух нежно остужает разогретое лицо, он вспомнил о том, что француженка была всё ещё у него на руках. Кошмар! Не тащить же её с собой! Да и далеко ли он убежит с такой ношей?

«Чёрт подери, Артур, старина, не пугай меня! Брось её, коли убить не можешь. Оставь в том доме, а сам беги, пока тебя не задержали!»

Артур так и сделал. Хотя почему-то руки никак не могли отцепиться от подола девичьего платья. Желание остаться с ней начинало пульсировать в нём сильнее, заглушая голос разума. И зачем он учинил это безумие? Месть? Месть ради чего? Эта девушка не убивала его семью. Да и была ли она француженкой? Разве это сказочное существо могло совершить в своей жизни что-то плохое?

«Прекрати об этом думать! Лучше уходи отсюда!» — подумал он, нехотя выбираясь через найденную в серебристых сетях паутины дверь.

Чудо помогло ему вырваться из этого ада. По пути домой он не встретил ни одного солдата, который мог бы его задержать. Впрочем, в его воспалённой голове ютился такой ворох мыслей, что даже если бы рядом с ним орала женщина, он бы её не заметил. Он пытался понять, что же с ним произошло в том доме. Что это было за чувство? Жалость? Ну не-ет. Он никогда не испытывал жалости… Все люди, которых он встречал, надолго не задерживаясь в его памяти, а уж в сердце...

А было ли у него когда-нибудь сердце? То самое, в котором обычно во всех любовных романах юные девицы держали память о своих мужчинах. Тех, по которым тяжко тосковали, лили слёзы, а иногда пронзали своё тело кинжалом, сладко воспевая оды о любви. Артур не думал о том, что у него было такое же сердце, он воспринимал его, как орган, лишение которого вызывало у людях почти мгновенную смерть.

Вот поэтому Артур выбрал разум. Точнее он его не выбирал, обстоятельства вынудили это сделать. У него не было выбора.

А сейчас, ему казалось, что он умудрился изменить всему, во что верил.

Распахнув дверь, он застал в своей комнате Грегори. На полу валялись книги, стол с экспериментами был перевёрнут, а сам мужчина в судорожной спешке перелистывал какие-то тетрадки. Но когда дверь открылась, Грегори вздрогнул, встал по стойке смирно и испуганно выпучил глаза.

— Что вы делаете? — спросил его Артур, хотя уже и без того знал ответ.

Грегори ничего ему не ответил. Достав из-под жилетки мушкет, он, не прицеливаясь, выстрелил в дверь. Артур лишь чудом увернулся от свистящей пули, которая мгновенно оказалась в стене коридора.

— Простите меня, мистер Кёркленд, но я… я не собираюсь вас отпускать. Скоро сюда прибудет дворцовая стража. Прибудет за вашей головой. Я в курсе, что это вы похитили французского посла и уничтожили карету принца. Слухи летят по Лондону слишком быстро.

Артур слышал его с трудом. Он просто не понимал, как он смог пригреть на груди эту змею? Или это тоже была проверка на прочность? Выходит, что он проиграл уже второй раз.

Пока Грегори перезаряжал оружие для ещё одного выстрела, Артур с ловкостью тигра бросился на своего врага и впился ледяными пальцами ему в шею. Юноша закашлял, повалился на спину, случайно уронив из рук своё оружие. Артур только заулыбался этому, ему понравилось видеть, как ничтожно выглядел его сосед, придавленный его телом. Как от натуги из его носа потекла струйка густой крови, а глаза полезли из орбит, словно у маленькой лягушки. Это было… весело. Артур мог бы ещё сильнее стиснуть руки, но вскоре здравый ум сумел достучаться сквозь стенку гнева и отчаяния, которая заслоняла красной пеленой глаза. Придя в себя, Артур трезвым взглядом окинул беспорядок кругом и лишь в конце вспомнил о хрипящем под собой недоноске-соседе. Он немного расслабил руки, позволив Грегори дышать.

— Тебе крупно повезло, крысёнок, — пробормотал Артур. — Жить ты будешь, однако я очень надеюсь, что наши пути больше не пересекутся.

Грегори никогда не слышал, чтобы голос Артура звучал так напугано и в то же время очень сердито. Этот мужчина казался ему свирепым, просто сошедшим с катушек кретином с огромными чёрными мешками под глазами и впалыми, как у мертвеца, щеками. Тон его голоса был не равномерным, а полным неясной дрожи.

Грегори был настолько ошарашен, что даже не сразу понял, что Артур больше не держит его за шею. Он ходил мимо разбросанных вещей и как будто что-то искал. Вскоре на другом конце маленькой комнатки раздался облегчённый вздох. Он вынул из книжной полки несколько сильно потрёпанных и некрасивых книг и бережно спрятал их под истерзанный колючками плащ. На Грегори он больше не смотрел, как будто существование этого человека было напрочь стёрто из памяти мистера Кёркленда. Подол плаща ещё некоторое время шуршал в кабинете, а затем всё быстро стихло. Грегори стёр с лица кровь и попытался подняться на ноги.

А пока — теперь уже бывший — двуличный сосед пытался придать своему телу предельно вертикальное положение, Артур бежал уже вдоль дороги в поисках свободного кэба. Капли холодного пота медленно стекали по его напряжённому и полному ранних морщин лицу. Артур выглядел намного старше своих лет, впрочем, его никогда не волновал внешний вид.

На соседней улице он заметил, как на дороге сгустилась толпа людей. Они шли, загораживая собой путь, и что-то невнятно кричали. Артур подумал о том, что наступила новая революция и потому поспешно сменил направление своей ходьбы.

Он даже попытался улыбнуться и затем тут же передумал, ибо боялся, что своим больным поведением только разожжёт любопытство прохожих.

Внезапно, за воротами, которые он пытался быстро, но незаметно обойти стороной, зазвенели церковные колокола. Нет, это был не просто звон, это был осуждающий клич тысячи людей, смотревших на гения сверху, снизу и по обеим сторонам. Артур попытался избавиться от этого накатывающего страха, заложил ладонями уши, согнулся, зажмурил глаза и заскрипел зубами. Он готов был сделать всё, что угодно, лишь бы оглохнуть насовсем.